***
На седьмом месяце беременности было сложно. Выросший живот сделал все движения будущей мамы плавными, а все мысли ― сосредоточенными на будущем ребенке. Было самое время снизить темп жизни, больше отдыхать, заниматься легкими домашними делами, обустройством детской комнаты или рукоделием. Бекки советовала Беатрис чаще говорить с ребенком, петь ему, что-нибудь рассказывать и девушка с радостью исполняла эти указания бывалой мамы. Бекки Хайди думала, что Беатрис может родить еще до августа, но повитуха сказала, что только в августе. Бекки думала о том, что Беатрис можно было найти настоящего врача ― денег у них обеих было предостаточно для этого. Беатрис думала о том, как назвать своего малыша, и вязала ему белые и темно-синие одежды, которые подходили бы и мальчику, и девочке. Правда, были и неприятные черты беременности. Слабые сокращения матки, так называемые ложные тренировочные схватки. Ощущения, как правило, не болезненны и беспокоили только своей новизной. Из неприятного еще были вечерние оттеки ― они были, хотя Беатрис старалась вести подвижный образ жизни, а не сидеть все время. Бекки с лёгкой улыбкой слушала, как Беатрис жалуется на забывчивость, рассеянность и усталость. Растущий живот мешал ей спать в любимых позах, теперь приходилось все время спать на боку. Неприятные явления, связанные с беременностью, заметно ухудшали качество жизни будущей мамы. И это не помешало Беатрис целую ночь просидеть у постели Финна. Когда Финн заснул, сменяя обморок, вызванный кровотечением, спокойным сном, Беатрис смогла немного успокоиться. Она села в маленькое кресло-качалку у окна и закрыла глаза, стараясь избавиться от мыслей и от всех других беспорядочных, ненужных дум — будто подметаешь пол: поднимаешь краешек сознания, словно ковер, и заметаешь туда весь мусор. Все. Готово. Проснулась она позже от того, что кто-то долго и внимательно смотрит на нее. Финн уже не спал ― он сидел в кровати, слегка побледневший, с кругами под глазами, взъерошенный и настороженный. Одежда младшего сына миссис Хайди была ему явно велика и в ней он выглядел еще более тощим, чем обычно. Беатрис поправила одеяло на своих плечах и дружелюбно улыбнулась. ― Доброе утро, Финн. Тебе надо позавтракать, ― мальчик смотрел на нее немигающим взглядом, сердито сведя брови. Беатрис непонимающе повернула головой. ― Что такое? Ты злишься на меня? ― Ты предательница, ― внезапно сердито произнес Финн, ― Ты нас бросила, бросила Артура. Ты разбила его. А теперь ты здесь с этим… ― он с неприязнью кивнул на ее живот и Беатрис машинально прикрыла его. Улыбка на губах Беатрис дрогнула и медленно пропала. Мелькнула шальная мысль, что кто-то из семьи подталкивал Финна к таким мыслям, но она справилась с ней. Беатрис могла представить, в каком состояние был Артур и как ко всему отнеслись остальные, более взрослые члены семьи, которые точно знали, что не так в отношениях мистера и миссис Шелби. Финн был мальчиком сообразительным, но он не обладал холодной выдержкой Томаса или неторопливостью Джона. На самом деле, он был очень похож на Артура характером, только Артур был взрослым мужчиной и взрывная поспешность сочеталась с молниеносным просчётом своих действий. Финн так не умел. Вероятно, он нашел простое, самое логичное объяснение всему происходящему и свято в него верил. Конечно, он видел, как изменился характер его самого старшего брата после войны и решил, что девушка просто не стала с этим бороться и смиряться и предпочла молча исчезнуть. Беатрис это даже задевало ― она столько терпела и делала для Артура, почему Финн смог поверить, что она просто так его бросила? ― Финн, ― спокойно произнесла Беатрис, с трудом поднимаясь, и подходя к кровати. Несмотря на свое настроение, Финн подвинулся, давая ей сесть и на живот глянул с едва уловимым интересом. Беатрис с трудом переносила оскорбления своего будущего ребенка и надеялась, что делать этого не придется. ― Я ушла от Артура, потому что он не смог принять мою беременность. Мы поссорились и я испугалась. ― Это неправда. Ты просто ушла, ― заявил он с детской капризностью и Беатрис снова убедилась, что Финном правит детская обида и непонимание, ― Артур чуть не свел счеты с жизнью, ― девушка дернулась и глаза ее удивленно распознались в немом волнение. Она хорошо знала, как сильно любит ее муж, но и подумать не могла, что Артур попытается убить себя. ― Он пил бы, не просыхая, если бы Томми не искал тебя. Как всегда, желая найти внутренние силы для какого-то решения, Беатрис положила руку на живот. Тот заметно вырос, став приятно круглым и здорово мягким. Сердце миссис Шелби замирало от нежности, как не замирало уже давно. Этот ребенок… этот ребенок особенный. Пережив такое неприятное начало, теперь она наслаждалась каждой минутой своей беременности, несмотря на трудности и мучения, ведь долгожданный ребенок подарит ей все ― любовь, спокойствие. ― Том ищет меня? ― Конечно, ― фыркнул Финн, хотя Беатрис видела, как постепенно злость уходит из него. Он легко загорался, как и любой мальчишка его возраста, но Беатрис успокаивала его своей добротой и лаской. Безмятежность будущей матери не могла оставить равнодушным десятилетнего ребенка. ― Мы