Жемчужинка

Утром, 28 Августа, немка проснулась раньше сержанта. Вчера она так же легла раньше него. Пирсон еще спал, лежа на боку и положив под щеку ладонь. Еще с вечера он спал, обнимая Эстель за талию. Девушка чуть улыбнулась, наблюдая за ним, жадно всматриваясь в каждую морщинку на суровом лице, как на свету выглядят волоски щетины и седина на висках, как вздымается во сне широкая грудь мужчины. Но нужно было вставать, одеваться и бежать готовиться, и готовиться быстро – сержант никогда не спал слишком долго. Жемчужинка мягко взяла руку Уильяма, отнимая от себя, поцеловала пальцы и положила очень аккуратно рядом с ним. Пирсон во сне немного всхрапнул и лег на спину, положив обе руки по швам. Бегло взглянув на часы, девушка удовлетворенно кивнула – 6 утра, ей хватит времени подготовить задуманное. Они все еще квартировались у того гостеприимного француза. Пожилой мужчина был рад, что у него появились постояльцы, плюс, американцы все же заплатили ему за радость пользования элементарно более удобными кроватями и водопроводной водой. Эстель кое–что выяснила, вчера, пока Уильям был ванной. В то время, когда она копалась в своих личных вещах, девушка случайно смахнула со стола его жетон. Металлический кулон с цепочкой упал с тихим металлическим лязгом, а заодно зацепил и второй. Жемчужинка удивленно наклонилась, поднимая это, с позволения сказать, украшение. Это было, по сути, железное «удостоверение» личности. Она улыбнулась, прочитав строчки на первом: «• сжт. Уильям Пирсон» «• У.П. » «• 047117640» «• А (II)Rh+» «• Атеист» Потом шел второй, идентичный. Видимо, про запас, чтобы при утере первого, был еще один. Но сержант носил сразу оба жетона на цепочке, на шее. Только вот на втором было одно небольшое отличие – на задней части, внизу жетона было выцарапано “28.08.1910”. Жемчужинка тихо ахнула, сопоставив даты, и слова Кроули о том, что она младше сержанта на 11 лет – завтра ведь день рождения Уильяма. Быстренько положив жетоны на место, она задумала небольшую шалость. Девушка пулей вылетела из комнаты, едва не сбив с ног Цусса, и крикнув напоследок: «потом, потом!» убежала вниз. Роберт удивленно почесал в затылке, недоумевая, в чем причина такой спешки. Но спорить не стал, к тому же, было уже не с кем, а просто пошел к себе. Эстель нашла быстро хозяина, вручила ему 5 долларов из 50, которые у нее были, и жарко зашептала ему что–то на ухо. Мужчина широко разулыбался, и держа руки Жемчужинки в своих, кивнул, говоря, что все будет в лучшем виде! По сути, тогда первая часть ее плана была готова. Когда девушка вернулась, то густо покраснела, увидев картину маслом, так сказать. Уильям стоял к ней спиной, в одном только полотенце на бедрах. По его коже струились капли воды, а сам он вытирал голову. Девушка сглотнула, хотя и жадно рассматривала спину и плечи Пирсона, пока тот спокойно себе вытирал мокрые волосы. Помотав головой, она пробормотала: – Я, э... Я чуть позже войду. Уильям, услышав это, лишь хмыкнул, продолжая сушиться. Он не хотел напугать девушку своим видом, но, увы, таблички на дверь у него не было. Вытерев тело и наконец, закончив со всеми процедурами, он быстро оделся. Когда он вышел уже в штанах и майке, обнаружил Эстель, сидящую у стены. Она обнимала колени и смотрела куда угодно, но не на сержанта. Девушка была почти пунцовой от смущения. Пирсон хмыкнул, улыбнувшись, и сел рядом: – Ты бы хоть стучалась, лиса. Эстель что–то пробормотала, красная как переспелая редиска. Уильям усмехнулся, приобняв девушку за плечи, и целуя в висок. Пирсон улыбался – какая же она у него застенчивая. Но это было мило и не мешало, в конце концов, в бою, всякое смущение ей чуждо, и сражается она как положено. Сержант поднялся и подал ей руку. Жемчужинка взглянула на мужчину и немного расслабилась – он не сердился на нее за выходку. Уильям хотел сегодня сам полежать с книгой, отдохнуть, а вот Жемчужинка, понимая, какая вылазка ей