our love is god

why d'you gotta be so weird all the time? people wouldn't hate you so much if you acted normal

      Чем больше времени Олег проводит с Марго, тем стремительнее Серёже срывает крышу.       Он не переносит других людей. Постоянно хочется скрыться, спрятаться, испариться. Зрительный контакт он по определению держать не умеет. Только с Олегом он может позволить себе хоть чуть-чуть расслабиться, потому что знает, что, несмотря на то, как тот может вести себя, в глубине души он очень трепетно и нежно относится к Разумовскому. Но теперь они почти не бывают вдвоём, так как теперь где-то рядом постоянно ошивается Марго.       Сначала она просто курит с ними после уроков, жалуясь на жизнь и рассказывая, как же сильно она хочет «съебать уже из этой дыры». Потом начинает проводить с ними и перемены, и по школьным коридорам Марго и Олег идут впереди, а Серёжа ошивается где-то сзади, боясь даже дышать. Затем, когда немного теплеет, она всё время настойчиво приглашает Олега пойти куда-то, а то «что же мы за друзья такие, раз только в школе видимся».       Друзья. Теперь он у Олега не один. Теперь у Олега есть Марго. Теперь он точно никому не нужен.       — Странный он, — однажды шёпотом говорит Марго, когда Серёжа зажмуривается, зажимает уши руками, не волнуясь о том, что в руках сигарета, и немного пепла остаётся в волосах, и практически отбегает в сторону от них с Олегом.       А Олег говорит «забей». Даже не возражает.       Но самое страшное происходит, когда Олег начинает более тщательно обдумывать, что надеть, и даже просит Серёжу погладить свою толстовку. Крутится по комнате, несколько раз поправляет волосы перед зеркалом, а потом говорит:       — Ты сегодня можешь работой позаниматься или уроки там поделать. Меня Марго с тренировки встретит.       И что-то внутри Серёжи рушится.       Весь тот вечер он проводит в комнате один. Сначала правда пытается чем-то заняться, как ему сказал Олег, но потом голова начинает гудеть, воображение рисует какие-то неестественные сцены, в которых Марго с Олегом наверняка уже где-то ебутся, и любое желание что-либо делать пропадает. Серёжа слушает сериал на фоне и бездумно водит карандашом по бумаге, когда слышит голос.       — Ну ты и долбоёб, Серёж.       Резко поворачивается, видит, что он один, хотя готов поклясться, что рядом только что кто-то был, а потом отряхивается и врубает сериал громче, чтобы избежать риска появления хоть какой-либо мысли.       — Ты просто чмо. Безвольный, слабохарактерный, жирный урод.       И Серёжа понимает. Он не слышал этот голос уже несколько лет, потому что постоянное присутствие рядом Олега его заглушало. Сейчас же Олега нет. А голос есть.       — Валера прав, что тебя пиздит. И Марго права, что ты странный.       Горло сжимает, на грудь будто что-то давит. Серёжа захлопывает тетрадь, садится на кровать спиной к стене, складывает руки на коленях и пытается успокоить дыхание.       — Ебать тебя перекосило. Понятное дело, Олег с тобой даже находиться рядом не хочет. Марго худая и красивая, а ещё не плачет, когда кто-то пытается с ней заговорить. Естественно, он выберет её.       — Это неправда, — шепчет себе под нос Серёжа. Кровь стучит в ушах, руки трясутся, дышать по-прежнему тяжело. Он бы всё отдал, чтобы этот комок его ненависти к себе потерял внезапно обретённый им голос.       — Правда.       — Хватит, — сквозь зубы тихо говорит парень.       — Что хватит-то? Не хватит. Нафантазировал себе, что Олег всегда будет с тобой, ага, конечно. Хватит только тебе думать, что он правда тебя любит.       — Заткнись, блять!       Дверь в комнату со скрипом открывается, и на пороге материализуется Олег. И так слабая улыбка мигом тает, и он осторожно захлопывает дверь, не отрывая взгляда от забившегося в угол Серёжи, держащего себя за горло в попытках вернуться в реальность.       — Серёнь?.. — неуверенно окликает он друга.       Разумовский отсутствующим взглядом смотрит на него, продолжая задыхаться. Резкие неразмеренные вздохи с хрипом вырываются из его груди. Он начинает плакать, понимая, каким жалким и слабым сейчас предстаёт перед Олегом, но не может остановиться.       