give me fever

— Бесполезно, хён. Если бы была возможность, то Чонсон-хён уже бы давно показал, кто на него напал, — вздыхает Чонвон, растерянно смотря на Хисына. — А так только время теряем. Враг точно знал, что надо подчистить следы за собой. Ян держит руку Чонсона в своей и перебирает по пальцам; по телу идёт неприятная дрожь от неизвестности и нервозности, но Чонвон всеми силами удерживает спокойствие на лице и тишину в мыслях, чтобы не разводить панику. Молчание затягивается. Никому это не играет на руку — обстановка накаляется из-за буквально физически ощутимого напряжения Хисына. Спустя пару мгновений, он всё же решается сделать хоть что-то — недовольно поджимает губы и, к удивлению для самого себя, похлопывает Пака по бедру. — Ты всё равно молодцом, Чонсон-а, — внезапно для всех говорит Ли и наконец поднимается с места, чтобы покинуть комнату. Зачем он добровольно даёт возможность Чонвону и Чонсону остаться наедине — неизвестно даже ему самому, но усердно делает вид, что так и нужно. Чонсон кивает в благодарность и провожает старшего взглядом. События недельной давности неприятным осадком душат, напоминая о том, что это действительно только его ошибка и ничья больше. И даже сейчас, будучи пострадавшим, Чонсон не имеет права на помощь, но всё равно её получает. По его мнению, Хисын сам понимает, что произошло, но во благо других умалчивает. Никому не хочется изгонять даже одного вампира из клана. Тем более такого сильного, как Чонсон. Когда дверь за старшим закрывается, Чонвон пересаживается со стула к Чонсону на кровать и наклоняется, чтобы обнять. В нос резкостью бьёт запах спирта и новых бинтов; запах чонсоновской крови, смешанной на расстёгнутой рубашке с кровью чужака. Хочется поморщиться, но получается только грустный вздох. Чонсон дрожащими пальцами касается чонвоновских тёмных волос, когда младший наваливается на него всем телом. — Это моя вина, если честно, — тихо говорит Пак; та самая вина волнами плещется пониже ключиц, отчего-то заставляя сознаваться в самом большом грехе на собственной памяти. — Я напал на какого-то чужака, он был недалеко от нашего дома. Он не был агрессивным, просто я- — Тихо, — перебивает Чонвон и утыкается лицом в чонсоновскую грудь. — Мне неинтересно. Надо просто подумать, куда двигаться дальше, потому что этот милейший домик в трущобах нас надолго не спасёт. Тишина вновь бьёт по барабанным перепонкам. Чонвон размерено дышит, то и дело пропитываясь запахами Чонсона, и отлипать не спешит. В каком-то смысле, ему так даже спокойнее, чем наедине с Сону — с тем постоянно хочется извиняться и прятаться, будто бы наклепал кучу непростительных ошибок. Ему и невдомёк даже, что Чонсон находится в такой же ситуации, просто очень умело не выдаёт своих тайн. У Пака в голове собственные часы, на которых громко передвигается секундная стрелка, эхом разнося звук по черепной коробке. Ему кажется, что прошла уже целая вечность с момента, как Чонвон улёгся ему на грудь, и боязно, что скоро эта вечность закончится. Примерно тогда, когда по закону жанра, в комнату войдёт кто-то лишний с какой-то новостью или просто желанием проведать обстановку. Так всегда со всеми и случается, так случится и с Чонсоном. — Слушай, Чонвон… И так и происходит; чонсоновский голос дрогает и затихает на последнем слоге чужого имени, потому что в комнате беззвучно появляется Сону. Его настроение мигом распространяется на обоих, образовывая над всеми тремя огромную грозовую тучу, что вот-вот разверзнется дождём. Удивительно, как можно регулировать чужое настроение одним лишь своим присутствием. Пользуясь своей наглостью, Ким садится на свободный стул рядом с кроватью, заставляя Чонвона нехотя выпрямиться и отлипнуть от Чонсона. — Наверное, нам нужно поговорить, — деловито замечает Сону, закидывая ногу на ногу. — Пришли вести с востока, и