хотим знать, почему ты ушла от нас. Артур хочет знать. Беатрис мысленно себя подготовила к тому, что пока Финн здесь, имя мужа она будет слышать часто. Осознанно или нет, но младший Шелби пытался вызвать в ней какие-то чувства, упоминая Артура. Дети всегда были чувствительны и вероятно Финн чувствовал, что чувства Беатрис к ее мужу все еще живы и пытался воздействовать на них. ― Артур сказал, что ребенок ― «дерьмо, которое не должно всплывать». И я ушла, ― Беатрис спасало то, что в течение всех этих месяцев она думала об Артуре. Она не злилась на него и уже смирилась с мыслью, что их пути даже если и пересекутся, то не скоро. Ей не было больно думать о муже, она испытывала лишь светлую грусть по счастью, что ушло. ― Чтобы не обременять его своим положением, ― добавила она. Отчасти это было так. Она не хотела быть обузой для Шелби, которую Артур будет терпеть только из-за чувства долга. Она любила его и хотела остаться с этим чувством. ― Ты же помнишь, как Полли ругалась из-за того чая, что я пила? ― Да. И как это связанно? ― спросил Финн. ― Тот чай не позволял мне забеременеть, ― терпеливо пояснила Беатрис, поглаживая живот, ― Но Полли запретила его пить. Артур не хочет детей. И я боялась, что он заставит меня сделать с этим малышом что-нибудь ужасное. Финн открыл было рот, но ничего сказать не мог. И какой аргумент он мог привести? Он сам прекрасно видел, как изменился после войны Артур и видел, как о нем заботилась Беатрис. Старший брат словно попал в не просветное, темное болото, которое затягивало и затягивало его все больше. Только одно не позволило ему утонуть окончательно ― любимая жена. Беатрис, которая вцепилась в Артура мертвой хваткой и тянула его обратно, в счастливую жизнь. И вот Артур уже сам идет к свету, крепко взяв Беатрис за руку. Было много моментов, когда Беатрис могла уйти от них и Финн хорошо их помнил. Самым ярким моментом, когда младший Шелби точно думал, что между его братом и невесткой все кончено, было тогда, когда Артур чуть не задушил Беатрис. Ему тогда сказали, что Артуру приснился кошмар и он спутал свой дом и жену с фронтом и врагом, который хотел его убить. Мужчина так крепко вцепился в шею жены, что Джону пришлось огреть его молочником ― они с Томми не смогли расцепить его пальцы. Беатрис тогда вылетела из дома, успев лишь накинуть пальто, и Артура за ней не пустили. Миссис Шелби почти всю ночь провела в баре, вернулась под утро. Финн слышал, как они с Артуром что-то обсуждали шепотом, потом брат плакал и просил прощение. Беатрис говорила, что ни в чем его не винит. Утром она приготовила яблочный пирог, который просто обожали Артур и Финн. Мальчик деликатно не стал комментировать ее закрытое платье с высоким воротом. Такие платья она носила еще несколько недель, пока сходили синяки ― Финн их никогда не видел, но знал, что они есть. Финн только спустя долгое время узнал, что на самом деле Артур чуть не убил ее потому, что сильно приревновал. И Беатрис его простила. На самом деле, она многое ему прощала, что не должна была. Это открытие поразило Финна настолько, что он мог только открывать и закрывать рот, как выброшенная на берег рыба. Беатрис его заминку восприняла по-другому. ― Все хорошо? ― она обеспокоенно коснулась его спины, ― Тебе плохо? Что-то болит? Нога болела, но когда Финн двумя годами ранее, не задолго до окончания войны, решил, что ему срочно надо сбежать на фронт спасать страну и навернулся с лестницы, сломав себе обе ноги, боль была примерно такой же. Шелби хмыкнул, вспоминая этот момент. ― Нет, все хорошо, ― произнес он. Теперь ему было неловко перед Беатрис ― он сразу начал оскорблять ее, в чем-то обвинять, а она так спокойно к этому отнеслась. ― Я не хотел… ― Не надо извиняться, ― прервала его невестка, ― Я не обижаюсь. Ты голоден? Есть хотелось ужасно и поэтому Финн кивнул. Беатрис сменила ему повязки на ноге и внимательно выслушала его рассказ. Она ничего не сказала, лишь высказала надежду на то, что даже если преследователи мальчика смогли понять, что произошло и куда делась их жертва, они не смогут найти его на Мерси. Еще хотелось поскорей бы отправить Финна обратно ― чем дольше он здесь, тем больше волнуются Шелби, а в июле очень часто начинались такие штормы, что пароходы и лодки не ходили до Лондона. Убедившись, что мальчик крепко стоит на ногах, Беатрис помогла ему спуститься вниз. Бекки ушла в ателье, в доме было почти преступно тихо. ― Ты живешь одна? ― спросил Финн, усаживаясь на стуле. ― С подругой моей семьи, ― честно призналась Беатрис, думая, чем можно покормить Шелби. Через минут десять перед мальчиком на столе появилось три бурых яйца, сваренных в крутую, поджаренный хлеб, ветчина и чаща сморщенных слив. Шелби накинулся на еду с неожиданной жадностью и лишь когда он дожевывал последний кусок хлеба с яйцом, спросил: ― Сколько я был здесь? ― Почти два дня, ― заметила Беатрис. Она согрела себе молоко и пила его с медом и маслом. Она стояла, облокотившись на кухонный стол и когда Финн предложил ей сесть, сказала, что ей и так удобно. Беатрис всегда была красивой ― когда она только-только начинала встречаться с Артуром, пятилетний Финн был так ей очарован, что даже