Когда тают миражи

      За окном корпуса медицинского факультета мирно покачивались на ветру ветки кипариса. В большом лекционном зале шла лекция по анатомии для студентов первого курса. Худощавый профессор диктовал материал и царапал что-то мелом на доске с поразительной скоростью – знай успевай записывать, но Жади его слегка скрипучий голос казался фоном наподобие работающего радио. Девушка бесцельно засмотрелась на кипарис в окне, а в голове у нее был только один вопрос: уедет Лукас или нет? Они оба, не сговариваясь, замалчивали эту тему, не хотели портить настроение себе и друг другу, но Лукас не спешил делать однозначный выбор, не говорил ни да, ни нет. Похоже, он еще надеялся переубедить Жади.       – Сеньора Феррас, – голос преподавателя будто окатил ее холодным душем.       – Да, сеньор?..       – Будьте добры, повторите то, что я только что сказал. Вы не записали?       – Топографическая анатомия изучает строение тела человека по областям с учетом положения органов, – подсказал сидящий рядом Маркус – так звали студента, выручившего Жади на вступительном экзамене. Этот скромный отличник был единственным парнем в группе будущих врачей-педиатров и пользовался оглушительным успехом у девушек, особенно, когда нужно было что-то списать.       – Топографическая анатомия изучает строение тела человека… – без должной твердости в голосе повторила Жади. – По положению органов.       Кто-то на задней парте подавил смешок.       – Что ж, возможно, вы расскажете и о других разделах изучаемой нами науки? – невозмутимо спросил Гримальди.       – Сравнительная, возрастная, нормальная, патологическая, – шептал Маркус, прикрывая рот ладонью.       – Спасибо, не стоило, – тихонько шикнула Жади на соседа. – Сравнительная, возрастная, нормальная, патологическая…       – Сеньору Белтрану пять за подсказки, – саркастично улыбнулся преподаватель, – а вам, юная сеньора, я желаю как можно быстрее подтянуться до уровня вашего одногруппника. Желательно сделать это до зачетной недели, а лучше – до первой контрольной работы.       После этого профессор продолжил лекцию как ни в чем не бывало, а у Жади в душе осталось неприятное унизительное послевкусие.       – До чего мерзкий старикашка! – возмущалась по пути в столовую Додо – миниатюрная веснушчатая девушка. По правде говоря, ее звали Доротея, но сама она предпочитала сокращенный вариант своего имени. – Я чувствую, мы с ним еще наплачемся на сессии.       – Угу, – рассеянно пробормотала Жади себе под нос.       – Жади, ты какая-то странная! – откровенно высказалась Додо. – Все время витаешь в облаках, до наших студенческих проблем тебе как будто и дела нет.       – Это правда, отчасти правда. Додо, если бы твой парень уехал очень далеко и надолго, на полгода, например, что бы ты сделала?       – Не знаю, – пожала плечами девушка. – Смотря куда и для чего.       – Если бы он был музыкантом?       – О, подруга, это опасно. Черт их знает, чем они на этих гастролях занимаются. Я не отпускала бы, наверное, или рассталась бы.       Жади помрачнела от ее слов, как туча. Додо заметила это и постаралась сгладить неловкую ситуацию:       – Но вообще-то, все индивидуально. Иметь парня или мужа-музыканта – это круто, все по нему сохнут, а у него только одна муза – ты.       Марокканка ничего не ответила на эту реплику, а просто взяла поднос с едой и понесла его к дальнему столику, чтобы подкрепиться обедом и еще раз хорошенько обо всем подумать.       

***

             «Игроки в бридж» пропадали в студии по десять часов. Материал для альбома сколачивался бешеными темпами, отчего у некоторых участников группы уже залегли тени под глазами. Берту, будто в него были встроены вечные батарейки, восседал на высоком барном стуле и наигрывал на гитаре мелодию:       – Ме-лан… Ме-лан-хо-ли-я… Так, что-то мне не нравится, как звучит припев. Чего-то не хватает. Лукас, попробуй-ка добавить бас.       Лукас сидел с неподвижным взглядом, размышляя о предстоящей поездке. Перед глазами то и дело вставало недовольное лицо Жади, которое он наблюдал весь последний период. Они старались жить, как раньше, меньше ссориться, но нельзя было отделаться от ощущения, что между ними пробежал легкий холодок. А что же будет, если Лукас уедет? С собой он взять жену не может – она наотрез отказывается оставлять учебу, да и не до нее там будет. Отказаться от поездки – и поставить крест на давней мечте. Британия – музыкальный рай, родина великих музыкантов современности. Если и не станешь сразу звездой, научишься столькому, сколько и за всю карьеру в Бразилии не почерпнешь.       – Лукас! – привел его в чувство лидер.       – А, извини, приятель. Что ты говорил?       – Я говорю, что мне не нравится припев у «Меланхолии». А вот ты о чем так крепко задумался, мне не понятно.       – Да так, ничего особенного, – Лукас принялся сосредоточенно перебирать медиатором по струнам, но вдруг остановился и задал вопрос, который не давал ему покоя. – Мы едем в Кардифф надолго?       – Сама звукозапись займет не больше месяца, я думаю. Возможно, некоторые песни придется подкорректировать, более органично переложить на английский язык, но это станет ясно уже в процессе. Потом есть планы отправиться на гастроли, не возвращаясь в Бразилию.       – Что, сразу сольно? – удивился Селсу.       – А на разогреве у «The Cure»* не хочешь? – самодовольно улыбнулся Берту.       – Да ла-адно! – у клавишника отвисла челюсть.       – Наведем шум в Европе, а, парни? – воскликнул Гума, отхлебнув пива из банки.       – Это если они одобрят сотрудничество, так что поумерь пока пыл. Кстати, если у кого-то из вас проблемы с отъездом, предупреждайте сразу.       – Ты чего, приятель, какие могут быть проблемы? – усмехнулся Гума. – Я готов хоть в Англию, хоть в Австралию и прямо завтра.       – Лукас, а ты? – поинтересовался Берту. – Ты у нас человек семейный, обстоятельств никаких особых нет?       – Нет, все хорошо, – не поднимая головы, сказал Лукас.       – Жена не против?       – Нет, не против.       – Вот и чудесно. Все, хватит разговоров, давайте еще раз сыграем самую первую песню. Гума, начинай.       И вновь грохот барабанов и гитарный риф заглушили переживания Лукаса. Он что-нибудь обязательно придумает, но завтра.