предстоит, быстро переоделась и юркнула в кровать, под смешок сержанта. Мужчина положил подушку к спинке, устраиваясь полусидя, с книгой на коленях. Эстель спала рядышком, уснула она на удивление быстро, а Пирсон подумал, что они как супружеская чета. Что его подруга спит с ним вместе, гуляет везде только об руку с ним, и, что особенно почесывало самолюбие сержанта, ни на кого кроме него не смотрит. Вернее не так, не смотрит ТАК, как на него. Он подумывал о том, что если они выживут, сделать ей предложение. Во сне немка чуть сжала пальчиками ладонь сержанта, которую держала. Кстати, это был какой–то своеобразный ритуал для нее – она засыпала спокойно либо если Пирсон ее обнимал, либо если держал за руку. В остальных случаях, как убедился Уильям, либо она спала беспокойно, либо, ей снились кошмары. Он ласково улыбнулся, наблюдая за своим спящим лисёнком. Все же, не зря он спасал это чудо небесное. И вот, наступило утро. Эстель, собравшись словно мышка, тихо выскользнула из комнаты, держа в руках ботинки, чтобы не дай боже не сорвать свой небольшой план. Она отошла далеко, и обулась только у лестницы. На самом деле, девушка знала, что Уильям не одобряет веселых и шумных гулянок, и уж точно не будет в восторге, если кто–то прознает о его дне рождения. Плавали, знаем, как говорится. Жемчужинка помнила, как он разворчался, еще тогда, до поезда, когда парни из взвода попытались выпытать у него дату рождения. А потому, хотела, чтобы все было лишь между ними двоими. Выйдя в залу, она повела носом – на кухне уже вовсю трудились повара. Вчера Жан Батист, хозяин заведения предупредил девушку, что ей нужно будет обратиться к повару Пьеру или его товарищу Паулю. Мол, ты узнаешь их деточка по круглым очкам и тонким усам у Пьера, а Пауля по рыжим кудряшкам. Повара и правда обнаружились на кухне, они виртуозно готовили даже обычный омлет. И сейчас, на глазах у изумленной немки, как истинный жонглер, Пауль подбрасывал, переворачивая, таким образом, омлет. А Пьер, насвистывая веселую музыку, и, немного пританцовывая, что–то готовил у плиты, помешивая. Забавно то, что при этом он держал поварешку с оттопыренным мизинцем. Впрочем, шоу длилось не долго. Положив омлет на стопку других таких же, Пауль улыбнулся ей: – О мадемуазель, доброе утро! Жан вчера все рассказал, мы тут поколдовали для вас! все сделано simplement magnifique!* Француз разговаривал на восторженных нотках почти всегда, это не удивляло. Он в целом был как Тревис – никогда не унывающий, веселый и добрый. Подошедший Пьер так же улыбался и произнес жутко картавя: – Да–да, мадемуазель, никакого отклонения, все строго по рецепту! Мы с другом сделали это с душой, ммм, – он сложил пальцы в кучку, поцеловал их, широко отводя потом руку в жесте «пальчики оближешь». – Вот мадемуазель, все здесь, берите! Они вручили девушке небольшую коробку, а Эстель лучезарно улыбнулась: – Ой, Пауль, Пьер, вы меня так выручили! Merci! Merci beaucoup! Французы широко улыбнулись, обняв девушку и чмокнув в щеки по–очереди, вернулись к своим делам. А Эстель побежала по дальнейшим делам, оставив коробочку в нужном месте – под лестницей, среди таких же, как и эта. Дальше была мадам Фрида. Вчерашняя знакомая Эстель. Пока девушка шепталась с Жан Батистом, за кружечкой пива, в его заведения вошла она. Эта женщина была прекрасна, и немка, впервые увидев ее, даже вздрогнула – так сильно напомнила Жемчужинке эта женщина ее маму. Фрида была высокой, статной, слегка полноватой женщиной. У нее были темные каштановые волосы, прореженные седыми прядями, которые были собраны в пучок, в стиле помпадур - высокий тугой пучок на макушке, а по бокам накручены в форме объёмных валиков. Она носила красивое коричневое платье, старомодное правда. Эстель слабо разбиралась в моде, но ее платье было похоже на платье времен 1900 года, ну, может чуть позже. На шее она носила утонченное колье с аметистами, видать, фамильная ценность. Весь