уверена, ты видел, что случилось с моим сердцем

      Иногда Беатрис думала, какой ее видели обычные люди Бирмингема? Жертвой, которая живет с монстром? Двуличной тварью, что прячется под милым личиком и сладкими речами? Матерью Терезой, которая попала не в ту семью? Бедной овечкой, что повезло попасть на закаливание к богатому и сильному человеку? Или даже элитной проституткой, которая играет роль, определенную ей ее господином?       Беатрис не могла утверждать наверняка, зато теперь точно знала, кто она есть ― сбежавшая жена Артура Шелби.       Беатрис родилась в 1890 в Мерси ― небольшой остров вблизи Лондона. От матери она получила золотистые прекрасные волосы, а от отца ― внимательные серо-голубые глаза. Беатрис была красивым ребенком и выросла еще более красивой девушкой. Мамина умница и папина красавица. Единственный поздний ребенок в семье, бескрайне обожаемой обоими родителями.       Семья Андерсон была той, которую называют «зажиточной». Отец работал в банке и теперь Беатрис понимала, что он этим очень гордился. Он считал свою обеспеченность наградой за талант и упорный труд, не признавая, что ему просто повезло. Тогда Беатрис все это принимала, как должное. Конечно, она видела бедняков, тех, кому не повезло. Но отец считал, что они сами навлекли на себя все несчастья и дочь ему верила.       Мать занималась домом и дочерью — прекрасная, долгожданная девочка, в которой она души не чаяла. В то время Беатрис не понимала, лишь смутно чувствовала, что родители недовольны жизнью, хотя имели больше многих. Но им было мало. Они хотели выбиться в люди, так сказать, подняться по социальной лестнице. И красота Беатрис пришлась очень кстати: они видели в ней то, чего не видела она сама. В отличие от родителей, Беатрис на жизнь не жаловалась и обожала себя такой, какая была. Ей нравилось, что лет с двенадцати, куда бы она ни пошла, мужчины всегда провожали ее взглядом. Подружки завистливо вздыхали, прикасаясь к золотистым волосам.       Мать дочерью гордилась, а отец любил покупать нарядные платья. Девочка знала, чего хочет от жизни и ничто не мешало ей получить желаемое. Она хотела, чтобы ее любили и ей восхищались. Хотела роскошную, изысканную свадьбу, где все жители города будут смотреть, как отец ведет Беатрис к алтарю и ахать, восторгаясь неземной красотой.       «Глупая, недалекая и самодовольная девчонка!» — думала Беатрис позже, уже во время войны, улыбаясь, позабавленная собственной оценкой.       Под влиянием родителей она мечтала и о материальных радостях жизни: о большом богатом доме, который будет убирать прислуга, и о современной кухне, где кто-то будет готовить для нее. Очень недалекая девчонка. Молоденькая и совсем глупая. И она не видела никаких причин, почему бы ей не получить желаемое. Некоторые желания были более осмысленны. Особенно одно. То самое, что Артур перечеркнул для нее, вернее так старался это сделать. Еще в юношестве у Беатрис была лучшая подруга — Долорес. Она рано вышла замуж, всего в семнадцать лет, причем за человека, который бы ни за что бы не понравился родителям мисс Андерсон в качестве жениха — за столяра. А через год у Долорес родился сын — прелестный малыш с ямочками на щеках и светлыми завитками волос. Первый раз в жизни Беатрис действительно кому-то позавидовала.       В супруги она выбрала себе полную противоположность ― Артура Шелби, язвительного и нахального. Самоуверенного, как и она сама, но самоуверенность эта имела немного иной характер. Ему было двадцать пять, а Беатрис двадцать два, когда они встретились. По просьбе соседки, она отвозила одежду в Бирмингем. Погода тогда была прекрасная ― август радовал теплом и уютом. Беатрис уложила волосы и надела новую, белую блузку. Ей хотелось быть красивой в этот хороший день.       