Небесный дом

Уговаривать Розалин Джессо пришлось долго. По сути, она контролировала всю операцию, без её согласия попасть на остров, где собирались проводить сражение, было нереально. Можно было конечно попытаться сделать всё тайно, например используя ресурсы Вонголы, но стать невольными соратниками Джинглио Неро никому не хотелось. Рокудо, как единственный взрослый из Вонголы, передал просьбу Тсуны Розалин. Они не просто хотели там быть. Они хотели помочь. Они хотели сражаться. Едва уклонившись от сгустка пламени, который взбешённая Леди Джессо запустила не хуже Занзаса, Рокудо получил от неё очень чёткое «Приводи Тсуну, поговорим». Розалин даже не сомневалась, что план был предложен Тсуной. После часового спора Тсунаёши охрипла, у Рокудо, по его собственным словам, оплавился мозг, а Розалин Джессо всё-таки согласилась. И тут же обвешала их защитой как Рождественскую ёлку игрушками. Им даже выдали экстренный телепорт — такие телепорты, как сказал Хаято, вытаскивали из любой жопы, хоть и Пламени жрали будь здоров. В столе его взрослой версии лежали чертежи и рисунок не то кольца, не то брошки. На записке рядом с ними летящим почерком Розалин Джессо было написано: «Сделаю.» Капитаны отрядов, которым, очевидно, пришёл приказ из разряда «защищайте, а то лишитесь головы», не спускали с них глаз. Это было не плохо и не хорошо, Тсуна была более чем согласна на такие условия. Но взгляд, сверлящий затылок, её в любом случае напрягал. Они разделились. Реохей, справедливо заметивший, что медиков не хватает, отправился именно туда. Учитывая, что далеко не все медики могли себя защитить, Солнце частичной боевой направленности приняли с распростёртыми объятиями. А уж когда они поняли, что он разбирается в медицине на уровне студента меда, они и вовсе были в экстазе. У медиков вечно не хватало рук. Киоко и Хару, обе работавшие с малым объёмом пламени, зато очень искусно, попали к Рокудо Мукуро. Отряд был небольшой, явно состоял из Туманов больше чем наполовину, и обычно в прямых столкновениях участия не принимал. Их работа начиналась раньше, чем у всех остальных — требовалось прикрыть иллюзиями всё, что посторонние люди видеть не должны. Капитан отряда, в который отправились Кёя и Такеши, поначалу вздрагивал каждый раз, когда Кёя на него смотрел. Видимо Хибари из этого мира напрягал людей настолько, что они от него шарахались: угрюмый, несговорчивый, скорый на расправу… Хотя Тсуна, если честно, вообще не заметила в нём того человека, про которого шептались. По-хорошему, кстати, шарахаться надо было от Такеши, который даже улыбаясь и радуясь отдавал потусторонней чертовщиной. Тсуна была почти уверена, что он делал это специально, чтобы люди не расслаблялись, так сказать. Ему-то Розалин Джессо выдала полный карт-бланш на действия, видимо имея какие-то свои причины верить в богов и полукровок, но Такеши всё равно предпочёл быть рядом с Кёей. Тсуна улыбнулась. Её брат своё счастье точно нашёл. Бьянке, которой уже давно было сильно за двадцать, тоже особенного пригляда не требовалось. Учитывая, что в прямом столкновении Бьянка была по её же собственным словам бесполезна, она отправилась к Реохею. Знание ядов без знания противоядий — верная дорога в могилу, так что в химии и медицине Бьянка разбиралась неплохо. Саму Тсуну и Хаято Розалин взяла под своё командование, вытряся из них обещание не лезть, пока не скажут. Тсуна даже в какой-то момент подумала, что над ними так даже Озаки не тряслась. Впрочем, это скорее было связано с каким-нибудь временным парадоксом, в конце концов, не каждый день людей из одного мира в другой перетаскивают. Хаято крутил в руках кольцо Вонголы и явно пребывал в глубокой задумчивости. Периодически он поднимал на Тсуну глаза, но она всё никак не могла понять, что выражает его лицо. Они молча сидели рядом, едва касаясь коленками. Максимальная неловкость, будем откровенны. Вокруг них стоял хаос: люди бегали туда сюда, приказы передавались на повышенных тонах. А у них наоборот, был очень недвусмысленный приказ сидеть на месте. — Тсуна, — вдруг произнёс Хаято. Тсуна вскинулась и посмотрела на него. В глазах Хаято отражалась странная решимость. — Ты же можешь… уничтожить это кольцо? — Тсуна выдохнула. — Это… весьма резко, — пробормотала она. — Ты уверен, что.? — Да, уверен, — перебил её Хаято. — Уничтожь его, прошу тебя. Пока… Пока я не передумал, — он протянул ей кольцо дрожащей рукой. Тсуна взяла нагретое из-за тепла ладоней кольцо Урагана и поднесла поближе к лицу. Кольцо было мало похоже на кольцо Вонголы из её мира. Камень с выгравированным гербом Вонголы был округлой формы, а не ромбовидным отшлифованным рубином. Да и это кольцо не отдавало холодом, в отличие от колец её мира. Оно вообще будто бы не принадлежало набору, слишком уж индивидуальное. Тсуна слегка коснулась кольца пламенем. Материал, явно не металл, даже не размяк, хотя пламя Тсуны явно имело температуру большую, чем температура плавления большинства металлов. Тсуна прикрыла глаза, лишь краем глаза замечая как пристально на неё смотрит Хаято. Кажется, он даже не дышал. Откуда же Тсуне было знать, что пламя окрасило каёмку её глаз янтарём, а гравитация заставила волосы парить? Откуда же ей было знать, что в этот момент она напоминала Хаято богиню? Алый камень под силой гравитации разошёлся надвое, а металл-неметалл гнулся в разные стороны. Тсуна могла бы уничтожить кольцо. Рассеять, упрятать в чёрную дыру, забыть на веки вечные. — Я не хочу уничтожать это кольцо, — негромко произнесла Тсуна. Выгравированные на ободке буквы рассказали ей больше, чем могли рассказать все летописи Вонголы. Витиеватые «А» и «Л», оплетённые клематисом. Кольцо без жертв. Кольцо, созданное любовью. — Почему? — выдохнул Хаято. — Тсуна, ты не понимаешь, это кольцо… Если останется оно… То я останусь… — Тсуна отняла одну руку от пламени, объявшего кольцо, и протянула к лицу Хаято, коснувшись чужой щеки. Хаято застыл. — Это кольцо… — мягко произнесла она. — Это не символ твоей принадлежности к Вонголе. Никогда больше, Хаято, если я правильно понимаю, почему ты хочешь его уничтожения… Никогда больше, — Хаято прикрыл глаза и наклонил голову так, чтобы ладошка Тсуны полностью лежала на его щеке. — Даже для Джи Аркери это кольцо никогда не было символом Вонголы, — продолжила Тсуна. Пламя заискрилось и гравировка показалась во всей своей красе. — Это был символ любви, явления обратного Вонголе во всём. Даже если оно останется… То оно не будет держать тебя в этом мире, — Хаято вздрогнул и Тсуна внезапно слишком чётко осознала, в каком положении они находятся. — Прости, я… Я не должна была, — забормотала она, отдёргивая руку и туша пламя. Кольцо, ещё более горячее, чем раньше, она крепко сжала в ладони. — Я уничтожу кольцо, не волнуйся, я не должна была тебя переубеждать, это твой выбор… — Хаято мягко обхватил её ладонь и вернул на свою щёку. — Нет, ты… Если то, что ты говоришь — правда, то ты должна была это сказать, — он улыбнулся, Тсуна это почувствовала. — Я… Я ещё подумаю. Тсуна, давай ещё немножко так посидим, — он поднял на неё свои удивительные изумрудные глаза. — Пожалуйста. Тсуна почувствовала, как румянец запоздало наползает на щёки. — Ладно…

