уверена, ты видел, что случилось с моим сердцем

Если Артур думал, что Бекки Хайди начала ненавидеть его, когда он появился в её ателье, чтобы отдать долг за жизнь Финна, или когда перешагнул порог её дома в надежде найти свою жену, то сейчас он понял ― тогда она просто его не любила. Не доверяла. А вот сейчас, когда Беатрис приводили в сознание врач и повитуха, Артур понял, что только сейчас Бекки возненавидела его по-настоящему. Потому что первое, что она сделала, когда врач объявил, что угрозы матери и ребёнку больше нет — это попыталась его прирезать. Точнее, не совсем прирезать. Артур спустился вниз, потому что Беатрис надо было несколько минут, чтобы передохнуть. Бекки спустилась вслед за ним и, не говоря ни слова, вдруг кинулась на него с ножом. Обычно Артур оценивал всех как потенциальных убийц и врагов. Это было настолько естественно, что он даже не задумывался об этом. Но Бекки Хайди… Бекки Хайди была женщиной. Да, его роста и с сильными и ловкими руками портнихи, но всё ещё женщиной. И она так переживала за Беатрис, что Артур не воспринимал её как реальную угрозу. И к атаке не был готов. Бекки умела передвигаться быстрее, чем Артур только мог предполагать. Шелби едва развернулся, когда одна её рука зажала ему горло и откинула назад голову, а другая поднесла нож к его шее. От Бекки сильно пахло фиалками. Артур поднял вверх обе руки и со всей силой надавил на лезвие, отводя его от своего горла. Он слышал, как Хайди сопит возле его уха. Пальцы скользили от крови, но он не мог выпустить нож. Рука плотнее зажимала рот Артура, лишая воздуха. Шелби дёрнул головой в сторону и умудрился наконец-то вырваться из захвата. Отточенным движением он схватил Бекки за волосы, как раньше хватал французов, собираясь разбить им голову голыми руками, и сильно толкнул в стену. Нож выпал, но Бекки даже не упала. Артур не продолжил. ― Ненормальная! ― крикнул он. ― Грязный ублюдок! ― вопреки кипящей в ней ярости, Бекки Хайди не была похожа на ненормальную истеричку. Она не брызгала слюной, не визжала противно. Она была вся бледная от пережитого страха за Беатрис, шипела, как змея, и ненавидела его всеми фибрами души. ― И что ты собиралась сделать? ― спросил он, беря кухонное полотенце и разрезая его на полосы тем же ножом, которым его только что пытались убить. ― Убить меня? И что бы на это сказала Беатрис? ― Она бы сказала мне спасибо, ведь я бы избавила её от такой проблемы. Они оба понимали, что Бекки говорит неправду и смерть Артура точно бы не обрадовала его жену, но Шелби всё равно вздрогнул от этих слов. Заметив это, Бекки криво усмехнулась. Неизвестно, сказали бы они друг другу что-то ещё, снова подрались или так бы и стояли, напряжённо вглядываясь друг в друга, но тут дверь на втором этаже хлопнула. Повитуха спустилась вниз; Артур услышал её тяжёлые шаги ещё на лестнице. Это была высокая, но довольно полная женщина лет пятидесяти с бледным лицом и редкими каштановыми волосами. Глаза у неё были зелёные, как болотная тина, и в целом она не производила хорошего впечатления. Оставалось надеяться, что Бекки Хайди, которая так любила Беатрис, нашла ей лучшую повитуху на Мерси. Артура кольнула неприятная мысль о том, что если бы Беа была с ним, он бы справился лучше. Когда повитуха оказалась в одной комнате с ними, Шелби и Хайди уставились на неё в немом ожидании. Женщина равнодушным взглядом обвела их лица, отметила кровоточащую ссадину на лбу Бекки и кое-как скрытые порезы на руках Артура и кисло усмехнулась. ― Ей нельзя нервничать, ― сказала она. ― Учитывайте это. На поздних сроках… Велик риск потери ребёнка. Артур кивнул и направился наверх. Бекки не стала его останавливать, хотя Артур ожидал этого почти наверняка. Беатрис сидела в кровати, напряжённо сжимая одеяло, и лицо её ещё было бледным от пережитого ужаса. Глаза её покраснели ― она много плакала. Но когда зашёл Артур, она слабо улыбнулась. ― Всё нормально, не переживай. ― Теперь моё присутствие будет заставлять тебя нервничать? ― спросил он, не рискуя подойти ближе. Словно если он окажется рядом, Беа действительно может потерять ребёнка. Их ребёнка. Шелби было странно это осознавать, что он действительно будет отцом. Даже если Беатрис этого не захочет и Артур этого не увидит. Беатрис сжимает губы в тонкую полосу, из-за чего её лицо выглядит ещё бледнее, и задаёт вопрос, который её уже давно терзал. ― Ты не убьёшь его? Поведение