(Отбечено частично!)
Беатрис Шелби не обсуждала происходящее с Бекки Хайди. Во-первых, тут действовало правило: не жалуйтесь своим подругам на своего мужчину, вы его простите, а в их глазах он так и останется козлом и подонком. Конечно, даже общего знания ситуации хватило, чтобы Бекки тихо и упрямо невзлюбила Артура Шелби, поэтому с этим ничего Беатрис поделать не могла. Во-вторых, мнение Бекки было весьма однозначным: Беатрис не должна прощать такое оскорбление своей чести и своего ребёнка. А в-третьих ― Бекки всё-таки считала Беатрис взрослой умной женщиной, которая сама могла решить, что для неё лучше, и для принятия этого решения необязательно было учитывать мнение кого-то, кроме самой миссис Шелби. Поэтому, когда Беатрис случайно касается этой темы за обедом, когда Бекки пришла из ателье, Беатрис ждёт уже ставшую привычной короткую тираду, но её не следует. Вместо этого Бекки молчит какое-то время, а потом аккуратно говорит, что Беатрис должна всерьёз подумать о возвращении к Артуру. ― Что? ― удивлённо переспрашивает Беатрис, даже отвлекаясь от своих любимых сырников. ― Бекки, что с тобой? ― Ничего, ― отмахивается Хайди, уже жалея о том, что поддержала Шелби. ― Но ты… Да и я... Но ты всё-таки больше видела, как он страдает. Страдания ― хорошая мотивация к изменениям личности, особенно когда душа так рвётся к любимой женщине. Я не знаю, что у тебя в голове, но он нужен тебе, а ты нужна ему, и это не видит только слепой. Я только мелким видела Артура, когда он ухаживал за тобой, а знала и того хуже, но тому человеку, что почти каждый день приходит сюда, просто чтобы побыть с тобой несколько часов, я бы доверила тебя. Хотя я, девочка моя, могу злиться на него хоть до второго пришествия, но моё мнение таково. После такого неожиданного монолога Беатрис сидела в своей комнате в тишине ещё несколько часов, и Бекки даже начала волноваться. Вспомнила старую шутку, что женщина как ребёнок ― стоит посмотреть, что она делает в своей комнате, если надолго затихла. Возможно, именно этот разговор стал причиной того, что когда Бекки попросила Беатрис проконтролировать доставку заказанной одежды Шелби, она спокойно согласилась, а не вступила в долгий разговор сама с собой. В другое время Бекки бы ни за что не отправила беременную девушку на пароход, но тут ситуация вынуждала. Кроме того, у неё была подстраховка в лице Полли Грей. Беатрис чувствовала себя неуютно, возвращаясь в Бирмингем, потому что статуса сбежавшей жены Артура Шелби с неё ещё никто не снял. Двое парней, которых Бекки отправила с ней, пытались завести с Беатрис непринуждённый разговор, но девушка отвечала односложно, и вскоре попытки разговорить её прекратились. Время её прибытия выпало на "рабочее" время дня, поэтому по улицам она прошла почти незамеченной; если кто и заметил ― ей было всё равно. Она вдруг обнаружила, что подходила к двери, из которой в последний раз вышла много месяцев назад, без трепета и волнения. Беатрис просто… вернулась, как возвращаются домой люди после похода в магазин, не испытывая при этом никаких эмоций. Дверь ей открыла Полли с сигарой в зубах. Беатрис улыбнулась. ― Заказывали платья? Полли рассмеялась и спешно потушила сигарету. ― Здравствуй. Проходи, Беатрис, ― Полли пропустила невестку вперёд, стараясь побыстрее разогнать сигаретный дым, и знаком указала на гостиную, куда парни бережно оттащили коробки с заказом Шелби. Они вопросительно посмотрели на Беатрис, и та сделала знак, что они могут быть свободны. Полли кивнула на кухню. ― Чаю? ― спросила она таким тоном, словно Беа и вправду всего лишь выходила в магазин на несколько часов. ― Буду не против. Полли кивнула. На самом деле, Беатрис ожидала куда меньшую доброжелательность от тёти Шелби. Полли превыше всего ценила в человеке верность, а поступок Беа было сложно назвать чем-то кроме предательства. И, возможно, будь на месте Беатрис кто-то другой, тёплого приёма можно было не ожидать. Но Грей высоко ценила женскую силу и была свидетельницей того, как смелость и сила некоторых женщин превосходили мужскую. А именно сила заставила Беатрис уйти от любимого мужа ради ребёнка. Возможно, дело было не в самой Беатрис, а в причине. ― Артура нет, ― сообщила Полли, и эта новость одновременно расстроила и принесла некое облегчение Беатрис. Она точно не нарвётся на какой-нибудь душевный разговор с мужем, хотя Артур и обещал ей не заводить разговоров об их будущем до рождения ребёнка. ― Джон ушёл с ним, они занимаются нашим пабом, ― Беа изогнула бровь в немом вопросе. Артур не говорил, что теперь Шелби владеют каким-то пабом. Впрочем, когда они встречались, Артур говорил только о ней и про неё, и все попытки перевести разговор на Артура терпели неудачу. Шелби ставил её превыше всего прочего, и собственные нужды не очень его интересовали. ― Томми и Эйда тоже ушли. Если не будешь против нашей с Финном компании, то сейчас что-нибудь быстро придумаем. «Чай» Полли быстро разросся в полноценный полдник. Грей рассказывала о последних событиях