Амнезия

      Коробка была слегка пыльная. Грязная и почти рассохашяся по уголкам, но тем не менее, весьма тяжелая и увесистая. Она покоилась в самом углу комнаты Питера, будто бы заглядывала в душу парню, пока он сам тихо восседал на кровати, пожав ноги под себя и курил. Парень думал, да так, что кажется звук крутящихся шестренок в его голове набатом раздавался по всему дому. Эдди ушел спать: он слышал, как хлопнула дверь второго этажа, чуть дальше комнаты самого Питера. Уэйд разместился на диване, сидя напротив горящего камина и залипая в телефон. Мишель, уставшая после длительного дня, полного пережиивай и разнообразных старых отчетов так же уснула в гостевой комнате первого этажа. Они проделали сегодня огромную работу, все вместе, конечно же, и благодароности своим друзьям за помощь во всем этом смутном деле было просто не занимать.       Паркер думал о том, надо ли вскрывать эту коробку. Разговор с Броком, кажется, на секунду придал уверенности в том что ему явно стоит это сделать, но от былого чувства спустя пару минут у него не осталось и следа. А еслив том прошлом он найдет что-то такое, что обязательно разочарует его в мужчине? Если всё-таки там находится то, что парень очень сильно захотел забыть? Вдруг, вся его потеря памяти вовсе не случайна и то, что он сейчас испытывает — страх перед болью, которую мозг Пита отчаянно пожелал забыть? Почему-то ему очень не хотелось разочаровываться в мужчине. Очень сильно не хотелось. И страх заключался вовсе не перед стоящей неизвесностью, он был заложен лишь в этом чувстве разочарования. От своих забытых воспоминаний он ждал счастья, которое, возможно, когда-то он точно испытывал и неважно, было то со Старком или нет — он боялся боли. Боли от потери родителей и дяди, боли от всей этой ситауции и главное: ужаса от того, что они потеряли столько времени на пустые ссоры и разговоры. Питер не был супергероем, он не был необычным парнем, он был простым, смертным человеком, который боялся всего лишь одного — это боли, единственного и самого жесткого учителя жизни. Ведь что может быть страшнее того, чтобы в одну секунду взлететь на крыльях надежды в том, что некогда он жил спокойно и счастливо, а потом упасть, когда жестокая реальность и боль обрубит твои крылья? Он будет падать в собственных надеждах с оглушительным свистом, все ниже и ниже, утопая в собственном прошлом. Это было то самое исключение, когда жить прошлым явно стоило, ведь это все, что осталось у несчастного Паркера — горстка прошлого и самые важные воспоминания в его изни.       А еще Питер боялся не вспомнить. Он боялся, что открыв эту коробку его сердце не пронзит ровным счетом ничего, что все предметы, слова, и все, что он сможет там найти в его памяти и сердце покажутся лишь грудой бесконечного хлама. Вдруг, все эти рассказы Мэй никак не отзовутся в его сердце и он никогда не сможет вспомнить, какого это — любить и быть любимым. Вдруг все то, что он сейчас делает — это сплошная глупость, не имеющая совершенно никакого смысла?       Парень вскочил с кровати, медленно подходя к окну. Он пытался разглядеть в небе что-то значащее, что-то, что даст ему знак, куда двигаться дальше. Вдруг, прямо сейчас с неба упадет яркая звезда и Питер, словно в сказке, загадает вспомнить Тони Старка в своей жизни и в следующую секунду все обязательно сбудется?       Но звезда не упала. И небо не окрасилось в красный цвет. Ничего не случилось, потому Пит просто усмехнулся своим пароноидальным мыслям и надежде на то, что Вселенная подаст ему знак. Лишь… лишь только в его голове всплыла одна доселе неизвестная ему деталь. Вроде бы, он всегда это знал, но воспоминание просматривал в своей голове, словно впервые все это ощущал и видел. — «Мы сейчас смотрим на одно и тоже небо, но находимся в разных уголках города, — Тони усмехнулся. Телефонная связь немного искожала звук его голоса, но от того он не становился менее приятным. — И оно все такое же красивое, — завороженно прошептал Питер. Он выглядывал в окно из своей квартире в Квинсе, положив