Артура, все его попытки поговорить с ней, всего его слова, аккуратные прикосновения — всё это можно было посчитать за ответ, но сейчас Беатрис хотела услышать его вслух и понять, что Артур действительно не опасен для ребёнка. Беатрис этого очень хотела. Тогда она смогла бы доверять ему сильнее, чем до этого. ― Боже, Беа… ― ноги Артура сорвались с места, и в следующее мгновение он обнаружил себя рядом с женой. Артур взял её руку и прижал к своим губам. ― Конечно, я его не убью, ― проговорил он, не отстраняясь. Беатрис взглянула ему прямо в глаза, и Артур понимал ― она искала в них правду и ложь. — Это мой ребёнок. Наш с тобой. Да, я повёл себя как козёл, и я не могу тебя в чём-то обвинять, но… ― за разговором он не заметил, как всё крепче сжимал её руку. Поняв это, он разжал хватку, но ладонь не отпустил. ― Но мне нужно было время. И я бы смирился, привык, а потом…. Я люблю тебя так же крепко и этого ребёнка тоже бы полюбил. Артур понимал, как эгоистично звучали его слова, и понадеялся, что руку у него не заберут. Не забрали, но Беатрис усмехнулась так, что у Артура дрогнуло сердце. Очевидно, что ей было больно и она хотела разделить эту боль с ним. Но не так, как делят невзгоды любящие супруги. Беатрис хотела, чтобы часть её боли перешла Артуру, чтобы он почувствовал то, что чувствовала она, и делала всё для этого. Артур не мог её винить, хотя ему хотелось упасть на колени и молить о том, чтобы Беатрис прекратила делать то, в чём у неё было абсолютное право. ― Дать время? ― переспросила она и горько усмехнулась. Но руку не забрала. Это дало Артуру надежду, хотя он и понимал, что слова Беатрис ему не понравятся. ― Я только это и делала. После войны я всё время была рядом. А четыре года нашей разлуки? Я ждала тебя, боялась, плакала и снова ждала. Я заслужила того, чтобы в тот вечер ты не кричал на меня или, по крайней мере, не уходил. ― Конечно, заслужила, ― произнёс Артур. ― Ты заслужила всё то, что не получала от меня. Пару минут они сидели в абсолютной тишине. Беатрис свободной рукой гладила свой живот и поминутно улыбалась. Её улыбка говорила: «Я чувствую своего ребёнка, он в порядке, несмотря ни на что». Но вдруг в следующее мгновение нахмурилась, ругая себя мысленно самыми крепкими словами, которые только знала. Нет! Ни за что! Она не сдастся! Не сдастся перед этим взглядом, который он мог просто сыграть, хотя она никогда не замечала в нём хороших актёрских навыков. Это не Джон и не Полли. По Артуру всегда можно легко догадаться, что он испытывает. ― И что дальше? Я спрашиваю, что будет дальше, Беатрис? ― напряжённо, даже немного резко, но знала ли она, что резкость теперь может быть только от волнения? ― Не знаю, ― честно призналась Беатрис. ― Я знаю только то, что через две недели стану матерью, ― Артур вздрогнул от спокойного тона жены, переполненного горечью и осознанием того, что она права. Она сообщала ему это твёрдо, с уверенностью, как данность, что мучило его ещё сильнее. ― Если это будет девочка, я хочу назвать её Катерина Томасин. «Иисус, да закричи, ударь меня наотмашь, но не говори так убийственно сдержанно! Это невыносимо, Беа! Ты меня убиваешь!», ― умолял он её беззвучно, а она, казалось, не замечала неприкрытой уже боли в его глазах, его мольбы, его... искренности. ― Катерина Томасин? ― повторил Артур, с трудом справляясь с ураганом внутри себя. ― Звучит неплохо. А мальчик? Беатрис помедлила. ― Ну, я пока не решила, но…Гейл? ― А второе имя? ― Артур взял её за запястье. Она медленно перевела глаза на его пальцы и почувствовала противоречивое желание вырвать руку и одновременно оставить её в его пальцах как можно дольше. Непонятное чувство съедало Беатрис изнутри. Крепко сжимая запястье, Артур смотрел в её глаза, не отрываясь, и в его глазах она читала непонимание и растерянность. Беа стало плохо из-за того, что она давала ему надежду на то, на что не хотела. ― Артур. ― Что? ― машинально откликнулся Шелби. Беатрис смущённо улыбнулась. ― А… Понятно. Гейл Артур Шелби? ― Не уверена, ― повторила она. «Не отдёрнула руку, ― пронеслось в его голове, ― Стало быть, я не настолько ей противен». И вместе с тем Артур видел, что никакого удовольствия от этого разговора Беатрис не получает. Она просто не хотела обижать его, потому что всё ещё любила и не скрывала это. Это давало Артуру надежду. А понимание того, насколько его супруга гордая и уверенная в себе женщина, только