Compulsion

Джиён застывает, не в силах оторвать глаз от Донука, и поэтому совсем не замечает, как выскочившие из раздевалки Сынхён и Сынри инстинктивно занимают рядом с ним оборонительные позиции. Севен с удивлением смотрит сначала на одного, потом на другого Сынхёна и коротко хохочет, миролюбиво поднимая руки вверх. - Хэй! Вольно. Я сегодня буду вам помогать с этой практикой, так что по лицу не бить. Я ни при чем, в руководстве сказали, что это – отличный шанс получше подготовиться к моему сольному альбому. Он бросает длинный изучающий взгляд на Джи, но тот уже взял себя в руки и теперь улыбается ему, как ни в чем не бывало. - Это отлично, хён, - от звука его голоса оба альфы вздрагивают и затравленно оборачиваются. Поняв, что только что произошло, Сынхён переводит виноватый взляд на Дэсона, а Сынри просто снова утыкается глазами в пол. Джиён вздыхает, но тугой комок внутри чуть ослабляется. Ему кажется, что он все взял под свой контроль. Ну, или по крайней мере большую часть. - Итак, тогда начинаем. Занимайте свои позиции. Работа. Работа. Работа. Работа. Только работа способна отвлечь его от ненужной опасной близости обоих Чхве. Только она одна помогает ему еще держаться на плаву - со всей его незавидной омежьей участью. Редко кто из его братии добивался подобных успехов, не будучи чьей-то подстилкой или не сливаясь на полпути из-за неожиданного залета. И уж практически ни один не назначался лидером группы, в которой без него был старший альфа. Пожалуй, даже вообще ни один. Но Джиён всегда знал, чего хочет от жизни, и шел вперед, несмотря ни на что, пока только позволяли ноги. А когда они отказывали, он ложился на живот и полз. Прямо как сейчас. Посылая свое отчаянно ноющее тело вперед, он отсчитывает каждую секунду, отделяющую его от вечера, и молится о том, чтобы все прошло хорошо. Где-то совсем рядом танцует Ёнбэ, и только от одной этой мысли становится хорошо. Тэян не бросит, если вдруг что-то пойдет не так, на него он может положиться, и дело совсем не в том, что он – бета. Просто он – его друг, а это дорогого стоит. А еще где-то совсем рядом танцует Сынхён. Джи не видит, он предпочитает не смотреть в ту сторону, но чувствует его каждым волоском на своем теле, каждой порой. Ощущает вместе с каждым гребаным вдохом. И это как нежиться на пляже, чувствуя, как дрожит земля, и из жерла давно спящего вулкана начинает переть лава. Ёнбэ – его безмятежный пляж. А Сынхён… Сынхён, как обычно прет. Донук вдруг оказывается в опасной близости от него, и у Джи разом кружится голова. Таблетки, судя по всему, либо были совершенно отстойными, либо просто лимит воздержания у Квона дошел уже до опасного предела. Организм настроен против него, и это совсем нехорошо. Севен движется плавно, красиво, не отрывая взгляда от Джи, и улыбается так, что хочется убежать. Джиён ненавидит быть слабым. Но в это чертово время он до неприличия слаб. Это бесит. Ёнбэ наконец замечает, что что-то не так, и просит небольшую передышку перед следующим дублем. Донук бросает на него красноречивый взгляд и отходит переговорить с Сынхёном. Джи обессилено падает на лавочку, обмахиваясь полотенцем. - Он смотрит на тебя, как кот на мышь, - Тэян усаживается рядом, отвинчивая пробку на бутылке с водой, - сегодня проводить тебя? - Нет, - Джи нарочито беззаботно машет руками и силой отворачивает себя от того угла, где эти двое увлеченно о чем-то болтают. – Это лишнее. Со мной все будет в порядке. - Ты уверен? – Тэян смотрит на него с плохо скрываемым сомнением, и Джи прекрасно понимает, чем оно вызвано. - Уверен. Ёнбэ пожимает плечами и, оттягивая майку, поливает себя водой из бутылки. Джиён смотрит на стекающие по мускулистой груди струи и откровенно не понимает, за что природа наградила его великолепным телом, а самого Джи гребаной течкой. Будь он бетой, а еще лучше альфой, то не было бы этих мучительных ежемесячных отлучек, болезненного