заявлял, что когда он вырастет, то женится на ней сам и очень просил не выходить за старшего брата. Артур никогда не обижался на это, лишь громко смеялся, обхватывая возлюбленную за талию, и прижимал к себе, звонко целуя в щеку или в висок. ― Ты опоздал, парень, ― заявлял он, ― Это потрясающая женщина — моя. Беатрис скромно улыбалась на это. Серые глаза ее и рот были созданы для улыбки, но теперь она не улыбалась. Она выглядела усталой и какой-то печальной и Финн гадал ― это беременность сделала ее такой или же все случившиеся до сих пор тяготило миссис Шелби. Беатрис пообещала, что если с ногой все будет хорошо, то его отправят домой уже сегодня вечерним пароходом. Она спросила, не хочет ли Финн еще поспать, но мальчик отказался. Они расположились в гостиной: большой, светлой комнате с цветами, нежно-персиковыми обоями, светло-сиреневыми занавесками на окне и уже не новой, но чистой и удобной мебелью ― светлой деревянной стенкой, заставленной книгами, какими-то журналами, комодом в тон стенке, на котором лежала старая, потрепанная Библия и какие-то фотографии, диваном и четырьмя креслами вокруг стеклянного столика. Финн наугад взял какую-то книгу и, по просьбе Беатрис, лег на диван. Полли ругалась, что он читает лежа, но сейчас у Шелби было весомое оправдание ― его чуть не застрелили и в горизонтальном положение нога действительно болела меньше. Беатрис и Финн слушали в гостиной, как Коул Портер поет «I Never Realized». Пластинка крутилась на старом фонографе, который Бекки называла «виктролой» или в особенно хорошем настроении «викки». Беатрис сидела за швейной машинкой и, нажимая ногами педаль, пришивала к подолу платья белую бахрому. Финн читал «Книгу джунглей», но постепенно дремота мягко затягивала его в свои объятья. Беатрис велела ему накрыться одеялом и положила под голову подушки, из-за чего Финн испытывал легкое смущение ― беременная невестка так ухаживала за ним, что было даже неловко. Беатрис мурлыкала слова песни и вскоре Шелби почувствовала, как руки его слабеют и он опустил их на живот, прикрыв глаза. «Я только полежу с закрытыми глазами» ― сказал он сам себе, как говорил Полли еще малышом, когда не хотел спать днем. Но, когда он снова открыл глаза, было ясно, что Финн все-таки заснул, потому что за окном небо уже окрасилось в нежно-розовый оттенок, из фонографа звучала песня «See America First», Беатрис уже отложила новое платье синего цвета и вышивала белые распашонки. Рядом с ней стояла женщина ― высокая, стройная, в темно-синем длинном платье. Она была явно старше Полли, возможно, ей было даже больше сорока, но она была довольно красивой. Ее черные волосы были стянуты в тугой хвост, а в темно-карих глазах причудливо скользили отблески заката. ― Как ты себя чувствуешь, Финн? ― спросила она, спокойно и даже как-то прохладно. Беатрис бегло улыбнулся Шелби, подбадривая, но кажется ее ничего не волновало. ― Вполне сносно, ― осторожно ответил он, принимая вертикальное положение. В глазах на секунду потемнело, но зато голова не заболела. Он справился с собой. Тонкие губы женщины сложились в подобие улыбки. ― Прекрасно, ― бодро, что не вязалось с ее строгим видом, произнесла женщина, ― Не хотелось бы возвращать тебя семье в предкоматозном состоянии, верно, Беатрис? Беатрис согласно кивнула. Женщина посмотрела на миссис Шелби, словно о чем-то с ней договариваясь, и Беа слегка прищурилась, глядя на нее. ― Финн, это миссис Бекки Хайди, ― представила Беатрис, ― Бекки, это Финн Шелби, самый младший в семье Шелби. Бекки кивнула. Конечно, она знала о том, что за подарок попался ей в посылке и эта ситуация не нравилась женщине от слова «совсем». Беатрис пыталась делать вид, что все хорошо, что она спокойна и не нервничает, но Хайди видела, как слабым тремором подрагивают девичьи руки. ― Может, ты хочешь есть? ― спросила Бекки у Финна, поглаживая Беатрис по спине. Девушка выдохнула и погладила свой живот, который вновь приковал к себе внимание Финна. Мальчик с трудом оторвал взгляд от него. ― Беатрис покормила меня, я не голоден, ― тут Шелби почувствовал, как внутри у него все заворчала и заурчало. Две женщины, без сомнения, тоже это заметили, но деликатно промолчали, ― Но если мне надо отправляться домой сегодня, я буду не против перекусить. Бекки кивнула. Беатрис от ужина отказалась, объяснив это тем, что к вечеру аппетит всегда пропадает и её клонит в сон, зато ночные перекусы у нее теперь в почете. Однако ради Финна она посидела с ними на кухне, пока Бекки подогревала ему рыбу с какими-то специями. Финн был рад, что Беатрис осталась с ним ― компания этой холодной, строгой женщиной была ему не в радость. ― Ты узнала на счет преследователей Финна? ― неожиданно спросила Беатрис, откладывая газету, что читала до этого. ― Незнакомцев на острове не было, ― сообщила миссис Хайди, присаживаясь за стол рядом с Беатрис. Женщина весьма умело скрывала от Финна свою усталость, но девушка прекрасно знала, что ее подруга чувствует себя в последнее время не очень хорошо. Бекки все-таки была уже женщиной в возрасте и у нее были свои проблемы со здоровьем. Последнее время у нее стали опухать ноги и иногда казалось, что ступни выливаются через края