«Будь у меня неделя пожить, я бы остался в таком состоянии? Или, может, позвонил бы отцу, сказал, что люблю его, посмеялись бы с ним, На пару дней выпал бы из этого быстрого ритма жизни»
Игорь не может. Он не выдерживает всего этого давления и берет отпуск. Гром отдает дело Стрелкову, чувствуя себя отвратно, но некий груз с плеч опадает, чтобы осыпаться серым пеплом. Игорь не смотрит новости, не заходит в соцсети, игнорирует жизнь, проносящуюся мимо него огненным смерчем, и просто уезжает. Игорь покидает Петербург и возвращается домой, в родную деревушку, в место, где тебя всегда ждут, туда, где тебя любят и примут любым. Игорь забывается. В домашней рутине и ведении хозяйства, он почти не оставляет родителям работы, делает все сам, делает все идеально и безукоризненно, так, как его учили. Понимание того, что ты еще способен хоть на такую малость, как содержание дома в сносном виде, облегчает жизнь, это понимание делает тебя пусть и на самую кроху, но полезным. Игорь чувствует себя нужным здесь, и в какой-то миг ему становится легче дышать. Игорю… становится чуть легче. Он дышит полной грудью и радуется, где-то глубоко внутри радуется, что не чувствует запаха гари. Нет пожаров, нет огня, нет Сергея Разумовского, есть только он, длинная коса и невероятный запах скошенной травы. С ним, пожалуй, не сравнится даже именитый Шанель или Кельвин Кляйн, ведь в, казалось бы, таком простом, но душистом запахе Игорь осознает, что… Разумовский не давал даже вдохнуть полной грудью. Игорь так боялся почувствовать запах гари, понять, что сейчас, именно в это мгновение гибнут люди, что попросту не дышал. Игорь последние полгода не дышал, не жил, он существовал. Гром пытался вывести все это на себе, но совсем не замечал, как Чумной Доктор утягивает его под завалы, из которых живьем не выберешься. Но в последний момент Игорь все-таки смог уйти. И это означало, что Разумовский выиграл. — Сынок, что случилось? — однако, как бы старательно Игорь не пытался скрыть свое состояние, мать все замечает. Материнское сердце не ошибается, у женщины в груди щемит при виде сына: разбитого, опустошенного. Ее мальчик словно выгорел, и от этого женщине неспокойно. Женщина себе места не находит и на входящий звонок отвечает. Молодой человек с приятным голосом представляется приятелем Игоря и обеспокоенно спрашивает, как он там. Мать хочет передать телефон сыну, но тот только отмахивается раздраженно и шлет Диму как можно дальше. «Я хотел бы ему помочь» «Он нуждается во мне» «Пожалуйста, позвольте мне помочь ему» И женщина не находит ни одной причины для отказа, ведь прекрасно видит, что Игорь нуждается в помощи. Ему нужна поддержка, пусть сам он в этом никогда не признается. — Вы можете приехать, если того хотите, и… Дмитрий, спасибо за то, что вы у него есть. Ему всегда нужен был близкий друг. — Я прибуду к вечеру, — миролюбиво звучит на той стороне. — Матушка, вы не беспокойтесь, я помогу ему прийти в себя. Женщина молчит. До конца вечера молчит, не говорит о госте, что должен прибыть, но на часах уже восемь, и женщина решает, что Дмитрий прибудет к утру, слишком уж поздно сейчас. — Ма, а мы че, кого-то ждем? От Игоря не ускользает то, как хорошо накрыт стол, но женщина только отмахивается, а отец подключается и предлагает выпить. Игорь не причислял себя к выпивохам, но сейчас отчего-то хочется напиться так, чтобы забыть даже собственное имя. Игорь пьет. Рюмка за рюмкой, и то, что матери не удалось узнать, узнает отец. — Па, я просто… Он мне показался таким хорошим, что я просто поверил, что он не… — запинается Игорь, — не такой… Я думал, что он нормальный, бля, я бы принял его как мажора, но это… Игорь впервые облачает в слова то, о чем боялся даже подумать, и первое чувство, что находит свой выход среди пьяного лепета, — это разочарование. Не ярость, не ненависть, не злоба, а именно разочарование. — Понравился мальчишка? — только и говорит отец. — Да, — и, казалось бы, это одно слово, буквально один слог, но он звучит подобно приговору. Влюбился как мальчишка. Влюбился в мальчишку. Впервые поверил человеку и влюбился. Кто ж знал, что его ждет такое разочарование? На телеке шумит что-то фоном, но пьяный мозг выцепляет лишь отрывки «затишье», «Чумой Доктор исчез», «пропал