give me fever

Чонвон до ужаса напряжён. Он нервно смахивает стекающие по лбу капли ледяного дождя и зачёсывает влажную чёлку назад. Ветер дует в лицо, обдавая холодом и заставляя неловко поёжиться — треклятый шерстяной кардиган вымокает в первые минуты ливня и только ухудшает ситуацию. Сону вынуждает остановиться, хватая за руку, и оборачивается назад. — Чонсон, подойди сюда. Чонсон, пребывая в совершенно смешанных чувствах, поднимает взгляд на младшего и вслушивается. Подходить ближе не хочется — сейчас тот самый настрой, когда необходимо отгородиться ото всех и побыть наедине со своими мыслями, чтобы всё как следует переварить. Такой возможности не дают, и Чонсон, соглашаясь с собственной чуйкой, всё-таки идёт. Чонвон за секунду становится ещё более нервным, чем до этого — он заламывает пальцы, потому что не может понять, что Сону вновь взбрело в голову. — Чего тебе? — Пак складывает руки на груди и выжидающе смотрит. Холод надгробной плиты поблизости так и манит привалиться к ней, так что, Чонсон и у этого собственного желания идёт на поводу. Сону подтягивает Чонвона к себе поближе и более менее расслабленно прижимается поясницей к соседскому надгробию. Во влажном воздухе в очередной раз витает всеми ненавистное напряжение; пальцы мягко поглаживают чужое запястье. — Все мы прекрасно знаем, что ты помешал нам в ту ночь, — начинает он неторопливо, — у каждого поступка есть определённая цена. — Хён, что ты творишь?! — громким шёпотом возмущается Чонвон, выдёргивая руку из чужой хватки. — Хён, нельзя так! — Замолчи, — Сону шикает, хлопая Яна по плечу, а взглядом неизменно буравит растерявшегося Чонсона. — Надеюсь, ты осознаёшь, что нам сейчас предстоит, и никому не будет дела до твоих личных проблем с Чонвоном или Хисыном. Или с обоими. Так что предлагаю компромисс. — Мне твои подачки не нужны, — фыркает Чонсон, удерживая всеми силами спокойное выражение лица, хотя в душе уже поднимается неистовая буря. Мало ему было проблем с Хисыном, теперь ещё и это? — Это вынужденный компромисс, у тебя нет возможности отказаться. В текущий момент времени, Сону ощущает такой прилив сил и смелости, что не может отказать себе в самоуверенной ухмылке. Он чувствует, как и Чонсон, и Чонвон растеряны, и не может сдержаться от смакования привкуса победы. Он абсолютно точно знает, что подобным сломает Чонсона окончательно, а если заденет и Чонвона, то. Яна он обязательно починит сам. Чонвон хрустит пальцами, пряча руки за спиной, будто бы сейчас у него нет никаких полномочий влезать в чужой разговор. То, что он не может позволить себе перебить Сону, сильно задевает самооценку, но Ян искренне надеется, что старший не скажет больше, чем нужно. Он и так постоянно отводит взгляд от Чонсона, потому что с каждым разом присутствие рядом становится всё более неловким, а совесть и вовсе заставляет окунуться в гадкое грязное болото под названием стыд. — Раз ты всё уже знаешь, то должен понимать, почему я постоянно рядом с Чонвоном. — продолжает Сону. — Так как я — непосредственный источник его сил, я уверен, что могу эту способность применить к любому из нашего клана. Ты самый сильный из нас, так что, ты сделаешь любезность и выпьешь моей крови, чтобы у нас было силовое преимущество. Вместо обыкновенного спасибо с твоей стороны будет достаточно просто забыть то, что ты увидел и услышал, и никому об этом не рассказывать. — Ким Сону! — Чонвон теряет терпение и дёргает Сону за руку, привлекая к себе внимание. — Ты совсем спятил? — Ты умереть хочешь, дурак? — с надрывом спрашивает Ким, наконец переводя взгляд на Чонвона. — Я нас спасти пытаюсь. Ты и понятия не имеешь, с каким сильным противником нам придётся столкнуться. — Мерзко. Чонсон перебивает, демонстративно сплёвывая под ноги. Он действительно предпочёл бы забыть обо всём, что знает; возможно, он бы нашёл в себе силы обратиться к Хисыну, чтобы тот стёр все эмоции от произошедшего и, как и в прошлый раз, задел память. Чонсону уже нечего терять, потому что он видит, что Чонвон от чужой хватки даже не отбивается — лишь жалобно взывает к кимовскому отсутствующему благоразумию словами. Сам же Чонвон, сколько бы ни боялся огласки случившегося, на секунду задумывается и находит одну сотую долю смысла в предложении Сону. От осознания этого по спине бежит липкий страх. Он всегда хотел быть похожим на старшего, бросаться в омут с головой и не бояться чужого мнения, отстаивать свои принципы ценой собственной жизни, но к данной ситуации, он считает, это неприменимо. — Я не буду пить его кровь, Чонвон, — Чонсон брезгливо морщится и смотрит Чонвону прямо в глаза. — Это безумие и это мерзко, не втягивайте меня в свои игры. — Вообще-то, доля смысла в этом есть, — совсем нехотя начинает Ян; чужой напряжённый взгляд он не в силах выдерживать, а потому отводит свой, наблюдая, как дождевая вода омывает надгробные камни поблизости. — Но тебе не обязательно это делать. Просто, пожалуйста, не рассказывай ничего никому, я прошу