подбородок на подоконник. Тот был немного мокрый, ведь недавно прошел проливной дождь, о чем свидетельствовала неестественная для лета свежесть на улице и лужи, в которых бликами играли отражения уличных фонарей, звезд и яркой полной луны. — Самое красивое — это ты, — ответил Старк, от чего Питер мило и смущенно улыбнулся, прикрывая глаза. — Я люблю тебя до Венеры, а это, кстати, дольше чем до Луны и обратно, — хмыкнул Тони спустя пару минут молчания. Это было то самое комфортное и уютное молчание, а Тони всегда был тем человеком, с которым даже в тишине было приятно находится. — И это больше, чем три тысячи раз, — Питер снова улыбнулся, открывая глаза и вздымая их к чистому небу: да. Луна этой ночью была особенно красивой».       Воспоминание резко всплыло в голове парня и осталось там чем-то новым, какой-то разблокированной дверкой в потусторонний и неизведанный парню мир его прошлого. И это было прекрасно… их любовь, которую Питер видел в каждом моменте памяти. Он знал, что они любили друг друга… но все еще не мог этого почувствовать. Вот, чего Паркер боялся: боялся вспомнить, но не почувствовать. Он мог знать, что любит или любил Тони, но все еще не мог ощущать этого и вот, что действительно убивало его больше всего на свете. «Дерьмо», — удрученно заключил Питер в голове.       Парень смирил тяжелым взглядом эту треклятую коробку, все еще не решаясь к ней подойти. С чего начинать он точно не знал, но был уверен лишь в одном: именно там покоится ключи от его прошлого. Именно там стоит искать все разгадки и все, что необходимо для полной картинки. Он правда очень сильно хотел вспомнить Тони Старка, потому что… потому что хотел понять, как его любить. Хотел понять, что это такое. И вовсе не потому, что… не потому, что он считет его кем-то особенным.       — Черт возьми, — пробубнел Питер сам себе в комнате, где никого кроме него не было. Ее освещал лишь яркий лунный свет и небольшой огонек, исходящий от зажженой сигареты. Он запустил пятерню в свои густые кудрявые волосы и с силой оттянул их назад. Почему он так сильно хотел все это вспомнить? Почему он не может ненавидеть мужчину? Почему он не пугается его, почему он так много значит для самого парня сейчас? Почему он вообще переспал с ним второй раз, если сухой негласный закон гласит, что все это было лишь ошибкой на одну ночь? Почему? Почему он беспокоится о Тони, почему вообще ищет доказательства для него, почему с замиранием сердца ждет новой встречи и что-то внутри него жарким кульбитом переворачивается и взлетает, щекоча стенки желудка? Что это за мерзкое и отвратное ощущение, и самое главное: где те опарыши, которые каждый раз копошились у него внутри?       Тони однозначно открылся с новой стороны: с ним, почему-то, Питер ощущал себя, словно находился за каменной стенной. Он ощущал себя маленьким котенком, который нуждается в защите, хотя и сам мог неплохо за себя постоять. Почему он доверился Тони, когда напился в ебеньки и так… так нагло сразу же оголил перед ним душу?       А все заключалось лишь в одном маленьком ответе на все эти вопросы. Питер так хотел вспомнить их любовь с Тони Старком, потому что страстно желал понять, что в нем особенного и невероятного, что мужчина свел его с ума одним своим появлением и заставил… заставил влюбиться во второй раз, даже не помня его. Вот, что на самом деле волновало Паркера больше всего. Он не хотел в нем разочаровываться, потому что ему казалось, что идеальнее не существует. Потому что он сделал это снова. Снова подарил свое сердце Тони, сам того не осознавая.       Пит снова встряхнул головой. Все эти мысли были совершенно нелепы. Нет, он не был влюблен в Тони Старка, может, когда-то в далеком прошлом и был, но уж точно не сейчас. Сейчас он испытывает лишь ненависть и отвращение. От этих размышлений Пит невольно почесал свою спину, обезображенную уже зажившими шрамами от ожогов из-за раскаленного паяльника. Он ненавидел Тони Старка и это было сто процентной информацией.       