с радаров», «полиция ищет его по горячим следам». Игорь смеется устало, ищут они его, еще бы. — Знаешь, что самое забавное, па? — в голосе Игоря до того ядовитая желчь, что ей бы впору прожечь глотку. — Я нашел его. Нашел эту тварину, а начальство не принимает его. Полгода убил на эту суку, а его отпустили за «недостаточностью доказательств». Его дружок еще, вояка хренов, связи свои подключил. Навесят же дело на какого-нибудь молоденького пацаненка, не на этой неделе, так на другой, и все, дело с концом. — И кто же это? — Ты не поверишь… — усмехается мужчина. А ведь действительно не поверит так же, как и не верили в отделе. Как не верил сам Игорь.И я поеду домой, так устал от людей Не зовите с собой, не пишите нигде*
Время перевалило за полночь, родители давно легли спать, а на кухне в тусклом освещении телевизора сидел Игорь. На фоне стоит какой-то музыкальный канал, Игорю все равно. Он не хочет больше пить, незаконченная бутылка водки сиротливо остается стоять у края стола, он ничего не хочет уже, ему бы просто забыться, да только завывающий голос с динамиков не дает ему уснуть. Игорь боится собственных чувств. Его зациклило на Разумовском, с ним он почувствовал себя живым, Игорь даже не смел полагать, что человек способен в принципе чувствовать такой шквал эмоций. И все только к одному человеку. Остальные люди были лишь декорацией в их театре военных действий, весь город, все жертвы, полегшие от очистительного огня, они словно были созданы для него. Хотя, нет. Не для него. Для них. Для того, чтобы они сцеплялись в этой безумной схватке из раза в раз. Город будто горел и возрождался подобно фениксу исключительно для них, чтобы они вновь его разрушили. Одних людей сменяли другие, но все эти жертвы для Игоря всегда были безликими, они… Игорь содрогается от мысли, посетившей его разум. Эти жертвы были лишь поводом, чтобы встретиться с ним, увидеть его снова.Я беру выходной, так устал от тебя Наверно, не навсегда, надеюсь, не навсегда*
В угасающем сознании Игорь слышит некие голоса, среди которых различает голоса родителей и… еще один, до боли знакомый голос. «Говорил же ему не ехать», мелькает раздраженное в голове, как внезапно он чувствует душистый запах роз, и мужчине становится не по себе. И дело даже не в розах, ведь… Игорь чувствует пробивающийся сквозь них запах гари. — Мама, я прошу прощения, что так поздно приехал, — мужчина смущенно улыбается, протягивая женщине букет роз. — Мне очень неловко, что я разбудил вас, простите, — мужчина вкладывает в руки отца Hennessy XO. — Да ничего, Димка, все нормально, — Константин убирает бутылку элитного алкоголя, все также миролюбиво улыбаясь, но чутье говорит, что здесь не состыковка. С каких пор у Игоря такие друзья? Мужчина перед ним смутно напоминает юнца из прошлого, но Гром-старший не может вспомнить, кого именно. — Вы, вероятно, обознались, я не Дима, я Сергей. Сергей Разумовский, — представляется мужчина. Фамилия Разумовский говорит сама за себя, и отцу Игоря становится от этого вдвойне не по себе. Его сын никогда прежде не водился в высоких кругах. Мужчина понимает, при желании Игорь мог бы быть с депутатами на короткой ноге, но сынок никогда не стремился к власти. Его мечты всегда были приземленными — иметь кров с едой, да справедливость вершить, только и всего. — Ох, Игорь что-то говорил про Диму Дубина, мы думали, что он приедет, — женщина лепечет что-то, пропуская Разумовского в дом. — Сергей… — женщина умолка на мгновение, желая услышать отчество. — Викторович. Сергей Викторович, — ответил мужчина за Сергея. — О, нет, прошу вас, не называйте меня так. Просто Сережа, — очаровательно улыбнулся мужчина. — А вы Константин…? — Александрович. А это моя жена — Любовь Анатольевна. — Приятно познакомиться, Константин Александрович, — отцу Игоря пришлось по нраву то, что у такого слабого на вид мужчины была такая крепкая хватка. — Любовь Анатольевна, — Сергей совершенно легко подхватывает женскую ладонь и оставляет на ее тыльной стороне невесомый поцелуй. Женщина охает смущенно и даже в некоторой степени восхищенно — Сергей всегда умел нравится людям. — Сережа, ты, поди, устал, пока ехал, еще и голодный, наверное. Давай, я разогрею тебе ужин, — тут же спохватилась женщина, уходя на кухню, но