Мы любили так...

       Осень 1641 года.        Погода в Стамбуле вновь буйствовала, проявляла непокорность, хлестала меня по розовым от холода щекам, развевая темные волосы, которые были по обыкновению распущенны.        Я печально смотрю в даль. Где то там в водах Босфора легкость и свобода. Дворец лишь клетка, не более.        Сейчас моё сердце вновь разрывала боль. Огонь в моей душе бушевал, подобно ветру колышащему ветки деревьев. Листья опали. Султанский сад помрачнел. Розы посаженные когда то самой Кёсем султан увяли и стали пылью.        Я заново погружаюсь в свои сладкие мысли. В воспоминания дней давно прошедших, забытых, постепенно стирающихся из памяти по ненадобности.        Понимаю, как сильно повзрослела, стала более серьезной, осмотрительной, спокойной. Более жестокой. Рождение детей закалило меня. Смерть закалила меня.        Аромат крови на руках стал привычным. Я убийца. Во мне нет ни жалости, ни сострадания. Я не умею сопереживать людям, разделять их горе. Вот и сегодня я вновь непреклонна к судьбе.        Турхан слишком много о себе возомнила, родив шехзаде. Которому пошел уже четвертый год отроду. Дышать с этим ребенком одним воздухом оскорбление для меня и моих детей, в особенности для моего наследника — шехзаде Орхана.        На террасе появляется Нарин, верная служанка, которая ещё ни разу не подвела меня. Её серые глаза всё так же смотрят на меня с восхищением.        — Госпожа. — Калфа кланяется, выказывая свое почтение и продолжает. — Вас к себе зовет повелитель, ему стало ещё хуже.        Здоровье повелителя ухудшилось в связи с его пагубной зависимостью, а именно алкоголизмом. Видимо от Селима передалось, с генами не шутят.        Я довольно, словно чеширский кот усмехнулась и обернулась, сверкнув карими глазами, с одной стороны могло показаться, что я рада этому событию. Но с другой, Мурад спустя столько лет, стал мне безразличен настолько, что желание видеть его лик стало равным нулю.        — Хорошо. Не будет заставлять падишаха ждать. — Всё так же улыбаясь нездоровой ухмылкой я покинула покои, рассуждая в мыслях о том, насколько я психологически здорова. Наверняка, безумство покорило меня. В такой атмосфере вечных мучений, попробуй не свихнись.        Девушки в гареме послушно затихли и склонились в поклоне приветствуя законную супругу падишаха. Не удостоив их даже коротким взглядом, я прошла мимо, обдумывая, зачем меня всё-таки позвали. Покаяние? Очередное выяснение отношений? Или и то и другое?        Мысли путались, связывались в узлы, болела голова. Мигрень стала для меня родной сестрой, в этом проклятом дворце. Как же я мечтала проснуться в своем времени, понимая, что всё произошедшее лишь плод моего больного воображения. Но каждое утро я приветствовала белый потолок отделанный лепниной.        Для меня наступили темные и мрачные времена. Главный наследник — сын Турхан. Султан с каждым днем угасал на глазах, мучаясь в своей боли. Остановившись и поправив складки своего светло-зеленого платья, я натянула приветливую улыбку и прошла в покои султана.        Султан Мурад вновь держал в руках кубок с вином, запах которого распространился по всем покоям и теперь будоражил мое сознание. Запах алкоголя я едва переносила, закружилась голова, тряхнула ею, дабы хоть немного отрезвить себя.        Мужчина убивал себя, он не знал меры. Я не докучала ему своими просьбами остановиться. Он взрослый человек и вправе решать сам, что и когда делать. Хочет умереть, флаг ему в руки. Он впустил в свою жизнь Турхан, сблизился с этой змеёй настолько, что ей удалось понести от него. Он назвал её своей хасеки, не замечая единственную жену, которая чахла в покоях, увядала словно роза осенью.        — Вы желали меня видеть, мой султан? — Сдержав себя, я подошла чуть ближе, запах спиртного бил в нос, лишая контроля, я постепенно пьянела, под пытливым взором осуновшегося повелителя трех континентов. Чёрные круги под глазами, впалые щеки, нездоровый вид, бледность. Болезнь прогрессировала, а Мурад лишь усугублял свое и без того шаткое положение.        — Да. — Русоволосый кивнул и отложил кубок до лучших времен, хлопая освободившейся рукой по обивке тахты, приглашая супругу сесть рядом. Подойдя к Мураду, я тихо осела на мягкую поверхность, ожидая объяснений, вечернего вызова.        — Как дети? — Карие остекленевшие глаза блуждали по моему телу, но недолго, падишах сморщился и откинулся на спинку, смотря в потолок.        — Всё хорошо. Айлин, наша доченька, совсем выросла. Превратилась в настоящую красавицу, как и Кая. — С настоящей улыбкой рассказывала я, вспоминая всех своих детей, в живых осталось лишь четверо. Губы падишаха тронула еле заметная улыбка при упоминании старших дочерей. — Хюмашах, хотела увидеть своего отца-повелителя, но стража ей отказала, тебе было плохо, ты не смог принять её. Орхан в полном здравии, малыш уже сейчас проявляет непомерное усердие, вчера пытался взять в руки перо, мы все уверяли его, что ещё не время, он так мал. — Вспоминая вчерашний инцидент, мои глаза тронула ласка и счастье. — Зейнеп, наша крошка вчера слегла с сильным жаром. Всю ночь я не отходила от неё. Слава Аллаху сейчас всё хорошо.        Мурад прикрыл глаза. Возможно, мужем он был плохим, но отцом он был вполне сносным. Его главной драгоценностью всегда были его дети. Его улыбчивые, такие разные, но такие родные дети.        — Иди Айше. — Мурад скривился от прилива боли. — Иди! — Требовательно прорычал он, пока я поднималась с тахты, осматривая падишаха.        Ничего не оставалось, пришлось вернуться в покои, где меня уже ждала малютка Зейнеп. Девочка подбежала и обняла меня за ноги, это единственное до чего она могла дотянуться. Трехлетка оглядела меня с ног до головы и радостно улыбнулась, с любовью произнеся:        — Мамочка! Я так ждала тебя. — Темные волосы дочери вились, образуя красивые кудри. Погладя дочь по головке, я ощущая шелковистость волос, осела на колени. Поравнявшись с девочкой, обняв её.        — Вот я пришла. — Отстранившись, я улыбнулась глядя на ребёнка, который изучал мое лицо, каждую эмоцию. — Тебе давали снадобья, что лекарь принесла? — Беспокоясь за подорвавшееся здоровье малютки, вновь поинтересовалась я.        Маленькая султанша виновато опустила взгляд. Неужели опять ослушалась?        — Прости. — Протянула Зейнеп. — Не наказывай Нарин, она невиновна!        — Не буду. При условии, что ты выпьешь лекарство.        — Хорошо. — Девочка насупилась и открыла рот в ожидании лекарства. Пары капель было вполне достаточно. После принятия лекарства, госпожа закашлялась, говоря насколько эта жижа противная и не вкусная.        Всматриваясь в голубые глаза дочери, я всё больше убеждалась в том, что она похожа на свою родную бабку, властолюбивую Кёсем султан. Которая, кажется во всем поддерживала Турхан. Они мечтали посадить на престол её сына Мехмеда. А затем самим управлять в качестве регента государства.        Зная, нрав Турхан не поверю что она согласилась на это сама. Кёсем наверняка ей чем то услужила и ей не осталось ничего кроме как отплатить долг, лишая себя власти. Только при таком раскладе этот союз возможен. Мурад, конечно ничего об этом не знал, его сразила болезнь, никто не хотел беспокоить падишаха.        Близилась ночь, в помощью служанок я переоделась в ночной наряд и села на тахту, позволяя расчесать свои длинные каштановые волосы.        В покои тихо прошла Нарин.        — Госпожа моя, Рейхан ага сообщил мне, что Турхан султан вновь отправилась к Кёсем султан в Старый дворец.        — Они определенно плетут интриги против меня. Что неудивительно, что им ещё делать. У них на пути кроме меня никого нет. — Я мрачно оглядела свое отражение. Карие глаза как и прежде горели непримиримым огнем.        — Что будем делать султанша? Бездействие невозможно, учитывая состояние повелителя. Со дня на день он предстанет перед ликом Всевышнего. Нужно убрать Турхан султан и Кёсем султан.        — Ты права. Но я так устала. Давай оставим это хоть на мгновение. — Я махнула рукой, служанки одна за другой последовали к дверям, оставляя меня одну.       