Это было странное чувство: иметь две жизни. Совершенно разные и такие не похожие друг на друга. Первая жизнь та, где он жил в некогда большой семье, окруженный смехом и ежедневным праздником, бытовыми проблемами и учебой, трудностями с экзаменами… он был счастлив, молод, беззаботен. Он был любим кем-то ровно точно так же, как и любил сам. Та жизнь, в которой он приходил с учебы домой, кидал рюкзак в самое днище своей комнаты, целовал тетю в щёчку, крал со стола один из еще пока горячих кексов и выбегал на улицу, на встречу новым приключениям и эмоциям. Тот Питер носил шорты, цветастые футболки со смешным принтом, брал от жизни все, что мог и просто дрейфовал на волнах счастья. А поздней ночью получал по голове от тети за то, что снова загулялся (но долго злиться она не могла) и все равно укладывался ей головой на колени, пока та смотрела свои турецкие сериалы и нежно перебирала его волосы. Такие мягкие, кудрявые и смешные волосы. Пит потихоньку засыпал на этом диване, в таком тихом и мирном семейном спокойствии, а потом приходил Бен, который уваливался к Мэй, нежно целовал ее куда-то за ушком, следом за ним отец и мама, которые чмокали Питера в щечки и они все вместе усаживались перед огромной плазмой смотреть турецкий бред, который уж очень сильно трогал тетушку за душу. Никто не любил эти сериалы, но всем было не важно, что идет. Они просто наслаждались тишиной после тяжкого трудового и учебного дня, компанией и семьей. Все потому что в первую очередь любили друг друга больше всего на свете.       А вторая жизнь Питера Паркера было куда более беспокойной… она была полна крови, полна насилия и жестокости, таких же проблем, плохой исход в которых требовал взамен жизнь, а не плохую отметку в табеле успеваемости. Эта жизнь была полна азарта, где каждый день приходилось выбирать на какой ты стороне. Где каждый день именно от тебя зависел исход любого дела, где тебе приходилось идти на ужасающие жертвы и нести огромную ответственность не только за то, что делаешь сам, но и за жизни людей. За жизни тех, кто стал Паркеру новой семьей. Надежным коллективом единомышленников, которые просто потерялись где-то в линиях судьбы и пришли не туда. Пришли не к тому, чего бы Пит им всем мог желать, что уж там, он и сам никогда себе не мог такого пожелать. Эта жизнь походила на бесконечную погоню по реке с невероятно сильным течением, где повсюду то мель, то камни, то обвалы деревьев, но в конце всегда одно и то же: огромный водопад, ведущий в самое глубокое место всего течения. Прямо на дно, в бездну и к неизвестности. Не зная, сможешь ли ты выплыть когда-нибудь или так и останешься бездыханным телом, прикованным к сотни таких же тел. Только для Питера в этом случае смерть была бы огромной роскошью, ведь если действительно существует что-то после смерти, то он непременно окажется там же, на дне, но не будет иметь возможность закрыть глаза, дабы не видеть все эти тела, которые он утащил вместе с собой к самой Смерти в руки. Он будет кричать и плакать, пытаться вытащить их оттуда, но не сможет ничего, потому что каждый раз вода будет вливаться в его легкие от беззвучного крика, становясь вовсе не прохладной, а раскалённой до невозможности. Он будет умирать раз за разом и раз за разом наблюдать, как умирают все, кого он когда-то любил только по его вине. Потому что капитаном корабля на этом течении всегда был только Питер.       Завещание отца, лежащее прямо на коробке, Паркер аккуратно отложил в сторону: сейчас у него не было настроя разбираться в цифрах, решать загадки, делать какие-то важные и ответственные шаги. Он просто хотел погрузиться в свои беззаботные восемнадцать лет, где он был, наверное, счастлив. Счастлив рядом с Тони Старком. «Обязательно прочту, но не сейчас. Я не готов», — произнес парень в голове, смутно улыбаясь своим мыслям.       