в Бирмингеме, деликатно обходя наиболее острые темы. Было ясно, что в этих «острых темах» с Артуром либо что-то случилось, либо он сильно рисковал жизнью. С одной стороны, Беатрис было интересно послушать ― раньше Артур часто рассказывал подобные истории, явно не предназначенные для её ушей и со скептицизмом воспринимаемые почти всеми членами семьи, разве что кроме Джона, который чаще всего был одним из действующих лиц и всячески перебивал брата, вставляя свои дополнения, и Финна, который в силу юного возраста почти нигде не участвовал, а послушать такие истории был готов всегда. Эйда частенько только носом воротила, но Беатрис нравились такие моменты. Так она ощущала себя членом семьи. Почти как сейчас. Финн тоже присоединился к ним, и судя по тому, как блеснули его глаза при виде Беатрис, её уход был им благополучно забыт, и сейчас она была принята назад с распростёртыми объятьями. Дождавшись, когда у Полли закончатся истории, Финн начал сыпать собственные, куда более яркие, живые и со множеством подробностей. Беатрис старалась сильно не смеяться ― повитухи сказали, что лучше лишний раз не тревожить ребёнка, чтобы не вызвать преждевременные роды. Хотя до них оставалось всего неделя, Беатрис не очень хотелось рожать в Бирмингеме. В этом она напоминала кошку, по словам Бекки ― хотела родить там, где тепло, уютно и всё подготовлено. Правда, Беатрис всё равно старалась лишний раз об этом не думать, чтобы, так сказать, «не приближаться мыслями» ― хотя ей советовали настроиться именно на этот лад. Было уже около шести часов, и Беатрис решила вернуться на Мерси вечерним пароходом в восемь, когда дверь дома внезапно распахнулась. Полли и Финн, привыкшие к таким резким появлениям членов семьи, даже не дёрнулись, а вот девушка, успевшая отвыкнуть, дёрнулась в сторону и положила руку на живот. Ругательства Артура она услышала с самого начала ― муж был зол и даже не собирался это скрывать. ― Грёбанные женщины! ― вопил он. Полли напряжённо посмотрела на Беатрис. ― Я скоро перестану пускать их в паб! Липнут и липнут, как мухи. Я им сто раз сказал, что женат. Чёртовы бабы… Перестрелять бы их всех. Он зашёл в комнату, сдёрнул шарф с шеи и только потом заметил Беатрис, смотрящую на него с лёгкой иронией. ― Привет, Артур, ― улыбнулась она, с трудом сдерживая довольный смех. Почему-то его слова порадовали её. ― Что ты здесь делаешь? ― слегка ошарашенно спросил Артур. Вопрос показался довольно грубым, и Полли шикнула на племянника, но Беатрис, уловившая, что именно скрывается за этим вопросом, не обиделась. Она уже было собиралась ответить, но Артур сам понял свою оговорку и покачал головой. ― То есть, в смысле… Здравствуй. Что-то случилось? Надеюсь, ты приехала из-за чего-то хорошего? ― Да, всё в порядке, ― следующая её улыбка была более расслабленной. ― Я привезла платья Полли и Эйде. Ваши костюмы тоже скоро будут готовы. ― Привет, Беа, ― проговорил Джон за спиной брата, улыбаясь невестке. Беатрис улыбнулась ему в ответ, но Артур отмахнулся от них и, сняв пальто и кинув его куда-то на стул в другую комнату, сел сбоку от жены. ― Тебе можно? ― спросил он серьёзно, словно говорил с неразумным ребёнком. ― Ну, меня не тошнит. Всё нормально, ― с лёгкой иронией ответила Беатрис и щёлкнула Артура по руке. Шелби-старший собирался ещё расспросить её, как вдруг вошедший в комнату Томас окинул Беатрис быстрым взглядом и приветственно кивнул. ― Там тебя, ― сказал он, подходя к невестке и целуя её в макушку привычным тёплым жестом. Том стал так делать, когда вернулся с войны, чтобы показать Беатрис, как она важна семье и что она является её частью. Как правило, Артур на такие проявления нежности всегда недовольно косился на брата и жену, но Беатрис, которая всегда улавливала малейшие изменения в своём супруге, стремилась сгладить углы, ластясь к Артуру как довольная кошка. Но тут ни он, ни она не могли показать истинные эмоции, поэтому Беатрис быстро переключила внимание на Тома. ― Меня? ― удивлённо переспросила она. ― Да, двое парней. Артур напрягся, и когда Беатрис встала со стула и, извинившись, пошла к выходу, муж поспешил за ней, сбросив руку брата с плеча и проигнорировав предупреждающий крик тёти. Даже если Беатрис и заметила его, то не стала ничего говорить. Артуру польстила мысль, что, возможно, жена чувствует себя в большей безопасности, когда он стоит за её спиной. Беатрис приоткрыла дверь и расслабленно выдохнула. Артур заметил двух парней, рослых и крепких. Он где-то их видел, но не помнил где. ― Что-то случилось? ― спросила Беа спокойно. ― В Лондоне шторм разыгрался, ― сказал один из них, поведя плечом. ― Говорят, до завтрашнего вечера не утихнет. На Мерси раньше не попадём. Два дня или около того придётся побыть здесь. ― У вас есть где остаться? ― сосредоточенно поинтересовалась Беатрис, и Артур понял, что это парни, которые приехали с ней доставить заказы Бекки Хайди. Конечно, не сама же Беатрис тащила ящики, что он приметил в гостиной. По крайней мере, Артуру хотелось в это