May be May

      Из петли в петлю, да затянуть сильнее. Чтоб искры из глаз, чтоб заламывать руки, кусать губы в кровь, оставляя отпечатки зубов на податливой плоти. Чтоб коленями пасть на раскалённый асфальт, чтоб опалить ресницы лесным костром, чтоб в волосах потух вечный огонь весны.       Ходят за руки, кидают друг другу милые взгляды, украдкой перешептываются о своём, неземном, доступном только им двоим во всём свете. Такие живые, счастливые, тошнотворные.       Натирать верёвку мылом так, чтоб свободно скользило, как первоклассный фигурист по начищенному катку. Как вагон входит в туннель, как слайдер легко попадает в штифт. Как лучшие уходят из жизни.       Смыкаю челюсти, силясь заглушить глубинный вой. Разрывает на части, остриём таранит внутренности, въедается и вкручивает-вкручивает-вкручивает. Выворачивает. Лунки от ногтей на руках ничуть не спасают, усугубляя приступ паники. Они тут, смотрят во все глаза, тыкают пальцами, шепчутся…       Выбегаю, оседая только на кафель туалета. Здесь не так светло, меньше людей, и никто не узнает. Хотя бы первое время.       Фредерик был другом. Больше, чем другом. Заменял мир, других, саму себя. Он был всем, а потом — щелчок — и осталась только записка: «В моей смерти прошу винить… «. Сколько прошло: день? Месяц? Шесть?       До экзаменов меньше недели, а приступы всё учащаются. Будь он рядом…       Моё море отчаяния разрезал пламенным светом маяка суши. Бурю тушил, заглушал резкость, вытачивал кроткость, выскабливал боль. Всегда помогал, направлял, учил дышать правильно, не задерживаться на них, а просто делать вдох и медленный выдох, глядя прямо в хвою глаз. Руки дрожат, чувствуя фантомное прикосновение его губ, а в мыслях всплывает: «Тише, тушканчик, тише».       Град слёз отпечатывает тушь на нижнем веке, но это меньшее из зол. Он всегда понимал, когда я без слов подходила и обнимала, когда звонила в два ночи и плакала-плакала-плакала без конца. Как быстро он принимал радикальные решения: «Собирайся, приеду через 15 минут», «Дай мне руку и не издавай ни звука», «Сегодня ты останешься тут. Если Дэйв ещё хоть раз до тебя дотронется…». Он живёт в каждой клетке, в каждой мысли, в каждом вздохе. Дэйв бы убил меня раз десять бы точно, если бы не он, всегда впрягающийся, защищающий, сильный и смелый. Мой.       Дыхание восстанавливается, а снизу начинают мелькать люди. Такие крошечные точки с ручками-ножками, топающие по своим важным-важным делам. Когда-то и он любил идти, озадаченный новой целью, когда-то и я могла беззаботно смотреть на это. Но всему приходит конец.       Петля затягивается так, что электричество идёт по венам, выворачивая. Что кружится голова от свежести воздуха, от света дум, от неминуемого полёта. Сильнее, чтоб непроизвольный писк не сорвался с губ. Чтоб вновь почувствовать себя собой: цветущей, активной, живой.       Табурет легко падает, равновесие находится в дзене, когда слышится хруст шейных позвонков. Скоро встретимся, мой, совсем скоро.