***
Хару стояла напротив вчерашнего парня из кофейни и материлась на всех языках, которые знала. Кто бы, блять, подумал, что гениальный убийца может спокойно рассуждать о латыни с почти незнакомой почти гражданской девочкой за чашкой кофе?! Уж точно не эта самая девочка! На лице у Бельфегора тоже написано недоумение, и Хару уже поняла — он не смотрел досье на противников столь же скрупулёзно, как Хаято. Максимум на навыки и тип оружия! Иначе бы узнал Хару с первого взгляда. А Хару не смотрела на блядскую фотографию! Ей было плевать, как выглядит противник. По венам поднималась непонятная злость: на себя, на противника, на ситуацию в целом. И, поднимая глаза на противника, Хару увидела в чужих глазах отражение собственной злости. Они очень похожи, — отстранённо осознала Хару. Кинжал удобно лёг в руку. — Пусть победит сильнейший, — произнесли сбоку заезженную фразу. И все трое участников, не осознавая этого, произнесли про себя: «Не сильнейший, а искуснейший.» Пламя Урагана Хару было невероятно слабым, по сравнению с пламенем Хаято или Бельфегора, но зато она могла контролировать его как никто другой. Хаято пламя Урагана использовать не собирался вовсе, чтобы показать двум упрямым, важным для него людям, на что он способен благодаря им. Бельфегор, в тайне вот уже третий год тренировавшийся в управлении пламенем Дождя, хотел этой битвой выразить благодарность Скуало, который стал для него старшим братом, если не отцом.***
Бельфегор выдохнул и скользнул за колонну. Он злился. Битва Урагана представляла собой прятки, с периодическим выстреливанием потоков воздуха из самых неожиданных мест. Лески он в таких условиях просто не мог: их сдувало. А стилеты на близком расстоянии использовать было затруднительно — поди подойди к противникам. Миура Хару, его весьма неожиданная знакомая, при приближении дралась как бешеная кошка, переодически выпуская сгустки пламени прямо ему в лицо. Как она это делала Бельфегор не понял, но слава богу, пламя Дождя успешно блокировало разрушение. Потому что сгусток пламени, прилетевший в стену, прожёг к чёртовой бабушке бетон на сантиметров этак пять. И Бельфегору не хотелось представлять, что было бы с его лицом в случае попадания. А вот второго своего противника Бельфегор найти не мог, хотя и пытался. Тот будто испарился. «Осталось пять минут!» — раздалось из динамиков и Бельфегор вздрогнул. Чёртово ограничение по времени! Найти Гокудеру было нереально, Бельфегор уже всё перепробовал, даже пламенем стенки проверял. А Миура… — Не заскучал без меня и латинских суффиксов? — сказали справа и Бельфегор едва успел отскочить. Кинжал в руках девушки с мерзким скрипом прочертил в колонне глубокую царапину. О, так она и оружие пламенем напитывала! — Неа, — Бельфегор, осознав, что с этого ракурса по камерам видно только его спину, показал ей язык. Хару нахмурилась и снова ударила кинжалом наискось. Бельфегор запустил в неё пару стилетов и блокировал следующий удар собственным кинжалом, который до сих пор не использовал. Шанса не было. Но теперь у Миуры, похоже, заканчивалось пламя. Или выносливость. Она перестала швыряться пламенем, только кинжал всё ещё окружал красный ореол. Они кружились, не отрывая друг от друга взгляд, но и подходить ближе не решались. Бельфегор с некоторой гордостью осознал, что девушка считает его опасным. И тут послышалась музыка. Фортепиано, настолько красивое, что Бельфегор замер. И Миура напротив тоже замерла. Но… Откуда в помещении, специально выделенном под битвы фортепиано? Музыка всё продолжала играть, и Бельфегор, медленно холодея, осознал что не может двигаться. Чёрт, в попытках достать Миуру он забыл и о плане, и о том, что их здесь трое. Не только у Бельфегора здесь было второе пламя. Попасться на такую простую туманную уловку, что может быть хуже?! Маммон наверняка смеётся над ним. Он попытался скинуть наваждение, но звуки всё ещё их окружали. Фортепиано не смолкало, продолжая наигрывать лёгкую мелодию в высоких тонах. Бельфегор почти мог представить, как чужие пальцы порхают по клавишам. Череда попыток скинуть иллюзию ни к чему не привела. И до Бельфегора, которому всегда лучше думалось под давлением, начало доходить. Музыка была реальной. Иллюзией было только фортепиано, на котором умело играл Гокудера Хаято. Реальный звук, созданный иллюзорным инструментом. Действительно сложно и действительно изощрённо. Что-то зазвенело и Бельфегор отстранённо почувствовал, как с него снимают цепочку с висящим на ней кольцом. Не срывают, и на том спасибо. Объявление победителя Бельфегор слушал отстранённо, а к Варии направился слегка подавлено. Почему — и сам не понял, ведь по плану он и должен был проиграть. — Ты молодец, — улыбнулся ему Скуало, и легко похлопал по плечу. Занзас хмыкнул, но Бельфегор видел, что он поднял стакан также, как сделал после победы Луссурии. Сам Луссурия тут же попытался задушить Бельфегора в объятиях, и где-то в этот момент Бельфегора отпустило. Он поднял голову и засмеялся. Боже, у него есть семья!***
— Что-то надвигается, — мягко произносит Шоичи и Бьякуран мгновенно напрягается. Он слышал эту фразу дважды, если не считать сегодняшний: один раз — перед смертью в неслучившемся будущем, а второй — перед пробуждением тех самых воспоминаний. Тенденция не очень хорошая, согласитесь? Эта их встреча кажется Бьякурану случайной, но случайной не является. Шоичи улыбается ему с другой стороны дороги, а потом они вместе идут в кафе. Спланированная встреча. Ирие Шоичи будто знает будущее. Не то, неправильное и горькое, неслучившееся. То будущее они оба знают и стремятся избежать всеми силами. — На нас? — спрашивает не своим голосом Бьякуран. Ему того будущего не хочется. Сгорать в чужом пламени больно, но ещё больнее — в своём. А Бьякуран сгорал, с двенадцати, когда пробудилась эта чёртова способность. — Да нет, — хихикает Шоичи. — Это не канонный мир, но на Савад всё ещё сыплются приключения, — канонным миром они называют изначальный. Просто им обоим, прошедшим через фандомную фазу, так удобнее. И звучит так, будто они герои фанфика. — И что… От этого их ждёт что-то плохое? — Бьякуран думает о Десятых в этой ветке миров и не хочет им ничего плохого. Они ведь ещё совсем дети. Их защищают сильные взрослые, и Бьякуран знает, что не будет так, как в неслучившемся будущем, где Савада Тсунаёши умер от руки собственного учителя. — Да нет, — снова говорит Шоичи. — Возможно, даже что-то хорошее, — и сверкает болотно-синими глазами так, будто что-то знает.