верить. ― Гостиница. Ты останешься здесь? ― спросил парень, подняв беглый взгляд на Артура. Беатрис собиралась было открыть рот, хотя сама не до конца понимала, что хочет ответить, как вдруг Артур ответил за нее. ― Останется. Парни кивнули, не решаясь спорить. Бегло попрощавшись, они ушли, а Беатрис услышала вдали раскат грома. Девушка прикрыла дверь и посмотрела на Артура, который даже не попытался скрыть недовольство всей этой ситуацией. ― А если я начну рожать? ― У нас есть пелёнки, ― оптимистично заявил Шелби, и Беатрис показалось, что ещё немного, и он начнет пританцовывать на месте. Надменно фыркнув, она вернулась на кухню и тут же поняла, что смущало её в довольной Полли ― Беатрис никто не сообщил о надвижении шторма, хотя обычно Бекки чётко следила за этим; что уж говорить о том, что она не позволила бы Беатрис плыть на пароходе, когда шторм обещал разыграться в этот же день. Говорила ей об этом за день. А тут сама отправила, ничуть не стесняясь, так ещё и тактично умолчав о приближении шторма. И, очевидно, весь этот план она разрабатывала не одна. ― Интриганки, ― на цыганском, пусть и с сильным акцентом, бросила Беатрис в сторону Полли. Грей даже не думала скрываться или защищать свою подельницу. Ухмыльнувшись, она потянулась было к сигаретам, но вовремя вспомнила, что даже «пассивное» курение не пойдёт на пользу Беатрис и её ребёнку. ― Туше. ― А что случилось? ― поинтересовался Финн, краем глаза поглядывая на живот невестки и гадая, позволят ли ему ещё раз прикоснуться к нему. Ему нравилось, что теперь он не будет самым младшим в семье, более того ― будет не просто братом, а дядей! Одна эта мысль настолько приводила его в восторг, что он был готов простить Беатрис что угодно, лишь бы этот ребёнок рос в их семье. ― Надвигается шторм. Два дня пароходы ходить не будут. И Полли с миссис Хайди наверняка об этом знают, ― спокойно сообщил Томас. Беа сложила руки на груди, но теперь её мысли сменили полярность. Она быстро отходила от маленьких вспышек гнева, но только теперь могла представить, что это значит для неё сейчас. Очевидно, что никто не даст ей отсюда уйти… Полли спокойно взглянул на племянника. ― Неужели, Том? Понятия не имела. Но раз так, значит, Беатрис может остаться у нас. Беа раздражённо выдохнула, недовольная тем, что её загнали в ситуацию, выхода из которой у неё не было. Подобное всегда напоминало ей охоту на мелких зверьков, и представлять себя в качестве добычи она отчаянно не хотела. Она старалась не слишком сильно показывать своё недовольство, чтобы Артур не принял это на свой счёт, но радости она не испытывала. Если бы это действительно было простым стечением обстоятельств, Беатрис не была бы так зла… А так это отдавало гнилью на языке. Артур, быстрее остальных понявший, в какой ситуации находится его жена, сделал шаг вперёд. Беатрис увидела, как еле заметно дёрнулись мышцы его лица, будто в судороге. ― Вообще-то, ты можешь быть права, ― сказал он, и эти слова стоили ему всего на свете. ― Здесь тебе может быть не очень удобно. Возможно… стоит найти тебе гостиницу или вроде того. О деньгах, конечно, не волнуйся. Полли попыталась взглядом испепелить Артура, Том посмотрел на него так, словно Артур только что сам перерезал горло своей жене. Финн открыл было рот, чтобы возразить, но Джон успел вовремя закрыть его рукой. Это было дело двух людей, и Полли с Бекки могли всё испортить своими интригами. Джон понимал, что второй раз потерю жены брат не выдержит, Беатрис могла убить его и вернуть к жизни всего несколькими словами. Но и невестку за несколько лет Джон уже выучил ― она ненавидела, когда что-то решали за неё, ставили в ситуацию, когда у неё не было выбора, и она назло всем находила новый выход. И сейчас она могла из принципа пойти против очевидного исхода и уехать в гостиницу или куда-нибудь ещё, тем самым перечеркнув все планы двух «интриганок». Но Артур сам давал ей такую возможность. Чтобы это не выглядело поступком упрямой девочки, чтобы у Беатрис был выбор… Даже если это означало, что она будет далеко от него ― дальше, чем могла бы быть сейчас. Джон был восхищен своим братом. Беатрис быстро глянула на мужа. Ей хотелось верить его глазам, его интонациям, которые не слышала несколько месяцев разлуки, его боли, которую принесла она в его жизнь и которая лишний раз доказывала, что он способен любить и что любовь не умерла, не канула в вечность, бесследно растаяв, что всё можно вернуть с новой силой, но... Это страшно. Боже, как же страшно поверить вновь! Она ожидала всего, что угодно, но только не этих его слов. Не принятия и не понимания. Губы её разомкнулись. ― Нет, останусь здесь, ― и добавила, усмехнувшись. ― Если начну рожать, то у вас хотя бы есть пелёнки. Артур улыбнулся ей, и от этой улыбки в груди Беатрис что-то отдалось толчком и на мгновение сжалось в тугой комок. Она снова вспомнила, что причиняет Артуру только боль в последние месяцы, а причина этого внезапно отказалась становиться ясной в её голове. Она думала о своей боли, о том, каково было ей, но она до сих пор всерьёз не видела, каково было Артуру. Возможно, все они были правы ― она должна была дать Артуру шанс, показать, что он, возможно, изменился.***