тебя. — О, нет, милый, ему придётся это сделать, — Сону отталкивается от надгробия и делает несколько маленьких шагов вперёд, равняясь с Чонсоном; горделиво вздёргивает голову и смотрит в чужие глаза не моргая. — Иначе я всё расскажу про тебя. Недоумение в глазах Чонвона разливается всеми отблесками окружающей местности, пока Чонсон до боли стискивает зубы. Сону — игрок, и в большинстве случаев он играет не по правилам, а это рано или поздно приводит к дисквалификации, особенно в командной игре. Играют желваки, выдавая и без того явное напряжение, а Сону лишь самодовольно ухмыляется и подставляет Паку свою шею, оттягивая ворот свитера. — Вперёд. — Я не буду этого делать. — Значит, сдохнешь первым. — Нет, — чужой резкий голос разрезает повисшее напряжение и, кажется, даже заставляет дождь немного успокоиться. — Если он это сделает, то сдохнет быстрее. Рики подходит ближе и запрыгивает на невысокую кованную ограду, придерживаясь, чтобы не перевернуться назад. Чонвон смотрит на младшего с таким же искренним недоумением, Сону цокает, а Чонсон, кажется, звучно выдыхает. От того, что Рики подслушал разговор, легче не становится, но, по крайней мере, Паку не придётся ввязываться в очередной клубок межличностных проблем. Он краем глаза замечает красивый переблеск у младшего где-то рядом с поясом, будто луч солнца отсвечивает от зеркальной поверхности, но думает, что ему показалось. Они все идут без какого-либо оружия в руках, а небо затянуто тяжёлыми тучами. Дождавшись всеобщего внимания и тишины, Нишимура продолжает. — Я читал о таких, как вы. Клишировано, но на каждого естественно рождённого вампира есть свой чистокровный обращённый, на случай, если рождённый не сможет самостоятельно питаться. Это редко, но бывает. Рождённых тяжело поддерживать в здравии, так что, Сонхун не зря звал тебя кровавой шлюхой, Сону. Ты такой и есть. — Опять ты со своими книгами, — Сону закатывает глаза, поворачиваясь к Рики. Услышанное его больше раздражает, чем оскорбляет. — Сколько можно читать? Занялся бы своей жизнью лучше. — О, поверь мне, я именно этим и занимаюсь, хён, — с ядовитой усмешкой уважительное обращение звучит ещё более отвратительно, чем до этого. Но Рики нет до этого дела — он лишь спокойно пожимает плечами. — Поэтому, если вы не хотите, чтобы маленький остаток нашего клана узнал о ваших постыдных занятиях — распускайте свой тайный совет и лучше держите ухо востро. Лично я чую чужое присутствие неподалёку, да и Джэюн тоже. — Что постыдного в том, чтобы поддерживать чужую жизнь? — Сону чуть склоняет голову набок. — Он наш лидер, без него мы не сможем выжить. — Как же это всё чертовски отвратительно, — бормочет под нос Чонсон и отводит взгляд в сторону — сил никаких нет продолжать этот бесполезный и явно травмирующий разговор. — Это природа, Чонсон, — Рики смотрит серьёзно, даже несмотря на то, что Пак его игнорирует. — И она позаботилась о таких придурках, как вы, потому что вы сами не можете этого сделать. — Знаете что, — встревает Чонвон с тихим вздохом; пальцы касаются влажной переносицы и несильно сжимают. — Надоело. Слишком много информации. Будьте внимательны, если услышите или увидите что-то подозрительное. Яну действительно не хватает терпения выдержать разговор до конца — сначала бестактно лезут в голову, потом — в постель, и напоследок — в душу, даже не думая о последствиях. Он не злится ни на кого, что подобный разговор вообще имел место быть, он просто чертовски устал быть предметом обсуждения и осуждения. А Чонвон прекрасно осведомлён о том, что его осуждают все, но только не показывают этого. Он первым уходит вглубь кладбища, перешагивая невысокие ограды, с одним лишь желанием — освободить собственные мысли. Прогулка среди людской мертвячины вряд ли этому поспособствует, но успокоить самого себя и побыть один он точно может. Хотя бы несколько секунд не видеть чужих лиц будет отличным отдыхом после всего произошедшего. — Он слишком ранимый стал, — замечает Рики, глядя ушедшему Чонвону вслед. — Это может стать для нас проблемой. — Давайте-ка все дружно подумаем, чья это вина. — язвительно говорит Чонсон; он изо всех сил давит в себе желание пойти за Яном и успокоить его, потому что понимает — если Чонвон уходит, значит, ему действительно нужно побыть одному. Взгляд невольно падает на внезапно напрягшегося Сону. — Не смотри на меня так, — Ким тут же меняется в лице, как ощущает на себе чужой взгляд. — Сам виноват, влюблённый идиот. — Ребята! — зовёт откуда-то со стороны Джэюн. — Идите все сюда! Все дружно переглядываются, в момент забывая о том, как чуть ли не глотки готовы были друг другу перегрызть несколько мгновений назад, а потом двигаются в сторону Шима. Чонвон на чужой зов не реагирует, хоть и хорошо слышит, но предпочитает продолжать петлять меж человеческих могил. Заодно и посмотрит, насколько большое это кладбище. Джэюн с Сонхуном стоят у огромной вырытой ямы. Рядом с ними, упираясь руками в землю для удобства и свесив ноги вниз, сидит