рушила эту надежду. ― Я точно знаю для девочки. Бенедикт или Бенджамин мне тоже нравится. ― Гилберт, ― прошептал он спустя минутную паузу. Горло сдавило, и он сделал паузу и глубокий вздох, чтобы продолжить. ― Что насчёт Гилберта? Гилберт Артур Шелби, ― он иногда думал о том, как мог бы назвать их ребёнка, если бы у него было на это право. Но решала только Беатрис, а он просто хотел придумать причину побыть здесь, с ней. ― Гилберт… Красиво. Мне нравится, ― наконец-то Беатрис улыбнулась. Артур бы заплатил тысячу долларов за эту улыбку… за улыбку, предназначавшуюся только ему. Какую-то новую, не из числа десяти. Но через секунду она снова стала серьёзной. ― Но это не значит, что ты прощён. ― Конечно, нет. Но я сделаю всё, чтобы получить твоё прощение. ― А что случилось с твоими руками? ― спросила Беатрис, только сейчас заметив криво перевязанные ладони Шелби. Несмотря на почти сорвавшийся с губ едкий ответ, который явно бы вызвал недовольство Беатрис по отношению к Бекки, Артур вдруг понял, что не может обличить Хайди. Потому что она была по-своему права. ― Разбил вазу и поранился, ― солгал он. Беатрис сочувственно улыбнулась, хотя на несколько секунд Артуру показалось, что жене понравилось то, что ему было больно. Он приезжал раз в два дня. Они с Беатрис ходили на прогулки, она рассказывала о себе и ребёнке, говорила спокойно и вежливо, но отстранённо. Артура терзала мысль о том, что они вели себя не как супруги, которые прошли через огонь и воду, но споткнулись на собственном ребёнке благодаря ему, а простые друзья. Возможно, знакомые с детства, но просто друзья. То, что Беатрис говорила ему, она точно так же могла сказать и Томасу, и Джону, и Полли, и даже Чарли. Любому, кого считала другом или товарищем. Возможно, то же самое она говорила тем швеям в ателье Бекки, которые были для неё никем. Джон фыркал, что Артур ничего такими темпами не добьётся ― Беатрис ускользнёт, как вода сквозь пальцы. Шелби всегда было трудно понять, о чём думает новый член их семьи, прочитать истинные мысли Беатрис за её вежливой улыбкой и доброжелательностью было практически невозможно. Но раньше Артур прекрасно понимал свою жену, научился распознавать, что скрывается за десятками её улыбок, чего она хочет и о чём не может попросить. Он научился заглядывать за её маску, а сейчас это всё треснуло быстрее и легче, чем проклятая ваза Бекки Хайди. Вот так вот ― с момента знакомства тысяча шагов вперёд, а теперь — тысяча один шаг назад. И всё благодаря Артуру. Эта мысль его никак не хотела покидать. Томас, однако, считал, что брат делает всё правильно. Беатрис нужно было время, им с Артуром надо было многое пересмотреть в своих собственных жизнях и совместной. Артур давал это время им обоим ― хотя верил, что ему это уже не требуется ― и при этом показывал своей жене, что он от неё не отказывается и собирается бороться за её возвращение. А ещё… Томас этого не говорил, но Артур и сам это понимал ― как раньше уже не будет. Даже если Беатрис не будет этого осознавать, она больше не сможет доверять мужу так, как прежде. Каждое его слово и действие она будет рассматривать через призму опасности и недоверия, и даже если со временем она будет становиться всё тоньше, навсегда она не исчезнет. Полли же считала, что Беатрис и вправду надо оставить в покое. Всё, Артур заявился, показал своё участие, а теперь надо галантно оставить её на время, позволяя спокойно выносить и родить ребёнка. Не бросать, конечно, но заявляться реже, напоминая о себе широкими жестами вроде книг, любимых цветов, каких-то вещей для малыша. Таким образом Артур бы показал, что уважает право своей жены на личное время, но при этом не забывает и не отпускает. Томми на это фыркнул ― Беатрис надо как раз внимание и живое общение, а не подарки. Она никогда такое не любила. Финн же ходил какой-то потерянный, слонялся по дому как тень без мыслей и слов. Один раз Артур спросил его, что брат думает обо всём этом. ― Ты идиот, ― ответил Финн. ― Очень большой идиот. Ты потерял лучшую женщину на свете, ― Финн обиженно запыхтел. Конечно, теперь-то он был целиком на стороне Беатрис. ― Исправляй этой как хочешь. Это твоя жена, и ты знаешь её лучше всех нас. К Эйде Артур не решился сунуться. Сестра вообще отдалилась от семьи, пропадая где-то днями и ночами, но у Артура не было времени разбирать её дела ― проблем с женой было выше желаемого. В общем, поскольку семья