give me fever

— Если мы с Чонсоном будем умирать, кого ты предпочтёшь спасти? — голос у Сону спокойный, отчасти с коркой льда, на которой можно нехило так поскользнуться и упасть, расшибив себе голову. Киму подобное не светит, так что он может продолжать держать маску безразличия в ожидании ответа. — Обязательно выбирать? — Чонвон тупит взгляд в просветы зеленеющей травы под ногами, а потом прижимается виском к чужому плечу. — Это сложно. Идти спокойным шагом невесть куда — и было тем самым грандиозным планом, к которому они единогласно пришли. Молча собравшись в безлюдном в ночное время холле отеля, все просто переглядываются и решают идти куда глаза глядят, а всякие обсуждения оставить на потом. Будто и нет никакого страха перед неизведанным; будто бы не им всем нужно спасать свои шкуры от разозлившегося древнего вампира. Чонвон выбирает напускную самоуверенность и веру в собственные суждения вместо разделения обязанностей, а потому они с Сону вдвоём сидят сейчас на берегу мёрзлого озера, пока остальные пытаются поблизости поохотиться. — Но нужно. — Обоих. — Нет, это так не работает. — Костьми лягу, но спасу обоих. Сону недовольно кривится, но так, чтобы Чонвон не заметил. Подобный ответ его очевидно не устраивает, но показывать своё недовольство он не хочет. Пальцы касаются ледяного камушка, что валяется неподалёку, но контраста Ким не чувствует — швыряет камень в воду, пробивая тонкую ледяную корку и позволяя ему упасть на дно к тысячам таких же. — Дурак ты, Ян Чонвон. Чонвон не отвечает, предпочитая прислушиваться к окружающим звукам — к звонким воронам, что кружат неподалёку; цоканью коготков маленьких белок, цепляющихся за кору дерева, чтобы подняться повыше по стволу; и даже к редкому дыханию Сону. Ян не знает, что ждёт его в будущем, он даже не знает, что ждёт его через несколько минут, что уж говорить о какой-либо уверенности. Узнать, кто нарушил их с Сону спокойствие в номере отеля тоже не удаётся — и хотя Чонвон почти сразу учуял с порога чонсоновский запах, верить в то, что это был Пак, он отказывается. Сону на чужие мысли демонстративно фыркает. — Мы оба прекрасно знаем, что это был он, Чонвон, — Сону поворачивает голову и целует Яна в макушку — не отголоски нежности, но смутные проблески заботы. — Отстань, хён. Мы ничего не знаем. Мы даже не знаем, куда мы идём. — Я знаю, — тихо подошедший со спины Хисын опускает руки на плечи Чонвона и тоже присаживается рядом. — Мы идём на восток. — Нет, — слабо отмахивается Чонвон и чуть отстраняется; командный дух очевидно растерян. — Мы просто идём по лесу куда-нибудь, чтобы не натыкаться на людских зевак. — Прямо в лапы к монстру? — Сону смотрит на Хисына с усмешкой, чуть подаваясь вперёд. — Прямо как в старые добрые, — соглашается Хисын. Короткий диалог оканчивается тяжёлым молчанием. Хисын задирает голову, чтобы посмотреть вверх на стаю ворон неподалёку, а Сону с Чонвоном замолкают, ощущая внезапно повисшую неловкость. Хисын её тоже чувствует — и смятение Чонвона из-за запаха Чонсона на собственной одежде, и ещё одну мысленную усмешку Сону, который абсолютно точно знает, что происходит. Только объяснять ничего не собирается. — Чонсону, наверное, не впервой идти на собственный убой, словно скот, — кривит губы Сону и первым поднимается на ноги. — Нужно спросить у него, каково это. — Тварь же ты, Сону, — тихо вздыхает Ли, покачивая головой — злиться уже нет никакого смысла, если все мелкие детали, сколько бы Хисын ни пытался их убрать, указывают на то, что произошло. — Просто честный. Сону отряхивает испачканные сзади джинсы, хотя влажное пятно всё равно упорно