У любого безрассудства должны быть оковы, иначе сердце потерпит своё поражение.
Дневной свет жжёт повреждённые слезами глаза, не позволяя взору шествовать по покоям, в плоти не осталось сил, чтобы подняться и закрыть занавески, а подле никого нет, дабы молвить эту просьбу. Но и желания о чём-то просить у Яна не осталось. Тёмноволосый без единого движения лежит в постели, лишь его грудь вздымается от дыхания, показывая, что внутри ещё бьётся сердце средь пустой души, а рядом на табурете оставленный целительницей таз со студёной водой, где она смачивала ткани, что до сей поры покоятся на лбу омеги. Душу спасти пытаются, даже когда она желает умереть. Негромкое шарканье двери оповещает Яна о чужом присутствии в утро нового дня, интерес к прибывшему не вызывает желания открыть глаза, но заставляет это сделать, когда ненавистный солнечный свет прячется за закрытыми занавесками. Фрейлин размыкает слипшиеся в застывших слезах ресницы, чувствует запах горячей каши, поставленный на место таза с водой, который опускают на пол, и видит не яркие рыжие локоны кудрявых волос, а бледность, награждённую Луной. — Что ты здесь делаешь? Янтарный взгляд встречается с пустым, несущим в себе отрешённость, но не ненависть к возлюбленному короля, потому как нет его вины в деяниях иных душ. Тэхён подозревал, что его визит не будет принят радушно, но не увидел иного решения, потому как даровать свободу фрейлину он тоже не может. — Отдаю долг, если тебе так угодно, — отвечает юноша, присаживаясь подле Яна и поднимая ему подушку, чтобы тот принял сидячее положение. — Альвева говорит, ты не слушаешь её, но ты не волен ослушаться приказов своих королей, потому я и пришёл, — Тэхён поднимает в руки тарелку и ложкой зачерпывает с самого края, в намерении лично накормить фрейлина. — Я приготовил кашу сам и сделал это впервые, потому не рассчитывай на изысканность вкусов своих поваров, хотя они помогали мне советами. Приказываю тебе есть, Ян. Юный король отдаёт главному фрейлину долг за то отношение к нему, когда он был слугой клятвы Лорда. В то время Ян не мог не проявить сострадания к душам невинным, отпускал им обязанности, скрывал вечерами от глаз господ, заступался, не позволяя ударам чужих рук ломать души. Тогда Тэхён не представлял, как сложно было идти против своего возлюбленного, оставаясь на их стороне, ибо Ян в подчинении лишь Лорда, и выбор его был непоколебим. Сейчас омега правда благодарен и не позволит ему отойти во мрак, потому как Ян был тем, кто согрел душу наследного принца Севера, пребывающего в отчаянии потери своего короля. Ян остаётся незаменимым сердцу Чона душой, даже после обнажённого обмана против него. Тёмноволосый исполняет приказ, принимая от Тэхёна его искреннее старание, первое приготовленное раненными руками кушанье, и не понимает, за что он получил прощение. Но осознаёт, что он всё ещё нужен. Яну не надобно уходить с земель Севера, чтобы стать свободным, ибо его свобода заключается в отпущении собственных чувств. Тэхён оставляет былой покой ослабевшей душе, уходит, опускаясь в думы о том, что он и правда не имеет никаких умений в простых поварских делах, ибо главная фрейлина в родном замке не позволяла пачкать свои руки, «принцы должны отличаться чистоплотностью, а не любопытством к делам слуг». Здесь же для юного короля нет запертых дверей, нет приказов и предначертанных роду обязанностей, он волен делать всё, что пожелает, потому омега намеревается научиться подавать кушанье на стол. Но мысли перебивает хромающий на правую ногу Вигмар, выведавший прелестную новость для этого дня и спешащий сообщить её Лорду, и из-за неё, по всей видимости, и случилось неприятное падение, подбившее лучшего воина Севера. Но оно нисколько не тревожит мужчину, потому как, завидев светловолосого юношу, он склоняет свою голову в почтении и приглашает пройти с ним для беседы. Тэхёна более не оставляют в стороне от всяких докладов, считаясь с ним наравне как с наследным правителем Севера. — Снова изволишь заниматься неотложными делами, Лорд? — без предупреждения входит в почивальню Вигмар, заставая своего племянника нетронутого пробуждением в постели, и проходит к окну, впуская дневной свет во владения Дьявола. — Давай отрубим твои руки, на кой они тебе нужны, если ты входишь без предупреждения? — смольноволосый жмурится от яркого света, через пелену сна замечая в присутствии дядюшки Тэхёна, который не должен был слышать этих слов. Для Чона подобные высказывания в сторону Вигмара являются обыденностью, с детства не любил наследник проявлять подобные чувства ласковыми словами, но и без того дядюшка знал, с каким уважением каждый из его уходов провожал взгляд племянника. А после, заняв главенствующий титул, Чон не упускал возможности нести отмщение за каждую «гончую» в его сторону. — Твой супруг был по ту сторону, — поясняет свою уверенность Вигмар, — стало быть, мне незачем оповещать о своём приходе. Заслышав подобные слова, юноша задерживает дыхание, ибо ему известно, о чём за закрытой дверью покоев королей молвит мужчина. Потому как здесь в тени ночи омега возлежит нагим перед Дьяволом, эти стены хранят страсть поцелуев, ложащейся россыпью по телу, эта дверь отделяет желания тел от всяких свидетелей. Беспокойное сердце бьётся быстрее, смущение не заставляет себя ждать, вспыхивают щёки юного короля алым рассветом, оттого Тэхён незамедлительно садится на стул приковывая взгляд к узорам на полах. Его чувства всё ещё не терпят свидетелей. — Заберу твои глаза, если вздумаешь войти так ещё раз, — предупреждает Чон, не допуская в своём голосе былых насмешек. — Давай к делу, раз оно не терпит моего пробуждения. — Как известно, в наших краях нет любопытства к подобного рода сокровищам, — начинает Вигмар, облокачиваясь спиной к стене, — потому я послал своего человека к варварам, ибо через их воды проходят корабли торговцев белого света. И этой ночью была явлена беседа о прибытии купца из далёкой страны, что любит собирать по свету цветные камни. Чон поднимается с постели, смахивая в сторону тканевые укрытия, садится на краю, проводит ладонями по лицу и пятернёй убирает смоляные волосы, вслушиваясь в доклад Вигмара. Север отрезан от водных путей, со стороны юга слишком долго идти до ближайшей реки, потому падший король заключил соглашение с варварами, обеспечив пути торговые по водам через их земли. И хотя варвары – недружелюбный народ, к ним любят наведываться счастливчики, чьи черепа остались в целости от встречающих чужаков топоров. Смольноволосый дотягивается до накидки, надевает её на плечи и замечает на себе взгляд, потаённо рассматривающий шрам на его животе, оставленный обладателем янтарного взора. Альфа не спешит скрывать за накидкой своё тело, расставляет руки на постель позади и позволяет вольность желаний, наблюдая за мыслями юноши. — … уверен, Хьёрдис пожалует на свои земли рождённого под Луной, ибо всё торжество он молвил о богах, что послали на землю сие чудо, — молвит Вигмар о восхищении вождя варваров к дитя Луны, наблюдая из окна деву, что возвращается из города в замок. — Путь не займёт много времени, наш юный король не успеет пропасть во власти Хёда. Дыхание Тэхёна становится тяжёлым, когда слова перестают иметь своё значение, он их просто не слышит, обводя грудь мужчины и напряжённые руки, упирающиеся в постельные ткани. Прежде юноше не удавалось лицезреть нагое тело альфы, его взгляд всякий раз пытался скрыться в стороне из-за смущения, но пройденные ночи уверовали невинную душу – нет греха в желаниях тела. — Неизвестно то время, когда точно прибудет купец? — уточняет Чон, укладывая ладонь на своё колено и привлекая к ней внимание омеги, а после медленно проводит пальцами вверх, скользя по обтянутому тканью одежды бедру. Дьявол сущность коварную являет, изводит своего птенца желаниями плоти, чуть в стороны разводит колени и останавливается пальцами на внутренней стороне бедра, не достигая паха. Юноша к мужчине не прикасался, не хватало смелости, желания, но сейчас, слегка ударив двумя пальцами по бедру, Чон заставляет Тэхёна поднять взгляд в свои глаза и обнажает удовлетворённую улыбку. В янтарном взгляде пляшет похоть. Маленький омега сам возжелал в своём сердце мужчину, явил это безмолвием, не имея никакого былого страха к близости, пелена возбуждения заслонила его взгляд, и Чон не может отвергнуть то, как ему это нравится. — Тогда не будем терять понапрасну возможность и отправимся сейчас, — отдаёт приказ смольноволосый, оставляя невинную душу, покуда ещё не настало время их уединения, и завязывает пояс, скрывая обнажённое тело. — Оповести Годвина и прикажи готовить лошадей, не будем злоупотреблять внезапным прибытием и к ночи вернёмся обратно. Альвеву оставим подле Яна, вели слугам слушать приказы девы и… — Чон переводит взгляд на юношу, — пожалуй, твоё присутствие будет в этот раз необходимым, раз Хьёрдис остался так очарован тобой. Вигмар принимает приказ, рассчитывая именно на это слово Лорда, и удаляется, потому как дальнейший разговор должен остаться меж двоих. — Сможет ли Дьявол стерпеть всякие взгляды в сторону своего супруга? — нарочно молвит Тэхён, непоколебимо продолжая смотреть в контрастные глаза мужчины, ибо тот, кто более всех желал спрятать дитя Луны от чужих порочных очей, и есть он. — Если его супруг будет так смотреть только