не смогла посоветовать ему что-то единое, он решил придерживаться своей стратегии. Поэтому в этот вечер он снова сел на пароход и отправился к своей жене. Однако в доме Хайди оказалась только домработница, кое-как объяснившая, что Беатрис ушла гулять, чтобы не дышать химикатами, которыми та пользовалась при чистке водостока. Бекки была на работе, и это обрадовало Артура — значит, Беатрис гуляла одна. Выведав, где именно любит проводить время будущая мама, Шелби поспешил на садовую аллею рядом с пристанью. Беатрис сидела на скамейке, наслаждаясь морским видом и тёплыми лучами на своём лице. Артур морально подготовил себя к тому, что эта встреча снова станет мукой для него, для неё ― для них обоих, и с очаровательной улыбкой зашёл к Беатрис со спины. ― Ваш муж просил передать вам цветы, ― тихо, чтобы не напугать, заявил Артур и опустил на её колени букет. ― Здравствуй, Артур, ― улыбнулась Беатрис. ― Синие гиацинты, ― заметила она, принимая подарок. Это должно было обрадовать Артура, ведь Беа не сторонилась его, но и былой радости от его подарков не испытывала. Раньше она всегда тихо хихикала и целовала его, но сейчас всё, что он мог себе позволить ― предложить ей локоть, когда они прогуливались, и всегда со страхом думал: примет ли?. ― За столько лет я запомнил, какие цветы и какого цвета ты любишь, ― усмехнулся Артур, присаживаясь рядом. ― Как ты себя чувствуешь? У него всегда ужасно чесались руки прикоснуться к животу, почувствовать своего ребёнка, но он не знал, как на это отреагирует Беатрис, поэтому даже не заикался. ― Всё хорошо, ― поспешно ответила она, но прежде, чем Артур уже привычно расстроится от такого ответа, Беатрис слегка повернулась к нему. ― Раз ты здесь, может, прогуляемся? У меня закружилась голова, я не рисковала вставать. Артур едва не подпрыгнул от осознания того, какой смысл был в этих словах. Беатрис стало нехорошо и она побоялась не удержаться на ногах, но в нём она была уверена. Уверена, что он поймает и поможет. Даже тоска от её ответа погасла. Стараясь не демонстрировать свою радость слишком ярко ― Беатрис могла иметь в виду совсем не это ― он встал и помог ей встать. Беатрис не стала дожидаться приглашения и сама взяла его под локоть. Позже, когда Артур медленно шёл вдоль красивой зелёной аллеи, у него был шанс удостовериться, что он не спит. Прохладный речной воздух покалывал лоб и щёки, ветер трепал волосы, а её тёплая ладонь согревала его руку. Шли молча, но молчание не было гнетущим или даже просто неприятным. Это было молчание людей, у которых впереди ещё полно времени для разговоров. Время от времени они переглядывались, даря друг другу несмелые улыбки. Всё происходящее здесь и сейчас было так непривычно и зыбко. И так свежи ещё были в памяти другие их встречи, которые в итоге закончились свадьбой. А сейчас оба ужасно боялись. Боялись сказать или сделать что-то не так, спугнуть свою внезапную удачу. ― Тебе не тяжело гулять? ― через какое-то время спросил он. Беатрис сказала, что у неё закружилась голова, может, стоит отвести её к Бекки домой? Даже если это означало конец прогулки и их встречи. ― Нет, ― Беатрис довольно прищурилась и улыбнулась. ― Нам нравится. Артур усмехнулся. ― Это всё напоминает дни, когда я ухаживал за тобой. Тогда я тоже ездил на Мерси чаще, чем домой, носил тебе цветы, лишь бы добиться твоего расположения. ― Ну, ты его добился, ― заметила девушка. ― И довольно быстро. И довольно надолго. ― И потерял ещё быстрее, ― еле слышно, как дуновение едва ощутимого ветерка, который тронул пряди волос. ― Это от меня уже не зависело, ― резонно заметила Беатрис. Она не пыталась причинить Артуру боль, ни одно её слово и ни одна фраза не были произнесены для этого. Она говорила то, что чувствовала и как чувствовала, чтобы Артур попытался понять её. А то, что больно Шелби всё-таки было… что она могла сделать, не молчать же ей всё время? Заученные с детства любезности разозлили и расстроили бы Артура ещё больше ― он их ненавидел, потому что это бы означало, что Беатрис ничего не может сказать ему от себя, увеличивает между ними дистанцию этой вшивой любезностью. Она говорила как есть, и это было своего рода знаком для Артура ― она продолжала быть с ним честной и, не считая определённых границ, продолжала доверять. Да, Беатрис знала, что Артур для неё не опасен и он костьми ляжет ради неё и ребёнка… но был ли он надёжен? После всего