расползается рядом с левым карманом — лёд собственной кожи всё равно способен топить обычный и оставлять следы, совсем как на человеке. Он кивает вперёд, молча предупреждая, что продолжает движение, и действительно в один большой прыжок добирается до противоположного края озера, оставляя Чонвона с Хисыном растерянно наблюдать. Разделяться сейчас — самая худшая идея, но пошатнувшаяся уверенность в слаженной работе всех членов клана не позволяет никому отказать в личных желаниях. Чонвон очень сильно устал держать всех в узде, топить чужие пылкие нравы и говорить, как правильно нужно поступать. Может, было бы лучше, если бы он разрешил Хисыну быть лидером их клана, а не отстаивать свою позицию только из-за того, что он единственный из всех был рождён вампиром. — Не было бы лучше, — озвучивает Хисын, кусая губы — нервничает отчего-то. — Всё на своих местах сейчас. — Будь всё на своих местах, хён, нам бы не приходилось сейчас проходить через это всё. — Это не твоя битва, Чонвон. Все это знают. — Но защищать всех должен я. — Мы защищаем друг друга все вместе. В этом Хисын однозначно прав и поспорить Чонвон не может. Тяжело вздохнув, он тоже встаёт на ноги и тянет Хисыну руку — не стоит жечь все мосты, даже если зачинщик всего происшествия не хочет признаваться. Они выберутся из этого все вместе, даже если каждый будет защищать только сам себя, Чонвон в этом до тянущего чувства в груди уверен. — Пойдём, нужно собрать всех остальных. Когда бесконечные леса редеют и уже совсем поблизости слышен звук проезжающих по дорогам машин, все подтягиваются сами по себе, кучкуясь у последних высоких деревьев перед шумным человеческим миром. — Мне нужно в ближайшую библиотеку, — оповещает подошедший самым последним Рики. У него в волосах запуталась маленькая веточка, которую Сону тут же любезно убирает. — В век цифровых технологий ты хочешь пойти в библиотеку? — со смешком спрашивает Джэюн, застёгивая молнию на своей куртке для более удачной маскировки среди людей. — То, что мне нужно, не достать в интернете, — спокойно отвечает Нишимура. Он и так слишком отчитывается перед всеми за каждое своё действие, что уже начинает раздражать. — Я могу догнать вас на следующей безлюдной местности. — Сколько мы вообще можем идти лесами? Они не вечны, — внезапно встревает Сонхун, — да и было бы проще, если бы мы знали, куда в конечном итоге должны прийти. — Нет конечного пункта, по крайней мере, о котором бы мы знали, — Чонвон впервые за долгое время смотрит на старшего неуверенно. — Мы ищем убежище по ходу движения, как и обычно. — Потому что мы дураки, — Сону пинает ногой еловую шишку, отправляя её в полёт на дальнее расстояние. — От судьбы не уйдёшь. Чонсон отмалчивается, стоя неподалёку и ковыряя пальцами кору дерева. Он не знает, нужно ли ему говорить что-либо, будут ли его слушать, а потому остаётся наблюдателем до первой необходимости. — Обогнём город и снова пойдём лесами, так безопаснее, — негромко говорит Чонвон. — Пока никто из нас не чувствует чужих, лучшим решением будет сделать так. — Я пойду с Рики. Все оборачиваются на хрипящий голос Чонсона. Он наконец отлипает от дерева и прячет руки в карманы, не зная, куда их деть, но выглядит при этом очень спокойно. — Идите, — Ян кивает, полностью игнорируя цоканье Сонхуна. — Постарайтесь побыстрее. — Как получится. Чонвону очень сильно хочется дать Рики подзатыльник, но только сжимает кулаки и тут же разжимает. Совсем скоро всё это закончится и ему больше не придётся беспокоиться за существование своего клана. — Ты хотя бы знаешь, что ищешь? — Чонсон глубоко вдыхает и старается не дышать лишний раз — яркие человеческие запахи забивают ноздри и пробуждают едва утолённый мелким зверьём голод. Даже книжная пыль и запах бумаги не перебивают стойкий человеческий. Рики оборачивается на старшего, закатывая глаза. — Не задавай глупых вопросов. Нишимура касается корешка каждой книги на полке, словно опытный пианист дотрагивается до клавиш новенького пианино. Энергия каждой наполняет, проходясь мелкими волнами по кончикам пальцев и ему даже не нужно открывать и пролистывать каждый экземпляр, чтобы узнать, о чём там написано. Все эти легенды о древних вампирах просто смехотворны — Рики никогда не мог воспринимать то, что пишут люди о чужаках, потому что они не знают, как вампирам живётся на самом деле. Будь его воля, он бы сам написал тысячи книг о том, как плохо и одновременно хорошо стать иным. Но восприятие Рики сильно отличается от всех, с кем ему когда-либо приходилось иметь дело. — Ты воняешь Хисыном, знаешь об этом? — Рики вытягивает с полки потрёпанную временем книгу и открывает её в самой середине — подносит выше, вдыхая запах, и касается пальцами пожелтевших страниц. Чонсон невольно выпрямляется. — Почему ты лезешь туда, куда тебя не просят? — Потому что ты плохо прикрываешься, — Нишимура переводит взгляд на старшего, продолжая перебирать пальцами по страницам. — Сколько тебя знаю, столько ты им и пахнешь. Уже переспали наконец? — Ты нарываешься, — Пак сжимает кулаки, но не двигается с места, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания редких посетителей. — Ройся в своих книгах, книжный червь. — Фу, как грубо, — Рики кривится, хлопая книгой и отправляя её обратно на полку. — Просто хочу знать, как складываются ваши отношения теперь. Это ценная информация, а вдруг я манипулятор? Чонсон не успевает моргнуть — Рики уже ходит в другом библиотечном отсеке, через четыре стеллажа от него и вновь касается книжных корешков. В проходе появляется милая девушка, но на Чонсона она даже не смотрит, тоже увлекаясь изучением книг; Паку приходится собрать всю волю в кулак и передвигаться медленно, подражая человеческой скорости. Слова Рики выбивают землю из-под ног и заставляют задуматься. Как всегда — редко, но метко. — Ты сказал теперь, — Чонсон приваливается плечом к стеллажу рядом с Рики и выжидающе смотрит. — Что ты имеешь в виду? Рики, увлечённый изучением ещё одного старого книжного экземпляра, реагирует не сразу — Чонсон ждёт долгих несколько минут, прежде чем на него вновь обратят внимание. — Я всё думаю, ты правда такой тупой или прикидываешься? Сила есть — ума не надо? — Отвечай на вопрос. — Не разговаривай со мной как со своим пассивом, — фыркает Нишимура. — Для того, кто не хочет иметь дела ни с какими отношениями, ты слишком много знаешь. — Начитан, тем и славлюсь. Все чонсоновские попытки дождаться какого-либо вразумительного ответа осыпаются как листва с деревьев под ноги. И о чём он только думал, когда вызвался пойти с Рики? Никакого смысла — кроме того, что не приходится вести бестолковые диалоги со всеми остальными и делать вид, что всё в порядке. Рики заинтересованно перелистывает несколько страниц, вглядывается в рисунки, а потом находит у самого края маленький символ — совсем такой же, как в той книге, что он нашёл в их старом доме — и невольно нахмуривается. — Как можно быть таким идиотом, — бормочет он, наконец отвлекаясь на старшего. — Можно было бы и запомнить свою жизнь, а не выкидывать её к чертям, прежде чем начать новую. — Я ничего не помню из своей человеческой жизни не по собственной воле, — Чонсон тоже хмурится, потому что эту тему он не любит больше всего — обсуждать то, чего не помнишь, не