поникший Хисын. Он бы с удовольствием сам лёг туда и попросил всех засыпать сверху землёй, но, на собственную беду, считывает чужую растерянность и напряжение за долю секунды, поэтому свои проблемы даже не пытается выставить напоказ. Даже и на Чонсона старается лишний раз не смотреть. Погода меняется: дождь постепенно стихает, а ветер перестаёт надрывно завывать, но всё ещё холодит своими порывами. — Интересно, сколько времени прошло с момента, как её вырыли, — задумчиво тянет Джэюн, почёсывая затылок. — Я совсем не чувствую присутствия живых здесь. — Значит, прошёл как минимум день, — подаёт голос Сонхун. Под ноги попадается влажный комок грунта и он толкает его мыском ботинок, скидывая вниз. — Эх, сюда бы гроб и можно отдохнуть спокойно. — Согласен. — кивает Сону и самым первым усаживается рядом с Хисыном. Его примеру следуют все остальные, рассаживаясь рядом — Сонхун приваливается виском к джэюновскому плечу, Сону и Рики точно так же, как и Хисын, упираются руками в землю. Чонсон садится на противоположную сторону от Ли вполне себе нарочно и бесстрашно заглядывает вниз. — Глубоко, — констатирует он, а когда поднимает взгляд, смотрит на всех, кроме Хисына. — Сюда его и положим, — внезапно говорит Ли, прикусывая нижнюю губу. Пять пар глаз в удивлении сосредотачивают своё внимание на самом старшем. Услышанное отчего-то пугает ещё больше, чем мысли о предстоящей схватке. Хисын чувствует ещё одну смену настроения вокруг, хотя прекрасно понимает, что сам же и является тому причиной, но не оправдывается. Эта идея кажется самой адекватной из всех возможных, а потому она быстро находит отклик у всех в мыслях. — Если он вообще здесь появится, — произносит Рики. Сонхун с Джэюном согласно кивают. — Жду момента, когда смогу плюнуть на его могилу, — невзначай бросает Сону, даже не осознавая, что теперь всё внимание перенимает на себя. — А что? Я устал бегать. — Все плюнем, — заключает Чонсон, вызывая своими словами ещё волну кивков. Хисыну кажется, что это первый раз за всё столетие, когда он становится свидетелем настолько единогласно принятого решения. Чонвон тихо подходит сзади и усаживается на свободное место рядом с Чонсоном. Неловкость продолжает плескаться в каждом действии, особенно — в спрятанных в рукавах влажного кардигана пальцах. Он перещёлкал костями так, что суставы теперь ноют, не давая покоя, словно реагируют на неприятную влажную погоду. Хочется сказать что-то, но слова не находятся — он видит, как все ждут от него хоть малейшей реакции и это выбивает из колеи. Когда Ян говорил всем быть внимательными, он не имел в виду настолько. — Я тоже, — наконец говорит он, и всё напряжение будто в момент слетает, растворяясь в слабых порывах ветра. Он чувствует, как сидящий рядом Чонсон улыбается уголком губ, согласно кивая, и сам не может сдержаться от ободряющей улыбки. Собственное небьющееся сердце с треском рвётся на куски. — Обо мне говорите? Как это мило. Самым первым вскакивает на ноги Хисын — заняв оборонительную позицию, он серьёзно смотрит на обладателя чужого голоса, что подкрадывается абсолютно беззвучно. Следом реагирует Рики — на его лице впервые за долгое время отражается весь спектр искреннего удивления и это пугает всех остальных. Кей осматривает чужой клан с надменной усмешкой. Руки — в карманах модной куртки; с ног до головы выглядит невероятно красивым. По обеим сторонам Ханбин и Даниэль — оба максимально сосредоточены и словно на низком старте, готовые в любую минуту к нападению. Чонвон бегло осматривает чужаков и переводит взгляд по очереди на Хисына, Рики и Сону. Теперь он понимает, насколько сильно даже внешне отличаются древние вампиры от остальных. В мыслях эхом проносится скромное согласие Джэюна, заставляя Яна взглянуть теперь на него — тот выглядит ужасно напряжённым и радужка отливает странным серебром. — О, благодарю, — Кей наиграно кланяется, — уже очень давно я не слышал комплиментов о своей внешности. Своим вы тоже комплименты отвешиваете при любой возможности? — Хён… — едва слышно выдыхает Хисын; в эту самую секунду весь его мир переворачивается с ног на голову, сбивая всю спесь. — А, Хисын-а, давно не виделись. Это, полагаю, снова для меня? Кей кивает на вырытую яму, вызывая новую волну смятения среди клана. От подобных приливов у Хисына кружится голова и немного подводит зрение — он не привык так часто ощущать перепады, оттого и совсем не готов к их последствиям. Рука инстинктивно ложится Сону на плечо, чтобы удержаться на ногах, но Ким расценивает этот жест по-своему. — Для кого же ещё? Нам пока жить не надоело, — поднявшись на ноги, Сону придерживает Хисына за руку, но достаточно быстро отпускает. — А ты совсем не меняешься. Кей заливисто смеётся. — А должен? — он делает шаг вперёд, почти вплотную подходя к чужому клану и смотрит как-то даже дружелюбно. — По-моему, это твоя прерогатива — меняться, подстраиваясь под обстоятельства. Сону переводит взгляд на Чонвона, который, всё ещё пребывая в растерянности