туфель. Врач посоветовал ей мазь и меньше ходить на каблуках, которые любила миссис Хайди, но женщине все равно было тяжело и к концу дня она с трудом передвигалась по дому. В такие моменты Беатрис пыталась помочь Бекки в любом деле, даже в самом мелочном, но сегодня Бекки Хайди не могла казаться слабой. ― Значит, никто не пришел за Финном. Его можно сопроводить домой, а там его братья разберутся с угрозой. «Ей не терпится выпроводить меня» ― внезапно с недовольством осознал Финн. Раздражение вспыхнуло в его душе, но также быстро и погасло, когда Беатрис снова резко выдохнула и побледнела. Бекки посмотрела на нее, моментально потеряв интерес к Финну. ― Тебе больно? ― спросила миссис Хайди, ласково поглаживая Беатрис по животу. ― Нет, нет, ― слегка свистящим шепотом произнесла миссис Шелби и легко улыбнулась, ― Наверное, ребенок потягивается, ― она обратила к Финну свои по-прежнему потрясающие серые глаза и в них мальчик увидел вину. Беатрис не хуже него осознавала, что Бекки не рада постороннему дома, особенно постороннему, который мог привести мужа Беатрис к ней. Но только вот Финн видел, что вовсе не злость или нечто подобное движет миссис Хайди. Ей просто не до него. Кажется, Беатрис было сложно на таком сроке ― Финн понятия не имел, сколько месяцев ребенку в животе невестки, не разбирался во всех этих «триместрах» и другими, связанными с беременностью понятиями, но ему казалось, что Беатрис, на так называемых, «поздних сроках». Миссис Бекки Хайди хотела заниматься только ей и хотя Финн не понимал, что их связывало, он видел трепетное отношение холодной женщины к будущей матери. Бекки должна заниматься Беатрис, а не кем-то другим, кого даже не знает. И Финну она помогла лишь потому, что это было важно для Беатрис. Вся эта по-своему красивая и трагичная картинка довольно быстро сложилась в голове мальчика и он мгновенно расслабился. Эта женщина, Бекки Хайди, не была ему врагом, она не ненавидела его, но и не любила ― она просто никак к нему не относилась. Или относилась как к ребенку, которому нужна помощь, и к любому другому проявила бы такое же отношение. Финна покормили еще раз, Бекки проследила, чтобы он все съел. Потом она лично сменила повязки у него на ноге, быстрыми и четкими движениями нанося мазь и крепко забинтовав. Еще раз уточнила его самочувствие и дала другую одежду ― простую, но чистую и даже красивую. Беатрис проводила их до двери и Финн заметил, как трудно ему идти. На пороге она замялась, улыбнувшись. ― Не буду просить тебя передать «привет» семье, ― сказала она с неожиданным холодком. ― Хорошо, ― кивнул Финн, а потом обнял ее, ухом прижимаясь к животу. Беатрис тоже обняла его, привычно-ласково поцеловав в макушку и мальчик порывисто выдохнул. Он пообещал себе сдержать слезы, но это стало трудно, когда он почувствовал легкий пинок в щеку. «Племянник» ― подумал Финн, прежде чем со вздохом отстраниться. Бекки терпеливо ждала его, она сама решила отвести его и это тоже было по-своему двулико ― Финн знал, что у этой женщины небольшой пистолет в сумочке, один из тех, который Томми называл «женскими» и она будто бы шла с ним, чтобы убедиться, что с ним все будет хорошо; а с другой стороны ― не хочет ли миссис Хайди просто убедиться, что Финн Шелби действительно исчез с Мерси? ― Будь здорова, пожалуйста, ― сказал Финн Беатрис, ― Береги себя. ― Обязательно, Финни, ― сказала Беатрис, усмехаясь и потрепав его по волосам. Финн развернулся к ней спиной и вышел из дома. Бекки прикрыла дверь, громко хлопнув. Финн подпрыгнул на месте от внезапного резкого звука. ― Не пугайся, ― почти тепло проговорила Бекки Хайди, ― В июне вечерами на Мерси могут идти сильные дожди. А косяк двери разбух весной, я все забываю позвать плотника и, чтобы дверь плотно закрылась, нужно хорошенько хлопнуть ею. Финн кивнул. Он поднял голову и увидел Беатрис в окне. Она еще раз улыбнулась ему и помахала рукой. Финн неловко махнул ей в ответ. Несмотря на все ее улыбки, что она подарила ему сегодня, Беатрис выглядела грустной. Такой, какой Финн иногда находил ее после ссор с Артуром или когда она расстраивалась из-за чего-то другого. Пройдя несколько метров вместе с Бекки Хайди, Финн внезапно понял, что было не так в этот раз ― Беатрис была грустной, да, это так. Но ее грусть была совершенно иной ― невозможно быть готовой к тому, что твое сердце однажды может разбиться, можно только продолжать идти вперед и надеяться, что этого не случится. И в этот февральский день, когда Артур отказался от их ребенка, Беатрис не была готова к тому, что ее сердце расколется. Был поздний вечер и последние лучи солнца уже позолотили асфальт. Несмотря на то, что июнь на Мерси всегда был жарким, вечер был лишь слегка теплым и мягким. Бекки держала его за руку и поначалу Финн хотел вырваться, но потом понял, что без поддержки миссис Хайди он слишком уж заметно хромал на простреленную ногу. Поэтому он смолчал, не стал вырывать руку и не жаловался на то, что за несколько километров до пристани рана начала бешено гореть. Миссис Хайди все равно не смогла бы что-то сделать прямо сейчас, а казаться слабым он ужасно не любил. Они успевали на вечерний пароход ровно в шесть и у них