Она довольно быстро нашла нужный дом. Ее угостили чаем. Было еще не слишком поздно и Беатрис отказалась от того, чтобы молодой парнишка, который смотрел на нее с обожанием, проводил ее до пристани. Беатрис распрощалась и направилась к пристани. Пароход должен был прибыть ровно в четыре, следующий пришел бы только в четыре сорок пять, а Беатрис хотела поскорее оказаться дома. В тот вечер их соседка обещала показать новые ткани, что она заказала для своего ателье, и юной девушке страх как хотелось на них посмотреть.       И вот тогда она встретила Шелби. Артур, Томас и Джон плавно вышли из поворота ― Томас о чем-то шутил с широкой улыбкой на губах, Артур фыркал с легкой усмешкой, а Джон хохотал над шутками брата. Все трое братьев посмотрели на Беатрис и она посмотрела на каждого из них. Как сейчас помнила ― рубашка Томаса была не заправлена, трепыхалась на ветру, пиджака у него не была, у Джона шапка набекрень, из всех пуговиц только три или четыре застегнуты, а Артур одет с иголочки, но рубашка расстегнута на первые пуговицы и рукава закатаны. Все трое Шелби смотрели на нее, но улыбнулась она только Артуру ― Беатрис не знала, почему, но не осознано выбрала его. Легкая, красивая улыбка, и кокетливо отведенные глаза ― Беатрис знала, что этим можно было легко заинтересовать мужчин, легче, чем щелкнуть пальцами. Артур смотрел на нее своими внимательными, красивыми голубыми глазами, и проводил ее взглядом, когда она сама отвела его.       Беатрис прошла еще немного, когда позади раздались торопливые шаги и кто-то придержал ее за локоть. ― Я буду остолпом, если не познакомлюсь с вами, ― сказал Артур Шелби. Его братья наблюдали с усмешкой за ними чуть позади. Как позже признался Артур, Томас и Джон сказали, что он не должен упускать такую красивую девушку и обещали никогда не забыть ему то, что он потерял свою возможность.       На пароход в четыре она все-таки опоздала. Артур настоял, чтобы проводить ее до Лондона, а потом вместе с ней сидел в каком-то пабе у самой пристани. Они разговаривали обо всем и ни о чем одновременно ― о себе, спрашивали о друг о друге. Конечно, Беатрис знала, кто такие Шелби и что они ― плохая компания, но Артур был так мил и даже немного смущен, что Беатрис решила не думать об этом. Когда Артур провожал ее на пароход, он спросил, встретятся ли они еще раз, и Беатрис пообещала ему это. С палубы она видела, как Артур довольно подкинул в воздух свою кепку и направился в сторону. Беатрис рассмеялась ― ей было хорошо.       Через три месяца лихорадка унесла ее маму. Отец расклеился и только с помощью друга, того самого соседа, не сдался окончательно. Беатрис пришлось оставаться дома чаще, чем ей хотелось бы ― теперь она была в ответственности за семейный очаг, за то, чтобы для отца и для нее самой всегда была готова вкусная еда, чистая и выглаженная одежда. Она сократила число слуг, чтобы сэкономить лишние деньги. Соседи, мистер и миссис Хайди, помогали юной девушке, чем только могли.       Но это не означало, что Артур забыл ее. Он зачастил в Мерси и когда ее отца не было дома, мог целый день ошиваться у них, наблюдая за тем, как она работает по дому. Помощник из него был никакой. Вскоре Артур познакомился и с отцом девушки, и хотя незаконный букмекер не пришелся по душе честному банкиру, сделать он ничего не смог. Его дочь влюбилась ― быстро и бесповоротно и самое страшное, что Артур Шелби отвечал ей взаимностью.       А вскоре, и отец не стал препятствовать ― когда дела его банка пошли в гору благодаря сделке с Шелби. Мистер Андерсон, мягко говоря, не возражал: он получил именно то, что хотел. Каждый вечер, пока Артур ухаживал за Беатрис, он посылал ей незабудки и сирень. Скромные, но изящные букетики и их было так много, что их скоро стало некуда ставить. Соседка миссис Хайди, заходя к Беатрис, хмыкала на это ― незабудки символ истинной любви, пурпурная сирень ― первая любовь. Только один раз Артур подарил ей красные розы, когда предложил ей стать его женой.       