give me fever

— Поцелуешь? Рики смотрит на старшего преданным щенком, коротко облизывая кончиком языка губы. Ему редко когда хочется чужого внимания, но когда весь клан сидит этажом ниже и рассказывает всякие интересные истории из своей жизни, тоже хочется стать частью этого. Но Рики нечего рассказывать, у него и отношений-то никогда не было — лишь после обращения появился Кей, который совершенно случайно показал, что может происходить между людьми. И не только. Не то чтобы у Нишимуры вызывает это восторг, но с Кеем так комфортно рядом, что иногда можно и задуматься, что такое дарить другому своё душевное тепло. — Позже, хорошо? — Кей мягко улыбается и касается пальцами чужой щеки. Трепетные чувства к младшему играют с ним злую шутку, потому что сколько бы ни хотелось полностью посвятить себя Рики, стоит задуматься об укреплении общей защиты. Подобные мысли всегда вертятся в его голове, но последнее время особенно часто. — Я видел какого-то бродягу недалеко от нашей границы. Вряд ли он нападёт, но нужно быть начеку. Я не могу перестать думать об этом. — Одиночка? — Рики заинтересованно садится, расправляя плечи. — Похоже на то. Но силы из него прёт немерено, я это чувствую. Не хочу проблем. Рики согласно кивает и задумывается. Приключения ему всегда были интереснее взаимоотношений, а оттого азарт огромной волной поднимается в юном теле, заставляя размышлять о возможности прогуляться и самому проверить чужие слова. Но, конечно же, Кей не пустит его одного, а идти со старшим вместе — теряется интерес. Нишимура вытягивает руку вперёд, беря чужую ладонь в свою — не волнуйся ты так, хён, всё будет в порядке, это просто бродяга. Но Кей выглядит куда более обеспокоенным, чем когда-либо. — Это бред, ты же понимаешь, — несколькими часами позднее говорит Хисын, когда все собираются в большой гостиной рядом с камином. Рики всё так же льнёт к Кею, приваливаясь головой к его плечу и не упускает ни единого слова из разговора старших. Ли недовольно хмурится, но старается на младшего не смотреть, продолжая говорить. — Он просто таскается там и всё, он не нападёт. — Тогда почему он то и дело наступает на нашу границу? Смешно было бы прочерчивать её солью, конечно, но если бы мы так сделали, то он бы уже остался без ноги. — Если он и правда такой сильный, как ты чувствуешь, то вряд ли бы соль ему что-то сделала, — подаёт голос Сону, расслабленно опираясь локтями о собственные колени. — Не волнуйся. Может, это просто новенький соседнего клана осматривает территорию. Ему нет смысла конфликтовать с нами и тем более красть у нас. — Правда, хён, ты зря так волнуешься, — согласно кивает рядом сидящий Гону. Уж он-то точно знает, что никто из соседних кланов не станет переходить дорогу Кею — сам видел, что тогда происходит. Из-за одной лишь подобной ситуации, Ли и решил попросить убежище именно у него, сбежав из собственного клана, пока никто не замечает. Кей в силах защитить всех, кого оберегает. В этом уверен каждый, находящийся в комнате. — Если с вами что-то случится, я себе не прощу, — хмурится Кей; несколько секунд молчания пробуждают в нём какие-то тёплые отеческие чувства и он тут же тянет руки к остальным. — Идите сюда, обнимемся. Вы у меня самые-самые. Рики обнимает самым первым, прижимаясь ближе, а затем подтягиваются и все остальные со своих мест. Их маленький клан может уничтожить каждого, кто попробует покуситься на их спокойствие, даже если между ними всплывают какие-то редкие недопонимания. Так Кей и думает до самого последнего момента — до того самого, как видит горящее тело Гону в ярком пламени. В мгновенно вспыхнувшей ярости Кей даже не замечает, что сам остаётся без руки — противник слишком силён, чтобы тягаться с ним без подготовки и регенерация не возвращает утерянную конечность. В нос бьёт запах горелой плоти, упавшие огненные факелы жгут траву, прокладывая дорогу огромному костру, в котором горит один из младших членов клана. К врагу подтягивается помощь — находясь в жуткой агонии, Кей старается разглядеть чужаков, что топчутся по границе территории, но не может этого сделать, вскоре отключаясь от боли, пока все остальные пытаются спасти собственные жизни. Будто сквозь толщу воды он слышит чужой рык и звуки ожесточённой борьбы, а потом всё постепенно стихает — под веками становится ещё темнее, чем в беззвёздную ночь. Кей перестаёт бороться — цепляется за последнюю мысль в голове, что раз и ему