оставалось еще время. Бекки угостила его мороженым и они сели на лавочку на пристани. Бекки рассказала, что паром, отправляющийся в шесть к Лондону, идет почти пустым. Островитяне, работающие на материке, возвращались домой в основном в восемь тридцать, а в шесть отправляли почту, товары и продукты для магазинов и рынка. Плеск воды и грохот парохода напоминал Бекки о детстве и на ее губах появилась скорбная улыбка. Они вдвоем зашли на палубу. Бекки обещала проводить его до Лондона, а там Финн собирался найти одного знакомого, что мог бы проводить его домой. Некоторое время они стояли молча, наблюдая, как удаляется кромка берега. К тому времени солнце уже заходило, бросая косые лучи в воду, а волны разбивали их, делая похожими на кусочки золота. Когда Бекки Хайди была совсем еще маленькой девочкой, отец говорил ей, что это действительно золото и иногда русалки всплывают и забирают его. Он рассказывал, что русалки используют кусочки послеполуденного солнца как шифер для крыш их замков под водой. Когда она видела эти золотые блики на воде, она всегда искала взглядом русалок поблизости и даже когда ей было столько лет, сколько сейчас Финну Шелби, она не сомневалась, что это возможно, потому что ее отец так говорил. Вода сегодня была того темно-голубого цвета, который бывает только в погожие октябрьские дни. Мерно гудел мотор. ― Финн, ― позвала она, когда Шелби с тяжелым вздохом опустился на лавочку. Расстегнув пальто, женщина присела рядом, изящно закинув ногу на ногу. Она вся была преисполнена холодной грацией, сдержанностью и даже каким-то великолепием. ― Да, миссис Хайди? ― вежливо откликнулся Финн. За эту короткую прогулку он проникся к женщине легким уважением: по-своему она была мягкой и ласковой, просто не спешила этого показывать. Финн смог сложить «два плюс два» ― фото в гостиной, пацанскую одежду на него ― и понять, что Бекки Хайди многое потеряла на войне. У нее не было ничего, кроме ее дома, и никого, кроме Беатрис. ― Хочу кое о чем попросить тебя, ― произнесла Бекки, ― Беатрис беременна. Твой брат поступил с ней не лучшим образом, но я не могу говорить ей, что она должна делать ― возвращаться к нему или нет. ― Вы думаете, Беатрис захочет вернуться к Артуру? ― спросил Финн, настороженно следя за Бекки. Он вспомнил, какой она выглядела в тот момент, когда провожала их с Бекки. В оконной деревянной рамке за подоконником с цветами она выглядела почти как девушка с картины. Финн бы назвал эту картину «Одиночество», потому что именно такой выглядела миссис Шелби. Беатрис была жива, была в порядке, как все Шелби надеялись, но сердце Финна все равно разбилось, потому что Беатрис выглядела такой одинокой, а это еще хуже. ― Я знаю, что она его любит, ― спокойно сказала Бекки Хайди. Финн сильно удивился. Для него совсем не было очевидным, что чувства его невестки к брату все еще были живы, но ему всегда было сложно считывать истинные чувства Беатрис. Эта ее мягкая, ласковая улыбка обращалась абсолютно ко всем ― к кому-то холоднее, к кому-то теплее ― и понять, что она испытывает на самом деле, бывало порой сложно даже Артуру. Томми находил это потрясающим качеством для жены старшего Шелби. ― Но она в положение и ей нельзя нервничать. На поздних сроках это может сказаться на ребенке, а Беатрис его очень любит. Я прошу тебя не сообщать брату о том, что ты видел Беа, никому из Шелби. Когда она родит ребенка, мы подумаем, что делать. Но я не хочу, чтобы что-то заставляло меняло ее жизнь в худшую сторону. Обещай, что сохранишь это… эти обстоятельства с ситуацией. Бекки замолчала. Финн подумал. Если честно, то выйдя из дома, первым делом он подумал о том, что скажет Артуру. Конечно, сначала надо было предупредить Полли, Томми и Джона, а уж потом сказать старшему брату. Кроме того, старшие члены семьи могли подумать так же, как и миссис Хайди сейчас и решить, что пока Артуру стоит не знать о местонахождении его жены. Или они могли сказать Артуру правду и запереть его где-нибудь, пока он не остынет и не перестанет бесноваться ― а Артур явно придет в ярость, когда ему заявят, что ему нельзя увидеть Беатрис прямо сейчас и стоит подождать. Или кто-то из семьи захотел бы сначала поговорить с Беатрис. Отчасти Финн хотел сначала все рассказать семье не только потому, что он понимал, что так будет лучше для всех, а потому что не хотел брать на себя такую ответственность. Беатрис ему ни слова не сказала о том, что он должен был сделать ― наверное, потому что не считала, что может повлиять на его решение в любом случае. ― Финн? ― твердо позвала Бекки. Она смотрела на него сверху-вниз, возвышалась, точно темная тень. Шелби на секунду дрогнул, хотя он никогда не боялся мистических чудовищ, подкроватных монстров и всего подобного. «Люди опаснее всего» ― такую мысль вбили ему в голову братья и он верил в это. А сейчас Бекки Хайди стояла над ним, как сказочный великан, и просила, даже требовала сохранить тайну Беатрис. Он не ответил. Только кивнул. Бекки Хайди этого хватало. Миссис Хайди знала, что иногда надо быть жестоким, чтобы быть добрым — это похоже на то, как доктор делает ребенку укол, отлично зная, что ребенок не поймет и будет плакать. Бекки Хайди