Волков молча разувается, подходит к столу, наливает в стакан воду и осторожно подходит к кровати Серёжи. Так же осторожно присаживается на самый её край и спокойно протягивает стакан другу.       — На.       — Он просто пытается сделать вид, что ему на тебя не похуй. Может, его вообще нет. Ты себе сам всё придумал. И вообще это всё ненастоящее. Жизни нет, его нет, тебя нет.       — Да хватит, блять, — скулит Серёжа, резко отворачиваясь от протянутой ему руки и утыкаясь носом в подушку.       Олег убирает руку, ставит стакан на тумбочку, но сам не двигается с места. Он смутно вспоминает, что раньше у Серёжи были какие-то проблемы. Что его даже к психиатру направляли. Но это всё было до того, как они познакомились, поэтому он даже не особо задумывался, в чём эти самые проблемы состояли. Видимо, в этом.       — Что я могу сделать?       — Да ничего. Он тебя не переделает. Он ничем не поможет. Ты мог бы прямо сейчас себе горло перерезать, а он бы ничего не сделал, потому что, блять, ненавидит тебя. Он тебя ненавидит.       Серёжа лишь продолжает хрипеть, рыдать в подушку и прижимать руки к груди.       — Беспомощный.       Олег не знает, куда податься. Звать кого-то, вызывать скорую. То, что происходит, для него действительно страшно. А ещё он винит себя. За то, что не был рядом, когда Серёжу так ёбнуло, а то, может быть, мог бы как-то помочь. За то, что ошивался не пойми где с этой несчастной Марго, даже местами поддерживал её флирт, в то время как совсем рядом его Серёжа практически умирал.       Он неуверенно кладёт руку на ладонь Разумовского и нежно сжимает. Серёжа сразу как-то обмякает. Продолжает рыдать, но хотя бы перестаёт выть.       — Тебя обнять?       Серёжа из последних сил приподнимается и издаёт какой-то сдавленный звук, который Олег воспринимает как согласие. Другой рукой крепко обхватывает трясущееся тело, пытаясь поддерживать его в вертикальном положении, и прижимает к себе.       Кровь в ушах стучит всё тише, комок в горле немного рассасывается, и Серёжа тряпичной куклой виснет в объятиях Олега, слезами и соплями обмазывая ему всю толстовку.       — Прости, прости, прости, — быстро шепчет Разумовский, теперь, когда голос в голове утих, осознавая, как страшно, должно быть, стало Олегу.       — Да ничего.       И так они и продолжают сидеть, медленно покачиваясь из стороны в сторону, пытаясь будто убаюкать друг друга. Дыхание Серёжи постепенно восстанавливается, и вскоре он отстраняется от Олега, как бы сильно ему ни хотелось находиться в таком положении вечно.       — Прости, — до сих пор виновато, но уже почти своим обычным голосом снова извиняется он. Олег хмурится, смотрит куда-то в стену, а затем — прямо Серёже в глаза.       Он очень красивый. Даже после подобной истерики. Лицо блестит от размазанных по нему слёз, но глаза как-то прояснены. В них снова читается как минимум присутствие, в отличие от того, как они выглядели, когда Олег только пришёл.       — Перестань извиняться. Передо мной — никогда, понял?       Серёжа хочет извиниться за то, что слишком часто извиняется, но удерживается и лишь удручённо опускает голову.       Олег понимает, что устраивать расспрос и допытываться, что только что произошло, будет неправильно, и решает подождать лучшего момента. Берёт стакан с тумбочки, протягивает Серёже, и тот послушно принимает его и жадно пьёт. По его телу всё ещё пробегает дрожь.       — Ты осторожнее будь, — всё-таки нарушает тишину Олег. Серёжа, не отрывая губ от стакана, вопрошающе смотрит на него. — Если умрёшь вдруг, то я не переживу. Ты у меня один.       Серёжа лишь кивает, сдавленно улыбается и тянет руку, чтобы поставить стакан на тумбочку. Олег перехватывает его в воздухе, встаёт и сам относит к столу. Серёжа накрывается одеялом и отворачивается к стене, боясь даже смотреть на Олега, чтобы не показаться навязчивым.       «Ты у меня один».       Жаль, что и он, и голос в его голове уверены, что это неправда.