Когда они бывали вместе, то он хотел, чтобы все на них смотрели, и обожал это. Беатрис это тоже нравилось. Было много вечеринок, танцев и нарядных платьев. Для человека по фамилии Шелби любая дверь открывалась настежь; его все принимали с распростертыми объятиями. Свадьбу откладывать не стали. Затевалось роскошное торжество — все так, как Беатрис и хотела.       Беатрис не могла сказать точно, когда это произошло, но Артур быстро расположил ее к себе. Иначе она бы ни за что не согласилась стать его женой, спустя всего полгода после знакомства. Отец согласился ― да и что ему оставалось делать? ―Я сох по тебе как мальчишка с первой нашей встречи, ― признался Шелби за несколько дней до свадьбы. Беатрис тогда уже оставалась у него дома, была знакома со всей семьей. Полли она нравилась, Томас и Джон быстро приняли в свой круг, малыш Финн цеплялся к ней, как к родной матери. Только Эйда какое-то время недовольно фыркала и вела носом ― ей не нравилось, что в доме появилась еще одна женщина, которой старший брат отдает внимание. Впрочем, ей тогда было только шестнадцать и Беатрис не могла ее в чем-то винить. После свадьбы, когда Беатрис официально стала Шелби, отношение Эйды к невестке изменилось. Да и во время войны прошли они вдвоем через многое, чтобы не доверять или ревновать. ― До сих пор помню, как с братьями шли в паб, а ты шла откуда-то к пристани, одетая в белую блузку и синюю юбку. Было начало августа, и ты так счастливо улыбалась, что, казалось, все вокруг тебя становится каким-то живым. А потом ты посмотрела на меня с таким интересом, что я просто опешил. Ты олицетворяла скромность, но не стеснялась смотреть мне в глаза. И с того дня каждая случайная девчонка кажется мне какой-то пустышкой, ― Беатрис взволнованно хватала воздух губами, тая от его слов, словно мороженое, ― Конечно, я сразу захотел, чтобы ты стала моей. Но меня не отпускала мысль, что ты была слишком хороша для меня. ― А потом интерес погас? ― усмехнулась Беатрис.       Артур хохотнул. ― Потом я полюбил, ― легко признался он. До войны он легко говорил о своей любви к ней и с фронта до нее доходили полные нежности письма. А вот после из него и слова нельзя было вытянуть. Впрочем, Беатрис в этом не нуждалась. Она прекрасно знала, что Артур ее любит и без лишних слов.       Это было прекрасное время.       А сейчас Беатрис ―сбежавшая жена Артура Шелби.       Беатрис повезло сразу ― она сделала несколько обманных маневров, намеренно мелькая перед людьми Шелби, а следующим днем ее увезли на родной остров. Погода постепенно портилась и ей сказали, что повезло успеть на этот пароход. Следующий будет очень нескоро. Это внезапно успокоило ― когда Шелби решат ее найти, а они решат, Артур успеет обдумать все и остыть.       «Интересно, какой у меня срок?» ― отстранено думала Беатрис, когда пароход почти причалил к берегу Мерси. На острове стоял почти таинственный туман, зато, насколько она могла разглядеть, почти не было снега и гололеда. Тут всегда было теплее, чем в Лондоне и даже в Бирмингеме. ― «Два месяца? Если считать с того момента, как Полли запретила мне пить траву. Или даже три? Если думать, что трава не помогла»       Беатрис считала, загибая пальцы. Выходило, что три месяца.       А потом ее удача приобрела лицо женщины. Немолодой женщины лет сорока, которая раньше жила на другой стороне улицы от дома Беатрис и приходила к ее матери повязать вечером, посплетничать. Каждую субботу семья Беатрис ходила в дом к этой женщине на ужин, а каждое воскресенье семья этой женщины приходила на завтрак в дом Беатрис.       