заглянула себе в душу и поняла, что может быть такой же жестокой, если понадобится. Это испугало ее еще с того момента, как была матерью своим сыновьям и впервые испытала это чувство, да и сейчас это немного пугало. Страшно знать, что можно быть таким твердым, как надо, и никогда не колебаться до того или после, или задавать ненужные вопросы. Как и обещала, Бекки проводила его до Лондона, потом привела Финна к месту, где работал знакомый дяди Чарли Стронга. Миссис Хайди наблюдала с поворота, как Финн договаривается о возвращении домой со знакомым. От денег, что предварительно дала ему Бекки Хайди, знакомый отказался, усмехнувшись и потрепав мальчишку по волосам. Когда лодка отчалила от пристани в сторону Бирмингема, Бекки Хайди направилась обратно. Через несколько часов должен был прийти последний пароход. Дома его отчитали по полной ― Томас были в ярости, как и Джон, как и Полли, и Эйда тоже. Даже Артур испытал нечто, похожее на это чувство, от души отчитав его сквозь зубы. Финн рассказал всю правду ― точнее, почти всю правду. Он рассказал, как пошел смотреть на змей и как за ним начали погоню ― Полли сказала, что он больше в жизни не выйдет из дома к его «чертовым пресмыкающимся» ― как он попал в ящики с тканью и был найден Бекки Хайди. Она помогла ему, но не захотела быть связанной с Острыми козырьками. История получилась правдивой ― по сути так и было, просто там еще была Беатрис. И Финн действительно долго думал о том, как ему поступить. Он хотел и одновременно не хотел говорить о Беатрис, о том, что теперь он знает, где она. Он как-то услышал, что Том и Джон хотели найти Артуру другую женщину, словно это могло вернуть Артура в реальность. Когда об этом намекнули старшему брату, тот рассвирепел так, что едва не кинулся на братьев с кулаками. ― Черт возьми, Томми! ― рычал он, ― Бабы — это не гребаное лекарство. Трахни я кого-то ― и это ничего не изменит. Это не вернет мне Беатрис, не вернет! А это единственное, что мне нужно. Артур даже не старался скрыть то, что не справляется без Беатрис. Ему не нужны были другие женщины ― только одна единственная. И когда Томас понял это окончательно, до него дошло ― единственное, что он мог сделать для брата — это никогда не переставать искать Беатрис Шелби и однажды найти ее. А было еще кое-что, что заставляло сердце Финна сжиматься от боли. Тайна Беатрис давила на него по той причине, что он знал какого Артуру без жены. До смерти невозможно. Это случилось в мае. К тому времени Артур уже затих, не рычал, не выл, как зверь. Он словно смирился с тем, что больше никогда не увидит жену и теперь просто старался смириться с собственной печалью. Они все знали, что он попытается убить себя ― даже Финн это знал, просто никто не догадывался, как он собирается это сделать. В тот майский день один их сослуживцев Томми позвал их на какой-то праздник и все Шелби пошли. Даже Эйда, которая обычно воротила нос от подобных сборищ. Финну тоже было разрешено пойти. Артур сказал, что останется дома ― из вежливости его до сих пор звали везде вместе с семьей, но он никогда не выходил. В тот раз тоже не пошел и Финн задумывался ― осознавали ли они, что делают, оставляя Артура дома одного, ждали ли они, что найдут его мертвым по возвращению, или считали, что тогда был не тот день? Артур тогда впервые за долгое время привел себя в порядок. Он помылся в ванне, потом побрился, надел чистое белье, одел новую одежду с иголочки, позавтракал, выпил бутылку шампанского, пил кофе с шартрезом, не спеша выкурил сигару. Вернувшись в супружескую комнату, он лег на диван и выстрелил себе в висок из револьвера. Финн нашел его. Артур лежал, покачивая рукой, в которой был зажат револьвер, и когда Финн позвал его, то сам смотрел на него в абсолютном ужасе. Артур перевел на брата пустой, равнодушный взгляд. ― Ебаная осечка, ― сказал Шелби. Больше он не пытался убить себя, но его жизнь так и не пришла в норму. Его хватило ровно на девятнадцать дней. Нога зажила и больше не болела, но эта простая загадка так и не решалась в его голове. Ни от Бекки Хайди, ни от Беатрис новостей не было, а с того момента, как нога перестала будить Шелби резкой неожиданной болью, все забылось, словно ничего и не было. Но Финн-то все знал и не мог жить спокойно. Он видел, как сгорает Артур, хотя казалось, гореть там больше нечему. Без Беатрис его жизнь напоминала безлунную ночь с редкими отблесками звездного света и разума. А затем Беатрис и неожиданно сильная любовь к ней стрельнула поперек темного неба подобно метеору. Внезапно все стало, словно объятое огнем; появился блеск, возникла красота. Когда жена исчезла, когда метеор упал вниз к горизонту, все покрылось мраком. Ничего не изменилось, но глаза Артура были ослеплены светом. Он больше не мог видеть звезды. И больше не стало ничего. Глаза Артура так и не привыкли. Как и он сам не мог жить без Беатрис. Но вовсе не это заставило Финна в один момент рассказать правду. Если бы он учитывал прошлые беды брата, то рассказал бы о Беатрис, едва переступил порог дома, но он ждал. Возможно, ждал именно этого момента. Он должен был уже спать к тому моменту, но мысли роились в его голове, как змейки, запертые в одном