May be May

      Первая, и все чувства обостряются до максимума. Если раньше в глазах немного темнело от скорости, то сейчас — предельная ясность. Грудь, болевшая от частых вдохов, становится невесомой. Будто само мироздание сжалось до крохотной капсулки, проглоченной с глотком колы.       Вторая запивается слюной, хотя больше и не нужно. И так потолок путается со стенами, а плитки пола в туалете сношаются с забитыми окнами. Шелест бьющих по пустой голове битов становится гипнотическим, а картинки смешиваются в тугой ком.       Четвёртая-пятая… Просто для успокоения внутреннего тремора, овладевшего телом. Просто для того, чтобы выдохнуть на все лёгкие. Забыться, раствориться в дыму, впитаться в слизистую, втереться в дёсны.       Восемь-десять, сбиваюсь со счета. Слюна уже вязкая, еле вырабатывается. Вода из крана течёт во все стороны. Попадает на одежду, волосы, щёки… Струится беспорядочными ручьями, скатывается в широкий рукав, доходит почти до локтя.       Сладко. До одури сладко и вязко помирать в карамели, волнами обрушивающейся на зефирный берег. Неуёмное воображение рисует детскую идиллию со счастьем, конфетами, пони и бесконечной страной пагубных развлечений.       Завтра будет плохо, но будет ли завтра? Это всего лишь хобби, увлечение, коих у других множества. Уарен любит трахать чужих жён, Жаклин — показывать себя камере, Джейк — дрочить на пятилеток в песочнице. У каждого «взрослого» свой способ сбегать от реальности.       Развлечение себя — дешёвый трюк, но работает отменно. Придумать себе псевдонаучное оправдание, погрузиться в проблематику, стать частью эксперимента и забыть из него выйти.       «Ты справишься, — твердят на терапии. — Все через это проходят». Нет, не справлюсь. Нет, не все через это проходят. Нет, жить как раньше никогда не будет возможно.       Может, они помогают. Может, хоть так можно сбежать от всех тех образов, от грязных рук, раздутых тел, пустых глазниц и голоса. Грубого, таинственного, глубинного. Может, так пропадёт боязнь моря.       Помогают, а раз так, то нужно пользоваться этим. Проглатываю все за раз. Плевать на скачущие круги, на раздражение лиц вокруг, на осуждение и боль в затылке. Сейчас хорошо. Сейчас уже лучше. Сейчас так, как надо.       Зефирный берег превращается в шоколадный корабль, покрытый тонким слоем велюра. Гальюнная фигура смотрит на тебя пустыми роговицами, исхудалые руки едва держат ростр. Ты всегда приходишь, стоит закрыть глаза. Всегда поднимаешь бурю на душе, готовишь новый шторм. За что я так провинился, душа моя?       Раз ты навечно тут, так дай мне то, чего я прошу? Разве покой — это так много? Разве его невозможно добыть?       Дай мне просыпаться самостоятельно, засыпать без действия препаратов. Дай свободу выбора, открой пути, перестань безмолвным призраком являться перед взором. Дай жизнь, какой она была до нашей встречи, до крушения, до моря.       Пожалуйста, прошу, даруй вечный покой. Ты видишь, как я устал, знаешь, какими методами борюсь с бессонницей, как убиваюсь день ото дня, так не проще ли оставить меня себе? Так не лучше ли отобрать ненужные часы, сложить их к ступеням вечности?       Молчишь. Как всегда, как сотню молитв назад. Разрушаешь немотой что-то внутри, корёжешь, сминаешь, словно пресс железные листы, раскатываешь в тонкий пласт. Гнёшь и терзаешь. Беспощадная, упрямая, непокорная. Такая моя. Такая…       Трап легко спускается с судна, твоя улыбка застывает на устах, стоит шагнуть в неизвестность карамельных вод. Сжалилась. Пустила. Простила.       Ухмыляюсь, чувствуя, как на грудь надавливает что-то тяжёлое. Звуки и боль сломанных рёбер долетают словно сквозь дымку. Кровь остывает на уголках приоткрытых губ, стремящихся забрать на тот свет как можно больше бесполезного кислорода.       Закрываю глаза. Я буду с ней. В безопасности и навечно.