произошедшего? ― Ты права, ― упавшим голосом произнёс Шелби и опустил голову. На секунду он показался ей сгорбившимся больным старцем, худым и измождённым, чьё лицо было скрыто упавшими на него прядями. Внутри она понимала, что как бы она себя ни вела, как бы ни разговаривала, Артур был бы счастлив только если бы она вернулась к нему. Но в таком случае Беатрис не отвечала бы за собственное состояние. Она отмучилась, пусть Артур тоже пожинает плоды своего решения. ― Беа, что мне сделать, чтобы ты вернулась? ― лицо перекосило, будто его разрывали на куски, и он схватил её руки и прижал к своей груди. Они были так близко, что её живот упирался в его. ― А ты как думаешь, Артур? ― спросила она. Отчасти из-за того, что сама не знала ответа, а отчасти из-за того, что хотела узнать мнение мужа на этот счёт. ― Я готов осыпать тебя цветами и подарками, носить тебя на руках, делать всё, что угодно, но это явно не то, что ты хочешь услышать, ― произнёс Артур, и это порадовало Беатрис. Он явно не будет пытаться купить её расположение, а это значит, что он её понимал. ― Я пытаюсь тебе объяснить, что хочу увидеть личностные изменения, ― сказала она. ― Я ушла не просто из-за какой-то обиды, Артур. Этот ребёнок был важен для меня. Я хотела семью, нашу семью. Но мои мечты ничего для тебя не значили, и ты легко поставил свой комфорт выше этого. Возможно, ты по-своему прав, ― отстранённо заметила она. У Беатрис было время подумать о том, что она бы сделала на месте Артура, и картина представлялась неутешительная. ― Но мы живём не в пятнадцатом веке, когда женщина всегда привязана к своему мужу и может уйти от него только в могилу. Раз вопрос встал именно так, то я тоже выбираю свой комфорт. Она не могла винить Артура, понимая, что именно им двигало. Возможно, и ей надо было среагировать по-другому ― как мудрой женщине, а не девчонке-подростку. Но в ней взыграли эмоции, как и в Артуре, пусть эти чувства и были разной полярности. Сейчас они разгребали последствия своих решений. Артур не мог принять свою ошибку, и Беатрис не могла этого сделать. Они оба хотели вернуться в прошлое, и оба с одной целью ― не уходить. Артур не хотел сбегать от беременной жены, хлопнув дверью, а Беатрис не хотела уходить, не дождавшись его и не попробовав поговорить ещё раз. Да, они уже много разговаривали к тому времени, но ведь можно было... Можно было поступить по-другому. ― А если теперь я поставлю твой комфорт превыше всего прочего? ― Смысл не в этом. Смысл в том, что, находясь в браке, люди делают так, чтобы комфортно было им обоим, и не важно где. Сейчас ты боишься потерять меня, но если я… Живот резко свело, и Беатрис остановилась, схватившись за него. Ужас прошедшего накрыл, но Беатрис постаралась успокоиться. Ей говорили, что из-за нервов может такое быть, поэтому, крепко вцепившись в руку Артура, она сделала несколько глубоких вдохов и выдохов и постаралась подумать о чём-то другом, о хорошем. Например, сосредоточиться на том, как Артур положил свободную руку ей на спину, ласково поглаживая… Да, это определённо было чем-то приятным, на чём можно сосредоточиться. ― Беатрис? ― обеспокоенно, но ласково позвал он. Шелби понимал, что ему надо сохранять рассудок. Да, рядом с Беатрис это было сложно всегда, но он должен быть готов помочь своей жене. ― Всё в порядке, ― наконец выдохнула она. Выждав ещё минуту, они снова двинулись вперёд, правда, теперь немного медленнее. ― Если я вернусь, ты подумаешь, что так можно со мной обходиться. Что я никуда от тебя не денусь, но это… это не так, Артур, ― произнесла Беатрис, удивлённо смотря в переполненные болью глаза. Неужели так переживает? Неужели ему действительно так плохо? Так больно? ― Нет. Беатрис, клянусь, я… я изменился, ― он понимал, насколько тривиально и даже пошло звучит эта избитая фраза, но другие слова просто не приходили на ум. ― Если ты вернёшься ― всё будет по-другому. У меня... у меня было время всё обдумать, оглянуться назад. И у меня было время понять, какого это ― жить без тебя. Я… я больше не хочу это испытывать, я больше… Я не могу без тебя. Я люблю тебя, Беа, ― он понимал, что загоняет её в тупик, признаваясь в любви сейчас. Беатрис и вправду остановилась, глядя на него то недоуменно, то затравленно. Пользуясь её заминкой, Артур прижал её маленькие ручки к груди сильно, но аккуратно, стараясь не перейти грань, когда они могут начать болеть от чрезмерной