Разгромай

Игорь приходит каждый день. Ровно в семь вечера, когда за простыми посетителями закрываются двери, он стоит по ту сторону огромного зеркала-обманки и хмурит брови. Сергей Разумовский почти не двигается. Он по обыкновению сидит на полу, облачённый в смирительную рубашку, и смотрит в одну точку. Камеры круглосуточно фиксируют выражение его лица — его слёзы, его истерики и безмятежное равнодушие. Игорю одинаково сильно хочется разбить и камеры, и лица тех, кто решил вести наблюдение. Он сам пишет запросы, делает обход с лечащим врачом, подолгу изучает кипы бумаг с неизвестными словами, написанными врачебным почерком. На работе занимается расшифровкой диагнозов, вместо обеда заворачивает в библиотеку, чтобы ночью углубиться в чтение и уснуть над очередной пыльной книгой за двадцать минут до будильника. Время неумолимо бежит. Игорь по-прежнему стоит по ту сторону стекла и жуёт кончик незажжённой сигареты. Сергей бродит по комнате — прячет лицо за грязными волосами, потерявшими свой блеск, горбится и сильно наклоняется вперёд. Он что-то ищет, но каждый раз поиски безуспешны. Игорю кажется, что тот вот-вот потеряет ещё и связь с этим миром. Игорь долго говорит с врачом — парирует научными терминами, о существовании которых не знал ещё вчера, и их диалог с каждым разом всё больше напоминает дуэль. Порой Сергей возвышается у стекла и заглядывает Игорю прямо в глаза. Его собственные напоминают чёрную дыру, которая поглощает весь свет вокруг. В такие моменты Гром не имеет понятия, на кого он смотрит на самом деле. Спустя месяцы Игорь добивается встречи. Ему выворачивают карманы и забирают даже ремень, настоятельно советуя не приближаться к пациенту. Про себя он поправляет: «к Серёже». На него больно смотреть. В новом незнакомом помещении Сергей теряется — появление высокой фигуры Грома на пороге заставляет его зажмуриться и сжаться в комок. Дима забалтывает охранников, отключив камеры и прослушку. В соседней комнате шумит Юля, создавая суматоху. Игорь опускается на колени. В тишине палаты он слышит как истошно бьётся сердце под белоснежной рубашкой. — Серёжа. Он помнит их первую встречу, первое прикосновение, первый поцелуй. Помнит покрасневшие от смущения скулы, золото веснушек на плечах, которые Серёжа пытался прикрыть одеялом. Игорь никак не может сосчитать их до конца — сбивается, начинает сначала, даже ведёт учёт в бумажном блокноте под забавные комментарии Серёжи. Игорь готов отдать всё на свете, чтобы услышать его смех вновь. Он не знает, что сказать и как доказать, что он действительно пытается помочь. Если не освободить, то ослабить режим и дать хоть немного свободы. Игорь трёт шею — обычный крестик на шнурке выскакивает из-под воротника и ложится на тёмную ткань футболки. Кто-то стучит в дверь. — Я вернусь завтра. И послезавтра. Я буду здесь каждый день, как и раньше, — к концу фразы голос предательски срывается. Игорь без резких движений поднимается на ноги, чтобы уйти. Он не сдастся, он добьётся другого исхода, он за руку приведёт Серёжу к ремиссии. Он… — Я буду ждать тебя, Игорь. Дверь захлопывается перед носом Грома. Серёжа остаётся один на один с серебристым сиянием крестика, лежащего на полу.