самое комфортное занятие даже для вампира, а уж тем более пытаться что-то вспомнить, чтобы поделиться этим с другими. — Ты серьёзно сейчас? — А я похож на клоуна? — Временами, — Рики кивает и опирается локтем о полку стеллажа. Книгу из рук не выпускает. — То есть, ты сейчас пытаешься мне сказать, что ты не помнишь то, что было до твоего обращения? — Ого, да ты и вправду иногда слушаешь других. Рики кривит губы и потирает пальцами висок — находиться в закрытом помещении на такой маленькой дистанции с людьми действительно сложно и выдержка постепенно прощается, стоит ещё одному человеку пройти мимо. — Ты хотя бы помнишь, что Хисын тебя обратил? — Нишимура понижает голос насколько это возможно; переходить на общение в мыслях — неудобно. — Узнал недавно, — Чонсон коротко вздыхает и прячет руки в карманы своих джинсов. — Дерьмово тебе. Чонсону кажется, что в чужих глазах впервые мелькает подобие сочувствия. Он никогда не замечал подобного у Рики, хотя оставался с ним наедине множество раз, но всегда случались лишь редкие диалоги или привычные перепалки — настроение у младшего всегда падает, когда его отвлекают от изучения любимых книг. От подобной необычной реакции сразу хочется узнать больше, но Чонсон не хочет рушить хрупкий момент, хоть и ненавидит, когда его жалеют. — Мы все были против, чтобы он тебя обращал, — даже в голосе теперь мелькают нотки сопереживания; слышал бы это Хисын — с ума бы сошёл от проявления эмоций Рики. — Чонвон настоял. Сказал, из тебя получится хороший вампир, да и какой клан из пяти вампиров, согласись? Никогда не мешают лишние руки. Хисын был против больше всех, но Чонвон не оставил ему выбора. Ты хотя бы помнишь, что было между вами тремя? Чонсон чувствует, как от услышанного дрожат собственные колени. Ноги внезапно не держат и он осторожно оседает на пол, придерживаясь за полки. Никто ему не говорил о такой важной части его существования, никто не пытался намекать, и теперь всё это вываливается, словно снег в середине июня. Пак неверяще качает головой, что и оказывается ответом на чужой вопрос. — Я не знаю подробностей. Только знаю, что Хисын любил тебя с того момента, как увидел. Чонвон, возможно, тоже. Он вообще тебе по гроб жизни должен быть благодарен — в то время была жуткая охота на нечисть вроде нас, похлеще чем в древние века, и ты, будучи человеком, спас его от таких же людей, что хотели его уничтожить. Наверное, поэтому он и настоял на твоём обращении, — Рики смотрит на старшего сверху вниз, теперь неловко потирая шею — выдавать чужие секреты всегда очень опасно. — Вы совсем как люди со своими этими чувствами и привязанностью. Кстати, очень удивил тот факт, что после обращения у тебя появилась такая крепкая связь с Чонвоном. Мы все думали, Хисыну хоть что-то перепадёт, но он как всегда остался не у дел, это даже грустно. А касательно тебя, нам казалось, ты всё помнишь и осознанно связал себя с Чонвоном. — Я как будто читаю книгу сейчас, а не историю своей жизни слушаю, — нервно усмехается Чонсон, встречаясь взглядами с Рики. Он ни за что не поверит в услышанное — это точно всё не про него, а про кого-то другого. — Про тебя, Чонсон, — Рики присаживается на корточки и неловко хлопает старшего по плечу свободной рукой — он никогда не думал, что придётся делать подобное. — Ваши любовные многоугольники раздражают. Вам дана целая вечность — почему бы не потратить её на изучение чего-то интересного, а не на страдания? Глупые вы существа. — Если ты пытался меня задеть, то иди к чёрту. — Я не пытался, я это целенаправленно делал, — Нишимура мягко усмехается и выпрямляется, цепко держа