мужчина мягко схватил ее за локоток. — Мама, не беспокойтесь, все в порядке, — осекшись, Сергей спросил. — Вы ведь не против, если я буду называть вас мамой? — Конечно, Сережа, — мягко произнесла мать Игоря. — Ты точно не хочешь кушать? — Всё хорошо, я сыт. Лучше скажите, где Игорь? Как он? В последнее время он был совсем плох. — Да, этот чудик в маске его очень сильно измотал, — отец зашел на кухню, кидая взгляд на спящего за столом сына, и усмехнулся. — Он всегда был невосприимчив к алкоголю. Игорь, вставай, — мужчина позвал сына, и хотел было встряхнуть его за плечо, но Сергей не позволил его разбудить. — Константин Александрович, не нужно, пусть отдыхает, — и сейчас полицейский понял, что внешний вид Разумовского был обманчив. Голос внутри говорил, что от этого мужчины стоит ожидать много сюрпризов. — Лучше скажите, где его комната? — Слева по коридору вторая дверь. И вот, собственно, первый сюрприз. Сергей совершенно легко поднимает Игоря на руки и несет его в комнату. И мужчина совершенно невозмутимо держал полицейского на руках, пока его мать торопливо расстилала постель. — Игорь не говорил о тебе прежде, — весь вид Сергея говорил об его обособленности от «простого люда», и дело ведь даже не в тряпках. Мужчина видит, что парень специально оделся как можно более скромно, но его выдали манеры, речь, интонация и даже жесты. Покровительственный и в некоторой степени властный жест — прийти в дом его сына с подарками, и вести себя так, словно Игорь его мужчина. — Кем ты ему приходишься? — и в памяти как нельзя кстати всплывает разговор с сыном: «Я думал, что он нормальный, бля, я бы принял его как мажора, но это…» «— Понравился мальчишка? — Да» — Хм, — Разумовский накрывает Игоря пуховым одеялом и смотрит на морщинку меж бровей, обдумывая свои слова. — Мы не называли друг друга друзьями просто потому, что не были таковыми. Но и называть друг друга любовниками или возлюбленными будет тоже неверно, — Сергей откидывает отросшие, а от того вьющиеся волосы со лба и зачарованно глядит на Грома. Тот во сне выглядит совершенно прекрасно. Разумовский чувствует легкую дрожь в руках, и понимает, что ради такого Игоря он бы сжег весь Питер дотла. Это спокойствие на лице стоит миллиона чужих жизней. Мужчина с трудом отводит взгляд от Грома, и задает отцу Игоря вопрос: — Вы знаете, что такое родственные души? — и, не дожидаясь ответа, продолжает. — Думаю, он — моя родственная душа. Еще не было человека, кто так хорошо понимал меня.***
Игорь слышит крики. Чужие вопли, просьбы о помощи разрывают перепонки, и он бы помог, обязательно помог, да только он ничего не видит. Все в дыму. Питер в огне, и зачинщик этого пожара возвышается над ним, сидя на обломках постройки, в завалах из-под которой умирают люди. Они умирают страшно. Они умирают мучительно, Игорь это слышит. Но ничего сделать не может. — Неужели ты думал, что сможешь уйти от меня, а, Игорь? Пламя расступается перед ним, словно действует по велению хозяина, дым не забивается в горло и нос, словно его и нет вовсе. Запах гари, этот отвратительный и ужасный запах тонкой пленкой оседает на легких, он оседает на одежде и коже, словно желая забиться в самые ее поры. — Глупый… — но вместо привычного оскала Гром видит на лице Сергея разочарование. — … какой же ты глупый, Игорь, — мужчина распахивает глаза и тут же закрывает их. Мысленно считает до десяти, полагая, что еще не проснулся окончательно, но чувствует узловатые пальцы, перебирающие его волосы. — Дурачок, — мягко смеется Разумовский над своим героем, и Игорь вновь открывает глаза, с неверием глядя на Сергея. Сергея, на чьих коленях он, вероятно, спал. Разумовский по-турецки сидел на его постели, на его, черт возьми, простынях, и на его коленях была его, игорева, подушка! — Ты че здесь делаешь? — Игорь моментально подрывается на ноги, и в глазах у того тут же темнеет. Похмелье, сволочь такая, тут как тут. — Ты че совсем оборзел? — Знаешь, тебе стоило тогда просто сказать, что тебе нужен отдых, и мы бы взяли перерыв, — как бы невзначай начинает мужчина. — Я тебя еще раз спрашиваю: ты че здесь забыл? Мало того, что уничтожил полгорода, так еще и за моими родителями пришел, да? — Игорь морщится болезненно, даже собственный голос вызывает головную