ее образ был пропитан нотками аристократизма и гордости. А еще был взгляд. О, этот взгляд темных, карих глаз прямо таки душу насквозь видел. Такой тяжелый, отеческий, суровый. Но, едва она подошла, то лучезарно улыбнулась Жану, и образ строгой преподавательницы школы благородных девиц, сменился на более миролюбивый, будто бы она старая, добрая тетушка. Французы начали о чем-то говорить, пока немка спокойно допивала свое пиво. В итоге, французская испанка, услышав и узнав о том, что задумала девушка, велела Эстель прийти к ней утром, не позже семи. И сейчас, Жемчужинка неслась к ней на всех парах, пробегая палаточный городок, попутно здороваясь с другими ребятами на пробежке. Перес, который бежал со своими ребятами улыбнулся, помахав ей. Бежала девушка изо всех сил, не сбавляя хода. Пару кварталов она пролетела словно на крыльях. Вот, наконец, показался магазинчик мадам де Фоль. Женщина встретила Эстель приветливо, и улыбнулась ей, словно матушка. Немка, было, остановилась, чтобы отдышаться и поприветствовать мадам, но женщина, быстро оглядев улицу, утянула Жемчужинку в лавку, и спешно закрыла за ней дверь: – Он точно ничего не заподозрил? Эстель смущенно улыбнулась, все еще тяжело дыша от бега, и немного покраснев, сказала: – Нет, я ускользнула, пока он спал. – Отлично, отлично! Вот! Фрида поставила на стол с ощутимым звуком удара коробочку: – Прошу, хорошая моя. Любой мужчина от них будет без ума! Немка улыбнулась и шепотом спросила, хитро глядя на хозяйку лавки: – А можно взглянуть? Фрида кивнула, по–матерински улыбнувшись и всплеснув руками: – Ой, разумеется, конечно! Жемчужинка улыбнулась, с любопытством заглядывая в коробочку, и ахнула – внутри лежали красивейшие карманные часы, серебряные, с вязью на крышке и красивым гравированным орлом, на цепочке. Еще была перьевая авторучка, практичная, не броская, истинно мужская. А еще лежали самые обычные, командирские, наручные часы. Пирсон как раз после операции сетовал, что свои наручные часы разбил. Мадам Фрида просто не в бровь, а в глаз угадала! Фрида была очень довольна собой. Вручив Эстель набор и отказавшись брать никаких ценностей или денег, она крепко обняла девчушку и отпустила. Жемчужинка, убегая, так и не увидела, как женщина с доброй тоской сжала медальон на шее. Эта немка безумно напомнила старой парижанке ее собственную дочь, которая погибла, будучи бойцом сопротивления. Эстель постоянно поглядывала на часы и неслась как на пожар. Ей нужно было успеть! Она вихрем пронеслась мимо тренирующихся парей из бронетанковой, вызвав усмешку Коллинза и его крик остальным: - Быстрее дамы! Вон! Девушка вас обгоняет! Запыхавшаяся, она прибежала к заведению, и заметила завтракающих друзей. Эстель тяжело дышала после долгого бега в обе стороны, так что пришлось постоять вдалеке и отдышаться, чтобы никто не задавал личных вопросов. Немка нервничала – как воспримет ее выходку сержант? Не перегнула ли она? Вдруг ему не хочется вовсе отмечать? Но, сделанного не воротишь. Ей безумно повезло с мадам де Фоль. Женщина буквально выручила ее с подарком. Выдохнув, она спокойно уже прошла к стойке, улыбнувшись, Жан Батисту. Старый француз хитро подмигнул ей и выдал две кружки кофе, кивнув. По счастью и удачи Жемчужинки, которой она иногда сама удивлялась, ее так никто и не заметил. Ее друзья беседовали, обсуждая, кажется, матч по бейсболу. Спор бы жарким – с ними спорили еще несколько парней, из 9ой пехотной. Они так разгорячено обсуждали это событие, что казалось, будто бы не замечают даже снующих официантов, не то, что девчонку, которая мышкой просочилась между людьми. Эстель поставила поднос на коробку под лестницей и взлетела вверх, нос к носу столкнувшись с Тёрнером, врезавшись в него на самом, что ни на есть, полном ходу. Лейтенант пошатнулся и рухнул на спину, а вслед на него упала и сама немка. Он шокировано произнес, все еще машинально придерживая ее за талию: – Куда это