в руках заинтересовавшую книгу. — Если тебе важны детали, то спроси у кого-то из них прямо. Когда задают вопрос в лоб, отвертеться уже невозможно. А сейчас я закончил с поисками и мы можем убираться отсюда, пока ещё есть силы терпеть человеческое присутствие без проблем. Чонсон заторможено кивает, но не может найти в себе силы сразу подняться. Полученная информация только ухудшает его положение в глазах всего клана — он так рьяно собирался уйти после всего того, что сделал? И, сам того не зная, он приносил проблемы ещё до своего обращения — невероятная способность создавать неловкие ситуации. Многие вещи становятся понятными, кроме одной — почему он ничего не помнит? Кое-как мысленно успокаивая себя, Чонсон всё же поднимается, чтобы пойти следом за вновь ушедшим вперёд Рики. Пак даже мог бы пошутить, что от Хисына он перенял способность слишком близко взаимодействовать с эмоциями, но на деле, Чонсона только просто вывести из себя — всё остальное время он остаётся спокойным, но жутко невнимательным. От осознания этого факта легче не становится. Они настигают остальных на окраине города перед красивым сквером — слабая имитация зелёного пространства даже не похожа на леса в родных краях. Они уже достаточно далеко ушли от своего привычного местоположения, пройдя несколько городов, и с каждым оставленным позади городом Чонсону становится всё более некомфортно. Идут молча, но все рядом — лишь Сонхун с Джэюном привычно держатся за руки, не боясь чужого осуждения. Всем бы такую уверенность в собственных отношениях. — Вы действительно быстро, — Хисын чуть тормозит, оборачиваясь на подошедших, пока все остальные уходят вперёд. Рики тут же ускоряет шаг, оставляя Хисына с Чонсоном наедине. — Потому что я точно знал, что мне нужно, — через плечо бросает Нишимура, а в следующее мгновение уже идёт по правую руку от Чонвона где-то в конце сквера. — Он всегда был такой, — зачем-то поясняет Хисын; на Чонсона не смотрит и не собирается даже — лучше изучать скользкий асфальт под ногами. — А ты? — Чонсон же смотрит на старшего и хмурится — поддерживать разговор подобным образом ему вовсе не хотелось. — Что я? — Ты всегда был влюблённым в меня? Хисын останавливается, заставляя и Чонсона остановиться тоже. Он чувствовал, что чужое настроение снова поменялось и преобладает смятение, но наивно посчитал, что просто Рики в очередной раз выкинул что-нибудь на себя не похожее. То, что чужое состояние может касаться его — не было в планах. — После того, как обратил тебя — да. — А до этого? Ли смотрит нечитаемо и собственные мысли вместе с эмоциями прячет в самый дальний уголок головы; если Чонсон временами так делает, то может и он тоже. Чонсон в чужую голову лезть не собирается — хочет услышать ответ от возможного источника всех своих бед. — Я не понимаю, о чём ты. — Что было до моего обращения, хён? — Я не помню, это было очень давно. — Скажи мне. — Чонсон, — Хисын вздыхает, отводя взгляд на окружающую местность, а затем поднимает голову к небу — там собираются грозовые тучи и в любой момент может пойти дождь со снегом; это ощущается густотой в замершем безветренном воздухе. — Есть вещи, о которых лучше не знать ради собственного спокойствия и безопасности. Я всегда оберегал тебя, как мог, и сейчас делаю то же самое, поэтому говорить ничего не буду. Чонсон злится. Он так сильно злится, когда решают за него, указывают ему, что делать, ничего не объясняя. С Хисыном эмоции обостряются в разы из-за чужой постоянной лжи — вовсе не во благо. Он хватает старшего за плечи и встряхивает, потому что не может сделать что-либо ещё. Причинять боль Хисыну по