Ее звали Бекки Хайди. Это ее одежду тогда отвозила в Бирмингем Беатрис, когда встретила Артура Шелби. Беатрис никогда почему-то не вспоминала об этой женщине, хотя видела ее в детстве чаще, чем тетку со стороны отца. Подруга семьи. Она держала свое ателье и Бекки всегда казалась Беатрис очень красивой.       Беатрис сидела на скамейке у своего старого дома. Она оставила старые ключи там, где они лежали с момента свадьбы ― в нижнем ящике комода, где Артур хранил какие-то свои вещи вперемешку с ее. Полли называла эту полку «барахолка дома», а маленький Финн обожал там копаться, разбирая интересные вещи вроде игрушечных револьверов, разных шкатулок со сломанными ножками, старых украшений и игрушек. В одну из сломанных шкатулок Беатрис и положила свои ключи и не доставала никогда. В последний раз она здесь была после смерти отца в самом начале войны.       По другой стороне улицы шла женщина. Она на ходу курила, но остановилась, когда увидела Беатрис. ― Беатрис? ― позвала женщина, когда увидела девушку у ее дома через дорогу. Женщина решительно пересекла дорогу и остановилась рядом с ней. Беатрис ее не сразу узнала. ― Я сразу тебя узнала, ― сказала Бекки Хайди.       Конечно, все в Мерси знали за кого вышла замуж Беатрис Андерсон. Но, может климат так влиял, никто не спешил обсуждать подобное, особенно когда это касалось Шелби. Их слава успела дойти и до Мерси. Хотя Бекки Хайди явно считала, что может задать несколько вопросов. ― Добрый вечер, миссис Хайди, ― произнесла Беатрис вежливо. На улице было пусто.       Бекки Хайди была женщиной лет сорока, но ни капля старости не коснулась ее. У нее была стройная, компактная фигура с маленькой грудью и узкими бедрами, и она все еще была очень высокой. У нее темные глаза, длинные ресницы и острые четко выраженные черты. Ее длинные прямые черные волосы были стянуты в высокий, конский хвост.       Бекки была в общем добродушной и заботливой, но упрямства ей было не занимать. Своего мужа она любила, как и он ее, но держала в ежовых рукавицах ― не дай бог он зашел бы в грязной обуви на ее чистые ковры. Кто-то называл Бекки Хайди «строгой стервой» и Беатрис в детстве всегда удивлялась этому определению ― Бекки Хайди обожала садить ее к себе на колени и тискать, воркуя над ней самым ласковым тоном.       ― Боже, не думала, что когда-нибудь тебя еще увижу, ― заметила Бекки, присаживаясь рядом с девушкой, ― Давно тебя здесь не было.       ― Я же вышла замуж еще до войны, ― ровно произнесла девушка. Конечно, Бекки это помнила. Она даже была на свадьбе и вместе с Полли помогала Беатрис пережить волнительные часы перед свадьбой. Беатрис помнила, что именно Бекки заплела ей волосы на свадьбу.       ― Да, это я помню.       Ее мама умерла еще до замужества ― лихорадка. В Мерси это было обычным делом. Отец ушел на войну и не вернулся. Он официально числился в списке пропавших без вести еще до того, как закончились первые три месяцы войны, но Беатрис знала, что он уже не вернется. Чувствовала это своим сердцем.       ― Если тебя успокоит, то в Мерси люди не любят болтать, так что это обсуждали недолго. Хотя я, признаюсь, была удивлена, услышав о твоем выборе. Если этот выбор был.       Но Беатрис видела, что в глазах у нее огонек такой любопытный пляшет. Вот как рыбки в прозрачной воде, когда встанешь в лодке на колени да через борт на них и смотришь.       ― Был, конечно, ― Беатрис хихикнула. Наверняка Бекки помнила, как девушка буквально летела к алтарю, где ее ждал взволнованный Артур. ― Не силой же меня под венец потащили.       ― Действительно. А почему ты вернулась? Так еще и с чемоданом?       