от чужого появления, сидит на влажной земле. Ян качает головой — на губах беззвучное не вздумай провоцировать, но почему Сону должен его слушать? — Моё сердце сейчас треснет от обилия милоты, — с усмешкой произносит Кей, прослеживая чужие взгляды. — Вы такие дружные. — Ещё один шаг и я нападаю, хён. Хисын сам выходит вперёд, перекрывая собой всех остальных настолько, насколько позволяет собственное состояние. Он с вызовом смотрит в чужие глаза, но не находит ожидаемого отклика — лишь всё та же надменная усмешка. Сбоку фыркает в кулак Даниэль — его эта ситуация тоже забавляет и он не может сдержаться от соответствующей реакции. Кей же делает ещё один шаг вперёд и манит Ли пальцами к себе. — Попробуй. Прежде чем кто-либо успевает сообразить, Хисын набрасывается на Кея, сбивая с ног — оба отлетают в сторону, врезаясь в резную калитку одной из могил неподалёку и с корнем вырывая ограждение из земли. Ли давит рукой на чужое горло, прижимая и сдавливая, а Кей вцепляется в чужие предплечья в попытке оттолкнуть. В момент, когда Ханбин с Даниэлем бросаются к нему, чтобы помочь, в мыслях приказом разносится я сам разберусь и приходится замереть. Хисын слышит чужие мысли лучше, чем свои, а потому теряет бдительность — Кей бьёт наотмашь по чужому лицу, сбрасывая младшего с себя. — Ты уверен, что можешь со мной тягаться? — теперь Кей давит ладонью на чужое горло, но держит намного крепче, не позволяя двинуться в сторону. — Ты слишком слаб, Хисыни. — Сил достаточно, чтобы закопать тебя снова, чёртов ты монстр, — Хисын хрипит и хватается за чужие руки, чтобы убрать, но Кей действительно сильнее, чем Ли себе представлял. — Как я вообще мог любить тебя. — Дрянь, — цедит сквозь зубы Кей, сильнее сдавливая пальцами чужую шею; Хисыну точно не выбраться — хватка железная. — Ты был первым, кто сменил свою веру, знаешь ли. Хисын из последних сил бьёт Кея коленом в бок и это срабатывает — хватка ослабляется и старший отстраняется на долю секунды, чем и пользуется Ли. Удар за ударом приходятся на красивое лицо; в ушах звенит треск чужих и собственных костей, но толку от этих действий мало. Хисын слабеет на глазах, а с каждым ответным ударом Кея и вовсе готов потерять сознание. Чонсон, не в силах наблюдать за односторонним боем, бросается в атаку следом, но оказывается перехвачен ловким Даниэлем — пара оглушающих ударов, на удивление, не выбивают Чонсона из строя, и кое-как получается отшвырнуть младшего от себя, словно подзаборного пса. Даниэль сносит спиной несколько тяжёлых надгробий и закашливается от сильного столкновения с камнями. — Хён! — Пак кричит, совершенно не узнавая собственный голос, и набрасывается на Кея, сталкивая его своим телом с Хисына. И тогда Чонвон, наконец, понимает масштаб всей катастрофы. Он бросается вслед за Чонсоном, но его тормозит в миг подлетевший Сону — обнимает обеими руками и сдерживает любой порыв вырваться, потому что он как никто другой понимает, что Кей может Чонвона убить одним движением руки. Лучше он убережёт младшего и позволит другим пострадать, чем случится что-то необратимое — Ким готов до последнего цепляться за Чонвона, словно за спасательный оплот, даже если это будет стоить чужих жизней. — Стой, пожалуйста, стой, Чонвон, прошу тебя, — сбивчиво просит Сону и тратит все силы на то, чтобы Чонвон не вырвался, — сам не провоцируй, Хисын справится. — Сону, отпусти, — Чонвон изворачивается в объятиях и хватает Сону за подбородок. Секунда глаза в глаза и Чонвон надеется, что Ким поймёт его порыв, но он не понимает. Лишь сжимает крепче. — Пусти, они даже вдвоём не справятся. — Справятся. В бой бросается Сонхун — когда он видит, что Даниэль спокойно поднимается и отряхивается, ему ничего не остаётся, кроме как перенять внимание на себя новой атакой. За ним бежит Джэюн, но его сбивает с ног Ханбин, откидывая в другую сторону; бесконечные удары сыпятся на всё тело и каждый отдаётся ужасной болью — намного сильнее, чем бывало раньше. Зажившая не так давно нога начинает ныть с новой силой. Рики, опешив от всего происходящего, невольно делает шаг назад: в голове мелькают кадры из прошлого, словно он вновь попал на то же самое поле боя и переживает всё заново, но в этот раз всё совсем иначе. Сейчас не хочется броситься в бой, спасая чужие жизни, а хочется лишь уберечь свою. Умирать из-за чёртовой любви, тем более, даже не своей, кажется ему таким глупым поступком. Былые чувства к Кею не вспыхивают, словно спичка, что облегчает принятие решения — он прячется среди плит и наблюдает за происходящим, будто это всё его вовсе не касается. Слыша звук торопливых шагов, Сону оборачивается, чтобы найти Нишимуру, но видит только его светлую макушку неподалёку. Чонвон всё так же рвётся на помощь старшим, но рука Сону не даёт сдвинуться с места. Только не в этот раз. — Чёртов трус, — достаточно громко говорит Ким в сторону Рики, — я так и знал, что тебе нельзя доверять. — Скажи мне это в лицо, — Рики показывается из-за надгробия. — Надо