May be May

      — Тише, Мэри, — щекочу дыханием волосы, забранные в шикарную причёску, а она запрокидывает голову, стоит губами коснуться ключицы.       Шуршит шифон платья, сладостные вздохи перемешиваются в беспорядке. Душно и темно, до ужаса лестно и правильно.       Касается, задыхаясь. Тает, отдаваясь безотказной ласке. Стелется шёлковым бархатом по рукам, плещется игривым дельфином по волнам блаженства. Моя Мэри.       Оставляю, не щадя, поцелуи: от кисти до лопатки пылает путь губ. Дрожь её тела, такая необходимая, нужная, важная. Тихие вскрики, которые пытается заглушить, зажимая рот пальчиками. Усмехаюсь, кладя руку на горло, чуть сдавливая.       Она вся в моей власти. Безотказная, пластичная, тягучая…       — Не танцуй с другими на вечере, — выдох.       — Что? — непонимающе сверлит взором, поправляя юбки.       — Дождись меня. Буду ближе к полуночи, — кивает, а румянец щёк выдаёт все планы наперёд. — Правда, Мэри, не танцуй.       Смазанный поцелуй, и топот удаляющихся каблучков. Неловкости как ни бывало. Осталось дождаться самой церемонии, а уже после…       На улице лето сменяется зимой: скорые сумерки приносят пургу, хлопья снега закрывают листья акации до завтрашнего утра. Мгновение закатной осени, и можно надевать тулуп с подшерстком. Хоть бы не забыла…       «Придумает отговорки, сотню поводов, чтоб отказать», — таблетка успокоения сменяется препротивным: — «Или нет».       — Погоришь в своих чувствах, Анасс. И себя, и её погубишь. Слишком светишься, — монолог зеркалу, принимающему любую критику. Одёргиваю рукава, поправляя, смахиваю фантомы пылинок. — Не справишься, как всегда.       Бальный зал поражает красотой: золотой блеск сотни свечей, ропот светских бесед ни о чём, переливы смеха полных дам, обшитых помпезными рукавами-фонариками. Галантные кавалеры пестрят фраками, лощёными смокингами, каждый жест искрит отработанной плавностью и изяществом. За каждой маской скрывается лучший игрок в своём роде.       Мэри как всегда в центре: то подойдёт к генералу, то окинет игривым взором министра. Повеселевшая от пузырьков шампанского, легко флиртует, веером подзывая новых-новых-новых.       Юное румяное лицо не знает горестей, не слышит наставлений, берёт кавалера за локоть и…       Снежная вьюга бьётся об окна, заставляя стекло пойти трещинами. Поджимаю побелевшие губы, выравниваю дыхание, отгоняя потоки стихии, но тщетно. Гнев струится по телу, резкими импульсами раскачивая сокрытую внутри силу. Буря становится тише, но снова порошит замок. Звон разбитых стёкол неприятно режет слух. Напудренные парики искрятся снегом, дамы, путаясь в подолах, скользят по растаявшим лужам куда-то вглубь. Свет мгновенно потух, но я вижу.       Вижу, как она скоро прячет руки, как отталкивает очередного, как среди суеты пытается отыскать, встаёт на носочки, всматриваясь. Смешная и нелепая. Дурочка.       Разве так сложно было отказать желанию? Разве было оно столь витальным, Мэри? Оно того стоило?       Быстрым шагом подхожу к ней, сжимая запястья в железной хватке. Ядерная смесь отчаяния и страха — безмолвного, животного — горечью отпечатывается на лице. Знаю, что больно, чувствую иней на ладонях, холод, идущий прямо в сердце. Прости. Надеюсь, этот танец ты запомнишь надолго, милая.       — Повальсируем?