Бекки Хайди смотрела на нее сквозь длинные черные ресницы, серые глаза мутные и тусклые. Тут Беатрис опять заплакала, но уже потише и не стараясь прятать лицо. А когда поуспокоилась и только всхлипывала, Бекки Хайди сказала, чтоб она рассказала ей все с самого начала, ничего не пропуская. Ну она и рассказала.       Когда Беатрис закончила и лишь коротко всхлипывала, ни один мускул на лице Бекки так и не двинулся. Беатрис вспомнила, что миссис Хайди хоть и любила детей, но слез не переносила. К детским слезам она еще относилась снисходительно, однако плачущие взрослые доводили ее до тихой ярости.       Поэтому миссис Шелби глубоко вдохнула, и спокойно сказала: ― Простите, миссис Хайди. ― Бекки.       Беатрис непонимающе глянула на бывшую соседку. ― Что? ― Я требую, чтобы каждая женщина, чью истерику я выслушала, называли меня после этого Бекки, ― с лёгкой и доброй улыбкой ответила Хайди, ― А теперь, девочка, успокойся и пойдем выпьем чаю, после чего ты мне все расскажешь спокойнее.       Она ласковым, аккуратным движением оттерла слезы со щек. От нее пахло фиалками и Беатрис вспомнила, что муж миссис Хайди всегда приносил фиалки ей на работу. Мужа не было, а запах, казалось, въелся в эту женщину до конца ее дней. ― Знаешь, ты меня удивила, ― говорит она, ― Столько лет я тебя знаю, но не представляла, что ты умеешь плакать. Даже начала думать, что ты каменная. Ты же даже девочкой ни слезинки не роняла. Тихий и спокойный ребенок ― мечта любой матери.       Беатрис что-то пробормотала, что спала плохо. ― Это я вижу, ― сказала миссис Хайди, ― Под глазами у тебя два голубых Пикассо, а в руках появилась пикантная дрожь. И все же. Что будешь делать?       Беатрис видит, что Бекки ей не слишком доверяет, не сейчас. Миссис Шелби храбрая, смелая и до тошноты сообразительная. Наверное, она похожа на миссис Хайди и та это понимает, а потому не спешит доверять.       Беатрис оборачивается на белоснежное здание позади себя. ― Этот дом принадлежит мне. ― Да и у меня есть от него ключ. Да только там никто не жил со смерти твоих родителей. Его еще никто не обокрал, но жить там нет никаких условий. Особенно для беременной девушки. ― Справлюсь как-нибудь, ― спокойно и решительно заявила Беатрис, ― Я работы теперь не боюсь. Жизнь жены солдата закалит кого угодно, ― жизнь с Шелби научила ее не пасовать перед любыми трудностями. Уже нет того, чего бы она не выдержала.       Бекки Хайди кивнула. Они пошли выпить чаю и Бекки предложила остаться на ночь ― в той квартире все равно нет ничего для жизни, а завтра Беатрис с утра, на свежую голову сможет принять решение. Миссис Шелби согласилась. И с той ночи Беатрис осталась у Бекки Хайди на долгие месяцы. Когда Бекки позвала Беатрис к себе, то на целых четыре дня поднялась такая пурга, что заметались любые следы.       Миссис Хайди уходила на работу, а Беатрис оставалась у нее дома. Она готовила и убиралась. Бекки настаивала, чтобы та не сильно перенапряглась, но Беатрис видела, как в той была радость от ее присутствия. За время войны Бекки потеряла всю семью: муж умер еще до войны, два сына полегли на фронте, маленький внук умер от лихорадки, а невестка после всего этого умерла от разрыва сердца. У Бекки не осталось никого, но женщина была слишком крепкой, чтобы умереть.       Сейчас она даже научилась жить. Вела свое дело, сеть ателье, и круглосуточно пропадала на работе. У нее была только лысая кошка по имени Хоуп, которая с первого дня ластилась к Беатрис и смешно чихала от муки. Беатрис видела, что Бекке нравится приходить домой, где кто-то есть. Кто сядет за стол, поинтересуется делами и самочувствием.       В один вечер Бекки принесла для Беатрис швейную машинку. Еще до замужества Беатрис очень любила сама шить себе платья, хотя отец и ворчал по-доброму, что его дочь могут одевать самые лучшие портные Англии.       