настал конец, то всем остальным уж точно, а тем более. Его маленькому Рики. — Закопаем его, — сипло выдыхает Хисын, приваливаясь к дереву; он весь насквозь пропитан и своей, и чужой кровью, но битва выиграна — ни одной живой души, кроме него, Сону и Рики на горящем поле боя. Ким согласно кивает на чужие слова. — Нельзя его здесь оставлять. — Спятили?! — звонко вскрикивает Рики, но сил на малейшую жестикуляцию найти в себе не может — даже головы не поднять. — Он жив, его нельзя закапывать! — Замолчи, Рики, — Сону со стоном сначала садится, потом, опираясь на колени, медленно поднимается на ноги. — В подвале есть гроб. Доберёмся до дома и там разберёмся. — Дай мне несколько минут, Сону, — Хисын слабо проводит обгорелой рукой по лицу, смахивая скатывающиеся дорожки крови. Он сильно пострадал от чужих рук и острых клинков, но на существование сил хватает. — Как думаешь, мы вылечимся? — У Рики уже затянулась рана на бедре, — Ким кивает на лежащего на сырой земле младшего. — И ты будешь в норме. И я тоже. — Проклятые древние со своим желанием расширить свои владения, — вздыхает Хисын, прикрывая глаза. Кровь заливается прямо под веки, не позволяя как следует моргнуть. — Даже Гону теперь не похороним. — Вы сумасшедшие, — шепчет Рики, едва покачивая головой. Это невозможно, не могло ничего подобного произойти, невозможно убить такого сильного вампира, как Кей, и остаться в живых такому, как сам Нишимура. И неужели эти двое теперь — предатели? Не-во-змо-жно. — Рики. Сону присаживается рядом с младшим, ладонями убирая кровяные подтёки с его лица. Ситуация действительно принадлежит к разряду нереальных и трудно смириться с тем, что произошло, но они не могут сделать хоть что-то, чтобы повернуть время вспять и спасти двоих самых важных нелюдей в своих жизнях. И хотя ни сам Сону, ни Хисын не понимают, как Кей так быстро сдался и позволил себя убить, они не могут оставить его тело здесь или сжечь. Нет смысла избавляться от того, кто больше всего для них сделал, так что единственное, что остаётся, это. — Мы похороним его в его же доме, хорошо? — мягко говорит Сону; холодные пальцы осторожно касаются бледных щёк, успокаивающе поглаживая. — Если он ещё сможет регенерировать, то он выберется и непременно найдёт нас. Но сейчас мы должны это сделать, нельзя его оставлять здесь. Рики впервые за свою осознанную жизнь плачет. Ему плевать, что именно подумают о нём Сону с Хисыном; плевать, даже если его убьют вслед за Кеем — Рики лишился того, что объединяет его с кланом и даёт стимул к изучению этого мира. Разве без этого получится спокойно жить дальше? — А как же Гону? — всхлипывает он, надеясь найти в глазах Сону хоть малую каплю сострадания. Сону нервно поджимает губы, а потом делает непростую попытку поднять младшего с земли. Нужно срочно убираться отсюда, пока на ослабевший клан не напал ещё кто-нибудь. — Пойдём, тебе нужно восстановиться. А потом нам предстоит долгий путь на запад. Хисын и Сону никогда не сознаются в том, что сделали это нарочно. Если бы только Кей слышал этот разговор и знал, что происходило на самом деле, всё могло бы обернуться иначе. Но единственное, что он помнит — как открыв глаза, натыкается лишь на беспроглядную темноту. Под пальцами ощущается прохладное дерево, потерянная в битве рука оказывается на месте, а в горле саднит неприятный ком и душит жажда. Когда Кей выбирается на поверхность, не без усилий проломав ослабевшим телом деревянный гроб, то обнаруживает себя совершенно в ином времени. Он и понятия не имеет, сколько лет провёл под землёй. Вспоминая это сейчас, рука ноет фантомной болью — Кей жмурится, потирая плечо, и трясёт головой. Прочь все эти мысли и останки прошлого. Сейчас у него есть более важные дела, например такие, как отдыхающий на его коленях Даниэль, который, кажется, имеет все шансы назваться чистокровным. Кею никогда бы и в голову не пришло, что после обращения такое может произойти. Ханбин сидит с ними рядом на большом диване и перебирает пальцами по бедру младшего — в моменты, когда Кей просит соблюдать тишину, он не смеет перечить и даже уходить куда-либо не кажется хорошей идеей. В доме Кея по-прежнему трещит поленьями большой камин, заменяя бестолковый человеческий обогреватель. Что-то менять Кей не собирается даже спустя века, несмотря на болезненные воспоминания. — Ты правда думаешь, что будет хорошей идеей пойти на перехват, хён? — негромко спрашивает