на него, он простит иные души, — заверяет смольноволосый, покуда единственное на белом свете сокровище досталось самому Дьяволу и чужих душ ему не надобно. Чон делает шаг ближе, не пугаясь ухода юноши от него – он более не страшится никакой близости – и, оперевшись рукой на поверхность близ стоящего стола, склоняется и забирает со сладких губ поцелуй. Тэхён будто заколдован Дьяволом, в подчинении отдаёт ему душу, сердце и тело, отзывается на всякое касание, отвечает на поцелуи, заключает с ним союз супружества. Ему снова сложно дышать, каждый раз, когда тело ощущает тепло альфы, сердце сходит с ума, это точно муки, потому что впереди ещё достаточно времени, но его всегда будет мало. Брови омеги сводятся от наслаждения в это мгновение, ему дали желаемое, маленькую его частичку, но и этого не хватает. Чон с трудом отстраняется, жалея лишь о том, что это утро не может сейчас возыметь своего продолжения, проводит ладонью по щеке светловолосого, пылающей жаром, и вновь даёт заверение: — Не смущайся своих желаний, — шёпот мурашками проходит по маленькому телу, затуманенное чувствами сознание слова эти запоминает, как все, что были сказаны мужчиной. — Когда я хочу тебя поцеловать, я целую, когда мне желанно видеть тебя обнажённым, я раздеваю. Твои желания имеют ровно такую же силу, как и мои. — Но ты не берёшь бо́льшего, — молвит Тэхён, облизывая блестящие губы, — всё это время ты думал только обо мне… — Не переживай, — Чон едва задевает светлые прядки пальцами, убирая их за ухо, — я заберу всё сполна. Мужчина касается губами лба омеги, забирает со стола письменные указания и покидает покои, оставляя заверение, от которого юное сердце точно норовится вырваться из тесной грудной клетки. Тэхён прикасается к своим щекам, их жар согревает прохладные ладони, внутри приятно разливается волна тепла, и юноша прикрывает глаза, делая глубокий вдох. Прежде с ним не случалось подобного, эти чувства разгорались с поцелуями и ласками, а это утро сокрушило его одним только видом обнажённого мужчины. И юноша не должен смущаться этих желаний, потому как он так же желанен в глазах своего супруга. В замке пробуждается спешка сборов выезда на восток, внезапный отъезд озадачивает подчинённых, поднимает волнение о пребывании королей у варваров, ибо Лорд собирает с собой небольшую группу воинов, веруя в дружелюбие Хьёрдиса. Советники не одобряют подобного упования, называют варваров непредсказуемым народом, но Чон пресекает любые беседы, ибо Хьёрдис слишком очарован красотой рождённого под Луной, чтобы иметь коварные взгляды в сторону короля Севера. К тому же эта недолгая прогулка на земли иного народа должна помочь развеять томления птенца в стенах уже знакомого замка, показать ему тот мир, что скрывали от него всю жизнь, и свободу, которой дышит простой народ. Иным кажется, будто королям всё позволено, только короли – те, кто предаётся мечтам о свободе. Вороной конь непокорно отворачивает голову от ладоней Тэхёна, точно ревнует своего хозяина к юноше, что получает всё внимание, гордо отводит взор от протянутой ему моркови, не поддаваясь на соблазн, фыркает, упирается, но сдаётся, губами забирая лакомство. Этому дитя сложно сопротивляться, перед ним весь свет встанет на колени, и этой силе не смог противостоять сам Дьявол. Улыбка обезоруживает, тёплый взгляд усмиряет бури, а слёзы рвут душу безо всякого оружия. В седле юноша держится уверенно, былая осанка сопутствует внимательности к дороге и животному, птенец рождён быть королём, а не прятаться в тени своего господина. И Чон эту власть ему даст. Позади остаются домушки, замок издали почти полностью скрывается за холмами, а путь ложится через древний лес, который юноше уже знаком. Деревья встречают шумом своих бесед, сбрасывают на путников мельчайшие иглы снега, мерцающие в свету лучей, прячут за чёрными стволами лесных духов. У короля Севера нет намерений их тревожить, потому и те не мешают путникам ступать по тропе. Тэхёну не знаком народ восточного Севера, но и трепет перед встречей не поглощает разум юноши. Прошлая не оставила никакого ясного представления о варварах, ибо всё внимание омеги было поглощено родным братом, пришедшим за ним в самое сердце Дьявола. — Что ты обещал варварам? — внезапно интересуется юноша, покуда недавним временем в мирное соглашение ввязалась посторонняя душа, развязав скандал между восточным и западным Севером. Заслышав беседу между королями, следующий позади Вигмар поднимает ладонь, дабы замедлить позади идущих воинов, оставаясь глух к речам супругов, но чуток к снегам, что укрывает сидящих в засаде варваров. — Между нами единое соглашение, более ничего нет, — отвечает Чон, понимая, что не дружественный союз интересует юношу. — Не поверю, что вождь даровал предателю отпущение за одно лишь твоё слово, — настаивает Тэхён на истинном ответе, потому как они уже пересекли восточную границу, а юноша не знает платы за жизнь брата, которую он вымолил слезами. — Есть сделки, о которых ты не должен знать, но не потому, что к тебе нет доверия, — мужчина поворачивается к омеге, находя его взор, — а потому, что они остались в прошлом. Сейчас это не имеет значения, и я бы не хотел, чтобы ты слышал цену этой сделки – к тебе она не имеет никакого отношения. Вороной конь вскидывает головой, из ноздрей его вырывается клуб пара, а уши навостряются в сторону затаившихся душ, что прячутся в вековых лесах. Чон наматывает узды на ладонь, коснувшись свободной рукой шеи животного, предупредившего об опасности, руку к мечу своему не тянет, прислушивается к омертвевшей тишине и жестом приказа останавливает воинов. По лесу разносится низкое эхо филина, пробудившегося от нарушивших шёпот деревьев гостей леса. Тишина затягивается, едва хрустит снежный покров под копытами лошадей, Тэхён оборачивается к Вигмару, который равняется с Лордом, те без слов обмениваются взглядами, после чего мужчина повторяет клич филина – знак, о котором ведают лишь союзники. Но даже после этого их путь не возымел своего продолжения. Юноша терпеливо ожидает указаний, не тревожит глушь вопросами, лишь задерживает дыхание, когда слышит нарастающий свист – перед ними в нескольких шагах пролетает топор, врезаясь в кору дерева и заставляя ту разлететься щепками. Чон опускает руку, приказывает двигаться дальше, а сам подводит коня к тому дереву и забирает кинутый топор, с рывком вытаскивая его из ствола. Теперь им дарована та тропа, что раздваивается, открывая путникам дорогу – ни одна из них не верна, обе приводят к Смерти. И лишь союзники смогут сойти с неё живыми. — Напугался? — интересуется смольноволосый, убирая оружие варваров на свой пояс, покуда не пришло время его возвращения. — Разве мне стоит чего-то бояться, когда рядом со мной про́клятый король Севера? — не уступает Тэхён, сохраняя удивительное спокойствие. Маленький омега не испугался, представ перед самим Дьяволом, потому всякое оружие не способно вызвать в нём тревогу. — Сто́ит, — уверенно твердит Чон, на что добивается полного внимания от своего птенца, — моих действий, ибо я могу сделать так… Смольноволосый протягивает руку к юноше, крепко схватив его за меховые одежды, склоняется на то малое расстояние, что отдаляет их, и касается холодных губ, на мгновение согревая своими. Тэхён от неожиданности и смущения перед следующими за ними воинами в испуге скрывает свои губы за ладонью, наблюдая у мужчины довольствующую улыбку, и не в силах произнести и слова, он хмурит брови, всё ещё не имея смелости являть свои чувства на глазах свидетелей. «Не могу дать слово, что смогу стерпеть и дождаться уединения, дабы поцеловать тебя в тени замка. Поэтому прячься, птенец». Омега под белёсыми ресницами взор прячет, его охватывает икота, что только сильнее умиляет наблюдающего, Луна своё дитя наградила бесподобием, и если на Севере и есть истинное сокровище, то это – юноша, выбравший своим супругом Дьявола. Чон улыбку лесным духам являет, не скрывает своих чувств к омеге, король Севера безрассуден перед своим супругом, и нельзя его в этом винить. Вигмар предаётся былым воспоминаниям, когда Виида своим словом правила королём, его сердцем и душой, но никогда не пыталась делать этого в угоду себе. Тэхён похож на неё своей жаждой свободы и открытой душой. Имея власть над Чоном, юноша осмеливается требовать лишь внимания к себе. Север обязательно вновь поднимется с новым союзом истинных королей. Дорогу до первого поселения варваров Тэхён намеренно держится поодаль от смольноволосого, насторожено поглядывает в его сторону, брови хмурит, заставляет Чона умиляться с невинной обиды. Но более мужчина не испытывает смущение юноши, оставляет ласки на время, когда исчезнут взоры свидетелей, и молвит о народе восточного Севера, дабы неведающий не оступился в законах этих земель. Здесь Тэхён не имеет той же власти, что и в землях Чона, омеги подчинены главам своим, потому всякое желание должно иметь силу голоса лишь через своего супруга, дабы смольноволосый не предстал в глазах Хьёрдиса падшим духом перед омегой. Ибо любое проявление чувств к роду подневольных является слабостью. Когда как для Чона это источник его силы. Юноша совсем немного предаётся волнению, когда их встречает народ, духом отличающийся от западных земель, в ладонях сильнее сжимает поводья своей лошади, но отвлекается, заслышав клекот