возбуждения и бессонных ночей в томительном тусклом одиночестве. Впрочем, так решил он сам. Ничего не мешает ему начать действовать как Донук, на каждый сезон находя себе новую пару, но… Секс без обязательств - нахрен. Просто нахрен. Пока они записываются, кто-то из администрации звонит продюсеру, и тот, понимая сложность ситуации, отменяет и встречу, и все последующие мероприятия. Он справедливо расценивает, что убытки, которые компания понесет из-за небольшого сдвига в расписании, ни в какое сравнение не идут со скандалом, который может разыграться, если на единственного пока в хип-хоп и поп-айдол мире лидера-омегу накинется какой-нибудь сумасшедший альфа из толпы. Когда Джи узнает об этом, он готов расцеловать стаффа, принесшего хорошую новость. Он так устал держаться, что если бы позволили обстоятельства и собственное тело - он бы упал прямо здесь, игнорируя и здравый смысл, и инстинкт самосохранения. Но кое с чем нужно все-таки закончить, поэтому, отправив парней в душ, Джи разбирает кое-какие нюансы будущего клипа с режиссером, которого наконец-то удалось отловить. Потом уточняет у оператора, не осталось ли у них еще задач на завтра, и под конец, уставший, изнуренный, но все же довольный, он тоже идет в душ. Парни уже закончили, и единственный, кого Джи успевает увидеть, это заворачивающий за угол Дэсон. Несколько секунд он размышляет, не позвать ли его назад, но потом плюет. Что может случиться? Одиночество душевой совсем не гнетет и даже наоборот подбадривает. Джиён выкручивает горячую воду и наконец-то позволяет себе выдохнуть. Жар, вопреки всей логике, снимает мышечное напряжение и переводит тумблер возбуждения на нижний уровень. Правда, ненадолго. Джи охает и опирается на стенку локтями, едва не падая под неожиданным сильным приступом. Огонек, обозначающий опасность, зажигается, звеня где-то в затылке, но уже определенно слишком поздно. Он находит в себе силы только для того, чтобы перевернуться, невидящими глазами выискивая в поднимающейся паровой завесе того, кто виноват в том, что сейчас с ним происходит. - Ай-яй-яй, - произносит Севен, качая головой, и шагает внутрь кабинки, сбрасывая на пол полотенце, висевшее до этого на его бедрах, - ай-яй-яй, до чего ты себя довел. Джи не двигается с места, тяжело дыша, с каждым шагом Донука удушающее облако возбуждения окутывает его голову, мешая размышлять трезво. - Выйди, хён. - Ты сам-то слышишь, что говоришь? - Севен удивленно приподнимает брови и кажется предельно спокойным. Если бы не вздувшаяся на шее жилка и сузившиеся зрачки, Джиён мог бы даже подумать, что все и в самом деле может закончиться просто какой-нибудь шуткой. - Выйди, хён, - упрямо повторяет Джиён и тщетно пытается собрать себя, размазанного по прозрачному пластику. Донук неожиданно меняется в лице и, глухо рыча, одним прыжком оказывается рядом с ним, грубо хватая за волосы и оттягивая голову назад. - Ты приходишь в сраную студию, воняя так, что у меня стоит уже часа три, а теперь, когда я до тебя, наконец, добрался, ты требуешь, чтобы я вышел? Джи кивает, насколько позволяют стянутые волосы, и чувствует себя так, словно головой пробирается сквозь густой кисель. Севен неожиданно улыбается, но эта улыбка, по сути, ничем не отличается от гримасы ярости. - Прости, Джиённи, но сегодня я плевать хотел на то, что ты какой-то там лидер. Сейчас ты для меня - простой омега, которого я хочу. Джи стискивает зубы, пытаясь сбросить с себя чужие руки, но главная проблема заключается в том, что ему эти самые гребаные руки сейчас просто отчаянно нужны. Организм вопит, желая оказаться ближе. Глубже. Быстрее. Игнорируя льющуюся сверху горячую воду, Донук склоняется к уху Джиёна и шумно втягивает носом воздух. - Твою мать. Джи не успевает понять, когда именно его хватают за плечо, разворачивают и вжимают в прохладный, несмотря на воду, пластик. Севен прижимается к нему