было закопать тебя тогда вместе с этим. Сону злится — такого откровенного предательства со стороны младшего он ожидал меньше всего. И он бы оторвал Рики голову прямо сейчас, если бы чонвоновская рука так вовремя не сжалась на его плече, вынуждая обернуться. В глазах напротив Сону видит неприкрытое волнение и страх, от чего собственное сердце болезненно сжимается. Он никогда не видел, чтобы Чонвон чего-то настолько боялся. — Нет, это игра, хён, — быстро проговаривает Ян, — я это чувствую, он играет. Не трогай. Жалобный скулёж разносится по некогда умиротворённому кладбищу. Ханбин безжалостно вгрызается в джэюновскую шею, вырывая кусок и отплёвывая его в сторону. Кровь пачкает лицо и одежду; несколько ударов оглушают и без того ослабшего Джэюна, не позволяя даже прикрыть рукой пострадавшее место. Следующим движением Ханбин окончательно добивает, отрывая чужую голову вовсе и откидывая её в сторону. — Нет! Джэюн! Сонхун слышит и чувствует всё, что происходит поблизости, и сразу же отвлекается, поднимая взгляд, за что и платит сполна — Даниэль рывком поднимается и одним движением прикладывает Пака затылком об угол ближайшего надгробия. Череп звонко хрустит при столкновении с камнем и Сонхун уже не чувствует собственного тела; последние попытки отбиться кажутся бесполезным взмахом руки в толще воды. Даниэль точно так же вгрызается в чужую шею, крепко удерживая за плечи, чтобы в следующее мгновение беспрепятственно подняться с уже бездыханного тела Сонхуна, утирая губы рукавом куртки. Сону ведёт плечом, скидывая удерживающую чонвоновскую руку — в мгновение ока он оказывается рядом с Даниэлем и одним ударом опрокидывает его на холодный мрамор, заставляя повторить участь Сонхуна. Даниэль отплёвывает кровь прямо на мысок чужих тяжёлых ботинок, что давят на горло — подобное превосходство Сону ощущал последний раз сотню лет назад, когда закапывал гроб с телом Кея в склепе его же дома. — А говорят, новообращённые всегда сильнее, — рычит Сону, с каждым словом надавливая ногой сильнее. — Не врут. Даниэль наносит удар под колено, заставляя Кима отшатнуться и упасть, но Сону оказывается проворнее — даже потеряв равновесие, он всё равно наотмашь мажет рукой, попадая прямо в кадык. Появившиеся в схватке острые ногти вспарывают кожу, позволяя горькой крови брызнуть на собственные джинсы и залиться на одежду младшего. Сону бьёт ими же прямо в сердце, всей своей силой протыкая насквозь, а после вытаскивает его израненное сердце прямо из грудной клетки и сжимает в ладони до противного чавканья мышц. Минус один новоиспечённый враг. — Врут, ещё как. Бросив чужое сердце куда-то на землю, Ким брезгливо обтирает руки о бёдра и поднимает голову. Поодаль Чонвон зеркалит чужие действия — в его испачканных руках оторванная голова Ханбина и россыпь кровавых веснушек на щеках и губах. Красивый кардиган по низу и локтям в чужой крови и грязи мокрой земли; Сону горделиво вздёргивает головой, отмечая про себя, как Чонвон невероятно выглядит в драке и с кровью на лице. Хочется даже провести языком по коже, оставляя влажный след, но эти мысли Ким старательно прячет, чтобы никто не услышал. — Надеюсь, ты не пил его кровь, — спокойно говорит он и дотрагивается до собственных губ. — Конечно, нет, Сону-я. Сону смотрит на изувеченное тело Сонхуна лишь мельком и грустно вздыхает; присев на корточки, он прикрывает пальцами чужие глаза и недовольно хмурится. — Какой бы тварью ты не был и как бы сильно меня не недолюбливал, спасибо, что коротал со мной время в этом клане, Сонхун, — Ким похлопывает по собственным коленям, вновь размазывая чужую кровь, и поднимается. Чонвон с расстояния грустно улыбается уголком губ. Кей вжимает Хисына в камень; крепко держит за подбородок и другой рукой за рваную рубашку. В глаза попадают капли крови, от которых в этот раз не удаётся отмахнуться — сил не хватает даже на то, чтобы поднять руку; настолько силён Кей, что Хисын даже не пытается. Хрипящий после тяжёлых увечий Чонсон валяется неподалёку — его грудная клетка разодрана, но он всё ещё дышит, хоть и периодически теряет сознание. Его силы в этот раз, как и в прошлый, толком не помогли при отражении атак. — Веришь или нет, но я пришёл всего лишь поговорить, — спокойно говорит Кей, рассматривая чужое лицо, искривляющееся от боли из-за каждого вздоха. — А ты никогда не умел держать свои чувства в узде. Ну что, приятно быть на проигравшей стороне? Хисын плюёт Кею в лицо, пачкая бледную кожу кровавой слюной. — Если бы ты тогда обратил своё ёбанное внимание на меня, то ничего бы этого сейчас не было, — каждое слово даётся Ли с неимоверными усилиями, перебиваясь хрипами. — А ты вечно смотрел на всех, кроме меня. — Ты глупый, Хисын, — Кей проводит рукой по лицу, смазывая влагу, а потом этой же рукой вновь берёт за подбородок. — Эмоции всегда брали над тобой верх и посмотри, к чему это привело. Нет, ты погляди только, — старший оборачивается, кивая на выползшего из-за надгробий Рики, что ловким броском