беркута в небесах. Валькирия не спускает с дитя Луны своего острого взгляда, верной слугой готовая пасть вниз по зову смертному, ибо она знает, как звучит приказ из уст омеги. Навстречу выходит один из воинов, который сопровождал вождя в день их приглашения в замок, Тэхён его не помнит, потому как взгляд невинный был обращён к иной душе, которой здесь ныне не будет. Светловолосый следует точно за супругом, на мгновение заметив вдали что-то незнакомое его взору, но этот миг быстро исчезает после знакомого грубого голоса вождя варваров, изрекающего приветствие. Да свершится здесь открытие таинства, что кровью короля было запечатано на долгие годы. — Приветствую, король Чон, — молвит Хьёрдис, обращаясь сперва к Лорду и не одаривая светловолосого и беглым взглядом. — По милости какого бога была предрешена наша встреча? — Моё почтение, вождь, — смольноволосый снимает со своего пояса топор воина и возвращает его властителю. — О́дин мудрый привёл нас для сделки. Вождь забирает оружие, опуская взгляд на вырезанные остриём лезвия в ручке дерева символы, указывающие на имя обладателя топора, и передаёт его своему воину, довольный верностью своего слуги. Ибо не велено пропускать по той тропе души, а коли на земли Хьёрдиса были пропущены смертные, то должны они принести оружие охранявшего путь, как знак, что их пришествие не осталось незамеченным. Взгляд властителя восточного падает на юношу, смягчается трепетом перед сокрушающей красотой и просит ладонь, дабы одарить приветствием супруга Дьявола. — Не ожидал лицезреть и ваше присутствие, — молвит Хьёрдис, подхватывая ладонь, что скрыта за тканями, и оставляя поцелуй на пальцах, не касаясь кольца, дабы не осквернить союз. — Разочарованы? — Тэхён смело направляет взгляд к вождю, не скрывая намерения получить заверение. — Польщён, — отвечает мужчина, не задерживая касания их рук, — ибо в прошлый раз мне мало было удостоено общения с вами. — Зато здесь у меня нет возможности отказать в этом, — улыбается юноша, являя своё подчинение вождю и его желаниям. Вигмар позади усмехается на искусное обаяние омеги, коим пользуется Тэхён, захватывая Хьёрдиса в свой плен, располагает к себе и заставляет забыть о внезапном приезде ради сделки, дабы это не послужило оскорблением. А Чон наблюдает за сверкающим янтарём, впервые находя в юноше это угодничество к господам – таковым его воспитывали на родных землях. Принцев заставляют улыбаться, даже если господин им неприятен, учат наигранному смущению и намеренному флирту, дабы в чужих глазах получить восхищение. И таким Тэхён ни разу не предстал перед королём Севера. Маленький омега с самого начала являет Дьяволу свою истинную душу. По велению Хьёрдиса гостям западных земель оказывают честь и гостеприимство, а целованные щёки Хёдом немедленно обогревают у огня с горячими блюдами. Тэхён не вмешивается в беседу властителей о приезде купца, славившегося своим интересом к разноцветным камням, лишь подозрительно осматривает незнакомые ему блюда трапезы. Он помнит, варвары не терпят отказов, служащие оскорблением, но юношу смущает существо, поданное в малом блюде, что поставлено перед ним. Оно не вызывает аппетита, напротив, Тэхён чувствует тошноту от содрогающегося его вида. Заметив этот кричащий взгляд, Чон смачивает свои губы, дабы уголки не дрогнули в улыбке от вида полного отчаяния птенца перед едой из водных жителей, коих в его замке подают нечасто, и переставляет тарелки, двигая к юноше привычное кушанье. — Прошу простить моему супругу избирательность в угощениях, — в это же мгновение объясняет своё действо Чон, — в его положении рода трапезы проходят крайне сложно. Чаша соскальзывает из замотанной в ткани ладони, глухим ударом падает на поверхность стола, являя ведающим истину шока омеги, о котором идёт беседа – Чон нарекает своего супруга носящим наследника Севера. Тэхён помнит о первой лжи, сказанной перед Хьёрдисом, о супружестве между ними, когда как они не были связаны ни едиными узами, и на том всё должно было закончиться, ибо ложь облачилась в истину. Но Дьявол вновь грешит, избавляя птенца от мук переступать через себя и нарекая его положение естественным для омеги, ибо всякое супружество должно понести продолжение рода. — В таком случае нет нужды угождать мне, — заверяет Хьёрдис, зная истину природы коварной к носящим в себе плод. — Премного благодарен, — Тэхён чувствует на своём колене ладонь смольноволосого, жестом заверяющего в необходимости этой лжи. С этого момента к омеге будет иное отношение, покуда для любого народа ношение наследника является святым. Лёгкий румянец рассыпается на бледных веснушках, когда Тэхён задумывается, как бы всё изменилось, если бы он и правда хранил под сердцем живую душу. Юноша не понял чувств Чона, когда была явлена наложником ложь о наследнике, но уверил лишь в одно: мужчина позволил бы появиться первенцу на свет. Явлено было птенцу средь купальни, потомство – это не обязанность омеги. Тогда, что? Пиршество заканчивается беседой главного воина Севера Вигмара с вождём варваров об оружии, слова о войнах совсем наскучивают Тэхёну, оттого Чон с дозволения Хьёрдиса приглашает супруга узреть силу иного народа. Погода благоволит гостям, лёгкая хмурость не мешает янтарному взору лицезреть иной уклад жизни, безветренное затишье не гонит юношу в стены. Чон здесь не часто появлялся, его отношения с Хьёрдисом сдержанные, совершенно не дружественные, как желал падший король своему наследнику с объединёнными королевствами, и то смольноволосому приходится по душе. Они делят одну землю Севера, открыты ко всяким просьбам и сделкам, покуда каждый из них соблюдает договорённость, ибо, если меж ними развернётся война, белые снега не оставят ни единого камня на камне. Эти народы слишком сильны, чтобы воевать друг с другом, потому было решено иметь союз. Тэхён от этого сказа хмурится, ведь предательством Тэкгёна чуть было не разразился конфликт, решением которого было по праву передать душу предавшего вождю, дабы тот свершил отмщение. И какой должна быть сделка с королём Севера, чтобы сохранить союз и утолить жажду крови Хьёрдиса? Вопрос остаётся безответным, когда Чон приводит юношу местности, не похожей ни на единое мечтание, ибо Тэхён видит покрытую землю гладью необъятных вод. Во взгляде омеги блестит чистое восхищение, когда он приближается к невероятному творению обычного человека, в глазах его точно вдохновлённое богами, розовые губки чуть размыкаются, но у него не находится слов, чтобы описать то, что испытывает. Перед ним настоящее судно, созданное для покорения вод, прибывшее из далёких земель белого света, его молочные паруса сложены, но это не убавляет великолепия сооружения. Янтарь мечется по вытесанным доскам, устремляющимся ввысь мачтам, в цветной радужке отражаются сетчатые верёвки и возвышающаяся палуба. Тэхён оборачивается с затаённым дыханием к мужчине и являет своё непритворное любопытство с непреодолимой жаждой её утоления. Юноше желанно вступить на сие великолепие, кое он и представить себе не мог в стенах своего замка. — Иди, посмотри, — молвит Чон, отпуская светловолосого на деревянный трап. Кому-то нужны богатства всех земель и короны правящих в замках, но даже это не смогло бы утолить и половину той жажды, что восполнил Тэхён в сердце Дьявола, стоит ему только увидеть живой блеск в янтарных глазах. — Эй! — шествие чужака замечает надсмотрщик за судном и поднимается с заледенелого ящика, намереваясь согнать юношу. — Чёрт бы побрал этих любопытных юнцов… Не успевает надсмотрщик последовать за светловолосым, на пути его встаёт сам Дьявол Севера, о коем молва бытует на дальних землях, видит воочию он глаз про́клятый и точно столбенеет от неживого взора. Хлопот крыльев воительницы Дьявола заставляет мужчину попятиться назад, завидев беркута, что находит пристанище на плече смольноволосого и громким кличем приказывает отойти смертной душе. — Отведи свой взор, если не желаешь лишиться глаз, — молвит альфа, любовно погладив птицу под клювом, и заверяет беспокойную душу: — он только посмотрит, не более. — Чонгук? Дьявол на имя своё проклятое отзывается, мужчина в то же мгновение дарует всё своё внимание юноше, что достиг лишь половины, не следуя далее. Надсмотрщик, пользуясь отведённым от него взором, ступает обратно к ящикам, благодаря Судьбу за отпущение, крестится, нашёптывая молитвы, и оборачивается, дабы не лишиться глаз. — Ты не пойдёшь со мной? — зовёт Тэхён, желая разделить свой восторг с супругом. И Чон ступает следом, оставляя Валькирию стражем на столбе перед трапом. Лёгкое покачивание судна становится совершенно незаметным, когда юноша ступает на палубу, откуда сошли все путные души на берег, отсюда корабль кажется ещё больше, и Тэхён, обернувшись к мужчине, следует на корму, дабы обхватить полноту взором. Светлые пряди чуть развеваются от спешного шага, Чон вслед птенцу смотрит, его вовсе не интересует судно, всё внимание направлено к возлюбленному. Будь здесь Вигмар, он бы не упустил возможности напомнить, кого ему напоминает этот полный трепета взгляд. — И на таком правда можно отправиться на самые далёкие земли? — с наивным восхищением интересуется Тэхён, не в силах унять своё сердце, окованное любопытством. — Оно не опрокинется? Как вообще это возможно... кто придумал это волшебство? — Такие же любопытные души, как