я не думаю, что нам будут рады, если мы двинемся в том направлении. — Получается, нам некуда податься? — спрашивает Чонсон, приподнимаясь на локтях и опираясь затылком на изголовье кровати. — Да, дружочек, и всё это благодаря тебе. — Сону, — начинает Ян. — Не надо, Чонвон. Посмотри на него, от него же одни проблемы, — Сону кривится и тяжело вздыхает, рассматривая раненого старшего; регенерация, к несчастью, послала Чонсона в далёкие дали и отказывается выполнять свои функции. Ким продолжает говорить так, словно старшего в комнате нет. — Надо оставить его здесь. — Нет, — слишком быстро отвечает Чонвон; пальцы в какой-то момент невольно сжимают чужие крепче. — Нельзя. Он может быть сколько угодно проблемным, но своих мы не бросаем. Мы найдём куда пойти. В конце концов, на севере точно должно быть пусто, там до нас не доберутся. Сону смотрит на Чонвона так, будто бы тот сказал невероятную глупость и даже не заметил этого. С его стороны так и есть, поэтому Ким громко цокает вдобавок к своему явно недовольному виду. А когда замечает чужие сцепленные руки, то его взгляд и вовсе темнеет; Чонвон видит это — по спине пробегает неприятный холодок, заставляя неуютно поёжиться. Вроде он ничего плохого не сделал, но хочется подобно кролику прикрыть ушками свои глаза и спрятаться от чужого пронзительного взгляда. Чонсон же не может не согласиться с Сону. Сколько бы ему ни хотелось остаться и быть всегда рядом, он планирует покинуть остальных, как только встанет на ноги, чтобы не причинять ещё больших бед. За Чонвоном он всегда может следить издалека и устранять проблемы так, чтобы никому не мешать, а самое главное — не создавать новых. Но пока Пак находится бок о бок с Чонвоном в клане, ничего не будет гладко и спокойно. Да и раньше такого не было. — Понимаешь ли, — размеренно начинает Сону, — если сейчас не уничтожить корень зла, то и от клана ничего не останется. А мы не можем позволить создать себе новый, потому что нет проверенных людей под боком. Проверенные вампиры тоже все повымирали, так что выбор у нас не особо большой. Чонвон хмурится, выслушивая старшего, и краем глаза поглядывает на Чонсона. Тот молча наблюдает — дыхание даётся ему тяжело и с явно различимыми хрипами, а перебивать он, кажется, не собирается. Но если с таким отношением смирился он, не значит, что смирится и Ян тоже. Не на того напал. Но как только Чонвон созревает для хоть какого-то более менее вразумительно-колкого ответа, Сону поднимается и рывком притягивает его к себе. Крепко удерживает пальцами за подбородок и, к удивлению Чонвона, настойчиво целует, прямо на глазах у Пака. Ким прекрасно понимает, что чужое терпение не железное и он рискует быть как минимум до вырванного куска плоти укушенным, но Чонсон слишком слаб и удивлён прямо сейчас, чтобы даже моргнуть. А Чонвон, кожей ощущая, как сыпется его спокойный мирок, замирает, полностью игнорируя чужие губы на своих. Соединять взаимодействие себя с Сону и себя с Чонсоном хотя бы в одном помещении Чонвон никогда не планировал, потому что именно из-за этого его небольшая личная вселенная грозится схлопнуться в единый миг. Сону с довольной улыбкой быстро отстраняется, прерывая чонвоновский поезд мысли. — Подумай о моих словах, ладно? И мы обсудим позже. Наедине. Чистой воды провокация и игра на публику. Дверь закрывается за Сону слишком шумно, привлекая внимание всех сидящих в другой комнате, но не Чонвона с Чонсоном. Ян облизывает пострадавшие губы, мысленно проклиная чёртову чужую сладость, и смотрит на старшего. Ему так чертовски неловко перед Чонсоном. — Так вы, получается, вместе? — спрашивает в лоб, как думает; возможно, он выглядит донельзя глупым в чужих глазах, и он почти не удивлён чужим поступком, но всё равно считает нужным получить ответ именно от Чонвона. — Нет, он играется, — Чонвон вытирает губы