силы. ― Я… ― за все их разговоры она вроде впервые запнулась, не зная, что сказать, а потом решила позорно сбежать. ― Мне надо вернуться домой. ― Твой дом в Бирмингеме, ― сказал он уже тише, сдерживая в себе рёв отчаяния. Она вздрогнула, не зная, что сказать. Она верит и не верит ему одновременно. ― Ты меня понял, ― нехотя сказала она, не в силах вырвать руки. ― Можешь отвести меня, если мы не коснёмся этой темы, ― выдохнула она и опустила голову. Артур всё ещё держал её руки в своих, боясь шевельнуться, потерять это волшебное чувство, которое дарует ему ощущение от касания её кожи. ― Нам надо будет принять решение, ― заметил Артур, но Беатрис вдруг замотала головой, совсем как маленькая девочка. ― Сделаем это после того, как родится ребёнок, ― проговорила она, и Артуру не осталось ничего, кроме как отступить. ― Хорошо. Хорошо, Беа, если ты так хочешь. Но я…я могу тебя навещать? Хотя бы раз в несколько дней. ― Да, ― выдохнула она. ― А теперь идём. Мерси можно было обойти за час. Направляясь к пристани с цветами, Артур был рад этому, потому что до Беатрис было идти всего ничего. А теперь он хотел, чтобы дорога стала нескончаемой, и мог бы даже понести Беа на руках, лишь бы побыть с ней лишние минуты. Но от пристани до дома Хайди было всего ничего, и вскоре они остановились около уже знакомой, желанной и ненавистной для Артура одновременно двери. Артур молчал обнял, крепко, но аккуратно, и она почувствовала, как быстро бьётся его сердце, словно он бежал к ней днями и ночами, боясь опоздать. Наверное, так оно и было. Артур обернулся к ней, и она не узнала его непроницаемое лицо. Страх побежал по венам, заставляя дышать чаще и громче. В ту же секунду Шелби коснулся её живота, и тот вдруг содрогнулся от удара. ― Боже, ― простонала Беатрис, порывисто накрывая руку Артура своей. Боль оказалась слишком неожиданной и незнакомой. Они с Шелби замерли от изумления. ― Что это? ― испуганно спросил Артур, уставившись на лицо жены, периодически возвращаясь взглядом к маленькому круглому животу. Его накрыла удушливая волна страха: он ещё помнил, как близка была Беатрис к потере ребёнка. Каждый день он от всего сердца ― и души, если таковая всё-таки имелась ― желал Беатрис ещё одного хорошего и спокойного дня беременности. ― Он толкнулся. Впервые. Я так переживала ― он должен был сделать это гораздо раньше, ― переведя дух, пояснила Беатрис, ощущая новые беспорядочные толчки. Если так продолжится, ребёнок отобьёт ей почки. И всё же она радовалась. Пока вдруг не поняла одну вещь, причину, по которой ребёнок проявил себя прямо сейчас. ― Но он дождался тебя… ― Наш сын… ― озадаченно пробормотал Артур. Ребёнок словно напомнил ему о том, насколько важны и злободневны слова жены, словно добавил воплощение обычной теории, стал окончательно осязаем, явил своё присутствие, показал, что не мечта, а человек ― с чувствами, страхами и привязанностями. Беатрис странно посмотрела на мужа, и сначала Артур подумал, что чем-то разозлил её ― возможно, своими неаккуратными словами. Беа покачала головой. Уходить сейчас от него не хотелось совершенно. Пусть и становилось на улице всё прохладнее, и ветер поднимался очень неприятный. Но ей нравилось думать о том, что этот ветер как раз уносит с собой всё то, что ей было неприятно. ― Вообще-то, я думаю, что это дочь. Я представляю себе девочку, ― поделилась она, и на секунду в Артуре вспыхнула яркая, ничем не прикрытая надежда и радость… которая потухла быстро, стоило появиться мысли, что слова Беатрис могли быть простой вежливостью и она могла сказать это любому другому человеку. ― Артур, что с тобой? ― взволнованно спросила Беатрис, замечая резкую бледность, проявившуюся на его лице. ― Ничего… ― просипел Шелби через силу. ― А знаешь что? ― внезапно бодро проговорил он, понадеявшись на то, что это не перечеркнёт всё то хрупкое, что они вернули между друг другом. ― Я сделаю кое-что, а потом можешь ударить меня… Раньше, чем она успела бы отстраниться, Артур аккуратно взял её лицо в свои ладони, склонился и очень ласково коснулся её губ своими. Простое касание. Шелби ещё не целовал её на самом деле. Но Беатрис почувствовала, как слабеют ноги, изо всех сил вцепилась в его плечи, боясь упасть. Когда он действительно поцеловал девушку, она распахнула глаза, удивлённая целым шквалом ощущений. Иногда она могла дать себе слабину и представить, как они снова поцелуются, как снова коснутся