ты, — молвит Чон, — им тесно среди стен, вот и пробуют покорять стихии. — Тебе доводилось прежде путешествовать на таком? — светловолосый мечтательно касается тонкими пальцами деревянного штурвала. — Меня страшит глубина. Тэхён затихает, уголки его губ медленно сползают вниз от осознания, что перед ним явлен истинный страх короля Севера, и приводит в смятение не то, что мужчина признаётся в этом, ибо на свете не принято открывать свои слабости, а то, что Чон вышел за ним на лёд. Страх за птенца оказался сильнее глубины, где однажды Дьявол заключил со Смертью сделку. Тогда Тэхён вышел на самую середину лесной реки, неокрепший лёд расползался под ногами трещинами, и мужчина внемлел призыву своего имени, вышел на гневающиеся воды и попросил вверить ему себя. В его взгляде твердила уверенность, шёпот успокаивал, юноша не мог и представить, какой страх испытывал сам Чон, что годами ранее провалился под лёд, загнанный в ловушку алчных принцев. Дьявол возносит жизнь маленького омеги выше собственной. — Почему тогда ты пошёл за мной сюда? — не понимает Тэхён, потому как и сейчас мужчина должен испытывать волнение от пребывания на водах. — Ты поклялся дать приказ Луне не всходить над горизонтом, пока я не окажусь с тобой в одной постели, — напоминает Чон, ласково прикасаясь указательным пальцем щеки юноши, — боюсь представить, каков был бы твой приказ, если бы я не поднялся сейчас. Взгляд омеги блестит тяжелеющими чувствами, Чон посчитал, что его слова будут восприняты иначе, он не обвиняет в своём безрассудстве возлюбленного, лишь возвращает беззлобной усмешкой слова, но Тэхён принимает их иначе. Светловолосый в это же мгновение устремляется обратно, дабы как можно быстрее сойти с судна, но того не позволяют ему совершить. Чон останавливает омегу за плечо, делает шаг ближе и заключает в объятья со спины, перехватывая руки за запястья, чтобы не было совершено попытки сопротивления. — Снова винишь себя за чужие решения? — альфа шёпотом проникает под одежду и дыханием опаляет холодный висок, прижимая к себе юношу. — Мне не нравится, что ты всё делаешь в угоду мне, — тихо признаётся Тэхён, отвечая на объятья прикосновением ладоней. — А если это доставляет мне удовольствие? — Чон ведёт рукой по меховым одеждам, достигая воротника, пальцами забирается к тёплой коже и обхватывает шею омеги, заставляя того чуть отклонить голову. — Видеть в твоих глазах живой блеск восхищения, страсть твоего любопытства и свободу, которую ты так жаждал, — мужчина невесомо прикасается губами к открывшемуся участку шеи, заверяя: — угода тебе сладка и желанна. Эти чувства ещё не ведомы Тэхёну, он только познаёт истинный вкус любви и страсть своих желаний, позже познает чужих, научится понимать то удовольствие, которое мужчина получает, следуя зову птенца. Кто, кто на белом свете способен пасть на колени, чтобы встать наравне с омегой? Есть ли господа, для которых угода подневольным роду своему была бы так же сладостна, как угода собственных желаний? И эту душу нарекают про́клятым посланником Смерти, Дьяволом Севера. И Тэхён явит свету истинное имя мужчины, не позволит более омрачать его молвами. Прогулка по пристани для судов заканчивается, когда Хёд нагоняет с открытых вод холодный ветер, точно прогоняет юношу, дабы его сердце не желало покорять неизведанные ему дали, потому супруги отправляются обратно к поселению. Проходя мимо народа, Тэхён засматривается на неизвестные ему вещи, они влекут к себе своей необычностью, желанием знать, для чего служат, и не замечает, как его хватают за руку, притягивая ближе. Юноша чуть не падает с ног, но успевает упереться рукой о срезанный ствол дерева, служащий для восседания перед тлеющими на раскалённом железе маленькими камушками и вырезанными фигурками. — Прошу прощения, я не… Тэхён пытается притянуть руку обратно от женщины в крайне необычном, даже пугающем виде, на лице которой он видит знакомые узоры богов Севера и закрытые тяжёлыми веками глаза. Та протесты юного короля будто вовсе не слышит, разматывает ткань на повреждённой ладони и качает головой. — ᛏᚺᛖ ᛈᚨᛁᚾ ᛞᛟᛖᛋᚾ'ᛏ ᚲᛟᛗᛖ ᚠᚱᛟᛗ ᛏᚺᛁᛋ ᚹᛟᚢᚾᛞ. — Что? Юноша не понимает древнего языка народа варваров, оттого оборачивается, дабы призвать Чона, но слышит рядом знакомую речь. — Она говорит, боль исходит не от этой раны, — юнец присаживается на срезанный ствол дерева и складывает руки, слушая женщину, которая укладывает свободную ладонь себе на грудь. — Настоящая рана в твоём сердце. Яркий взгляд резко возвращается к женщине, Тэхён оставляет попытку призвать Дьявола, услышав то, что затрагивает его душу. Как это возможно? На свете нет ведьм и колдунов, но юношу будто видят насквозь. Омега в смятении облизывает губы, пытается поверить, хотя разум сопротивляется, но всё же решает задать единственный вопрос. — И когда она… перестанет болеть? Тэхён затихает, ощущая греющее под ладонями тепло от тонкого дымка тлеющих вещей, и вновь слышит скрип чужого голоса. Чон впереди замечает отсутствие подле Тэхёна, останавливается среди толпы народа и взглядом находит среди улицы старую вещунью, о которой рассказывал Хьёрдис. Та сидит белым днём пред душами, ждёт ту, о которой ей поведуют боги, узнавшие о намерениях Судьбы, и молвит она их слово, предупреждая о пути. Но чаще её предсказания исходят от шёпота Смерти. Юнец, сидящий подле, внимательно внимает слову, хмурится, явно не до конца понимая, переспрашивает, дабы не передать искажённую истину, и поворачивается к светловолосому. — Этой ране суждено открыться, — передаёт юнец, — она ещё раз сделает тебе больно. Но эта боль утихнет, когда за жизнь будет дана жизнь. Тэхён резко дёргает руку на себя, не позволяет более вещунье молвить слово богов, прижимает к груди обнажённую ладонь и отказывается верить. Сказано устами души о брате среднем, о ране, что не перестаёт болеть в сердце, и о том, что предрешено Судьбой. За жизнь должна отдаться жизнь. — Тэхён, — голос Чона заставляет юношу распрямиться и сделать шаг назад, ощутив мужские руки на своих плечах. — ᛁᛏ ᚹᛁᛚᛚ ᛒᛖ ᚺᛁᛗ, — молвит своё последнее слово вещунья, открывая нависшие веки своих глаз и являя гостям взгляд, точно как глаз Дьявола. И юнец поворачивается к смольноволосому, жмурится от света Солнца и передаёт последнее слово: — Это будет он. Брови Тэхёна сходятся в отрицании, его душу наполняет незнакомая злость, точно сердце, наполненное чувствами к мужчине, не желает принимать этих слов. Он оборачивается, поднимает взгляд к Чону и усмиряет бурю в своей душе. К чему верить в эти слова, когда Альвеву так же нарекали ведьмой? — Я замёрз, — признаётся юноша, обхватывая ладонь смольноволосого. — Давай вернёмся, возможно, купец уже прибыл. — Как пожелаешь, — соглашается Чон, слыша в голосе супруга смятение и страх. Тэхён эти слова в своей душе похоронит, не допустит их выхода на свет, забудет, ни за что не позволит узнать о них Чону. Юноша никогда не возьмёт в свои ладони жаждущий клинок, дабы он не пронзил сердце, прогонит все мысли, не даст им зарождаться в своём разуме – ему не нужна жизнь Чона, даже если является искуплением жизни Дэхёна. Способна ли боль утихнуть, если Тэхён сам пронзит своё сердце? Омрачённый вид юноши замечает и Вигмар, вышедший королям навстречу, молвит, сейчас Хьёрдис нальёт их душам терпкого для успокоения да пригласит народ с музыкой развеять всякую печаль. Тэхён это известие охотно принимает, но осознаёт, что не позволят ему сегодня забыться напитками игривыми, покуда явлена была ложь о его ношении наследника. Луна под звуки струнных восходит над восточным Севером к своей власти ночи, светом провожает души, указывает путникам путь, сея на карты звёзды. Юноша средь музыки теряет времени счёт, не способен оторвать взгляда от представления, что устраивает народ для гостей своих, улыбкой благодарит вождя, согревает его душу, радует глаза своего супруга. Не дано Тэхёну напитков игривых, но даровано попробовать сладость, которую привезли путники по водам с дальних земель. Чон подле омеги восседает, испивает с вождём лишь одну чашу, остальные же оставляет Вигмару, что не прочь с Хьёрдисом опустошить целый бочонок, пальцами зарывается в волосы юноши на затылке и смотрит на огонь, коем управляют умелые руки мастера представлений. Его сердце беспокоит разговор возлюбленного с вещуньей, Чон не требует рассказать о явленных словах, ибо Тэхён не придаёт им значения. Позже молвит Хьёрдис о задержке прибытия купца, приглашает гостей провести здесь ночь, дождаться встречи, заверяя, что песни Севера заберут всю усталость и невзгоды королей. Чон отходит переговорить с Вигмаром, отдать приказы своим людям привязать лошадей да готовиться к ночи, взглядом заверяя омегу, что вскоре вернётся, и Тэхён всё понимает. Он не уходит со своего места, наслаждаясь музыкой, наполненной озорством и весельем, и взглядом замечает странное приспособление, принесённое в зал. В нижней его части тлеют угли, над ними что-то рассыпают, похожее на высушенные травы, которые после туманом ластятся по залу. Тэхён ощущает игривый запах, щекочущий нос, из-за чего омега тихо чихает и делает глубокий вдох. Дым приятно оседает внутри, будто обволакивает всё тело, заставляет расслабиться и поддаться в его объятья. Юноша слышит громкий смех мужчин, огни перед его глазами начинают расплываться в водовороте танца, ему