Питер аккратно вскрыл коробку ножницами, сняв старый скотч с ее уголков. Она открылась сразу же, и Пит зажмурил глаза буквально на секунду. Было страшно и боязно… но Тони. Парень представил, что сейчас в этой комнате сидит тот самый Тони, в которого он влюбился уже второй раз и одобрительно смотрит на него. А еще и сам Питер… только моложе. Моложе, глупее, наивнее. Тот забытый самим парнем мальчик, ради которого он действительно хочет все вспомнить. Ради себя.       Питер моментально распахнул глаза, когда те уже стали болеть от силы, с которой парень их зажмурил. В коробке он разглядел кучу всяких вещей, о происхождении и предназначении которых вспомнить уж точно не мог. Все было не так уж и страшно, как он предполагал…       «Так, надо начинать с чего-то малого», — отметил Пит в голове, стараясь максимально не напрягать свой мозг и не травмировать ту маленькую частичку, которую сейчас активно придется вспоминать.       Сразу в глаза бросилась стопка бумаги: письма. Это все были письма, исписанные листы с признаниями в любви. Питер аккуратно высунул эту стопку, развязывая красную ниточку, благодаря которой они все держались вместе. Это был почерк Питера. Размашистый, похожий на отцовкий, но еще немного детский почерк парня, который писал донельзя… донельзя знакомые и красивые строчки. «Тони. Дорогой Тони, Я должен признаться тебе. Я хочу сказать тебе кое-что очень важное, что не может подождать до завтрашнего дня. И делаю я это в письме, потому что сил сказать тебе вживую, смотря в твои роскошные карие, до невозможности прекрасные глаза… у меня вообщем не хватит сил. Я люблю тебя. Ты мне нравишься. Короче иди нахуй, Тони. Я хочу тебя трахнуть. Да пошло оно все к чертям!»       Питер усмехнулся. Его довольно сильно позабавило это письмо… да, он был весьма стеснительным. Опираясь на спинку кровати, он вдруг подумал… а помнит ли он? Помнит, как сидел поздним вечером за пыльным, давно старым столом в своей комнате, ножки которого не шатались лишь только благодаря бумажкам, которые тот под них засунул, пытался написать это треклятое письмо, потому что Мэй сказала, что так будет намного легче признаться в чувствах? Помнит ли он, как сминал его тысячу раз, пытался что-то дописать, но слова не вязались ни в одно из предложений и получалась какая-то бессмыслица… помнит ли он все это?       Да. Помнит. Он прекрасно всё помнит.       От осознания, что все эти картинки в его голове — не просто плод шальной фантазии, а реальные воспоминания его прошибло током. Да, такое было! Такое действительно, черт возьми, было!       Паркер улыбнулся счастливой улыбкой, вздымая к потоку свои карие глаза. Он помнит, как любил Тони Старка. Он помнит все эти чувства и мысли… но еще ничего не чувствует. Вообще ничего. Этот маленький отрывок в его голове… он дает надежду. А все случилось лишь из-за одного чертового письма! А тут таких сотня! Может, еще не все потеряно? Может, он все еще может вспомнить… может быть все получится?! «Тони, ты редкостный мудак. Ты появился с Пеппер прямо у нас в доме, когда мы устраивали приём твоих родителей. Ты появился и обжимался с ней на каждом углу. Ты ебаный кретин, если думаешь, что это заставит меня ревновать, потому что ты чертовски прав. Когда-нибудь я наберусь смелости и правда врежу тебе в твое красивое, самодовольное, невероятно обворожительное лицо, потому что ты это нахер заслужил! Люблю тебя.»       Столь резкий контраст чувств Пит давно не ощущал в самом себе. Да, он ведь действительно был прав когда говорил Старку, что тот просто сводит парня с ума и винил мужчину в своей импульсивности! А особенно эта последняя фраза… да, Паркер просто сходил с ума по этому кретину, что тут взять. Мэй действительно устроила прием в доме Паркеров, где была семья Старков и еще каких-то важных шишек, которые сотрудничали с отцом. Пит не особо углублялся в дела бизнеса на тот момент. Тогда… тогда творилось что-то странное между Тони и Питером. Они то шли друг другу навстречу, то вновь расходились, и никак не могли прийти к общему знаменателю и решить, что же делать в этой ситуации. Никто не понимал своих чувств, тем более… тем более все было слишком сложно из-за отношений их родителей. Слегка натянутых и весьма истеричных. Но, по всей видиости, Тони