друг друга… это простое прикосновение было гораздо более волнующим. Но ответить Беатрис не попыталась, только мягко коснулась губ Артура в ответ. Шелби отстранился на мгновение, а затем, снова приблизившись, накрыл её губы, ласково обхватил нижнюю и чуть потянул на себя. После этого медленно перешёл к верхней губе. На этот раз она отвечала совсем лёгкими движениями губ. Отстраняясь, он чуть улыбнулся, чтобы увидеть блеск её глаз. Опустить руки и позволить ей зайти за дверь оказалось выше его сил, и он судорожно думал о том, что ещё можно у неё спросить или сказать. ― Когда мы снова увидимся? – Артур никак не мог или не хотел отпустить её руку. Вот так стоять рядом с Беатрис и мягко поглаживать её лицо – это было лучшее ощущение в его жизни за последние несколько месяцев. ― Когда ты хочешь? – Беатрис никак не могла отвести взгляд от его глаз. Как она раньше не замечала, что, когда он смотрит на неё, в них столько нежности. ― Когда хочу? – переспросил Артур. ― Сейчас? Беатрис рассмеялась. ― Ты должен вернуться домой, ― сказала она, обхватывая его запястья пальцами. Артур побоялся, что сейчас она отведёт его руку, но Беатрис ласково погладила его и замерла. ― Я хочу… Хочу тебе сказать, что ты поступаешь правильно. Пусть ты так и не думаешь, но нам нужно время, нам обоим. И ты даёшь его мне и себе. ― Но «мы» есть? ― Да, ― согласилась с ним Беатрис, краснея не только от холодного воздуха, но и от горячего, который согревал сейчас её пальцы. ― Как бы это ни было…. Думаю, «мы» будем всегда. Просто теперь надо понять, что каждый из нас хочет и как нам жить дальше. Артур хотел сказать: «Я хочу тебя, а ты хочешь ребёнка, поэтому я тоже хочу его, ради тебя я стану лучшим отцом, ради тебя у нас будет прекрасная семья», но понимал, что даже в мыслях это звучит неправильно. Он должен хотеть ребёнка, потому что любит Беатрис, а не потому, что иначе Беатрис уйдёт из его жизни. Артур это понимал… Возможно, на это действительно ему нужно было время, и жена была как всегда права ― время нужно им, а не только ей и не только ему. Домой Артур вернулся не сразу. Ожидая последнего вечернего парохода, он зарулил в какой-то один из немногих пабов на Мерси, что был на пристани, и заказал бутылку виски. Бармен смерил его удивлённым взглядом, но ничего не сказал. Его мысли были совершенно в другом месте, и, допив очередной бокал, он понял, что больше его не радуют оглушающая музыка и алкоголь. И хотя их спальня в доме Шелби всё так же напоминала о совершённой им ошибке, сейчас ему хотелось оказаться именно там, где помимо воспоминаний о расставании всё ещё витал запах знакомых до боли духов и хранилась куча фотографий, с которых на него смотрела улыбающаяся Беатрис. С фотографий тех времён, когда всё было хорошо и он не успел разрушить свою жизнь. Нахмурившись, Артур глянул на часы и, поняв, что у него есть час, чтобы протрезветь, отставил в сторону бокал и отошёл от стойки. Теперь волноваться было не о чем. Ему больше нечего было терять. Закончив в уборной, Шелби помыл руки и мельком оглядел в мутном зеркале своё лицо, невольно отмечая нездоровую бледность и тёмные круги под глазами. С бурбоном определённо нужно было завязывать. С этими мыслями Артур, выйдя из мужской комнаты, уже собирался направиться к выходу, но не успел он сделать и пару шагов, как на его пути возникла девушка. Невысокая рыжеволосая девица, глаза которой пылали от возбуждения. ― Я наблюдала за тобой с того момента, как ты зашёл сюда, ― протянула она, соблазнительно улыбаясь. — Я думала, мы познакомимся поближе… Артур посмотрел на неё без выражения. Она не вызывала ровным счётом ничего, даже омерзения. Даже на муху Шелби реагировал более эмоционально. В подтверждение её слов тонкая ладонь скользнула по мужской груди до самого ремня, на что Артур только недовольно свёл брови. — Я не заинтересован в подобном, — холодно проговорил он, отступая назад, но девицу это совершенно не смутило. — О, я тоже не ищу отношений, сладкий, — томно выдохнула она. — Но уверена, мы могли бы чудесно развлечься. Ты сразу мне понравился! ― Я женат, ― прочистив горло, отозвался Артур сквозь зубы. Теперь эта особа вызвала определённые чувства ― ярость, например. ― И моя жена ждёт ребёнка. — Так тем более, — широко улыбнулась рыжая. — Уверена, она не часто балует тебя сладеньким… Я вполне могла бы исправить это. — Не могла бы, — покачал головой Шелби. — Это отчего же? — недоумённо вскинула бровь девушка. — Поверь, у меня много талантов. — Даже не сомневаюсь, — усмехнулся Артур. — Вот только я люблю её и только её. И никто другой мне не нужен. Он отодвинул в сторону застывшую от удивления незнакомку, освобождая проход, и, не оборачиваясь, поспешил к выходу. Шелби уже не видел, как притаившаяся в тени Бекки Хайди, ставшая свидетелем его разговора с подвыпившей девицей, проводила его внимательным взглядом, задумчиво кусая губы.