это кажется странным, потому как собственные движения становятся невообразимо лёгкими и плавными. Обманчивый, коварный туман застилает всё вокруг, веселит народ северный, забирает усталость душ. Омега точно во сне, его мысли не могут возыметь своей силы, разум будто упокоился, а тело всё ещё не предаётся забвению. Тэхён поднимается, опираясь рукой на край протяжённого стола, делает шаг в желании найти Чона, но ноги не слушают приказов, мир вокруг превращается во что-то густое, нечёткое, сливается в единые мерцающие линии огней. Юноша с усилием делает ещё один шаг, отпуская дерево стола, и чувствует чужие ладони, что незамедлительно подхватывают его. — Чонгук, — Тэхён крепко хватается за ладони альфы, пытается дышать, но лишь чувствует, как его притягивают ближе за талию, помогая удержаться на ногах, — у меня… — Кружится голова, — заканчивает Чон, почти не слыша звона струн и глухих ударов музыки, его слух ласкает голос птенца. Юноша не в силах поднять взгляда, он ощущает прикосновения мужчины совершенно иначе, жар от них будто рябью реки распространяется по телу, а дыхание перехватывает, когда их губы едва соприкасаются. Кажется, они кружатся в медленном танце своих чувств, ещё немного, и их уже будет не сдержать. — Я странно себя чувствую, — шепчет Тэхён, сжимая свободной рукой складки одежд альфы. Янтарь смешивается с огнями, кажется, захватив искры в свой плен. Омега чувствует, как ускользают желанные губы, как горит поцелуй за ухом, и подаётся ещё ближе, обвивая смольноволосого за шею. — И как же? Чон сдержаться не может, эта близость желанного тела лишает его разума, поцелуи гуляют по бледной коже, никто влечение супругов не заметит – всех поглощает забвение. У Тэхёна заламываются брови, каждый его выдох становится более неровным, а единственное желание заканчивается на мужчине. — Как этим утром. Сердце заходится неукротимым ритмом, Чон, осознав истинное желание юноши, укладывает ладонь на его щёку и забирает последний вдох, касаясь мягких губ. У них отобрали этот момент в день венчания, когда празднество должно было закончиться неспешным поцелуем целомудренных чувств, потому мужчина дарит его сейчас, раскрывая сладкие губы, но не превращая его во что-то более откровенное. Звуки на фоне совсем стихают, Тэхён заводит пальцы в смольные волосы у загривка, маленькими шажками подступаясь ближе, отвечает на поцелуй, являя своё заверение. Под ногами вовсе не остаётся никакой опоры, когда страсть обретает полноправную власть над телами, поцелуй раскрепощается в желании не оставить никакого расстояния меж ними. Тэхён цепляется за плечи, дабы не упасть от тяжелеющего, щекочущего чувства, забирающего землю из-под ног, раскрывает рот, позволяет мужчине править собой, желая ощутить его каждой клеточкой своего тела. Кажется, этот миг прерывается чужим вмешательством, оставляет блестящие губы и затуманенный взгляд, чей-то голос просит Чона не съесть своего супруга, а после направляет куда-то из зала. Кажется, это был Вигмар, Тэхён точно не уверен, потому как вдохнув полной грудью незадымлённого воздуха, в следующую секунду его выбивают новым поцелуем. Юноша не помнит, как их уединение обретает глухие стены и слабый огонь догорающих поленьев, но разум начинает очищаться, возвращать былое ясное сознание, когда омега удерживает ладони на шее мужчины, а большие пальцы на челюсти, направляя к себе. Тэхён уже более отчётливо ощущает, как руки Чона скользят под распахнутыми одеждами, заводят к плечам и помогают снять ткань, что задерживается на сгибе локтей, после чего юноша окончательно их сбрасывает, на несколько мгновений отпуская руки. Робкими прикосновениями омега вновь возвращается к влажному поцелую, когда ладони бегут по его оголённой спине, задерживаясь на нижних одеждах, дабы избавиться и от них. Тело в руках мужчины обмякает, дрожь под пальцами едва заметна, но та вызвана удовольствием, наряду с несдержанным тихим стоном в губы, когда Чон проводит по ягодицам и подхватывает под бёдра, чтобы приподнять юношу и сбросить последние ткани. Смольноволосому нравится раздевать омегу, дразнить жаждущее поцелуев и ласк тело, Тэхён знает, он получит желаемое, но это неистовое томление питает душу Дьявола, разжигает в нём страсть, пробуждает необратимое. — Ты сводишь с ума, — шёпот, словно заклятье, заставляет янтарный взгляд на мгновение подняться, слиться с контрастом напротив прежде, чем в нём утонуть. Чон птенца на руки свои поднимает, чувствует через ткани своих одежд жар его тела, что забирают устеленные на полу шкуры, как только омега предстаёт перед Дьяволом во всей своей покорности, открытости и желании. Необычайно красив. Кожа окрашивается в медовый оттенок пламени, грудная клетка вздымается от сбитого поцелуями дыхания, и мужчина, ухватившись за ткани за спиной, стягивает их через голову, обнажаясь следом. Он склоняется, жадным поцелуем захватывает кожу на шее в желании оставить свой след, нарисовать собственный узор на невинном теле, кричащий о принадлежности ему. Тэхён закатывает глаза от удовольствия, трепыхая белёсыми ресницами и чувствуя разгорающийся желанный след, что прямо сейчас ставит ему альфа, его губы продолжают терзать и засасывать медовую кожу, не переходя ту грань, где наслаждение меняется болью, но прикусывая так, что слышится грудной стон. Он отрезвляет, заставляет извиняюще коснуться губами этого места, спуститься к груди, оставляя влажные следы, растворяющиеся в полумраке, и дать власть ласкам, что так необходимы. Юноша цепляется пальцами в щекочущие его грудь волосы и мягко сжимает их у затылка, вызывая приятное покалывание. Удерживаться более нет никаких сил, он заполняет стены стонами, лучшими, чем любая музыка народов, изгибается, когда ладонь надавливает на его поясницу, заставляя податься ближе, и закусывает губу, ощущая влажный язык на своей груди. Тэхёну кажется, они всё ещё среди того дыма, ибо его разум до сей поры во власти туманной неги. Перед глазами мутная пелена и звёзды, ощущения шершавого языка, обводящего круговым движением его сосок, заставляет задерживать дыхание, но вновь ловить губами воздух, когда мужчина прикусывает его зубами. Альфа не торопится, внимает каждому вдоху, стону и движению, ибо сейчас он будет особенно аккуратен, чтобы потом забрать всё сполна. — Чонгук, — выдыхает Тэхён, когда более не остаётся никаких сил терпеть это искушение. — Чонгук… — вновь зовёт омега, отчего тот отстраняется, дабы заглянуть в его глаза. Щёки омеги полыхают ярче утреннего рассвета, когда он чувствует, как мужчина едва ложится между его ног, опираясь на локти и позволяя прочувствовать свой вес на себе, своё желание, и то вовсе не пугает, а переполняет восхитительным чувством. Тэхён обводит взглядом широкие плечи, грудь в затянувшихся шрамах и скользит янтарём к рельефному животу, находя оставленный собственными руками след. — Я должен… — Ничего не должен, — заверяет Чон сорванным на хрипоту шёпотом, выцеловывая скулы омеги. — Вверь мне себя, и я сделаю приятно нам обоим. Мужчина вновь вовлекает возлюбленного в недолгий, мягкий поцелуй, отгоняющий всякое беспокойство, ладонями собирает каждый изгиб тела невинного, чувствуя переизбыток чувств юноши наряду с его слабым смущением, потому как в следующее мгновение Тэхён вздрагивает от прикосновения там, где сам себя не смел касаться. Прошедшие уединения Чон подготавливал омегу, всё нагое тело помнит теплоту мужских рук, не грешили они, не грешат и сейчас, ибо связаны души венцами. На пальцах ощущается естественная смазка, смольноволосый её плавным движением от ягодиц собирает, большим пальцем по другим растирает, внутри всё жаром окутывает от чувствительности юноши, который судорожно выдыхает, стоит Чону протолкнуть в нутро омеги палец. Мягкие стеночки окутывают влажностью и теплом, смыкаются, когда альфа добавляет второй, неторопливыми движениями раздвигая их. Тело говорит громче слов, оно не страшится близости, но волнуется от неизведанного. Тэхён вновь чувствует исцеляющие поцелуи на груди, невесомые, нежные, они рассыпаются на животе, где скручиваются неведанные узлы, щекотливым чувством растворяясь в ногах, юноша сбито дышит, его распаляет изнутри, но следующее движение третьего пальца, заполняющее всю узость, срывается с уст шипением. — Ты всё ещё напряжён. Тэхён не намерен просить остановиться, его желание едино с желанием мужчины, но ему с трудом удаётся удерживать пелену на своих глазах. Омега понимает, эта боль ненастоящая, он просто думает, что это больно, ибо его заверила в этом жестокая Судьба. — Это непривычно… — признаётся Тэхён, дабы получить заверение, успокаивающее душу. — Тогда возвратимся к привычному. Юноша ощущает ускользающее касание, обе ладони мужчины оглаживают его живот, после направляясь к бёдрам, неожиданно подхватывая их и чуть поднимая. Поцелуй обжигает колено, стекает выше, слабым укусом оставаясь на внутренней стороне бедра, где никто не увидит, но остаточным чувством будет напоминать следующим днём о проведённой ночи, ярко гореть в душе. Для Тэхёна эти действа должны быть привычными, его тело повидало множество поцелуев, но не чувствовало губ там, откуда дрожью изводится сердце. Омега не в силах вобрать в себя воздух, его пальцы пропускают шерсть настеленных шкур, после с силой сжимая их в ладонях, а с губ слетает самый сладостный стон