Беатрис проснулась ночью от того, что ей было жарко. Так часто бывало, сколько бы она ни пила днем, ночью практически не вылазила из кухни. Стакан холодной воды, который Полли предусмотрительно ей оставила, не помог справиться с жаждой, даже усилил её. Открыв окно, которое Артур вчера закрывал четыре раза, потому что Беатрис открывала его трижды, девушка с удовольствием вдохнула прохладный воздух. Понаблюдав за тем, как на тёмном небе мерцают белые маленькие звезды, Беа надела домашнее платье — одно из тех, которое осталось здесь после её ухода — и спустилась вниз. Странно было вернуться сюда, странно было быть здесь. Вечером, когда они сидели в гостиной и разговаривали сразу обо всём, Беатрис казалось, что она вернулась домой. Артур сидел рядом, спокойный и умиротворённый, и смотрел на неё так… А когда пришло время спать, Беатрис долго лежала и заснула довольно поздно, поспала несколько часов, пока жажда не выгнала её из кровати. Беа спускалась тихо — ей казалось, что беременность сделала её тяжёлой и неповоротливой, но Бекки, которая всякий раз дёргалась, стоило будущей матери приблизиться к ней со спины, всё говорила, что Беатрис нужно купить колокольчик на шею, явно была другого мнения. Спускаясь, девушка погладила деревянные перила самым кончиками пальцами, аккуратно, словно домашнее животное, которое могло не узнать хозяйку и больно укусить. Почти спустившись вниз, Беатрис замерла. Артур прижимал её к стене в самом низу, разместив руки по обе стороны от головы своей жены. — Моя жизнь как десятый круг ада, который Данте не удосужился описать…. Беатрис рассмеялась, влюблённая и преданная — ему, но не им. — А как же я? Неужели я — твоя казнь в этом круге? Артур улыбнулся и покачал головой. — Только ты заставляешь меня позабыть об этом. Я просто смотрю и восхищаюсь тобой, — Шелби тяжело вздохнул. Выглядел он неважно со взлохмаченными волосами, в порванной рубашке, со сбитыми костяшками и кровавыми разводами на одежде. Но Беатрис обнимала его и позволяла ему обнимать её, словно ничего не было или так и должно было быть. — Я всегда только с тобой могу обсудить то, что мне нравится. Спасибо, Беатрис. Беатрис улыбнулась. — Так и должно быть, ведь я тебя люблю. Артур взял Беатрис за руку и благодарно сжал, глядя прямо ей в глаза. — Я просто хочу сказать… Ты даёшь мне так много, и я просто хочу сказать…— он сбился, Беатрис погладила его по щеке. Её всегда забавляло, как сбивался с мысли и путался в словах этот сильный и порой даже жестокий человек, когда хотел сказать ей что-то важное, признаться в любви, не говоря этих слов. — Ты можешь мне доверять, Беа. Всё, что угодно. Жена потянулась, чтобы поцеловать его, и Беатрис поспешно моргнула, отводя глаза и удерживая слёзы на ресницах. Духи былой юности и влюблённости, которые не подозревали, что их ждёт дальше. Молодая женщина поймала себя на мысли, что даже вернись она в тот переломный момент, не нашла бы, что сказать убитой горем себе. Тогда её сердце было разбито, и даже саму себя бы Беатрис слушать не стала. Артур всегда её любил, своей странной, необычной и тяжёлой любовью, но любил. Беатрис не приходилось в этом сомневаться никогда, даже сейчас. Хотя, возможно, ей были нужны эти сомнения, ведь они могли бы помочь принять решение, которое рано или поздно должно было быть озвучено. Артур согласился подождать до рождения ребёнка, но срок приближался, и что будет после Беатрис не знала. Если бы в её сердце были сомнения, у неё были бы причины отказать мужу — ведь тогда бы она ему не верила. Но Беа знала, что Артур её любит, видела, что он раскаялся искренне и осознал свою ошибку, и чувствовала, что и их ребёнка он полюбит всем сердцем и станет прекрасным отцом... Миссис Шелби не хотела думать о том, что сознательно ищет причины отсрочить своё возвращение в этот дом, не хотела верить, что сознательно обрекает мужа на жизнь без неё. А как же их ребёнок? Как он или она будет без отца, как Беатрис сможет лишить их его заботы и любви. Она думала об этом постоянно, но какой-то груз на сердце мешал принять решение — то, которое наверняка было правильным. Беа не знала, что её останавливало. Спустившись на кухню, Беатрис зажгла свет и тихо тут же вскрикнула. Артур дёрнулся на стуле и едва не упал с него, потревоженный столь резким вторжением в его покой. Кажется, он даже спал, но со словами нашёлся быстрее, чем жена. ― Не пугайся, Беа, ― хрипло после долго молчания произнёс Шелби, даже как-то бегло улыбнувшись. — Это всего лишь я. ― Я думала, все уже спят. Кого-кого, но Артура встретить здесь она не ожидала. Он казался ей таким уставшим после разборок в пабе, и едва не засыпал, пока они все вместе сидели внизу в гостиной. Беатрис казалось, что муж должен был заснуть сразу, а не дремать на кухне. ― У меня бессонница, ― бесстрастно сообщил