пальцами, чтобы привкус не преследовал, а сам вновь прижимается к Чонсону, заваливая того обратно на кровать. — Я доверяю ему и он знает, что может пользоваться этим, потому что он единственный из нас всех, кто знает явно больше. Но когда-нибудь это плохо закончится для меня. — Даже я, наблюдая со стороны, могу сказать, что Сону очень лоялен. Он не бросит тебя, случись что, так что присмотрись к нему. — Хён, ты несёшь бред. Тебя в схватке по голове ударили и мозг задели? Чонсон тихо усмехается и качает головой. — Всего лишь наблюдения. Чонвон перекладывается к Чонсону под бок и перекидывает через него руку, обнимая. Он сам не понимает, почему со старшим так комфортно даже после максимально неловкой ситуации, но обсуждать это не хочет. Не сейчас точно. Чонсон приобнимает младшего за плечи и целует в макушку — именно это действие кажется сейчас очень правильным. Чонвон и не спорит, расслабляясь в объятиях. — Сону выглядит тем, кому можно доверять. И вряд ли его расположение я променяю на любое другое, но иногда его поступки просто выбивают из колеи, — чонвоновский голос становится явно тише, словно бы он даже не хочет, чтобы его услышали. — Прости, что рассказываю тебе это всё. Просто ты мой хён, но я не собираюсь у тебя просить совета, как удержать парня рядом с собой или что-то такое. Только хочу поделиться. Слишком много вещей тревожит меня в последнее время и становится трудно держать всё в себе. Чонсон стискивает зубы. Сердце неприятно сжимается, словно по открытой ране полоснули ножом, но он всем видом старается показать, что всё в порядке. Ни к чему напрягать Чонвона своей реакцией, тем более когда он и сам растерян. Паку каким-то чудесным образом удаётся поставить железобетонный блок на резко вырывающиеся мысли о том, как же Чонвона хочется поцеловать и оставить себе, чтобы никакие Ким Сону к нему больше не прикасались. Но вряд ли того же желает сам Чонвон. — Всё хорошо, — Чонсон кивает и продолжает спокойными движениями поглаживать Чонвона по голове. — Ты можешь делиться со мной своими мыслями, я помогу чем смогу. — Спасибо, хён. Чонвон приподнимается на руке и заглядывает старшему в лицо. Там только усталость от нескончаемой физической боли, что пронизывает тело после схватки, куча мыслей, которые явно скрываются от всех остальных; а ещё, кажется, сожаление. Чонвону хочется искренне извиниться, хотя не он заварил всю эту кашу. Но и Чонсона обвинять тоже язык не поворачивается — у него были свои причины сделать то, что он сделал. — Пустяки, — отмахивается Чонсон; губы трогает слабая улыбка. — Я к твоим услугам. Чонвон улыбается, отзеркаливая чужие эмоции — эта улыбка и ему самому сложно даётся, но она честная; с Чонсоном вообще не получается фальшивить эмоциями. На секунду он зависает, рассматривая лицо старшего и делая ещё одну бессовестную попытку забраться в чужую голову. Ему всегда было интересно, о чём думает Пак, когда вот так мягко улыбается и пронзительно смотрит в глаза. Встретив крепкий блок, Чонвон сдаётся; тянется ближе и мягко целует Чонсона в самый уголок губ, но долго не задерживается. — Настраивайся на выздоровление. Самовнушение — сильнейшая вещь, а ты — сильнейший из нашего клана. У тебя всё получится. Мягко погладив по чужому бедру, Чонвон нехотя поднимается и выходит из комнаты ко всем остальным. Ему предстоит несколько непростых часов отбиваться от словесных нападок Сону и терпеливо объяснять всем, почему они не могут оставить Чонсона здесь и двинуться дальше — на это потребуется неимоверное количество моральных сил; эту битву он не может проиграть ни при каких обстоятельствах. Чонсон, только сейчас осознав, что можно двигаться после ухода младшего, заторможено моргает и касается пальцами помеченного уголка губ. Чонвоновские короткие поцелуи — самое прекрасное, что ему доводилось ощущать за всё своё существование.