всаживает непонятно откуда взявшийся нож в спину Сону. На помощь тут же подлетает Чонвон и ловит Кима в свои руки, пока Нишимура неторопливым шагом приближается к ним. — Рики — мой мальчик. Он никогда бы не пошёл против меня. А ты только что привел всех на осознанную смерть и вновь остался без клана. Держу пари, у тебя даже не хватило лидерских качеств, чтобы вести их всех за собой, но быть серым кардиналом тоже неплохо, верно? Скажи мне теперь, каково это — проигрывать снова и снова? Хисын медленно моргает, почти закрывая глаза — лучше бы он не видел всего того, что может; не слышал бы крик Сону и спокойный голос Кея. Лучше бы Кей добил его сразу, чем вот так издевался, показывая своё превосходство. Хисын действительно совершил непоправимую ошибку, за всё это время так и не научившись управлять своим даром как следует и из раза в раз ему поддаваясь. Может, если бы он был менее восприимчив к окружающим эмоциям, удавалось бы лучше контролировать свои собственные. Кей тихо хмыкает. — Я так и думал. Старший наклоняется, мягко касаясь чужих губ своими и прикрывая глаза. Хисына он целовал всего один раз за всё то время, что его знает, и именно это и заставило чувства Ли всколыхнуться, окрашивая долгое скучное существование яркими красками влюблённости. Это было глупо и быстро — на чужую попытку коснуться чужого языка своим, Кей тогда только посмеялся и отстранился, а у Хисына в тот момент мир первый раз перевернулся, заставляя поставить на кон всё, что у него имеется. — Мы закопали тебя, потому что я больше не мог спокойно жить с любовью к тебе. Хорошо, что Сону меня быстро понял и помог, — Хисын почти шепчет в чужие губы, но всё равно тянется за поцелуем. — Любить тебя было больно. — И поэтому ты обратил Чонсона и сделал из него свою игрушку? — усмехается Кей. — Дорогой, это твой второй самый глупый поступок в жизни. И эгоистичный. Тебе на роду написано иметь неразделённые чувства, как и Сону быть вечной подстилкой. Но, врать не буду, когда-то и у меня были чувства к тебе. Пока не появился Рики. Хисын тратит последние силы на то, чтобы заткнуть Кея поцелуем. Всё тело ноет и ужасно пульсирует от боли, но он сминает чужие губы своими, получая ответ. Кей целует мягко и неторопливо, прихватывает то верхнюю, то нижнюю и тихо выдыхает, но достаточно быстро отстраняется и приставляет пальцы к чужой груди. Показываются острые ногти, что сразу же оставляют маленькие проколы на коже, наполняясь кровью. — Твоему поступку нет оправдания, Хисыни, — Кей облизывает губы, чувствуя чужую горечь на языке, — какие-нибудь пожелания напоследок? — Гори в аду, Кей, — надрывно выдыхает Хисын и хватается рукой за чужую, но только для того, чтобы направить; ногти под давлением входят в кожу глубже. — Надеюсь, Рики снесёт твою тупую голову за то, что ты сделал. — Мы посмотрим. Кей кивает и быстрым движением протыкает грудную клетку насквозь. Хисын вскрикивает, сжимая пальцы на запястье лишь на долю секунды, и ослабевает, умирая в чужих руках. Рывком вытащив сердце, Кей точно так же сжимает его и отбрасывает в сторону, а потом смахивает маленькую слезу в уголке чужого глаза, оставляя новый кровавый подтёк. Всё же, Хисын был для него важным персонажем на своём жизненном пути и чувство светлой грусти разливается в прогнившей душе яркими вспышками. Как символично, что всё это происходит на человеческом кладбище. — Поганая крыса, я знал, что тебе нельзя доверять, я чувствовал, — Сону задыхается, истекая кровью, пока Чонвон держит окровавленный нож у горла Рики. — Я так жалею, что не закопал тебя тогда. — Ерунда, хён, — смеётся Нишимура, даже не вырываясь из чужой хватки и позволяя держать себя. — Сейчас это уже всё не важно. Вы проиграли. — Чонвон стискивает зубы, надавливая на рукоять — тонкая струйка крови стекает по лезвию вниз, впитываясь в светлую ткань кофты. Рики нарочно ведёт головой, делая рану чуть глубже. — Вы всё равно не знаете, как нужно убивать древних. Только тот, кто владеет информацией — владеет миром. Ваша любовь такая же бесполезная, как и зонт для рыбы. — Чонвон, вспори ему нахер шею, — хрипит Сону; чужая нога всё ещё давит на грудь и не позволяет дышать как следует, а саднящая рана на спине пульсирует, забиваясь мокрой землёй и талым снегом. — Насколько же нужно быть тварью, чтобы такое проворачивать с теми, кто тебе доверяет. — Зря доверяли, — жмёт плечами Рики и одним ловким движением отбивает у Яна из рук нож. Тот выскальзывает из влажных пальцев и падает остриём в землю. Нишимура хватает Чонвона за горло, вздыхая. — Надоели, правда. Может, хотя бы сейчас спокойно жить начну. — Мы делали всё для того, чтобы ты спокойно существовал не в одиночку, помогали тебе, — хрипит Чонвон, хватаясь за чужую руку, чтобы ослабить давление, — и это твоя благодарность? Рики в своей привычной манере выжидает несколько секунд, прежде чем ответить. Он поднимает упавший нож и ловко всаживает Чонвону в грудь, прокручивая несколько раз и заставляя кричать. На глазах