Артур, неопределённо махнув в сторону гостиной. Беатрис повернулась и в темноте разглядела на диване неровные подушки, сбитый плед. Артур ненавидел спать на этом диване, узком и неудобном. «Ненавижу спать без тебя, ― пробормотал Шелби, крепко прижимая жену к себе. В его голосе слишком много тревоги, словно они снова расстались на четыре года, а не плохая погода вынудила Артура вместе с Джоном и Томом ночевать в загородном домике. ― Я не могу спать без тебя, Беа… Спроси Томми, я замучил его своей ходьбой». ― А ты почему встала? — спросил Артур, потягиваясь. Беатрис наполнила себе стакан воды и теперь задумчиво смотрела на холодильник. ― Ночной перекус. ― Прошу, вся кухня в твоём распоряжении. Я могу уйти, если мешаю тебе. ― Не мешаешь, — отмахнулась Беа, и Артур как-то воспрял духом. Очевидно, его обрадовало то, что жена была не против его компании. — Если тебе лучше сидеть здесь ― пожалуйста. Чаю? ― Если можно. Они сидели на кухне и пили чай, словно ничего не произошло. Бессонница Артура стала первым тревожным последствием войны. Мужчина просыпался после кошмаров и уже не мог заснуть, просто лёжа в постели до утра, а не выспавшись, он на весь день становился злым и раздражённым. Они много чего пробовали ― и не спать несколько дней подряд, чтобы спать ночью, и пить разные чаи-настойки-отвары от цыган и врачей, какие-то ароматические свечи. Они даже купили новую кровать, куда больше предыдущей, чтобы было удобнее. Много-много способов, но Артуру ничего не помогало. Беатрис невольно мучалась вместе с ним. Отчасти из-за того, что сама настояла, чтобы Артур никуда не уходил после кошмаров, отчасти из-за того, что всё равно просыпалась из-за него и не могла заснуть. Один раз ― всего один раз ― она предложила спать раздельно. Не потому, что хотела сама выспаться, а потому что подумала, что Артуру может быть неуютно спать с кем-то после войны, где он один спал на узкой койке. Шелби сомневался, но согласился, и Беатрис вечером ушла в другую комнату. Артур в ту ночь не просыпался от кошмаров ― он вообще не смог заснуть. Кровать казалось неоправданно большой, сжимать подушки и одеяло было неудобно. Шелби вертелся всю ночь, а потом, уже ближе к утру, не выдержав, отправился к жене. Беатрис проснулась от того, что кто-то настойчиво обвивает её руками. Сначала испугалась, но, услышав над ухом знакомое пыхтение и ощутив привычный мужской аромат, успокоилась. Услужливо расслабилась, чтобы Артур мог устроиться, как им обоим было удобнее, и только потом Шелби заснул. С того момента любая ночь без жены ощущалась Артуром болезненно и непривычно. Беатрис зевнула и потянулась. Благодатную тишину рассёк звук разбитого стекла ― неловким движением миссис Шелби столкнула со стола сахарницу. Посмотрев вниз, девушка досадливо поморщилась ― до того красивая сахарница разлетелась на несколько больших осколков, как в калейдоскопе. ― Вот чёрт, ― пробормотала она. ― На счастье. Не наклоняйся, я сам, — Артур присел, собирая осколки, но, когда выкидывал их в мусорку, вдруг шикнул, тряхнув ладонью. Беатрис встала и подошла к нему, аккуратно развернув мужскую ладонь. ― Проклятье, Артур. Ты порезался, — цокнула Беатрис, рассматривая длинную царапину. Видимо, Артур весьма неудачно взял самый большой осколок. Беатрис подняла взгляд, собираясь по привычке сказать мужу что-нибудь ободряющее, но запнулась, так не произнеся ни слова. Она предпочитала надолго не задерживать взгляд на Артуре, особенно когда он сам смотрел на неё — а учитывая, что при возможности муж не сводил с неё взгляд, Беатрис рисковала не смотреть на него ещё долгое время. А тут… Беа слишком хорошо знала этот взгляд, слишком часто видела его в прошлом, чтобы не узнать сейчас. Так смотрел на солнце внезапно прозревший слепец. Не говоря ни слова, Артур обхватил ладонью шею девушки, притянул её к себе и сделал то, о чем мечтал всё это время — впился губами в манящие губы своей жены. На несколько секунд Шелби испугался, что Беа захочет отстраниться… Но она этого не сделала. Ох, как же хорошо он пах: чистотой, свежим бельём, гелем для душа и Артуром. Как дом, её дом. От этой мысли к глазам подступали слёзы, и Беатрис от растерянности не успела возразить, когда ей в рот скользнул мужской язык. По привычке, ощущая это тепло и нежность, девушка обвила мужскую шею руками. Всё это было так привычно, знакомо и... естественно, что Беа просто захотела забыть обо всём, что происходило на самом деле. Она знала, что она ― сбежавшая жена Артура Шелби. Артура Шелби, который сейчас крепко обнимал её, обвив за слегка раздувшуюся талию одной рукой и ласково поглаживая заднюю часть шеи другой, и усиленно изучал её рот своим языком, порыкивая ей в губы от удовольствия. Артур терзал её рот ожидаемо страстным и голодным поцелуем, прикусывая её нижнюю губу так, что стало больно. Но он был так счастлив, что Беатрис вернулась, что почти не думал об этом. Внутри всё возликовало, когда Беа не отстранилась, не принялась вырываться ― хотя, пожелай она этого, он бы