сзади, вцепившись зубами в его шею и, ненавидя себя, Джиён подается к нему навстречу, просительно прогибаясь в пояснице. Зубы Донука сжимаются чуть сильнее, заставляя вскрикнуть и выгнуться чуть больше. - Прошу, - хрипит Джи, упираясь лбом в стенку кабинки, - прошу... "Отпусти меня?", "оттрахай меня?", "позволь мне хотя бы не чувствовать себя таким слабаком?", - что именно? В любом случае, Севена это волнует не больше, чем голодающие в Камбодже дети. Он запускает внутрь Джиёна два пальца сразу и, спустя всего несколько секунд, в нетерпении добавляет третий. - Тшш, - шепчет он, прикрывая второй рукой рот Джи, справедливо опасаясь, что шальной омега может оказаться слишком громким. - Тшш... - Прошу... - голос Джиёна срывается на высокий шепот, едва слышный из под руки, да еще и в шуме воды. - Прошу, дай мне уйти... - Прости, но нет, глупышка, - грудной голос Севена режет поперек мышц, заставляя дрожать всем телом, - вот именно сейчас я тебе этого никак не могу позволить. Джиён хрипит, собирая последние силы, и пытается оттолкнуть от себя Донука, но все это напоминает бессмысленные метания рыбешки, попавшей в сеть. Севен усмехается, пуская по его спине новую волну мурашек, и Джиён чувствует, как в его ягодицы упирается что-то гораздо более горячее, чем вода. - Блядь... - всхлипывает Джи и ненавидит себя за то, что протяжно стонет, когда Донук начинает входить. - Бляаадь... Севен шумно дышит, погружаясь на максимум, и застывает, ошеломленный неожиданной узостью. - Постой-ка... Ты же не?.. - Нет, - Джиён стискивает зубы и, поддавшись искушению, толкается ему навстречу, - нет, я не. - Отлично, - Севен умеет извлекать максимум из неожиданных подарков судьбы. Он поудобнее перехватывает его бедра и, практически выходя, с силой насаживает его обратно. Джиён скребет ногтями по пластику и всхлипывает, разрываясь между похотью и самоуничижением. Влажные шлепки, запах, стоны, тихое рычание. Все это разрывает Джи изнутри, превращая в огромный пульсирующий комок оголенных нервов. Все ощущения на пределе, поэтому он подходит к краю неприлично быстро. Когда он кончает в первый раз, Севен лишь удовлетворенно усмехается, подхватывая обмякающее тело и усаживая его на поручни кабинки. Он заставляет его обхватить себя руками и ногами, входя снова резко и глубоко. Джиён стонет, оставляя на его спине царапины, и жмурится, чувствуя, как собственный член трется о чужой живот. - Прошу... - всхлипывает он, и Донук поднимает его на руки, заставляя насадиться как можно глубже. Джиён запрокидывает голову, ударяясь затылком о пластиковую стенку, и, содрогаясь всем телом, кончает снова. Севен приподнимает брови и увеличивает темп. Джиён оказался потрясающе узким, так что Донук уже очень давно на грани. Он бешено двигает бедрами и, кончая, неожиданно подается вперед, накрывая его губы своими. Джи вздрагивает, когда чужой язык проникает в его рот, и, дрожа, кончает в третий раз, мыча что-то прямо в поцелуй. Джиёна трясет. Отшатнувшись назад, Донук держит его на руках и ощущает каждой клеточкой их прижимающихся тел, как сильно Джиёна трясет. Он настолько удивлен, что едва не пропускает момент перед связкой и поспешно выходит из него, тем не менее продолжая держать на руках. - Мне легче, - шелестит Джи, не поднимая головы от его плеча, - надеюсь, тебе тоже. Можешь поставить меня на пол и наконец-то уже валить. Севен не видит никаких причин поступать так, как говорит ему этот парень, но, тем не менее, почему-то слушается. Он осторожно ставит пошатнувшегося омегу на скользкий мокрый пол и озадаченно смотрит на свои руки. - Пока, хён, - бесцветно произносит Джи, устало прислоняясь к полочке с шампунями, и Донук, на автомате кивая, выходит из кабинки. Может быть, поэтому он и лидер? - Пока. Джиён соскальзывает по мокрой стенке вниз, подтягивает колени к груди и закрывает глаза, игнорируя барабанящие сверху горячие капли. Все очень плохо.