боль. — Тебя, — тихо, честно отвечает Сергей. И, главное, в глазах нет того безумия, нет помешательства, он выглядит до того нормальным, что Игорь себя чувствует безумцем рядом с ним. — Тебя здесь забыл. Думал, в Петербурге вся красота, а оказалось, что она в тебе. Там скучно без тебя. Даже того Стрелкова надолго не хватило, он ведь тебе не нравился, верно? — «Верно, ведь он стоял между вами» ехидно поддакивает внутренний голосок. — Олег с ним разобрался. А что касается твоих родителей, они очень хорошие люди. Правда, твой отец думает, что мы встречаемся, но это мелочи. Мы-то знаем, что гораздо ближе, чем какие-то любовнички, — усмехается рыжий. Игорь презрительно морщится. И среди напускного презрения Сергей видит отголоски знакомого чувства, которому люди еще не дали имя. Игорь молчит. Не знает, что сказать, и боится, до того боится, что Разумовский прочитает все на лице, отчего замыкается. — Твой отец сказал, что у тебя непереносимость алкоголя. Голова, наверное, сейчас разрывается, — голосу не хватает неподдельного самодовольствия, более того, слышать жалость от Разумовского для Игоря в новинку. — Не пытайся найти таблетку, она у меня. — У нас не одна таблетка на весь дом, Разумовский. — Верно. Поэтому я забрал всю пачку. Сергей держит между большим и указательным пальцами пилюлю, а после высоко подкидывает ее, игнорируя тяжелый взгляд Грома. — Отравить меня решил? — Я тебя умоляю, Игорь! Я не стану убивать тебя! — Сергей медленно поднялся и подошел к мужчине вплотную. — Ты ведь прекрасно знаешь, если бы я действительно захотел твоей смерти, то… — руки опускаются на напряженные плечи Грома, и убийца подается вперед, к самому уху, — ты бы давно уже был мертв. — Достаточно, — почти рычит Игорь и с силой ударяет Разумовского о стену. Ему показалось. Ему снова показалось, Сергей невменяем, и Игорь отчетливо видит это в глазах. Кислотный янтарь, затопивший радужку, говорит об этом как нельзя хорошо. — Я более чем уверен, что ты бы посадил меня за решетку, если бы действительно этого хотел. Ты ведь можешь избавиться от меня прямо сейчас, ну же. Твой отец сейчас в местном отделении, мать только недавно вышла за продуктами, ближайший час нас никто не потревожит. Ну же, — Сергей мягко обхватывает чужую ладонь и прикладывает ее к своему горлу, но непослушная ладонь опускается вниз, к основанию шеи. — От силы три минуты, и все твои проблемы будут решены. Я не буду сопротивляться, — и на устах такая торжествующая улыбка, отчего Игорю становится погано. Этот великодушный жест — чистая издевка. Он не может поймать его. Он не может посадить его в тюрьму. Он даже убить его, черт возьми, не может, когда тот буквально предлагает себя. — Я не буду убивать тебя. Я не ты. Я не убийца. Игорь говорит это скорее себе, нежели чем ему, он пытается внушить себе эту идею, но безуспешно. — Конечно, ты не убьешь меня, глупый, мы ведь обречены быть вместе. Ближе меня у тебя никого нет, твой дружок-напарник не поймет, что творится в этой черепушке, а я пойму. Твоя девушка, Юля, я прав? Ты ведь даже с ней не был поистине близок. Видела ли она хоть раз тебя за ширмой этой очаровательной улыбки? Видела ли она тебя в ярости? Может, озлобленным? Или подавленным? Никто, кроме меня, не знает тебя настоящего, и поверь мне, Игорь, мы не так-то отличаемся друг от друга. — Когда людям что-то нужно, они просят, — после небольшой паузы продолжает Разумовский. — Когда нужна поддержка, они просят. И это правильно — просить. Когда у тебя болит голова, то ты просишь таблетку. Когда тебе нужна поддержка, то ты просишь. Всё, что тебе нужно сделать — это попросить. Сергей протягивает таблетку, и в какое-то мгновение Игорю кажется, что за просьбой таблетки стоит нечто большее. Он видит в этом жесте протянутую руку помощи, его персональный злодей протягивает ему руку. Сергей хочет оказать поддержку, ему отвратительно видеть своего героя таким подавленным. — Я… пожалуйста, помоги мне, — наконец, срывается едва слышное с уст героя. — Я не справляюсь в одиночку, мне тяжело. Сергей вкладывает пилюлю в теплую руку. Он не даст своему герою погибнуть раньше времени, нет, их ждет гораздо более блистательный финал. Они ведь все-таки обречены быть вместе, и перед лицом смерти появятся они оба.