отпустил её почти сразу. Она вцепилась в его предплечья и не воспротивилась, когда, посмотрев на неё горящими от желания глазами, мужчина прижал её к себе и принялся ласкать шею губами и языком, слегка покусывая нежную кожу. Запах тела Беатрис сводил с ума, действуя словно дурман. Стоять Беатрис удавалось с большим с трудом. Всё её тело, каждый сантиметр тянулся к Артуру, желая отдаться и ощутить его сильные руки, сжимающие бёдра; пальцы, ласкающие спину; требовательные мягкие губы на её губах. Ещё через минуту всё закончилось. Прерывисто дыша, они оторвались друг от друга, понимая, что ещё чуть-чуть, и оба переступят ту мысленную границу, которую возвели себе по разным причинам. Беатрис всё ещё не решила вопрос, кто они теперь друг другу ― они всё ещё были женаты, и Артур явно никогда не отпустит её с их ребёнком, не позволит исчезнуть из своей жизни и явно давал понять, что желает всё изменить. Беатрис верила ему безоговорочно, верила в то, что он изменился, но она не знала, как долго Артур будет таким. Возможно, что-то в нём изменилось навсегда, и она не хотела думать о том, что если вернётся, у Артура будет вечный панический страх, что она может исчезнуть при следующей ссоре. Она уже видела его взгляд, который каждый раз обращался к ней с неверием, страхом и надеждой. Беатрис настолько выстроила жизнь, в которой она и ребёнок будут одни, что представить и построить другой исход было невероятно сложно. У Артура бешено билось сердце, его колошматило с чудовищной силой ― Беатрис наверняка это чувствовала, расположив одну ладонь у него на груди, а другой хватаясь за его плечо. Шелби прекрасно знал, что теряет контроль рядом с женой, любимой женой. Будучи в барах, он слышал разговоры о том, как скучно и неинтересно заниматься мужчинам сексом со своими женами. В такие моменты он всегда вспоминал Беатрис ― какой она была мягкой в его руках, нежной. Она всегда с готовностью шла в его объятья, и могла быть совершенно разной. Конечно, даже выпивая, Артур не рассказывал, что у них происходит с женой в постели ― это была тема, которую он обсуждал только с этой самой женой, и у него на нее в мозгу были такие закрытые двери, что даже алкоголь их не открывал. Но в его памяти всегда были живы яркие моменты, когда он входил в неё всё глубже, любуясь красивым лицом с закрытыми от наслаждения глазами и губами, тянущимися к нему за очередным голодным поцелуем. Но факт был том, что во время таких размышлений, он всегда приходил к выводу, что Беатрис он хотел всегда. Контроль рядом с ней чаще всего летел к чертям. Не только в постели, правда ― и ярость за нее, и ревность, и тоску он ощущал гораздо ярче, когда речь шла про жену Шелби. Словно Беатрис была той, что дарила эмоции. Вероятно, так и было, ведь эти месяцы, когда ее не было рядом, он словно… потух. В нем не было ничего. Последним его желанием было желание убить себя, а чувство вины, отчаяния и горя потери стали такими огромными, что они вышли за пределы его тела и заполнили собой весь мир. Без Беатрис не было никаких чувств. А теперь их было так много, что Артур не знал, куда их девать. Все прошлое сузилось, вновь вмещаясь в него, но теперь вместе со страхом потерять ее вновь и все еще живой виной, он чувствовал надежду, радость, томящее ожидание и всепоглощающую любовь к жене. К его жене, и только его. В ту ночь, когда он спал на незнакомой кровати в отеле на Мерсе, а Беатрис спала где-то через три дома от этого места, он пообещал себе, что не станет ее торопить. Нет. Он помнил, каким каждый раз становился ее взгляд, когда он неожиданно находил ее ― тогда в ателье, и дома у миссис Хайди. Беатрис смотрела на него так, словно они не были женаты почти пять лет ― четыре из которых он провел на войне, но это были лишь детали. Словно она не знала, что он сделает в следующий момент, и была готова даже к самому худшему. Это особенно ранило Артура, это сбивало его с толку. Если бы она была зла, обижена, в ярости или гневе, если бы плакала — все это он бы снес и смог бы с этим управиться. Это бы взбодрило его, заставило встрепенуться. А Беатрис просто… Она его боялась. И упрямо это скрывала. Жена всегда была такой. Не покорной случаю или нечто вроде такому, не идущей по течению, но мягкой и ласковой, спокойной. Она умела держать удар, была сильной и самостоятельной, была очень умной, могла и умела принимать правильные решения, но в браке с Артуром она всегда стояла за ним. Полли говорила, что они живое доказательство того, что поговорка «за сильным мужчиной стоит еще более сильная женщина» работает. Артур был силен своими личностными качествами и пройдёнными испытаниями, а сила Беатрис была в искренности, в том солнечном свете, что она приносила тем, кого любила. Когда сил уже не оставалось, Беатрис своим мягким, добрым голосом заставляла верить в то, что все изменится. Спустя полгода после свадьбы, Томас как-то поблагодарил ее за то, что она согласилась «выйти за моего братца и вступить в нашу не самую чистую семейку». Поэтому ему