***

Розалин устало выдохнула. Несмотря на то, что она хотела вписать Гокудеру Хаято и остальных ребят в «фигуры», реальное участие не планировалось. Не планировалось, понимаете?! И проблема была даже не в том, что они были детьми. Нет, серьёзно, Розалин даже задумывалась о том, чтобы позволить им участвовать. Эти мысли держались в её голове ровно до момента, когда Розалин вспоминала из какого мира эта Савада Тсунаёши. Временные парадоксы крайне невесёлая штука. Человек ушёл из этого мира с помощью машины, что Розалин создала. Человек пришёл в этот мир, сам, без машины. Розалин всё ещё помнила родителей, спасибо. «Иногда возможна манифестация способности Маре у родственников, учитываются пламенные связи.» Гокудера Хаято видел параллельные миры. Это Розалин знала точно. У Гокудеры Хаято была дочь и эта дочь была Небом Маре. Эту дочь звали Розалин и когда-то она была принцессой мафиозного мира. Она не хотела втягивать Хаято и Тсунаёши в это. Не только потому, что Тсуна и Хаято были детьми, но и потому что в худшем случае из-за временного парадокса Розалин могла не появится вообще. Но детское, наивное «мама придёт и всё решит» всё ещё гудело в глубине сознания. Розалин вздохнула и подняла глаза. Она не позволит никому разрушить её прошлое, настоящее или будущее.