не придумал ничего лучше, нежели заявится туда с красавицей Пеппер Поттс, которая была его однокурсницей в МТИ, и у всех на виду обнимать ее, нежно целовать в шею, при том умудряясь посматривать украдкой на Паркера. Питера конечно и несомненно взбесила эта ситуация до мозга костей, потому он просто вышел из-за стола и ушел в свою комнату. А когда Старк попытался туда прийти и успокоить парня, извиниться за свое ужасное поведение… Пит просто швырнул в него лампой. А потом учебником. А потом подушкой и еще разными предметами интерьера, которые только могли попасться под руку парню. Тони ловко уворачивался, пока не подобрался к Питеру на достаточно близкое расстояние… а потом повалил на кровать. А потом стал нежно целовать, куда только дотягивали губы старшего. А потом началось и вовсе какое-то безумие. Вроде, это был первый раз, когда они со Старком переспали. Да, точно. Самый-самый первый раз в их жизни. И вовсе не тот, что был в клубе спустя столько времени после разлуки. Это был их настоящий и самый первый, самый чувственный и искренний раз. «Гребаный троебучий Старк! Еби твою мать-святую-женщину налево! Ты просто взял, завалился пьяный ко мне в дом и поцеловал меня! А потом что? Потом! Ты! Просто! Ушел! Ты даже не написал! Не позвонил! Боже, как же я люблю ненавижу тебя!»       Это Паркер тоже успешно вспомнил. Случилось это незадолго после их знакомства, когда… когда Тони стал оказывать Питу знаки внимания. Старк, пьяный в стельку, просто пришел домой к Питеру и поцеловал его в губы. Так пьяно, так сладко, нежно и грубо одновременно, будто бы хотел просто вобрать в себя душу Паркера, а затем ушел, едва Пит смог прийти в себя. Он просто вышел, громко хлопнул входной дверью и окончательно разбудил сонную Мэй, которая послала племнника открывать дверь нежданному ночному гостю. А если бы это был не Пит, а например тетушка? Тони бы и ее поцеловал?       Питер хмыкнул. Воспоминания одно за одним проносились в его голове вихрем совершенно разнообразных эмоций.       — Тут должно быть что-то о нашем знакомстве, — прошептал парень, отложив все письма в сторону и стал судорожно искать что-то похоже на это воспоминание среди всех лежащих там вещей, а затем полез дальше, все вглубь и вглубь коробки, почти на самое дно.       Цветы. Каждый подаренный Тони цветок с каждого букета был погружен в эпоксидную смолу, а на баночке был выгравирована дата. Каждый букет… он помнил. Питер помнил почти каждый цветок, вот эта прекрасная розовая лилия была подарена в букете в первую неделю их знакомства. Эти алые розы Тоги срывал с сада рядом с их домом и приносил каждый божий день, когда они были в ссоре. Эти невероятно красивые гипсофилы совершенно разнообразных цветов Старк подарил Питеру на помолвку. Эти обворожительные черные розы, которые Тони выкопал хер пойми откуда были подарены Питеру просто потому, что Паркер взял мужчину на слабо, что он такие не достанет… как же это было удивительно. Питер помнил почти каждый лепесточек. Каждый момент их совместного прошлого… Восхитительно. Просто невероятно! Все эти нелепые плюшевые мишки, и… о Боже!       Футболки. Две разные футболки с одинаковыми принтами из Звездных Войн. Одна большая, вторая чуть меньше… и одна так до невозможности сильно пахла чем-то невообразимым… это одеколон Тони. Старый, почти выветрившийся одеколон Старка, который… да, который Паркер просто обожал. Он вобрал в себя запах с предмета гардероба настолько сильно, насколько то было вообще возможным. Невероятные ощущения…       Питер достал почти что с самого дна фоторамку. На ней были изображены такие смешные, по-детски наивные люди… Это та самая фотография, которую он видел у Мэй. Их первый обед после примирения, когда две некогда настолько сильно враждующие между друг другом семьи собрались за одним столом… удивительная фотография. Ну и конечно же на фоне затесался Старк, который что-то активно втирал Питеру, пока тот смотрел на него с явно недовольным лицом… ну конечно же. Точно, и как он мог это забыть? — «Тебе не идет