было сложно видеть то, что она ему не доверяет, и теперь стоит напротив него, а не за его спиной. Поэтому он обещал себе, что не станет ее торопить, мольбой, шантажом, угрозами или манипулированием заставлять вернуться к нему. Не только потому, что половина из этого на Беа не подействовало бы и могло только больше отвратить ее от него, а потому что он хотел ― как и в первый раз ― чтобы она пришла к нему по собственному желанию. Но Бог видит, как ему было сложно! Особенно тогда, когда Беатрис невольно расслаблялась в его присутствии, когда ей было так же легко, как и раньше. Только Бог знает, как сложно было ему сдерживать свое желание обнять ее, поцеловать, или даже положить на любую поверхность и взять ее. Даже во время этого поцелуя он думал: «Только поцелуй, это будет только поцелуй, ничего более, только поцелуй, я не трахну свою беременную жену прямо на кухне, не трахну, только поцелуй…» Следовать этой мантре было сложно, и когда Беатрис с громким вдохом отстранилась, судорожно сжимая его рубашку на груди, Артур вспомнил о том, как кричал на нее за этим самом столом, вспомнил ее прохладные, спокойные и стойкие возражения, и вспомнил, каким взглядом она его провожала, когда он уходил от нее. Это моментально его остудило. Ей тогда было дико больно, и Артур не хотел снова сделать ей больно. Кажется, он слишком глубоко ушел в свои думы и переживания о том, сильно ли он испортил все те хрупкие отношения с женой, что удалось ему восстановить, что не сразу почувствовал, что Беатрис убрала руку с его груди, и схватила его повреждённую ладонь. Очнулся только, когда она, достав из ближайшего ящика бинты, начала заматовать царапину на ладони. ― Ты испачкал меня своей кровью. Снова, ― голос Беатрис сорвался, когда она попыталась сдержать захлестывающую ее волну эмоций. Артур заметил небольшой кровавый след у нее на щеке и, наверняка, такой же был на шее и на спине. Артуру эта мысль почему-то очень понравилась, словно она принимала часть его, добровольно и с любовью, как было в их брачную ночь. Артур натужно сглотнул и крепче обнял жену, когда она закончила с перевязкой его «раны». ― Прости, — пробормотал он, гладя ее по спине судорожными, но нежными движениями. Беатрис помолчала какое-то время, поглаживая Шелби по бокам, а потом тяжело вздохнула. Артур невольно сжал крепче руки на ее спине, боясь, что она захочет отстраниться, и понимая, что если она захочет отпустить придется. Но Беатрис только подняла голову, упираясь подбородком в мужскую грудь. ― Я знаю, что для тебя это не просто… Но для меня это важно. Ты меня любишь? ― Да. Люблю, — жена судорожно вздохнула, словно сдерживая рыдания. Артур не понимал, почему ответ ее так удивил — он и не скрывал неизменность свои чувств, особенно перед той, которой эти чувства принадлежали. — Беатрис? Беатрис погладила его по подбородку. Нежно, как всегда это было. Артуру нравилось, когда она касалась его лица, водила ногтем, зарывалась пальцами в волосы, да и просто любыми прикосновениями показывала любовь и нежность. Полли как-то сказал, что Артуру нужна женщина, которая потушит в нем дикий огонь ― и Беатрис делала именно это. Бывало, что она бросалась наперерез Артуру, становясь напротив объекта его гнева, когда это было необходимо. Она брала его лицо в руки и шептала что-то в губы, успокаивала, пока кто-то из Козырьков уводил незадачливого парня ― чаще всего это был какой-нибудь паренек, который сказал лишнее или не так посмотрел ― и ярость внутри Артура гасла. Она была такой женщиной, умеющая усмирять и тушить огонь внутри Артура. А сейчас все внутри Шелби пылало синим пламенем боли, выло и содрогалось, а Беатрис не могла помочь ему. Жена грустно улыбнулась. ― Пожалуй, я пойду спать. ― Ты… Пожалуйста, не уходи, — пробормотал Артур, не понимая, о чем именно просит: остаться здесь с ним прямо сейчас, в кухне, в которой им обоим было так спокойно и хорошо; или он испугался, что из-за этого порыва она решит вернуться на Мерси уже завтра, невзирая на опасность; или что она может просто уйти из дома Шелби. Но Беатрис мягко улыбнулась. ― Я не уйду, ― сообщила она, а потом добавила. ― Пока нет. ― Останься со мной, ― свистящим шепотом проговорил Шелби, снова подходя к ней и аккуратно укладывая руку на девичий живот. — Навсегда. С нашим девочкой или мальчиком. ― Сейчас тебя все устраивает, — Беатрис накрыла его ладони своими. — Это чувство, когда ты потерял меня… Возможно, это ошарашило тебя настолько, что теперь ты готов на все, чтобы вернуть меня. Я… я не знаю, — девушка тяжело вздохнула, но рук не отняла. — Я верю, что ты любишь меня, правда верю. Но я хочу, чтобы ты любил не только меня. А что будет, если ты вспомнишь, что ребенок тебе на самом деле не нужен? Ты не хотел этого ребенка, и дело даже не в моей обиде… Я не хочу заставлять тебя быть отцом, если ты этого не хочешь, ― мягко, но твердо. ― Не хочу заставлять тебя быть тем, кем тебе быть противно или сложно, кем ты быть не хочешь. И я не смогу заставить тебя любить его. И это