яйце и Финн долго не мог заснуть. Встав, он решил спуститься вниз, чтобы выпить воды, но он так и не дошел до кухни. Услышав голоса в гостиной внизу, он остановился вверху лестницы. ― …не становится, ― услышал он голос Артура, ― И не станет. На что ты вообще надеешься, Томми? ― Что ты придешь в себя сам, ― послышался в ответ спокойный голос брата, ― После войны у тебя это получилось. Артур громко, презрительно фыркнул. ― После войны? ― повторил он с явным негодованием, ― Боже правый, Томми, очнись и вспомни: если бы не моя жена, я бы сдох в первые месяцы дома. Со временем Финн заметил, что Артур перестал произносить имя Беатрис вслух, словно так можно было уменьшить боль. Все в семье последовали его примеру, хотя Финн видел, как имя миссис Шелби живет у них на губах и всегда близко к тому, чтобы сорваться. ― Ты сильнее, чем думаешь, ― сказал Томас. ― Возможно. Но сильным я был для Беатрис… Ты просто не понимаешь, ― горько произнес Артур, ― И никто не понимает, какого это ― возвращаться к любимой женщине. Все эти годы я жил только мыслью, что должен вернуться к ней, вернуться с руками, ногами, целым и невредимым, чтобы она гордилась мной и хотела остаться со мной. Чтобы снова идти с ней по улицам Бирмингема и чтобы мы оба гордились, находясь рядом с друг другом, ― Артур помолчал какое-то время, ― Мне кажется, что все в жизни я делал ради того, чтобы быть с ней. А сейчас ее нет и… И зачем что-то делать? Том молчал какое-то время, молчал и Артур. Финн замер и старался даже не дышать. Умом он понимал, что слышать этот разговор не должен был, что он должен развернуться и уйти, но ноги словно примерзли к лестнице и Финн продолжал стоять на месте. Он не думал о том, как будет оправдываться, если его тут найдут. Сейчас он думал только об Артуре и Беатрис. ― Чтобы жить, ― сказал Томми. ― Жить, ― повторил Артур словно с каким-то особым смыслом, а потом усмехнулся, ― Боже правый, Томми, ты видишь, что я стараюсь. Безумно стараюсь. Я не отделяюсь от семьи, я хожу с тобой на все дела и везде, где нужно мое присутствие я есть. Это я могу заставить себя делать… Но жить без нее я не могу себя заставить. Ощущать радость, радоваться каждому новому дню, видеть яркие краски… ― Невозможно? ― Невозможно. Финну показалось, что еще пару минут — и Артур заплачет. Поэтому он поспешил вернуться в свою комнату. Утром братья уехали на дела, в которые его пока не посвящали, Эйда ушла в кино, и дома остались только они с тетей Полли. Возможно, только по такому удачному стечению обстоятельств, Финн решился подойти к тете со своей тайной. Он все утро мучался, с одной стороны желая наконец-то окончить пытку брата, а с другой — помня о том, что Беатрис станет сложно, когда Артур узнает, где находится его жена. Конечно, Артур ни словом, ни делом не смог бы причинить вред своей жене, но та настойчивость, с которой он захотел бы вернуть Беатрис, может пошатнуть здоровье будущей матери. Но тетя Полли… Элизабет Грей была безумно умной женщиной. Она не была такой порывистой, как Томми, не была непредсказуемой, как Эйда, не была ветреной, как Джон… Точнее, была, и все это вместе, но в разумном смысле. По крайней мере, пока Артур вернется, Полли успеет все обдумать. Тетя сидела в гостиной, курила и читала газету, низко надвинув очки на цепочке на нос. Губы ее легонько шевелились. Финн помялся, прежде чем позвать ее. ― Полли. ― Да, малыш? ― Не называй меня так, ― Финн машинально скривился и Полли добродушно улыбнулась, не отрываясь от газеты, ― Я хочу тебе кое-что сказать. Я скрыл от вас кое-что очень важное. Женщина отложила газету и сняла очки, аккуратно сунув их в карман модной блузки с рюшами. ― И что же это такое, Финн? Полли продолжала улыбаться. Кажется, она не собиралась воспринимать серьезно то, что Финн собирался ей сказать или не хотела заранее настраиваться на что-то действительно плохое. В последний раз Финн признавался в чем-то серьезном, когда притащил домой ужа, но тот уполз и потом его, с воплями, в своем белье нашла Эйда. Десятилетний Шелби был далек от масштабных происков своих братьев, а потому ничего плохого сделать не мог. Только если случайно кому-то камнем в глаз из рогатки попал ― это был самый максимум. ― Я утаил от вас правду, ― решительно произнес Шелби, ― В доме той женщины… Ну, что спасла меня. Это была не совсем она. С ней живет… С ней Беатрис живет. Я видел ее своими глазами, говорил с ней. Она там. И Финн с каким-то наслаждением наблюдал за тем, как медленно краска отливает от лица тетушки и как гаснет ее улыбка. Вот, а он же предупреждал, что хочет сказать что-то важное! Хотя, конечно, ничего веселого в этом не было.Глава четвертая. Миссис Хайди знала, что иногда надо быть жестоким, чтобы быть добрым
27 июня 2021 г. в 21:14
Бекки Хайди всегда проверяла свои ящики прежде, чем доставлять их домой. Она заказывала дорогие, прекрасные ткани, и, если с ними что-то случалось в пути, Бекки хотела разобраться на месте. К ее облегчению, таких «дефектов» было мало, а если и были, то Бекки могла сделать с ними что-то ― и конечно, получала свою компенсацию. Возможно, поэтому ее дело было самым прибыльным. Даже испорченную вещь она могла превратить в шедевр.