***

На следующий день Артур не приходит, и это радует Беатрис ― с утра у неё болит всё, что только может болеть у беременной женщины, и она просто лежит в кровати, читая книгу и не желая никого видеть. Бекки понимающе оставляет ей на столе в комнате еду, чтобы Беатрис лишний раз не спускалась, подаёт вязание и книги и уходит на работу, обещая прийти в часа два, чтобы навестить её. Беатрис целый день ест и спит, а в обед Бекки действительно приходит из ателье.... И приносит ей большой букет красных тюльпанов. ― От твоего кавалера, ― с усмешкой произносит она, ставя цветы в вазе на стол. ― Красные тюльпаны — это «признание в любви». ― Да, я знаю, ― вздыхает Беатрис, но слабая улыбка появляется на её губах, потому что тюльпаны ― её вторые любимые цветы после гиацинтов. Вместе с тюльпанами Бекки передаёт ей письмо и сидит очень недолго. Видит, как не терпится Беатрис прочитать послание «от благоверного». Помня о сцене в пабе, Бекки уходит раньше и даже не вставляет едких комментариев. Если не изменить, то хотя бы пересмотреть отношение Артура к Беатрис в новом свете миссис Хайди стоит. Артур никогда не умел говорить красиво, о чём предупредил Беатрис ещё до того, как сделал ей предложение. ― Я могу свернуть шею человеку, который попытается навредить тебе, ― сказал Артур, когда провожал её домой на пароходе. Было холодно, и он дал ей свой пиджак, потому что обманутая весенним тёплым днем и подгоняемая желанием увидеть поскорее любимого, она не задумалась о том, что вечером может быть холодно. ― Могу делать широкие и щедрые жесты. Но я не смогу красиво признаваться в любви или писать стихи. ― Можешь просто говорить, что любишь меня, ― улыбалась она, целуя его в губы и чувствуя, как сильные руки обнимают её за талию. Каждый поцелуй на пароходе в опасной близости от перил казался ей поцелуем над пропастью. А тут… Кажется, Артур делал всё, чтобы показать ей, как он изменился. «Сегодня я шёл по дорогам, где мы с тобой гуляли в день перед свадьбой, и вдыхал запах роз, чьим ароматом ты наслаждалась. Эти розы так беспомощны перед твоей благородной статью. Да и кто может состязаться с твоей несравненной красотой? Не стыдится ли солнце, завидев тебя, не прячется ли месяц за облаками? Мне нет покоя. Сердце моё не в силах забыть тебя. Судьба моя схожа с судьбой листа лавра. Как и ему, мне выпало на долю сотню раз сгорать и восставать из пепла». Беатрис провела пальцами по письму. Оно было далеко от идеала, и Беатрис легко нащупывала углубления в тех местах, где ручка слишком сильно надавила на бумагу, почти до дырки. Беа так и видела, как Артур пишет эту записку: царапает буквы, перечёркивает слово за словом, когда не выходят нужные, а то и ручку ломает сильными пальцами — тогда понятно, откуда взялись кляксы. Беатрис видела и то, как ярость стягивает его брови к переносице и бороздит морщинами лоб. Будь она с ним рядом, могла бы и расхохотаться. ― Да ладно тебе, Артур, — сказала бы Беатрис, наваливаясь на него со спины и целуя в щеку. — Не напрягайся, выкладывай всё, как есть. А вот сейчас смеяться совсем не хотелось. Беатрис в сотый раз перечитывала слова, которые уже, казалось, выучила наизусть. Удивляла только боль, которую причиняло каждое перечёркнутое слово — словно края букв резали острее ножа. Кроме того, за каждой незаконченной от безысходности фразой стоял неисчерпаемый страх, и за Артура Беатрис было больнее, чем за себя. Кажется, Артуру было сложно добиться хорошего любовного письма, ведь он не знал, как это делается от слова совсем. Едва ли он просил помощи у кого-то из своих родных. Беатрис узнавала некоторые слова из своего любимого любовного романа, но даже эта деталь согрела её сердце. Артур помнил, какая была её любимая книга и какой момент ей нравился больше всего, и осознанно или нет, но он использовал именно эти слова. Беатрис прижала письмо к груди. Как бы она хотела, чтобы этого хватило, чтобы вернуться назад.