заставит страдать нас всех безумно долго, Артур, ― почти ласковая улыбка. «Я забыл, как это ― показывать любовь к женщине, которая тебя переполняет», ― растерянно подумал Артур, отрывая глаза от их рук и поднимая их на Беатрис. Она стояла и просто смотрела на него, а он не знал, что творилось в ее душе, не мог знать, он отвык видеть больше, чем видят глаза, он отвык, забыл, как это ― видеть сердцем. Он нутром чуял, что нужно говорить все и сразу, все, что наболело за эти месяцы, не останавливаться, говорить на одном выдохе, залпом, только бы ничего не опустить! ― Да, возможно, я хочу, чтобы все стало как прежде, — с явным трудом проговорил Шелби. Беатрис прочла мольбу в его взгляде. — Чтобы мы были только вдвоем. Для меня было невозможным представить, что в твоем мире будет кто-то кроме меня. Но теперь, теперь я хочу верить, что все изменилось, что я способен стать лучше. Я болен тобой на всю голову, я это знаю. Но я прощу простить меня и поверить, ― Артур схватил ее ладони, отрывая их от живота. Он не мог не касаться ее и радовался, что жена дает ему такую возможно, даже если и из жалости. ― Ты знаешь, я иногда представлял этого ребенка, ― словно признаваясь в поражение пробормотал он. Это был очевидно нечестный прием, и Артур не собирался в этом признаваться ― для Беатрис этот ребенок значил все, куда больше самого Артура, но он хотел дать понять, что если она вернется, это не будет означать его принуждение к отцовству. Шелби хотел этого ребенка, хотел, и думал не только о его матери, но и о нем. Мужчина сдавил руки сильнее, не контролируя свою силу в эти минуты, но Беатрис даже не поморщилась. ― Правда? ― Да. У меня было много времени на размышления, ― обрадовавшись, что поймал нужную волну, начал Артур. Он понимал, что совершенно не похож на себя в эти минуты, и если бы кто-то из Острых Козырьков видел его сейчас ― робким, разбитым, подавленным, несмелым, то не поверил бы собственным глазам. Но это было... было! ― И иногда я думал о том, кто это будет ― мальчик или девочка. С твоими или моими глазами, какого цвета волосы у ребенка будут, какая игрушка станет у него самой любимой, и какое слово он скажет первым ― «папа», «мама», или даже «дядя», ― Артур усмехнулся. Он старался не смотреть на Беатрис, а доставать эти слова из глубины своего сердца, воскрешая каждую минуту этих мыслей из прошлого. Это было все равно что ворошить голыми руками только что сгоревшие угли, но любопытный и теплый взгляд жены, который Шелби заметил краем глаза, вселял надежду и утешал боль. ― Я хотел это знать и очень боялся, что никогда не узнаю. Ты не заставишь меня быть отцом, это правда. Но я хочу им быть. Позволь мне это сделать. Беатрис, позволь мне, ― прохрипел он ей в самое лицо как раненый лев, и она вздрогнула. Он стоял перед ней ― поверженный, уничтоженный тем чувством, которое называется любовью, но Беатрис полагала, что все вернется на круги своя в конечном итоге, если она позволит себе вернуться к мужу. Вначале все будет чудесно, а потом начнется то же самое… то же самое. Но ведь раньше было не так плохо. Всего один эпизод, один момент… Эта кухня, и Артур, уходящий от нее. Это было уроком для них обоих, так быть может, он его усвоил и выучил? Быть может. Он сам не до конца понимал, о чем просит, что хотел услышать от Беатрис. Ему было хорошо просто от того, что она не вырвала руки, а стояла рядом, доверяя ему хоть на это мгновение. ― Ладно. Хорошо. Это твой ребенок, я… я не буду вас разлучать, ― ей и эти слова дались непросто, ведь такое обещание означало, что Артур будет постоянно рядом с ней и малышом, который должен был скоро родиться, а Беатрис уже предчувствовала, как будет таять ее сердце. Артур криво усмехнулся. ― Но сама ты меня не простишь? ― Я не злюсь, Артур, как этого никто не понимает, ― вздохнула Беатрис. ― Да, я была жутка зла на тебя первые месяцы, я не понимала, за что ты так со мной обошелся, и… ― девушка тяжело выдохнула. ― Я не знаю. Все это так сложно. Я приучила себя к мысли, что буду справляться сама, что у моего ребенка не будет отца, а у меня ― мужа, поэтому сейчас… Сейчас мне сложно снова сказать тебе «да». Когда ты опустился на одно колено и попросил моей руки, я не думала ни секунды. Но сейчас я должна подумать. ― Я понимаю. ― Прости меня, ― шепнула Беатрис, и Артур приподнял ее лицо, чтобы взглянуть в любимые серые глаза. Аккуратно поцеловал в кончик носа, и потерся своим. ― Не извиняйся. Ты… ты только что дала мне надежду, ― голос его упал до едва слышимого шепота, и если бы Беатрис не стояла рядом, то точно бы не услышала последнего слова. ― Спасибо. Беатрис улыбнулась. Подавшись моменту и радости ночи, уставшая от всех разговоров и радостная, что они пришли хоть к чему-то ― даже если и не значимому со сторону, а все-таки компромиссу ― она поцеловала Артура в щеку. ― Доброй ночи. Ребенок внутри нее толкнулся. Артур наклонился и поцеловал ее в живот. ― Доброй ночи. Часы на стене показывали двенадцать часов ночи. Настал последний летний месяц.