Беатрис сидела за швейной машинкой и, нажимая ногами педаль, пришивала рукава к новому платью. Бекки, устроившись под полкой с цветами, вязала салфетки и постукивала в такт музыке ногой — звучала одна из ее любимых песен. На этот раз Беатрис шила очень красивое платье цвета темного вина с рукавами три четверти. Она старалась не отвлекаться от дела, но сами собой вспоминались разные другие вещи.       Свет под потолком горел сильный, резкий, желтый, на маленьком пыльном плюшевом диванчике никого не было       Беатрис шила платье, а миссис Хайди наблюдала за ее работой, отложив свои салфетки цвета слоновой кости. ― Люди интересуются, что с тобой произошло. Но можешь не волноваться. В Мерси народ не болтливый, ― сообщила она, наблюдая за тем, как Беатрис быстро-быстро строчит что-то на швейной машинке, ― А работают тут все в Лондоне, так что до Бирмингема новости не дойдут. ― Это хорошие новости, Бекки, ― улыбнулась Беатрис.       Томас Шелби, когда Беатрис уже полгода как была его невесткой, в разговоре о Мерси как-то обронил, что остров, конечно, не место, чтобы убивать кого-то. Обязательно кто-нибудь рядом болтается, чтоб сунуть нос в твои дела, когда тебе это совсем уже не нужно. Беатрис, в целом, была с ним согласна, хотя никого убивать и не собиралась.       Но Бекки была права ― люди на острове были не болтающими. Отец еще рассказывал, что на этом острове жили первые поселенцы, потом к ним пришли англичане и Мерси был единственным местом, где не велась война. Сейчас это было очень иронично, учитывая, что Беатрис приехала сюда, рожать своего ребенка без войны. Поэтому, если хорошо покопаться в хрониках, можно наверняка найти дальнее кровное родство со всеми, кто здесь жил. Вполне возможно, что милая старушка, у которой Беатрис каждый четверг покупала хлеб и свежую выпечку, была замужем за кузеном свояченицы ее деда первым браком. А милый мальчишка, что приносил молоко и газету каждое утро, был каким-нибудь племянником со стороны двоюродной тетки по материнской линии от третьего брака прабабушки.       В связи с этим, жители Мерси считали, что если к ним кто-то возвращается свой ― как Беатрис, например ― то он вроде как и не уходил. Поэтому Беатрис приняли на острове спокойно и без лишней суматохи, хотя любопытствующих наверняка было много. Вполне возможно, они выстроили ту же картинку, что и произошла в реальности: у Беатрис Андерсон что-то случилось с ее мужем Артуром Шелби, поэтому сейчас девушка живет здесь. Да и живот с каждым месяцем становился все больше, а тут догадки были простыми и меткими.       Но никто Беатрис не сказал и слова. И никто не сказал слова о ней. Это вселяло надежду. ― Я ни у кого не видела таких ловких пальцев, как у тебя, ― задумчиво сказала миссис Хайди, ― Ты же умеешь шить? Твоя мама приводила тебя ко мне учиться этому. ― Я давно не шила, ― призналась она. Бекки понимающе кивнула. Жену Шелби обшивали и одевали лучшие портные Бирмингема. ― Но это как с велосипедом ― один раз научившись, уже не забудешь.       Вот оно — платье готово. Беатрис убрала ногу с педали и, подняв платье на руках, окинула его взглядом. Мягкая, приятная ткань ― дорогая — Бекки бы не позволила себе купить что-то другое. Не очень длинное, а винный цвет подходит светлым волосам Беатрис. Она была в хорошем настроении, а когда так случалось, могла сделать много работы.       Бекки не всегда жила в Мерси, раньше она жила в Ирландии. Но когда ее свекровь и свекор умерли, они с мужем перебрались сюда — тогда у них уже подрастал старший сын. Купили здесь дом и обустроились, познакомились с соседями, у которых только-только родилась очаровательная малышка. У Хайди потом родился еще один сын, но Бекки очень любила Беатрис, возможно, потому что у нее самой никогда не было дочек.       