исступления, когда Чон обводит колечко мышц языком. Мужчина пальцами раздвигает ягодицы, мягкая кожа под его ладонями белеет от нажима, ноги, закинутые на его плечи, слегка подрагивают, остро реагируя на каждое движение его языка. Мягкость вначале позволяет юноше отбросить всякое смущение, расслабиться, слабо пытаясь удержаться в сознании, а после альфа вызывает сладкую дрожь, когда проталкивает язык внутрь. Он желает подарить омеге правильную первую близость не меньше, чем завладеть им без остатка, чувствовать его неровные вдохи телом, собирать с губ стоны и собственное имя. Из уст юноши оно звучит слишком чисто, не взирая на то, иные давно забыли его, оставляя место лишь титулу Дьявола. Горячий выдох опаляет нежную кожу, Чон отстраняется, заполняя влажную дырочку пальцами, в полумраке облизывая губы и смакуя вкус омеги, из-за чего Тэхён сводит брови и тихо стонет, впервые так открыто являя непреодолимое желание, но всё ещё не в силах его озвучить. Мужчина ему это прощает, он научится являть свои желания в постели, хотя и без слов всё отражается в его взгляде. Плавные движения внутри без препятствий напряжения проникают глубже, изводят невинное тело, являют наслаждение, и Тэхён покрывается мелкой судорогой, когда его доводят до исступления. Воздух вокруг накаляется, несмотря на гаснущий огонь, затуманенный взгляд едва улавливает, как Чон избавляется от остаточных одежд на себе, являя птенцу воочию представление мыслей, что посетили его с утра. Крепкие, напряжённые бёдра с другими шрамами, на внутренней стороне слабо освещён тот, что был получен от стрелы предательства, по ним скользила рука, и Тэхён тоже хочет прикоснуться. Наверное, не сейчас, он ещё не готов, осмеливается лишь неприкрыто смотреть, как смольноволосый размазывает его смазку на плоти, смешивая со своей, поднимает взгляд в глаза и закусывает губу. — Тебе страшно, — Чон приближается, в янтарь заглядывает, готов отступить, но не подвергать возлюбленного жертвам. — Нет, — юноша мотает головой, глаза жмурит, а у самого в уголках слёзы блестят, — не страшно, с тобой не страшно и никогда не было. Пожалуйста, — Тэхён тянет ладони к скулам мужчины, обхватывает их дрожью и притягивает к себе, чуть в стороны разводя колени, — я хочу этого не меньше. Чон чувствует, как омега касается его губ, несмело, будто впервые, но со всей жаждой, заверением в желании, и смольноволосый отвечает, опираясь на согнутый локоть, сминает припухшие от поцелуев губы. Тэхён ощущает заполняющую его тесноту, рвано выдыхает, чувствуя, как мужчина перехватывает его ладонь, сплетает их пальцы, как сливаются их тела, и закрывает глаза, полностью доверяя своему супругу. Чон медленно проникает глубже, оставляя отвлекающие поцелуи на медовой коже, шепчет, какой его птенец смелый и сильный, знает, Тэхён ему не признается в боли, потому не доверяет молчанию, не спешит, медленно раскачиваясь, не входя полностью. Хватка маленьких ладоней слабеет, юноша подгибает пальцы на ногах, чувствуя, как волнение и боль сходят с каждым последующим движением, не пропадают до конца, но дарят новое ощущение. Чону никогда не была свойственна эта нежность, его руки не дрожали от напряжения, на них не было оков, чтобы не сорваться от желания, рассыпающего на теле капли пота, он не ждал, пока к нему привыкнут. Сейчас же альфа постепенно качает бёдрами глубже, прислушиваясь к дыханию юноши, оглаживает тело, не оставляя без внимания ни единый его изгиб, и целует в висок, проникая в омегу полностью. У Тэхёна перед глазами туманная дымка или пелена его слёз, вызванная не болью и не страхом. Он касается ладонью плеча мужчины, ведёт по шее и запутывается пальцами во влажные волосы, прогибаясь в спине и прижимаясь своей грудью к груди альфы. Между ними не осталось больше ничего. Тягучие толчки сменяются на более резкие, нетерпеливые, Чон подхватывает омегу под коленом, заставляя раскрыться для него ещё больше, ловит стон своего имени в поцелуе и горячим дыханием опаляет любимые губы. Тэхёну и правда приятна эта несдержанная грубость, таким мужчина является на самом деле, но стал покорным зверем, чтобы не позволить слезам боли омрачить эту ночь. Маленький омега заставляет Дьявола лишаться рассудка, забирает полностью его мысли и чувства, и мужчина не желает этому сопротивляться. Чон добавляет темпа, толкаясь глубже, не сдерживает рычания, когда чувствует, как Тэхён пытается уцепиться за его спину, но пальцы соскальзывают, слегка царапают, смешивая боль с наслаждением, уцепиться за реальность. Они сгорают в этих чувствах, огонь в покоях уже остаётся лишь в тлеющих углях, но жар тел не угасает, биение сердец сливается единым ритмом, а сил оставаться в сознании более нет. Тэхён из последних сил выгибается, слегка запрокидывая голову и ловя ртом воздух, сжимает мужчину внутри себя, предаваясь исступлению, доводит Чона до безумства, заставляя резко выдохнуть, выйти из обомлевшего тела, прежде, чем он бы осеменил омегу. Юноше дышать трудно, тело обессилило, едва ощущается прикосновение к своим волосам ладоней мужчины, который прижимается губами к плечу светловолосого, пытается прийти в себя, отвечая слабым касанием к щеке альфы. Чон поклялся – он заберёт всё сполна, и слово своё держит, забирая каждый вдох, каждую клеточку тела, каждую мысль и удар сердца, забирает невинность и сладость близости, влажные поцелуи, дрожь любимых ладоней. И дарит первую ночь.⚜⚜⚜
Первый миг пробуждения приносит тепло от тлеющих после ночи углей, сознание ещё не столь ясное, чтобы вспомнить о пребывании на восточном Севере, но юноша, втянув носом воздух, вытягивает ладонь из покрывала и ведёт по шерсти устеленных шкур в поисках мужчины. Иные пробуждения оказывались в одиночестве, король зачастую обременён обязанностями, редкостны те утра, когда Тэхёну удаётся понежиться в объятьях, но в это мгновение омега чувствует ответное прикосновение, сплетающие их пальцы. Тэхён сонно поднимает веки, находя подле Чона, что оставляет на тыльной стороне ладони поцелуй, вновь обжигающий и клятвенный – даже в позднее утро, когда души уже давно обременены делами, а встреча не терпит отлагательств, мужчина дождался пробуждения своего возлюбленного. — Как ты себя чувствуешь? Тэхён сладко причмокивает, поворачиваясь на бок и находя умиротворение у груди альфы, который притягивает его за плечи, после нежно выводя узоры на его оголённой спине. — Немного… непривычно. Омега совершенно не желает подниматься, в теле присутствует какая-то незнакомая боль, разделяющая усталость наряду с наслаждением, нет сил преодолеть тянущий назад сон. Тепло мужского тела рядом успокаивает, Тэхён мог бы быть смущён, но взгляд спрятан под ресницами, а сам птенец нашёл укрытие у груди Дьявола. — Боль пройдёт, она временная, — заверяет Чон, прекрасно понимая, что скрывается за словами омеги, ибо это была первая его любовная близость, и целует в плечо, слыша отчаянный выдох. Юноша на эти слова шумно втягивает воздух, с головой укрывается под покрывалами, не желает встречаться со взглядом альфы, изводясь в подступившем смущении. Мужчина на это поведение лишь улыбается, не пытается вытащить птенца на свет, но сам поднимается, собирая с полов их одежды. Тэхён осознаёт, не дозволено злоупотреблять гостеприимством вождя варваров, надобно вернуться. Должно быть, этим утром купец уже прибыл на земли Севера. Слабое шуршание тканей оповещает, что Чон уже одет, но юноша не слышит удара двери, не оставляют его в одиночестве, потому он опирается на локти и поднимается, принимая сидячее положение и позволяя укрытию пасть с его зацелованной груди. Холод мурашками покрывает истерзанное страстью тело, омега открывает глаза, как тут же чувствует на своих плечах одежды – Чон встаёт на колено перед супругом, облачая его в ткани. Юноша не осмеливается противиться этим касанием, податливо вытягивает руки вперёд, просовывая их в рукава, только взгляда не поднимает, в сторону отводит, кончиками пальцев касаясь следа на шее. Он был первым, немного болезненным, после мужчина не оставлял подобных, но в то же время Тэхёну он приятен. Боль приятна, и светловолосый не ведает, как будет это звучать, если он в том признается. Выход к бодрствующим душам оказывается ещё более смущающим, ибо был свидетель у их страсти, разгорающейся ещё в зале, оттого Тэхён избегает всяких бесед, принимая любезно протянутую чашу с согревающим напитком. Ему внимания особого не уделяют, юноша думает, это к лучшему, или быть может от Лорда поступил некий жест, указывающий не тревожить супруга. Тэхён не желает знать, здесь его любопытство не имеет былой силы. Но рвение знать истину вновь пробуждается, когда Хьёрдис приводит к столу гостя с далёких земель, который с неподдельным трепетом во взгляде останавливается напротив смольноволосого. — Господи милостивый! — слетает с уст купца, узревшего посланника Смерти, о котором ни раз проходили молвы в его странствиях. — А я считал, меня Дьяволом нарекают, — молвит Чон, не скрывая своей усмешки перед трепещущей душой. Тэхён видит этот страх, что корнями пущен клеветой о властителе Севера. Его так просто не искоренить, покуда он подпитывается молвами, потому юному королю придётся приложить много усилий, дабы очистить имя мужчины. Представление проходит довольно напряжённо, омега замечает это не со стороны Чона, а со стороны