выступают слёзы не только от боли, но и от разочарования. Чуть погодя, нож Рики вынимает и методично вытирает испачканное лезвие о край кофты. — Ну да. Потому что я никогда не просил об этом. Чонвон падает на землю рядом с Сону, хватаясь за колотую рану. Кровь пропитывает ткань футболки и кардигана, расползаясь красивыми резными разводами. Они никак не могли предвидеть чужого предательства, даже если бы у кого-то из клана был подобный дар. Сону находит чужую руку и берёт её в свою, пока Рики переступает через ослабшие тела своих бывших сожителей, чтобы наконец направиться к Кею. — Хён! Едва приблизившись, Рики бросается старшему на шею и крепко обнимает; вдыхает чужой родной запах и прячет лицо в испачканной одежде. Кей с мягкой улыбкой обнимает младшего в ответ, а пальцами быстро утирает кровяные подтёки с уже почти восстановившегося после чужих ударов лица. — Я даже скучал, — Кей переходит на родной язык, потому что подобное он может позволить себе только с Рики. Отстранив Нишимуру от себя, он ведёт пальцами по пострадавшей шее, смазывая уже чуть подсохшую кровь, и тихо цокает. — Эти драки всегда так изводят. — Я тоже скучал, — Рики сам не замечает, как отвечает тоже на родном языке и даже как-то расслабленно выдыхает. — Столько лет ожидания стоили всего этого. Кей бегло оглядывает поле боя: несколько мёртвых истерзанных тел вампиров, которые в разное время были ему семьёй, и несколько просто по-настоящему сильных, которые могли бы стать незаменимыми в его клане. Ему грустно наблюдать, как отстроенное заново рушится на глазах, но он изначально понимал, чего будет стоить эта встреча. Вынув из заднего кармана зажигалку, он бормочет тихое секунду и на своей привычной скорости добирается до тел Ханбина и Даниэля. Недовольно поджав губы, он чиркает колёсиком пару раз и бросает её вниз. Пламя тут же подхватывает ткань, а затем и всё остальное, выжигая остатки снега и влажность прекратившегося дождя. — Чудесные дети, — тихо говорит он, наблюдая как огонь занимается всё сильнее и усиливая его своим взглядом. Рики наваливается со спины, приобнимая. — Жалко. — Они достойные противники, я видел, — соглашается Нишимура. Пламя перекидывается на джэюновское тело, а затем и на сонхуновское. — Хорошие ребята. — Тебя не хватало, — честно признается Кей, разворачиваясь в объятиях и сцепляя руки на чужой пояснице. — Знаю, что я пришёл совсем по другой причине, но сейчас, увидев тебя, я только хочу попросить тебя снова быть в моём клане. Может, это будет звучать жалко или глупо, но я точно знаю, что ты не станешь меня осуждать. Сам же знаешь, как сильно создатели привязаны к своим творениям. Рики обнимает Кея за шею и мягко чмокает в уголок губ. Ему льстит чужое внимание совсем немного — он и без того знает, что все стремятся его оберегать, даже в его нынешнем мёртвом клане, но слышать подобное от того, кто имеет огромный авторитет, вдвойне приятнее. Только Кей не знает, что с душой Рики его слова совсем не резонируют и не заставляют трепетать — по крайней мере, теперь. — С радостью, — кивает Нишимура и чуть оттягивает Кея на себя, делая шаг назад, когда пламя наступает на пятки. — Ты живёшь всё там же, где и раньше, на севере? В том доме с огромной библиотекой? — Тебе лишь бы книжки, — мягко смеётся Кей, ероша чужие волосы. — Да, всё там же. Лежащий неподалёку Чонсон приходит в сознание в очередной раз. Он поднимает голову, перед глазами всё плывёт и мутнеет — разглядеть чужие силуэты в ярком пламени кажется совсем непосильной задачей. Проморгавшись несколько раз, он отползает чуть в сторону и пытается подняться — руки слабеют и не держат, заставляя вновь встретиться лицом с землёй, а грязь забиваться под ногти. Переворачивается и хрипло вдыхает как раз в тот самый момент, когда. Чонвон? Ты слышишь меня? Ян Чонвон! Слышит Чонсон, но это далеко не единственное. До слуха доносится чужой диалог на другом языке, который Пак, по счастливому стечению обстоятельств, понимает. Мурашки бегут по ослабшему телу от осознания того, что Рики оказался настолько умным, что смог обмануть всех вокруг себя. Едва заметно покачав головой, Чонсон задушенно всхлипывает, потому что он слышит нечто ужасное. А ещё. Он совсем не слышит Хисына. — Бегите, — тихо просит Чонсон, потому что понимает, что Сону и Чонвон ещё живы, хотя, возможно, так же слабы. — Блять, бегите, эти предатели вас убьют. Пак из последних сил делает мысленные посылы, но не получает ответа и не понимает почему. И тогда, когда он размыто, но наконец видит, что Сону, пошатываясь, встаёт на ноги, на его раненое бедро давит подошва тяжёлых ботинок, заставляя захрипеть. Боль распространяется по всему телу и Чонсон уже знает наверняка, что не выживет. — Твоя сила очень пригодилась бы, — цокает Кей где-то над ухом. — Жаль растрачивать такое умение, ты ведь живучий. С Даниэлем вышел бы чудесный тандем. Последнее, о чём Чонсон думает, прежде чем чужие ногти вспарывают шею — успел ли спастись Чонвон. Но Чонвон не