Жить на острове всегда дешевле и, хотя теперь цены не прежние, все-таки они куда ниже, чем на материке. Бекки держала ателье, а чем занимался ее муж Беатрис не знала или не помнила. Но денег у них было предостаточно. Отчасти поэтому мама была рада с ними дружить ― «люди своего круга», так она говорила про мистера и миссис Хайди.       После смерти всей семьи она пристрастилась к сигаретам и алкоголю, но хватка ее по-прежнему была крепка и надежна, как валун в горе. Должно было произойти чудо, чтобы смерть забрала ее или что-то в этом мире сломило ее. Вероятно, она скорей бы умерла, чем сломилась.       А еще она напоминала Беатрис Полли Грей. Если бы эти женщины сели на кухне за бурбоном и стали говорить о жизни, они бы друг друга поняли лучше всех остальных.       Беатрис еще в кое-чем была благодарна Бекке ― та не спрашивала ее о том, что собирается делать девушка с ребенком и без мужа. Жители Мерси на нее не косились, конечно, вежливо здоровались, а некоторые молодые мамочки, залетающие в ателье, даже давали какие-то советы. Но это было все мимолетно, время шло и Беатрис впервые с тоской думала о том, какой короткий срок отпущен для вынашивания ребенка. Всего девять месяцев, а в ее случае всего полгода. За это время нельзя что-то решить. По крайней мере, Беатрис не могла это сделать. ― Шелби тебя найдут рано или поздно, ― как-то задумчиво сказала Бекки Хайди во время одного из ужинов. Беатрис доедала сырники, что приготовила на ужин, а Бекки, уже съевшая свою порцию, курила в окно. ― Тебе не спрятаться от козырьков, особенно если один из них влюблен в тебя. ― Я и не собиралась прятаться, ― спокойно заявила Беатрис, ― Пусть находят. Если Артуру есть, что мне сказать ― я выслушаю. ― Неужто настолько обидел? ― с интересом спросила Хайди, чувствуя, что девушка находится в таком настроении, что с ней можно обсудить все происходящее, ― Многие мужчины на первых порах против детей. Мой, например, когда услышал про ребенка, чуть меня силком на аборт не потащил. Я не позволила, и он потом смирился. ― Он назвал меня дурой, а беременность ― дерьмом, которое не должно было всплывать, ― жестко ответила Шелби, как отрезала, ― Он злился, хотя это мне надо было злиться. Я хочу ребенка, что в этом страшного? ― Ничего, ― согласилась Бекки, выкидывая окурок, ― Действительно, это хорошее желание для обычной девушки. Ну что же, будем верить, что твой муж и вправду тебя любит. А пока ― я расскажу тебе о работе в ателье.       И Бекки взяла ее швеей. Беатрис было только в радость. Она вставала в восемь, шла в ателье, а ближе к ужину возвращалась домой, чтобы заниматься своими делами.       А вместе с тем, как росло спокойствие внутри Беатрис, рос и ее живот. Бекки долго не обращала внимание на беременную девушку в своем доме, а в один вечер велела Беатрис уйти домой раньше и сама через час пришла с врачом. Это была полевая медсестра, которая до войны работала повитухой. Она осмотрела Беатрис и сказал, что все хорошо. Ребенок здоров и мать тоже. Беатрис быстро смекнула, что это не просто повитуха, а еще какая-то гадалка или вроде того. В Мерси таких было сплошь и рядом.       Несмотря ни на что, время не остановилось, Мерси и Англия не рухнули, новая мировая война не началась. И все-таки Беатрис чувствовала, что для нее что-то уходит безвозвратно. Точно снежная пурга за окнами скрывала соседний дом, так же скрывалась и Беатрис Шелби от своего мужа. И ее до сих пор не нашли. Что это было: случайность, стечение обстоятельств, чье-нибудь осознанное решение — Беатрис не знала, но ей было хорошо и спокойно и она не думала об этом. У нее было ради чего бороться.