Ханбин, нарушая гнетущую тишину — она так ужасно давит на него своей атмосферой, что слова вырываются сами. Кей коротко вздыхает, глядя на скачущие по древесным палкам языки пламени. Они сильно напоминают ему о Гону и той ужасной ночи. Ах, если бы кто-то из его окружения имел возможность стирать память, он бы с удовольствием воспользовался этим умением. — Сомневаешься во мне? — старший поворачивает голову, но взгляд смягчается, стоит заметить отблеск неуверенности на чужом лице. Даниэль внимательно прислушивается к разговору, но удачно делает вид, что это его не интересует. — Вовсе нет! — Ханбин тут же качает головой; в нервозности подключаются и руки, что немного помахивают в подтверждение звучащих слов. — Просто это опасно, я волнуюсь. Из того, что ты рассказывал, я вынес то, что не стоит нападать на древних. А Сону с Хисыном как раз такие. — Зато остальные — нет, — коротко фыркает Кей, вновь возвращая свой взгляд к огню в камине. Пальцы против воли касаются волос Даниэля, чуть их перебирая. — Они ослабнут, когда я буду рядом, мы уже это проверяли. А с этими двумя я придумаю, как разобраться. — А как же Рики? — Даниэль внезапно вклинивается в разговор, чуть поворачиваясь к Кею лицом. Смотреть на огонь так долго, как старший, ему порядком надоедает и даже немного пугает. Ханбин в заинтересованности склоняет голову набок. — Вы точно во мне сомневаетесь, — с лёгкой усмешкой говорит Кей. Его даже веселит то, насколько осторожно пытаются его предостеречь. — Всё будет хорошо, я не дам себя одурачить дважды. — Мы тебя защитим, — Даниэль приподнимается и садится, чтобы удобнее было смотреть на своих старших, — тем более, кажется, у меня такие же способности, как у тебя, хён. — Вы обнаружили твои способности? — удивляется Ханбин. — Мы не уверены, — спешно добавляет Кей, складывая руки на свои колени. — После укуса у парня не осталось следов, так что, может быть, это действительно его способность. Даниэль горделиво вздергивает голову, будто бы слышит самую важную в своей жизни похвалу. Губы трогает лёгкая улыбка, а на его макушке сталкиваются ханбиновские и кеевские пальцы, в попытке погладить по голове — старшие любят Даниэля так, словно он их собственный ребёнок. А Кей сам себе признаётся, что даже не проводит параллели между ним и Рики. Вероятно, это и к лучшему. — Я очень рад, если это так, — улыбается Ханбин. Его совсем не расстраивает тот факт, что его не всегда посвящают в какие-то секреты — если Кей не говорит, значит, так необходимо. — Это может здорово помочь нам. — Было бы хорошо потренироваться для начала, но уже нет времени. Кей становится серьёзным, потому что мысленно оценивает шансы на победу при ожесточённой схватке. Ему бы, конечно, совсем не хотелось повторять участь тех вампиров из прошлого, устраивая побоище ни за что — поговорить бы только. Но если что-то пойдёт не так, Кей первым бросится в нападение, чтобы перегрызть чужие глотки. Чувство собственности, пускай и не такое, какое было к своему предыдущему клану, за века нисколько не испарилось, а стало только сильнее. При идеальном раскладе — Кею хочется сильно ранить словами, чтобы заставить чужую душу безбожно гнить без возможности восстановления. А ещё лучше — закопать виновников собственной почти смерти заживо; так, чтобы точно не выбрались. Кей не может назвать себя жестоким, он всего лишь пытается восстановить справедливость, которая редко бывает на его стороне. За плотно задвинутыми тяжёлыми шторами медленно встаёт солнце. Кей всегда чувствует небольшую слабость по утрам и старается это время проводить в своей комнате — это помогает держать свои мысли и эмоции под контролем без страха навести панику у своих ребят; но в этот раз он решает остаться с Ханбином и Даниэлем. Время настойчиво наступает на пятки, торопит, подгоняя медленное солнце встать быстрее, пока Кей отсчитывает про себя минуты. — Солнце почти встало. Значит, будем выдвигаться на закате, — сохраняя серьёзность и чтобы ни на самую малость не дрогнул собственный голос, — и по пути обязательно нужно подкрепиться где-нибудь в укромном месте. Вы точно не передумали? Ханбин с Даниэлем переглядываются и синхронно качают головами. Рядом с Кеем им не страшно ничего, даже после рассказов о прошлом. — Мы отдадим собственные жизни ради тебя, хён, — говорит Даниэль, расправляя плечи. Ханбин согласно кивает. — Если потребуется. — Не потребуется. Я не позволю вам пострадать.