собственной инициативе он не станет, даже если собственная пустая душа уже вывернута наизнанку. — Я ни черта не помню из того, что было в моей жизни до этого всего. Скажи мне, как это может быть к лучшему? О каком спокойствии и безопасности ты говоришь? Ты думаешь только о себе. На нос Чонсону падает первая дождевая капля. Он чувствует чужой взгляд на себе — ушедший вдаль вместе со всеми остальными Рики оборачивается, чтобы проверить, насколько они отстали, но Пак на это не реагирует. Он смотрит на Хисына и только на него, в эту самую секунду сужая существование только до них двоих. И в тот момент, когда Ли наконец смотрит в ответ, ветер сильно задувает за шиворот собравшееся небесное напряжение. — Я думал, что смогу стереть только эмоции. Больно было видеть, как тот, кого так сильно любишь, привязан к другому. Но я никогда не хотел, чтобы ты забывал нас. Чонсон молчит несколько мгновений, прежде чем что-либо сказать. Шокированное состояние не исчезает уже долго, так что он с ним свыкается и почти не реагирует — лишь смаргивает дождевые капли, не позволяя им попадать в глаза. Хисын виновато поджимает губы, но взгляд больше не отводит. Он видит такое глубокое отчаянье в чужих глазах, что самого пробивает фонтаном эмоций, который сдержать становится трудно. Он действительно не хотел никаких проблем — хотел лишь облегчить жизнь себе и Чонсону тоже. Но не знал, что чужая связь окажется такая же крепкая, как и своя. — Ты любил меня, хён? — тихо спрашивает Пак, невольно облизывая губы; дождевая вода на вкус совсем никакая. — Я люблю и сейчас. — Я спрашиваю о том времени, когда я был человеком. — Я любил тебя примерно всегда, Чонсон. С того момента, как увидел. — Ты всё такой же наглый лжец, — Чонсон усмехается и трясёт головой, стряхивая множество мелких капель с волос. — Поцелуй меня. Хисын удивлённо моргает — вода будто ручьями заливается и Ли уже не может отличить сильный ливень от водопада, куда уж там до осознания чонсоновских слов. Одежда промокает насквозь, от асфальта веет холодом и сыростью ещё больше, чем от ветра, а в тот момент, когда чужие руки касаются щёк, у Хисына внутри что-то идёт мелкими трещинами. Ему кажется, что это сердце. И Ли целует, но не напирает и даже не обнимает, потому что боится, что этим всё испортит; что Чонсон отстранится и скажет никогда больше к нему не прикасаться, потому что это то, что и должно было произойти на самом деле. Но Пак отвечает на поцелуй, обнимает сам за двоих, не прижимаясь слишком близко — мокрая одежда такая отвратительная по ощущениям, но хисыновские влажные губы того стоят. Чонсон и отстраняется первым, потому что сам не может объяснить свой порыв, но после всего того, что он за сегодня пережил, он нуждается в чьей-то поддержке. — Это последнее, хён, — почти шепчет Чонсон, но объятий не разрывает. — Это последнее хорошее, что ты можешь сделать для меня. Потому что ты и так уже всё безбожно испортил. Хисын качает головой — нет, Чонсон, ты всё не так понял, но слова застревают в горле и в мыслях, не вырываясь наружу. Чонсон отпускает и уходит вперёд, потому что они и так уже слишком отстали, а Хисын чувствует, как его только что втоптали в асфальт. Стоило держать язык за зубами до последнего и не вестись на чужие эмоции, но Хисын не может, потому что это Пак Чонсон. Пак Чонсон, который так нагло украл его сердце век назад и не собирается отдавать в целости и сохранности. — Прости меня за мои чувства, — шепчет Хисын вслед, прекрасно понимая, что его услышат, но проигнорируют. Ему тоже следует пойти вперёд и догнать остальных, но ноги отказываются двигаться. — Не прощу, хён.