купца, которому не поведали, кто желает с ним немедленной встречи. Его взгляд недоверчиво падает на титул Лорда, но тут же смягчается, поддаваясь удивлению, когда гость переводит взор на юношу. Былой страх в миг исчезает, купец прытко проходит сквозь властителей ледяных земель и достигает юношу, с предвкушением потерев свои ладони. — Это, само собой, не драгоценный камень, — восхищённо улыбается купец, склоняясь на уровень омеги, — но таково сокровище я бы тоже посмел забрать! — Отрублю руки тупым мечом, если вздумаешь коснуться его. Дьявольское рычание заставляет чашу в руках Тэхёна содрогнуться, души ярость посланника Смерти воочию видят, точно гнев О́дина, потому гость незамедлительно выпрямляется и отступает поодаль. Юноша тут же янтарь к смольноволосому устремляет, видит его необузданную ревность и сам близится к мужчине, не испытывая его терпения. Чон эти взгляды в сторону Тэхёна уже видел, однажды закрыл на это глаза, из-за чего после юноша был подвергнут жестокой участи Судьбы. Более он не позволит и блудной мысли родиться в думах чужих, не пытаясь предстать в глазах гостей праведным – Дьявол каждого грешника покарает. — Младший из сыновей короля Кима из торгового королевства, — представляется омега, дабы внести полную ясность, — и супруг Лорда Чона. Тэхён. — Разве это возможно? — недоумевает купец, припоминая, что слышал о дитя, рождённом под Луной, но удивлён в равной степени и тому, как сие сокровище могло попасть в руки Дьявола. — Принц Тэхён должен быть в королевстве дальних берегов! — Не каждая молва истинна, не так ли? — вновь рычит Чон, обхватывая омегу поперёк груди за плечи и прижимая его спиной к себе. Дьявол всем своим видом являет, кто правит его сердцем. Тэхён не страшится являть свою истинную личность, ибо уже назначен день, когда Лорд направится в королевство дальних берегов, дабы свершить все свои клятвы. Не угрожает Юнги раскрытие его имени, а если сорвутся планы – верный слуга Дьявола укроет фрейлина от взоров чужих. И пробивает тот час, когда купцу являют камни, что покоились под землями Хёда долгие годы, рассыпают их на поверхности дерева, не укрывая таинством и от вождя варваров. Гость с дальних земель заинтересованно достаёт из маленького кармашка круглое стекло, подставляет его к глазу и принимается рассматривать камень. Тишина окутывает любопытством находящихся здесь душ, одну не трогает, стороной обходит, потому как нет у Дьявола заинтересованности в этих камнях. Купец скоро опускает своё стекло и возвращает камень к остальным, провозглашая заключение: — Они не имеют никакой ценности. От услышанного дыхание Чона замирает, взгляд его про́клятый покрывается мраком пустоты, в неверии поднимается на купца. — Это – земной камень, довольно распространенный вид, — продолжает гость, — таких под поверхностью земли-матушки, хоть мешками вытаскивай – весь свет накормить можно. Не имеют никакой ценности. Мешками вытаскивать. Земной камень, не отличающийся от тех, что находятся на берегу любых вод. Пустая находка, ослепившая незнающего короля. Злая твердь Судьбы. Чон усмехается, отводит свой взор, не в силах терпеть вида камней, и смеётся насмешкой самой Смерти, срывая голос в отчаянии. Лживые принцы убили его отца за пустые камни. Это ещё больше заставляет Дьявола сходить с ума от неутолимой жажды отмщения, закипать его кровь, топить душу в боли, вине и сожалениях. Падший король доживал свои годы, уповая на ценность камней, оставил правление и народ свой, возложив все надежды на придуманные им сокровища. Север потерпел свой упадок из-за кусков отвердевшей земли. — Я их убью, — смольноволосый точно в бреду возносит данную клятву, одурманившим взглядом пугая живые души, — каждого своими руками, сожру всех до единого… — Чонгук. Голос маленького омеги взывает к самому Дьяволу, пробивается через мрак души, тёплым касанием ладони к щеке заставляет пасть перед ним, снова сделать вдох, восстать к жизни. На глазах иных душ юноша усмиряет бурю, подчиняет себе зверя, не страшится в глаза про́клятому Судьбой смотреть, с искренней нежностью проводит пальцем, чувствуя ответное прикосновение, накрывающее его ладонью сверху. Ни одно сокровище всего света не имеет для Чона большей ценности, чем его возлюбленный. — Ты прав, — молвит Чон, возвращая своему голосу покой и нежность, — у нас остались незаконченные дела. Скрежет стула заканчивает беседу, король поднимается, отдавая Вигмару приказ собираться в обратный путь, благодарит Хьёрдиса за горячее гостеприимство их душ и в последний раз устремляет взгляд на купца. Тот не смеет провожать своими очами дитя Луны, но во взоре его отражается неподдельное удивление. Маленький омега имеет невероятную власть своего слова, которому подчиняется сам Дьявол. Но если младший принц Тэхён по-прежнему на Севере, тогда кто находится подле принца дальних берегов?⚜⚜⚜
— Роул! Любимый голос заставляет обернуться, покинуть тяжёлые думы и смуту, и увидеть омегу, чей беспокойный взор ищет поддержки со стороны своей верной тени. Роуланд с хладным безразличием на омегу смотрит, складывает руки на груди и не препятствует слову. — Меня не пускают к Хосоку! — с отчаянием произносит Юнги, застеленными влагой глазами смотря в самую душу. — Они всё ещё думают, что это я убил короля и совершил покушение на наследного принца! Но я знаю, как вывести яд, каждый час очень важен… — И что? Нет вины юноши в выборе его сердца, Роул не в силах требовать к себе каких-то чувств и сделок за всё то, что он делает для лжеца, в душе нет того коварства, которое могло бы пользоваться безвыходным положением ложного принца. Из-за этого альфа приносит себе боль, гневается за безрассудство перед омегой и своим бессилием в королевстве, ничего не может исправить. — Что могу сделать я? Меня также подозревают в злодеяниях. — Но мы знаем, что ни ты, ни я к этому не причастны! — Юнги понимает это опустошение, беспорядок в королевстве может привести к непоправимым последствиям, сейчас не остаётся никого главенствующего, а совет подозревает приближённого короля и его супруга. — Ты позволишь погибнуть и Хосоку? — С ним королевский целитель, — напоминает Роуланд, — если Судьбою предрешена его погибель, ни одна Господняя душа не в силах изменить Её планов. — Но мы даже сейчас не знаем, кто истинный губитель, — хмурится юноша, чувствуя тяжесть в сердце от слов своего верного друга, — как я могу верить целителю? Совету, что так яростно пытался доказать мою вину? Не смей отрицать, что ты не видишь здесь заговора! Видит, чувствует, ибо в тот миг, когда в чае был обнаружен яд, Роуланд перестал подозревать наследного принца в коварстве, ибо покушение намеренно совершено против всей королевской семьи. Истинный губитель не найден, естественно подозревать сына короля, рождённого грехом, или супруга, о коем ходит коварная молва, потому совет не желает искать предателя среди королевской прислуги или приближённых. — Если ты не станешь мне помогать, я закрою на это глаза, — с обидой, сводящей скулы, проговаривает Юнги, ибо может понять намерения рождённого в тени наследного старшего брата, осуждённого Судьбой оставаться лишь слугой – Роуланд может бездействовать, чтобы позволить Хосоку отойти к Смерти. — Потому что я понимаю твои чувства. Юноша оборачивается, не позволяет видеть слёзы, вызванные альфой, упрямо не желает сдаваться, жаждет спасти душу короля, ибо только так он сможет искупить свой грех предательства и явить истину – он прибыл сюда не для отмщения. Светлые, потускневшие пряди ласкает ветер, гуляющий по открытым коридорам беспокойного замка, Юнги кусает губу, в задумчивом намерении пытаясь отыскать способ попасть в покои короля. У него нет силы слова, чтобы отдавать приказы, титул супруга не имеет власти, покуда следующим по главенству выступает совет короля, а они намерены разоблачить лжеца, пригласив свидетелей, видавших истинного младшего принца короля Кима. И сейчас Юнги страшится вовсе не того обличья, кое рвётся, обнажая личность фрейлина, а того, что он не сможет спасти Хосока. Душу спасти пытается, которой клятвой Дьявола суждено умереть. Юнги останавливается, не достигая дверей покоев короля, у неё стражники по велению целителя стоят, не желают и слушать слов юноши, которого Альвева в первую очередь обучила выводить травами яды, покуда это любимый напиток бестии Севера, что так любит его насыщенный вкус отмщения. Снаружи тоже не подобраться, иного входа нет, а стражники не покидают своего места, пока не меняются с иными. Но только юноша оборачивается, как попадает в руки альфы, что вновь ловит его, удерживая за плечи, и с усилием отпускает, как бы неистово не желало иного его сердце. Роуланд не посмел остаться глухим к зову своего возлюбленного. — Сколько тебе необходимо времени? — вполголоса спрашивает альфа, за которым собрались немногочисленные соратники, что также не веруют в подозрения совета. Юнги на мгновение теряется от подобной веры в него, от преданности лжецу, в которого поверили иные души, потому трепыхает ресницами, дабы сосредоточится, и вспоминает, что травам необходимо настояться прежде, чем использовать их отвар. Он уже собрал всё необходимое, остаётся лишь перенести в покои короля и дать ему времени до заката, дабы он смог наблюдать за действом трав. — До восхода Луны я должен оставаться рядом, — Юнги смачивает губы, понимая, что