May be May

      — Бонни, ко мне!       Парк озаряется всполохами потревоженных планктонов. Мальки каскадом движутся вверх, к свету, робко пробивающемуся сквозь толщу. Морской конёк легко подскакивает к девчушке, бросая под ноги то ли обломок корабля, то ли омертвевший коралл.       — Умница, а теперь, — собирается с мыслями, хмуря брови и поворачиваясь в сторону, — апорт!       — Красавица, правда? — его руки — гладкие и крепкие — обвивают, душат, будто не созданы для того, чтоб дарить тепло.       Киваю, пытаясь загнать невесёлые думы подальше, в тьму северных морей. Наклоняется, убирает прядку со лба, очерчивая висок. Смотрит внимательно-внимательно, стараясь залезть в то, чего уже нет, в то, что распалось на сотни частей, стоило ему стать Избранным.       В нём струится горячая кровь, обжигающая сквозь тонкую вуаль кожи. В его улыбку помещается сто солнц, а взгляд радостнее и преданнее самых лун. Красивый как смерть, но оберегаемый от неё всеми неправдами. Быть с таким — значит стать одной из многих его трофеев на полке вечности.       Вакцину испытывают только на приближённых королевской семьи, чтоб выгодно отдавать дочерей за Избранных, продолжая тем самым «естественный» ход вещей. Конечно, расчёт на то, что хоть одна из нас одиннадцати сможет перенять Вечность и осчастливить отца Избранным наследником.       Радость должна окутывать каждую клетку, когда от его рук распускаются ожоги на теле, когда огнём пылает кожа от рубцов, выводимых языком, как выворачивает изнутри, стоит ему коснуться чешуек. Вместо эйфории — боль, вместо любви на век — пропасть, дно коей не видать.       — Как тебе предложение? — слепит белёсым налётом дёсен, понимая, что опять задумалась о своём.       — Так же, как и всё, что ты предлагаешь, Неоптолемус, — заученный ответ, который, к удивлению, сейчас его не устраивает. — Что не так?       — Правда думаешь, что не стоит открыто вступать в войну? — неверяще поднимает бровь. — Понимаешь, это же напрямую критикует власть, да и…       — «Око за око, и мир ослепнет», как говорила Беттори. Нельзя отвечать насилием на насилие, иначе станешь не лучше агрессора. В такие дела лучше не вмешиваться, отправить дипломатов в соседние воды, и всё.       — Прошлая делегация уплыла неделю назад. У них есть ещё три дня для того, чтоб вернуться и сообщить приятные короне новости. Если нет, то сама знаешь, на что сейчас способен Тритон.       Складываю руки в замок, стараясь не думать о только что сказанном. Ни слова правды, ни слова искренности. Только его тараканы.       Хоть он и Избранный, но такой же как и все — легкочитаемый. Самые глубокие думы при правильной беседе чуть ли не на лоб выплывают, а озвучить их так, чтоб собеседник поверил — проще простого.       Возвращаю взор на полянку. На лавочке из тины Питер и Отани познают прелести юности и страсти, по дорожке выгуливает свою морскую корову мисс Драллай, а у изящных кованых ворот парка стоит стража. Всё это походит на типичнейший маскарад: сейчас все снимут изысканные вольто и коломбины, скажут, что это только роли, что никакой угрозы нет, что вакцина выдумана, и кожа плавится не от касаний Неоптолемуса, а от лихорадки. Пусть это будет бред больной головы, погружённой в чан с кипятком. Пусть это только привидится.       Слепыми ранами застывают похотливые поцелуи. Он нисколько не смущается всех присутствующих, ведь знает — поддержат. Он — их надежда, их главный герой, который волен делать то, что хочет. Держит крепко, когда по телу проходит первая болевая волна. Ощутимо сжимает руки, когда невольно дёргаюсь. Жжётся.       Слизывает сладкие капли слёз, упиваясь, оставляя у глазницы крохотный шрамик. Всё тело будет изуродовано, если он не остановится прямо сейчас.       — Пожалуйста, — не узнаю голос за рыданиями. Взмах, и бисеринки крови выступают под ключицей.       — Если не перестанешь ныть, придётся всё делать тут, на траве, у всех на виду. Ты этого хочешь? — лихорадочно качаю головой. — То-то же. Соберись и не дай своему народу потерять надежду. Сегодня ровно в полночь, в моих покоях. Будь готова за три часа до.       Холод воды окутывает сознание, замораживая саднящие руки. Он уходит, а значит есть немного времени зализать ранения и подготовиться к поражению. Фатальному и неотвратимому.