Этим утром у нее было хорошее настроение, потому что она должна была получить новые ткани. Она заказала специальный нежно-голубой шелк, синий батист, белый ситец, золотой сатин и еще много различных тканей разного цвета, чтобы Беатрис могла сшить новую одежду для своего малыша. До родов у нее остался месяц или чуть больше и в последнее время, если она не сшила на заказ платья заказчикам, то создавала красоту для своего ребенка. Некоторые молодые мамочки просили тоже сшить им такое же, поэтому Хайди с удовольствием замечала, как растет прибыль ателье. Кое-что Беатрис откладывала, чтобы потом обеспечить себе жизнь, себе и своему ребенку, хотя Бекки и слышать ничего не хотела про переезд, пока ребенку не исполнится хотя бы полгода. Потом Хайди обещала помочь и подыскать Беатрис место где-нибудь в спокойном месте, даже в Шотландии, если она захочет.
Иногда Беатрис казалось, что Бекки и сама хочет вырваться с Мерси. Тут ее ничто не держало, а денег было достаточно, чтобы начать дело где-то в другой стране. Если Беатрис соберется уезжать, Бекки Хайди поедет с ней. Это понимали обе женщины, хотя не говорили об этом и никогда не договаривались.
Доставщики курили чуть в стороне, пока Бекки открывала ящики. Она довольно скалилась, поглаживая ткань, словно ласковое домашнее животное. Содержимое двух ящиков радовало ее, поднимая настроение вверх; особенно хорошо было осознание того, что она порадует Беатрис этими тканями.
― Что-то не так, миссис Хайди? ― спросил один из них, когда она поспешно и слишком громко закрыла крышку третьего ящика. Женщина судорожно сжала края деревянной крышки, а потом так же резко выпрямилась.
― Да, все прекрасно, ― ответила она, ― Грузите эти, я еще раз осмотрю третий.
Мужчины явно были удивлены, ведь обычно Бекки Хайди едва ли не до миллиметра осматривала товар и была готова начать скандал в первые минуты при обнаружении изъяна. Доставщики в этом случае были свидетелями, что это не Бекки нанесла повреждение материалу.
Женщина еще раз глубоко вдохнула и сдвинула в сторону тяжелую крышку. Мальчик на атласе лежал бледный, худой, тяжело дышал, а на ноге запеклась кровь. Почти весь атлас под его ногами был испачкан кровью и Хайди не сомневалась, что вся ткань в этом ящике была испорчена. Но не только это ее волновало ― кепка мальчонка и слишком уж говорящие лезвия в козырьке. Не оставалось сомнений в том, к какой банде принадлежал этот десятилетка.
Да, Беатрис ждет сюрприз, несомненно. Бекки кинула взгляд в сторону, убеждаясь, что никто не увидит, и куском атласа перевязала рану на ноге. Пуля была все еще внутри, как она могла понять, и именно пуля спасала от обильной кровопотери.
― Грузите и этот тоже, ― приказала Бекки, закрывая ящик. Оставалось надеяться, что мальчишка не перестанет дышать во время пути к дому Хайди. ― Только аккуратно. Тут очень тонкая ткань, может зацепиться за дерево.
Она дала им денег больше, чем обычно, и лишних вопросов никто не задавал.
Беатрис была дома. Она была извещена о том, что сегодня Бекки пойдет принимать посылки, а потому не пошла в ателье, а осталась дома, чтобы помочь миссис Хайди разложить ткани. Она вышивала пеленки для ребенка с золотистыми лилиями на белой ткани и мурлыкала одну из колыбельных, что выучила специально, когда раздался шум в коридоре.
Бекки командным голосом отдавала приказы. Беатрис это удивило ― обычно она предпочитала оставлять ящики у входа и потом они с Беатрис перетаскивали рулоны в гостиную. Девушка с трудом встала ― на седьмом месяце беременности ей было уже нелегко передвигаться, поэтому она почти не ходила в ателье, лишь шила по меркам на заказ.
― Бекки, все нормально? ― спросила она, выходя в коридор. Доставщики кинули на нее любопытный взгляд, но поспешно отвели глаза и, скупо попрощавшись, ушли. Беатрис уже не волновалась ― Бекки достаточно платила этим парням, чтобы они не распространялись про нее. Да и судя по выговору, эти люди были итальянцами, у которых с Шелби были натянутые отношения.
Миссис Хайди глубоко вздохнула.
― Обещай, что не будешь нервничать или волноваться?
Беатрис напряглась.
― Я нервничаю прямо сейчас от таких слов.
Бекки тяжело выдохнула и приоткрыла крышку одного из верхних ящиков. Беатрис подошла ближе и тихо вскрикнула.
― Боже, Финн! ― воскликнула она, бросившись к мальчику, который слабо дернулся, реагируя на ее голос.