грустная мина, — произнес кто-то совсем рядом с Питером. Он стоял около арочного входа в кухню, недвольно и весмьма недоверчиво оглядывая пришедших людей. Парень, который появился перед Паркером пришел, наверное, позже, раз Питер его не увидел до нынешней секунды. — А тебя учили, что лезть не в свое дело очень некрасиво? — Пит смотрел на этого парня чуть-чуть с прищуром, оценивая его внешний (и стоит отметить весьма впечатляющий) вид. — Да ладно тебе, куколка. Я тоже недоволен, что мой отец решил связаться с вашим семейством, — нахально фыркнул парень, облокаичаясь на столб рядом с Питером. Так вот, кем он был. Видимо, это тот самый Тони, о котором Говард отзывался столь «лестно». — Ты Тони, я правильно понимаю? — спросил Пит совершенно безразлично. Вся ситуация вокруг накаляла его до невозможного предела. Парень, стоящий рядом, лишь сдержанно кивнул, смотря куда-то вдаль, туда, где Бен, отец, Говард и Мария весьма мило и сосредоточенно о чем-то беседовали. Мэй порхала на кухне вместе с мамой, то и дело вынося все новые и новые закуски к столу. Да, этот день был поистине легендарным… и даже ни одного трупа на нынешний момент. Это определенный успех. — Мерзкое имя, — пробубнел Паркер себе под нос, собираясь уже было уходить куда подальше от этого карнавала людского лицемерия, но был пойман за руку и одним грубым движением припечатан к стене. Старк буквално огрмным шкафом надвис над таким крохотным Паркером, который вжался в эту лепнину и старался вовсе не дышать, завороженный роскошным карим взором. — Придется сделать так, чтобы имя тебе понравилось, ведь произносить его теперь ты будешь очень часто и на совершенно разный манер, — Тони медленно опускался к шее Питера, опаляя ту своим до невозможности горячим и размеренным дыханием. Паркер завороженно следил за всеми его движениями… о Боже, у того табуном гуляли мурашки буквально по всему телу… — Тони, отстань от бедолаги! — гаркнул кто-то из-за спины Старка младшего (видимо, как раз таки это и был Старк старший). Питеру на секунду показалось, что если Тони сейчас ослушается, то Говард непременно начнет кричать, словно собаке: «Тони, фу! Фу, кому говорят! Плохой мальчик! Плохой!» От этих мыслей он даже позволил себе улыбнуться, но едва снова завидел рожу Старка, повернутую к нему, то улыбки словно и не бывало. Тони лишь нагло ухмыльнулся Питеру, прошептав, что это явно не последняя их встреча. И Питер помнит, как возмутился от этого дурацкого, но такого излюбленного самим Старком, слова «детка».»       — Вот же нахал, — ошарашенно произнес Питер, улыбаясь совершенно безумно, потому что пребывал еще в некотором шоке. Ну точно: вот эта фотография, где за большой и широкой спиной Старка вовсе не видно сжавшегося в комочек и прилипшего к стене Паркера. На фотографии были запечетлены Мария, которая стояла под ручку с Говардом и мягко улбылась ему, Бен, коорый недно приобнимл Мэй на талию, держа на максимально близкой дистанции к себе, отец и мама. Ричард и Мэри (так звали родителей Питера) обворожительно улыбались друг другу, не замечая абсолютно никого вокруг себя… в том числе и сына, который явно нуждался в помощи (хотя, была бы у Питера пара секунд на то, чтобы оклематься от вопиющего поведения Старка, то непременно потребовалась бы помощь самому Тони Старку). Он помнит, что Тони оставил после себя поток смешанных и совершенно непонятных чувств. Он чувствует это.       На самом дне коробки лежало еще кое-что.       В красивой бархатной черной коробке, которая немножко запылилась от той груды вещей, которая была на нее навалена, Питер… Питер нашел кольцо. То самое обручальное кольцо, которое он видел на фотографиях, а теперь держит в своих руках. Держит и осматривает скрытую внутри гравировку. «Навеки твой», — гласило послание, написанное на внутренней стороне изящного, тонкого кольца, которое было совсем ничем не украшено, лишь только слегка поблёскивало от напыления. Оно было просто изумительным и невероятным… было таким прекрасным, что слов Паркер не находил.       