ты так несешься, Жемчужинка? Девушка покраснела и пролепетала неловкие слова извинений, хорошо еще, что у нее в руках не было ничего, иначе, бедный лейтенант был бы ошпарен горячим кофе. Мужчина приподнялся на локтях, все еще немного ошеломленный, но помогая встать и девушке. Он, чуть усмехаясь, отряхиваясь, глядя с улыбкой на нее: – Будь аккуратнее, а то расшибешься. – Спасибо лейтенант, – смущенно улыбнулась немка, оглядывая себя на предмет ссадин. Правда вот делала она это лишь для вида. Едва Тёрнер скрылся из виду, она разулась, прокралась по коридору, и, поставив у их комнаты обувь, тихонько заглянула. Но сержант еще крепко спал, что собственно было ей на руку. Девушка быстро забрала коробочку с подносом из-под лестницы и шмыгнула в комнату, да еще и так тихо, как даже на операции УСО не кралась. Поставив свою ношу на стол, она вытащила из коробочки то, что сделали для нее Пауль и Пьер. Эстель прижала руку ко рту, чтобы не запищать от восторга – повара сделали все, как она просила! Несколько прекрасных пирожных эклеров с ягодами. Да, они были правы, все было просто безупречно – каждый завиток крема, каждая ягодка к ягодке. Торт на двоих было бы слишком, а вот несколько пирожных вполне. Поставив тарелочку с пирожными на стол и убрав коробку, немка аккуратно села на кровать и наклонившись, очень нежно поцеловала сержанта в лоб, шепнув, нарочито соблюдая субординацию: – Пора вставать, сэр… Пирсон чуть вздрогнул и сонно открыл глаза. Увидев над собой девушку, он немного улыбнулся и прохрипел сиплым со сна голосом: – И тебе доброе утро, рядовой… Сколько времени? – Восемь пятнадцать утра, сержант. Уильям потянулся с тихим стоном, разминая конечности, затекшие после сна, а Эстель, взяв со стола коробочку с подарком, села обратно. Положив ладошку на грудь сержанта, не давая тому встать, она мягко ему улыбнулась. Мужчина удивленно взглянул на свою девушку, и вопросительно вскинул бровь: – Чего это ты сегодня еще более хитрющая, чем обычно, лиса? Чего удумала? Жемчужинка смущенно, протянула ему эту коробочку, прошептав: – С днем рождения… Уильям был удивлен. Нет не так - Сильно удивлен. Немного неловко приподнявшись, он принял подарок, хотя, не сказать, что был не рад. Девушка сидела рядом с ним и сконфуженно произнесла: – Я никому из взвода не говорила. И… Ну… Хотела сделать тебе сюрприз… Девушка немного замялась – Уильям переводил взгляд с подарка на нее, и обратно, но пока реакции от него не было. Эстель показалось, что она перегнула, и что все же не стоило этого делать, но Пирсон, отложив свой презент, притянул и очень крепко обнял свою подругу, зарывшись носом в ее волосы. Он тихо произнес, не выпуская своего лисёнка из рук: – Спасибо… Эстель выдохнула с облегчением, понимая, что не прогадала. Пирсон утянул ее за собой, ложась обратно. Сержант был удивлен и очень рад. Особенно узнав, что его Жемчужинка не сказала взводу ни слова. Однако, он давно уже не праздновал свои дни рождения – в армии все было очень скромно, а на фронте так вообще не было времени на подобную ерунду. А тут нате вам, его подруга узнала и подсуетилась. Хотя, он догадался – вчера, когда он ушел в ванную, жетоны лежали на столе, и она вполне могла увидеть нацарапанную им же дату своего рождения. А после, его подруга куда–то убежала – он слышал ее удаляющиеся шаги даже сквозь шум воды. Но все равно, было очень приятно, что его лисенок уделяет ему столько внимания и любви. Даже любопытство одолело, что же такое она ему подарить решила. Взяв коробку и повертев, он все же решил открыть. Естественно, первым он достал именно часы на цепочке, присвистнув: – Ого. Вот это вещь! Девушка у него на плече вновь разулыбалась, согревая сердце сержанта. Он долго вращал их в руках, оценивая эргономичность, удобство и в целом рассматривая. А Эстель про себя воздавала хвалебные оды мадам де Фоль. Женщина выбрала крепкие, точные, и главное компактные карманные часы. В