***

       Этим солнечным утром после ночной грозы, я принимала у себя детей. Айлин и Кая как и всегда спорили между собой, Хюмашах излучала внутренний свет, встречая новый день с улыбкой на лице. Малыши Орхан и Зейнеп не могли усидеть на месте и постоянно отвлекались на что-либо, оставляя кашу не тронутой.        Айлин была волевой и стойкой, с железным характером. К своим восьми годам она подчинила себе всех слуг и те верно служили ей. У этой девочки был разум отнюдь не ребенка. Смотря на падчерицу, я всегда невольно вспоминала Фарью, они пожалуй были похожи. Это неудивительно, ведь она её мать. Которую она никогда не знала.        Кая являлась полной противоположностью Айлин, она была тихой и смиренной. Любила своего отца падишаха всей душой и сейчас очень переживала за его пошатнувшееся здоровье. Султанша имела черные волосы и карие пронзительные глаза. Когда та была помладше, волосы вились на концах, образуя причудливые локоны, но с возрастом волосы стали прямыми.        Хюмашах была любознательной и активной, она являлась лучиком света во тьме. В свои пять лет госпожа упорно учила арабский и персидский языки. Учителя хвалили султаншу за её усердие, которое она прилагала в учебе.        Что же до Орхана, то он не сильно отличался от сестры. Мальчик упорно брал в руки перо, выводя каракули, он делал это с таким старанием, что вскоре краснел от усилий. Я любила наблюдать за своим шехзаде. Он рос любопытным малышом, спеша всё опробовать и исследовать.        Зейнеп хоть и была сестрой-близняшкой шехзаде Орхану, но очень сильно отличалась от него. Как внешностью так и характером. Девочка не любила болеть и пить лекарства, была крайне капризна и всегда требовала подтверждения любви.        Девочки хитро переглядывались меж собой, естественно это не укрылось от моего внимания. Они что-то задумали.        Собравшись с силами Айлин подняла на меня взор своих серо-голубых глаз и твердо произнесла:        — Мама, а когда же Хюмашах станет жить отдельно от вас. Она ведь уже выросла. — Средняя дочь раскраснелась и опусила взгляд в тарелку, неловко сминая салфетку в руках.        Я приподняла бровь осмотрев старших дочерей. Теперь понятно их замешательство, хотят помочь сестре с новыми покоями.        — Ещё рано. Хюмашах мала для собственных покоев. — Отломив кусочек хлеба, заявила я, разбивая мечты дочери вдребезги.        Айлин тревожно осмотрела поникшую сестру и добавила.        — Но нас с Исмихан вы же отпустили.        — Прошу заметить, дорогая дочь, на тот момент вам обеим было уже семь лет, вы стали самостоятельны. Я буквально оторвала вас, мне это было тяжело. Потому, даже не проси, Хюмашах ещё ребёнок, за ней нужен глаз до глаз. Может годика через два я и пожалую ей покои в восточном крыле.        Обозначив границы дозволенного, я сверкнув глазами встала и направилась в покои к Турхан султан. Мне нужно было разузнать всё. Ведь они точно готовят заговор.