Пит и сам не заметил, как стал плакать. Одинокая и горячая слеза скатилась по его щеке, а парень и вовсе упустил из виду этот момент. Он ловко смахнул ее рукой, неверующе осматривая. Да, точно, он плакал. Плакал, но от чего?       На пробу парень попытался надеть это кольцо, и к небольшому удивлению, то моментально скользнуло по пальцу и село, словно влитое. Это было просто невероятно… будто бы ему всегда было только там и место.       Под коробочкой с обручальным кольцом он нашел тот самый альбом со свадебными фотографиями. Питер открыл его, словно просматривал в первый раз. — «Тони, ну улыбнись ты! — Пит улыбнулся своему будущему мужу, мягко придерживая того за плечо, пока мужчина обнимал его за талию. — Боже, ты словно на похоронах, — шепнул парень на ушко мужчине. — Не могу улыбаться. Отец все еще не очень рад нашей помолвке, — Старк хмыкнул, смотря на Питера, словно смотрит на всю вселенную в одном лишь только человеке. В ведь правда, Пит и был всей вселенной мужчины. — Говард свыкнется, в конце концов, куда он денется? — улыбнулся Паркер, мягко целуя Старка в щечку. Мэй весело щебетала с Марией и мамой Питера, сидя на диване, выпивая по бокалу шампанского, еще пару незнакомых людей стояли рядом с Говардом, отец и Бен о чем-то яро спросили, сидя за праздничным столом в поместье Старков. — Все сегодня радуются, и ты, будь добр, улыбнись хоть чуток, — Паркер умоляюще посмотрел на своего жениха, немного наклонив голову в бок. — Когда ты так просишь я не имею право отказываться, — хмыкнул Тони, одарив лоб Питера нежным поцелуем. Парень прикрыл глаза от удовольствия, наслаждаясь этим моментом». — «Давай ты будешь в платье, — выкинул бесподобную идею Старк, когда они стояли в свадебном салоне. Костюм на Тони сидел просто идеально: как с иголочки. Ведь он и правда был с иголочки, шили то на заказ и никак больше. — Ты сейчас договоришься, что я вообще на свадьбу не приду, — обиженно топнул ножкой Питер, пока ему немножко ушивали штаны. Он неплохо скинул в последнее время, а все из-за того, что Бен и отец ведут себя неестественно странно и постоянно говорят о какой-то беде. Это очень пугало и настораживало Паркера одновременно. — Да ладно тебе, дорогой, — умоляюще выкрикнул Тони, пока тот крутился перед зеркалом. Тони был в черном, идеально выглаженном костюме, а Питер решил, что тот хочет белый костюм, потому красовался парень перед зеркалом именно в нем. Тони подкрался со спины, нежно целуя Питера куда-то в макушку. От этих движений парень немножко поежился, но все же не сдвинулся, ведь прямо внизу, в нескольких миллиметрах от его кожи орудует швея со своей невероятно острой иглой».       Пару воспоминаний всплыло в голове Питера, и от каждого парень начинал плакать еще сильнее. Он не чувствовал ничего, кроме такой острой и сильной боли, которая атаковала его сердце прямо сейчас. Как же так? Как же он мог забыть и не найти ни единого сигнала, звонка или намека на то, что когда-то было… было такое. Это невероятное чувство, новое чувство захлестнуло парня с головой, от чего тот сжался на полу крошечным комочком, сжимая фотографию с помолвки в руках, пытаясь вжать ее куда-то в грудь, ближе к сердцу, и чувство самовнушения работало просто отменно, потому что кажется, эта фотография разила таким знакомым и приятным теплом. Питер не издавал ни звука: он просто лежал, пытаясь успокоить свою внезапную истерику, от которой его сердце сжималось в груди все сильнее и сильнее. Он чувствовал невероятную слабость, полное опустошение, которое, увы, ничем нельзя было заменить.       Почему же все так кануло в небытие? Почему же судьба была так несправедлива с парнем? Ну почему? Почему? Ведь… ведь он же так сильно любил Старка, ровно так же, как и мужчина его (разве что Питер любил чуть сильнее). Воспоминания и отрывки сладких фраз, которые когда-то давно, в забытом прошлом, были произнесены самим парнем всё крутились в голове Паркера, заставляя шумно выдыхать и хлюпать носом.       