успевает, хоть и пытается — ободряющая улыбка Сону и безмолвное мы сделали всё, что могли, придают сил, но недостаточно, чтобы победить колотую рану от серебряного ножа. Чонвон понимал, что идти на подобное — всё равно что вставать под арбалетный залп без щита, ведь Кей забирает все силы на регенерацию, но даже если бы он отмотал время назад, то всё равно бы согласился драться. Только вместо того, чтобы нервничать, он бы постарался подготовиться и не отвлекаться на личное. При попытке подняться, Сону тянет Чонвона на себя и мягко целует его запястье, пальцы, заваливая обратно. Он сдаётся, потому что с такими ранами победить такого сильного вампира, как Кей, просто невозможно. А с умом Рики эта задача и вовсе невыполнима. Он обнимает Чонвона в последний раз, сокрушаясь, что слишком мало целовал его за всю жизнь, и намечает поцелуй в самый уголок губ, прежде чем их обоих насквозь протыкает серебряное лезвие. Сону надеется, что Чонвон его любил чуточку больше, чем Чонсона. — Надо было сразу вас сжечь, — морщится Рики, пряча оружие в ножны на поясе джинсов, а затем оттаскивает оба тела ближе к пламени, чтобы не было и малейшего шанса регенерировать. Кей пинком скидывает тело Чонсона, вызывая яркую вспышку и новый треск, а сверху кидает тело Хисына. — Какие вы все жалкие. — И живучие, — соглашается Кей, отряхивая руки. — Теперь точно всё. Попав в новые кеевские объятия, Рики почти удовлетворённо выдыхает. Для него всё почти закончилось и даже не хочется двигаться, чтобы не рушить момент, но Кей целует в макушку и прижимается ближе, вынуждая стадо мурашек пробежаться по телу. Рики это совсем не нравится. — Теперь новое начало? — тихо спрашивает старший, поглаживая пальцами вдоль позвоночника. — Только ты и я, и никакого больше предательства? — Ты ведь знаешь, что я никогда не предавал? — Нишимура так же тихо бормочет, едва перебивая треск пламени. — Я хотел спасти тебя, но был слишком слаб, чтобы что-то сделать. И поэтому мне пришлось пойти с ними, чтобы снова встать на ноги. — Правда? — Кей отстраняется, удивлённо выдыхая и заглядывая в чужие глаза — он чувствует чужую честность, а от того и ещё больше теряется. — Я думал, ты помогал им всё это организовать и закапывать меня. — Я до последнего пытался их отговорить, — Рики качает головой. — Но больше всего мне хотелось спокойствия после такого эмоционального потрясения, так что я не ведал, что творил. — Я тебя прощаю, — вздыхает старший, вновь прижимая Нишимуру к себе. — В конце концов, ты всегда был моим мальчиком. Рики теряет остатки самообладания — в чужих объятиях тепло и уютно, но это совсем не то, что он хочет чувствовать; так обнажаются слабости и теперь Рики на собственной шкуре чувствует все те страхи, которые испытывали Чонвон с Сону и Хисын с Чонсоном. Он не готов к этому. Ему не нужно это. Рвано выдохнув, Рики аккуратно опускает руку, чтобы дотянуться до ножа, и в одно быстрое движение всаживает его в чужую спину. — Только меня никто не спрашивал, нужно ли мне это. Кей потрясённо выдыхает, хватка тут же слабеет, заставляя тело заходиться в болезненной лихорадке. Рики отпускает старшего, позволяя тому упасть на землю и тут же переворачивает его, отточенным движением вгоняя нож в грудь. Прокручивает, давит и вытаскивает, но прекрасно понимает, что этого недостаточно. — Ты думаешь, я что делал всё это время? Я читал. Без конца читал, — размеренно говорит Рики, нанося одну за другой новые раны; кровь брызжет в лицо. — Я хотел развиваться и быть таким умным, чтобы никто со мной не сравнился. А когда старшие стали мне докучать со своей заботой и вниманием, я переключился на более старые книги, где написано, как нужно выживать вампирам. Ты знал о кровавых шлюхах? Должен знать. Сону ей оказался. Чонвона из-за него конкретно так повело. Но самое важное, что мне удалось найти, — Рики заново всаживает нож в рану на сердце и ещё раз прокручивает, — это как убивать древних и чистокровных. Знаешь, кто ищет — тот всегда находит. Вот и я нашёл. Нишимура выпрямляется, ногой подталкивая Кея к играющим языкам пламени, что сразу же перекидываются на одежду. Кей, теряя все свои жизненные силы из-за железа и колотых ран, даже не может ничего сказать, молча выслушивая монолог младшего и беззвучно крича. Вот кто оказался самым настоящим чудовищем. — Я ни по кому никогда не скучаю, хён. Даже по тебе. Отбросив нож в сторону и окончательно спихнув тело старшего в огонь, Рики устало приваливается к ближайшей надгробной плите и шумно выдыхает, вслушиваясь в истеричный треск. Ему абсолютно точно следует передохнуть после такого трудного дня, но зато теперь он свободен и ни о чём не жалеет. Разве что, только о том, что пришлось убрать единственного вампира, который действительно был готов о нём заботиться и, кажется, так сильно любил его. Но, расставив все приоритеты, Рики принимает правильное для себя решение, опираясь на собственные принципы, которые никогда не менялись. Личная свобода ему дороже любых отношений.