он просит невозможного, когда стража на посту должна смениться за это время дважды, не говоря о королевском целителе, который не покидает покоев. Роуланд принимает эту просьбу, оборачивается к своим людям, отдавая приказ двоим из них обманом сменить сейчас стражников и следующих не пропускать, а целителя вывести и заточить в одной из дальних комнат. Грудью своей спрятать светловолосого юношу, не позволить никому в покои короля зайти, даже стоять у дверей насмерть, если того потребует Господь. Верные души принимают приказ, за своего короля готовы омрачить собственные имена неповиновением и грехом, уповая на маленького, храброго омегу. — Роул, — Юнги хватает за рукав одежд альфы, задерживая его, и смотрит обеспокоено в горящие огнём глаза, — ты не останешься со мной? — Навеки, если позволите, — улыбается Роуланд, перехватывая ладонь юноши и оставляя на ней клятвенный поцелуй, — но сейчас я должен сделать так, чтобы вы смогли остаться с королём. Роуланд учиняет заговор против главенствующего совета короля. Юнги оборачивается, завидев, как верные воины уже идут менять стражу, переводит взор на уходящего друга и спешит удалиться, дабы принести всё необходимое в покои, покуда яд ещё можно вывести. Этот не сразу показал своё действие, он медленно отравляет, потому есть твёрдая надежда спасти Хосока. Юноша спешно возвращается в свои покои, забирает приготовленные травы, чаши и воду, пытается всё в руках уместить, дабы не возвращаться дважды – его походы могут заиметь свидетелей. Никому верить нельзя, губитель ещё не явил своё истинное лицо, но сделает это, покуда его планы остались сорванными – наследный король ещё жив. Частые шаги в коридоре резко стихают, когда Юнги видит впереди идущих фрейлинов, выравнивает дыхание и отводит взгляд, пытаясь скрыть в своём взоре бушующие чувства. Но вещи в его руках слишком явные, он их рукавами своих одежд пытается скрыть, проходит мимо слуг и не замечает на себе провожающих взоров. Светлые волосы приобретают персиковый оттенок в лучах Светила, двери перед омегой раскрывают предатели короны, впускают в покои, где уже нет ни души подле мужчины, и подходит ближе, касаясь горящей щеки короля. Дыхание затруднено, Хосок уже не в силах вернуться в сознание, жизнь покидает его. Смерть играет душами от скуки, не дарует ни единого покоя, всех погубить желает и в ладони свои хладные забрать. Только на пути её оказывается рождённый слугой юноша, что своё величие обретает не лживым титулом, а сердцем, именем настоящим, принадлежащим простому фрейлину. Он не взирает на предписанное Судьбой, отвергает её писания для душ, спешно и усидчиво смешивает травы, не теряет того малого глотка свободы от времени, что было даровано ему Роуландом. Юнги осмелился спасти душу от отмщения Дьявола, потому и яду не позволит забрать у него возлюбленного. В следующий час покои посещает Роуланд, заверяет юношу, что никто ему не помешает до самого восхода Луны, и коротко взор свой бросает на короля. В нём нет ненависти, не блистает и насмешек, ибо подозрения и злость на старшего брата не позволили ему испить чаши ароматного чая, а потому не быть отравленным. И в тот же миг имя наследника было очищено, ибо губитель не пошёл бы на подобный риск быть отравленным. А после Юнги вновь остаётся наедине с мужчиной, прислушивается к его дыханию, ожидает, когда травы начнут своё действие, и надеется, что ему представится возможность открыть истину. Ибо омега не простит себе, если тот, кому он отдал своё сердце, не узнает его настоящего имени. Прохлада ночи будит тихим скрипом половиц, Юнги с трудом размыкает веки, находя нечётким взором мужчину, что всё ещё не пришёл в сознание, чувствует мягкость постельных тканей под щекой, осознавая, что уснул, восседая подле альфы. Роуланд его не разбудил, хотя должен был вернуться, ибо на полах уже свет свой разливает восставшая Луна – землю окутывает глубокая ночь. Кто позволил лживому принцу оставаться в покоях короля? Юнги не ведает, что произошло за прошедшие часы, собирается выяснить, но слышит скрип и замечает в отражении стоящего кувшина блеснувший в свете серебристых лучей кинжал, возведённый над ним. Юноша резким движением хватает с табурета таз и заносит его назад, ударяя с громким звоном коварную душу, что в ночи явилась передать Смерти жизнь королевской семьи. Кинжал падает на полы, прокатываясь до стены, губитель, не ожидавший пробуждения принца, с шипением касается ладонью виска, на котором выступает кровь, и с хладнокровным смехом поднимает взгляд к светловолосому, обнажая своё лицо перед лучами Луны. — Как же с тобой сложно… Фрейлин, который был поставлен подле него слугой, сам прибыл за юным принцем в тот вечер, дабы сопроводить его в покои Чона, ведано ему было, та ночь не будет для наследного принца бессонной, не пойдёт он к своему королю, дабы скрасить его одиночество и старческое безумство. Но в раннюю утреннюю пору незаконный сын пришёл к королю, где застал одинокие покои и распахнутое окно – тот громкий хлопок, что слышал юноша в коридоре, принадлежал двери, захлопнутой спешащим в ужасе от гибели отца Роуландом, не заметившего губителя, скрывшегося в тени покоев. — Ты убил короля? — Юнги взглядом смотрит на распахнутые двери, нет за ними ни единой души, ни живой, ни мёртвой, и возвращается к верному слуге Смерти, делая шаг назад к столу, дабы нащупать хоть какое-то оружие. — Несмотря на свой больной разум, он слишком быстро понял, кто я, — отвечает фрейлин, небрежно стирая кровь тканями рукава, — только ты до сей поры не поймёшь, слуга своего принца. Он пустил молву о ложном обличье принца, шёпотом коварство являл совету короля, ибо ему известна вся истина. Потому утром, губитель озвучит приглашение на трапезу в беседку, где был приготовлен яд для оставшейся королевской четы, и всё сложилось иначе, чем планировал фрейлин, ибо омега сам вызвался пойти в покои, облачив себя в подозрения гибели короля. Тогда-то коварный и молвил о невиновности, времени, когда повстречал светловолосого, дабы настало время утреннего чая. Время гибели лживого принца, которого не смогли бы излечить от слабого яда. — Как ты понял, что в чашах яд? — удивляется фрейлин, делая шаг к стене, куда был откинут кинжал. — Ведьма научила? Неужто она и взаправду осталась подле Лорда… Оставил бы Лорд своего человека у его врага одного? Юнги прежде не понимал, какими силами он заслужил подобное доверие в глазах Дьявола, что позволил ему предстать перед врагом своим в обличье лжеца, безоговорочно принял сделку с фрейлином и отпустил его на дальние земли. А истина была проста – в замке давно находится верный слуга Лорда, носящий маску фрейлина. — Пойми, я делаю это из-за твоих ошибок, — голосу губителя возвращается былое безразличие, у него нет времени на беседы, потому поднимает он оружие в намерении покончить с юношей здесь. — Все планы, которые так долго создавал Лорд, терпят поражение из-за тебя. Ты прибыл сюда не для того, чтобы пытаться спасти принца от отмщения, ты должен был предать его! Но что ты сделал? Явил своё настоящее имя Роуланду и с ним пытаешься спасти это королевство от расплаты?! Омега нащупывает позади ножницы, перехватывая их с плоской поверхности в обожжённую ладонь, и двигается в сторону, ибо губитель пришёл только по его душу, потому как душа Хосока будет передана в руки Лорда. — Ты прав, я слуга лишь своего принца, — Юнги более не ждёт помощи и отступить не может, ибо он ещё не исполнил своего клятвенного слова, — потому я следую не слову твоего короля. Юноша вовремя успевает поднять своё подручное оружие против клинка, отбивает его гнев, не позволяя нанести кровавые раны, и перехватывает чужое запястье, но недооценивает коварства души, потому как тот с силой заставляет светловолосого пятиться назад, где всё ещё настежь открыто окно. Юнги резко оседает на полы, заставляя фрейлина самого пошатнуться к стене, но последнему удаётся схватиться за занавески и удержать равновесие, лишь обронив своё оружие. Омега чувствует жжение на своей щеке, что-то тёплое сочится по нежной коже, пачкает ворот рубахи, впитывается красным пятном. Юноша эту боль вовсе не замечает, когда тянется рукой до ножниц, которые поднимает коварная душа, терракотовый взгляд к посланнику Дьявола поднимает и не успевает увернуться, когда самое остриё подносят к его горлу. В тишине покоев звучит глухой удар падения о полы, светлые волосы раскидываются на ковре, блистают в свете ночных лучей и гаснут к корням чернеющим. С каждым часом этот грех становится ярче, и юноша думает, что если он и должен понести расплату за свершённые собой деяния, то не от рук губителя. У Юнги не остаётся сил, его руки начинают дрожать, болезненное ощущение на горле становится ярче, но юноша до боли у незащищённой груди не желает сдаваться, не сейчас, когда только обрёл свою свободу. Но в тот же миг он чувствует лёгкость, в ночи блестит лезвие меча, приставленное к горлу губителя и заставляющее его ослабить хватку, тот час замерев на месте. — Все планы терпят поражение, — молвит Хосок, заставляя фрейлина бросить своё оружие, — снова. По вискам скатываются слёзы, лживый принц спасён от гибели, но никто более не сможет укрыть его от истины, что прозвучала в покоях. Ибо Хосок, возвращаясь от болезненного сна в сознание, слышал, чьими слугами являются эти души.