Спустя пару минут Питер все-таки смог подняться с пола, рассеяно оглядываясь по сторонам. Эти воспоминания наводили невероятную тоску, но… от нее было комфортно. От нее было тепло на душе. Это была та самая, та грустная печаль, которую Паркеру далось познать лишь только сейчас. Та печаль, которую оставляет шлейф ароматов из его прошлой жизни, самой первой, самой удачной и самой счастливой. Жизни с Тони Старком.       Пит шмыгнул носом, утирая мокрые дорожки от горячих слез тыльной стороной ладони. Сегодняшняя ночь была перенасыщена эмоциями, которые, увы, парень теперь никогда и не вспомнит. В его голове проносились сотни отрывков и моментов, которые он всё так же не мог собрать в одну картинку. Что-то вспомнить удалось, а что-то, кажется, исчезло безвозвратно и навсегда. Но Пит решил не оставлять свои надежды: он искренне убеждал себя в том, что все еще придёт и утерянные кусочки пазла дадут ему понять, что же за картина перед его глазами. Раз он вспомнил какие-то моменты, пускай даже и меньшую часть всего этого, значит, он может вспомнить и всё остальное, ведь так?       Паркер еще раз оглядел чуть-чуть смятую фотографию с помолвки, которую держал в своих руках. Он так крепко прижимал ее к себе, что смял половину изображения, но от этого оно не становилось менее приятным. От него все так же веяло неясным теплом, счастьем и любовью. Любовь… поистине чудесное чувство, которое, оказывается, имело место быть в парне. В его сердце. А ведь когда Тони говорил, что в прошлом их могло что-то объединять, то парень лишь скептически смотрел не мужчину и недовольно фыркал. Кто же знал, что Старк — это чертова Ванга? Кто же знал, что на сердце Питера золотой росписью было выведено имя мужчины и увековечено там навсегда?       Пит потихоньку разбирал оставшиеся вещи в коробке, которые заставляли его разум выкидывать все новые и новые воспоминания. Какие-то предметы казались парню и вовсе чужими, далекими, незнакомыми, и как бы он не напрягал свою голову, вспомнить не получалось, а вот другие… другие заставляли то улыбаться, то снова впадать в истерику, то смеяться, то шокировано сидеть и размышлять о том, как Паркер смог влюбиться в настолько хамоватого и наглого мужчину по имени Тони Старк. Билеты во Францию, фотографии с их летних путешествий, а так же домашние и уютные картинки из их недолгой совместной жизни. Вот Тони спит, раскинувшись пятиконечной звездой на любимом цветастом диванчике Мэй, в их старой квартире, вот Пит готовит около плиты, пока Старк тайком его фотографирует, вот мужчина стоит с недовольным лицом, когда, видимо, Мэй его за что-то отчитывала (это было заметно по лицу тетушки на старом изображении). Все это отдавало таким родным уютом где-то глубоко за сердцем, в самом центре души. Такое же чувство Питер испытывал, когда вновь встречался со Старком. Это всегда было чувством и знаком того, что вот он, родной и близкий человек, вот он, тот самый, тот единственный и близкий, но Пит упорно игнорировал эти сигналы, и, как оказалось, очень даже зря.       Коробку разбирать он закончил лишь спустя четыре часа, когда на улице уже показывались первые лучики яркого летнего солнца. Пит засыпал под звуки ранних пташек, что начинали свою утреннюю песенку где-то за окном, сидя на ветках зелёных деревьев. Парень испытывал много смешанных чувств по поводу всего, что случилось ночью, и он настолько устал от своих собственных мыслей, что решил хорошенько отоспаться и утром (судя по тому, насколько тот поздно лег, то сегодняшнее утро для Питера начнется не раньше двух часов дня) обговорить всё с Эдди. Поделиться чувствами, эмоциями, переживаниями. Парня волновало слишком большое количество вопросов на данный момент, начиная от того, что вдруг он больше ничего не сможет вспомнить, вдруг Тони никогда не вспомнит Питера, и самое главное: как же Паркер поймет, что вспомнил абсолютно все и не упустил ни одной детали? Как?       Но неизменным оставалось одно: за своим потоком волнующих мыслей, парень не заметил, как провалился в не совсем спокойной сон, так и не сняв обручальное кольцо с безымянного пальца.