них был взвод таймера, что в армии весьма не лишнее, плюс, крышку в любой момент можно было снять, открутив всего один винтик. Дальше была ручка. Пирсон хмыкнул, и произнес, обращаясь к Жемчужинке: – Может мне тоже пенальчик завести? Немка густо покраснела, а Уильям, улыбаясь, прижал ее к себе, целуя в висок. Но больше всего сержант обрадовался именно наручным часам, а Эстель – безупречному вкусу и выборке Фриды. Она подобрала идеальные часы – черные, матовые, с крепким ремешком, такие точно подойдут ее сержанту. Плюс, они были прочными, с укрепленным стеклом, что тоже немаловажно. Пирсон надел часы, осматривая, вращая руку так и эдак, проверяя, как сидит, не жмет ли. А девушка смущенно улыбнулась: – Они тебе очень идут… Пирсон хмыкнул, притянув девушку к себе и целуя в макушку, произнеся: – Дай мне буквально пару минут, лисёнок, и я тебя отблагодарю. Уильям встал, и ушел в ванную комнату, быстро умылся и оделся. Мужчина иногда поглядывал на часы, которые ему подарила его Эстель, как и любой, кто получил новую вещь. Но его радовала не сама вещь – он и так купил бы себе новые, или, получил бы со склада. Его радовало именно внимание. Девушка подарила ему удобную и практичную вещь, а не безделушку, или хуже, какую ни будь плаксиво–сопливую вещь, вроде медальона или кольца, которые не имеют практической ценности. Когда он вышел, то заметил, что его подруга заплетает растрепанные волосы. Ухмыльнувшись, мужчина сел рядом и крепко обнял девушку, даже услышал хруст ее позвонков под руками. Эстель хихикнула, целуя его в шею, и прижимаясь как ласковый котенок. Жемчужинка улыбнулась: – И еще есть немного эклеров, повара подсобили. – Ах вот зачем ты бегала вчера, – хмыкнул Пирсон, поглаживая по предплечью девушку. – Узнала с жетона, что я именинник и побежала шуршать. Ах ты хитрая лисица! А ну иди сюда! Сержант резко притянул смеющуюся Эстель, и даже позволил себе пощекотать девчонку, наслаждаясь ее попискиваниями и смехом. Она упрямо пыталась отстраниться, упираясь и пытаясь поймать руки Пирсона, чтобы остановить его. Мужчина и сам смеялся, удерживая и притягивая к себе ее, приговаривая: – Это кто у меня такой хитрый, кто воришка? Жемчужинка смеялась, пищала от щекотки, извиваясь и все еще не оставляла попыток хоть как-то остановить сержанта. Уильям навис, над ней улыбаясь, и немного придавливая собой к кровати: – Ну? Что скажешь, лиса? Девушка в его руках выглядела роскошно – порозовевшие щечки, блестящие глаза, веселый, искрящийся радостью взгляд, и улыбка, так сказать «до ушей». Она все еще тяжело дышала и немного хрипела. Сержант улыбнулся ей и, наклонившись, наконец, поцеловал, проводя свободной рукой по щеке девушки. День они провели вдвоем. Эклеры, естественно, умяли еще утром, вместе с кофе, а потом, отправились погулять по Парижу. Был уже полдень, из штаба пришло распоряжение, что их мобилизуют и отправят дальше. Джозеф уже предупредил отряд, и ребята, не только Пирсон и Эстель, решили в последний раз погулять, насладиться покоем Парижа. Девушка смотрела с легкой тоской в небо, пока они сидели у Сены, на набережной. Уильям взглянул на девушку и тоже поднял глаза на бесконечный синий купол. Немка тихо произнесла: - Я бы дорого дала за возможность снова рассекать крылом небесную гладь. Слышать завывания ветра и рев мотора… Пирсон сжал руку девушки, в безмолвной поддержке. Он уже давно знал, что Эстель любила небо. Не сражения, а именно полет. Они как-то разговорились, и немка в красках описывала ему ощущения в воздухе. Сначала дух захватывает, едва колеса шасси отрываются от земли, адреналин скапливается в животе и струится по ногам, а потом приходит легкость, словно все тягости и даже физический вес тела остаются на земле. Все заботы и тревоги исчезают, перед глазами только ветровое стекло и панель, одна рука сжимает ручку управления самолетом, вторая ручку газа, а вибрация от двигателя ощущается в ногах. Остаются лишь острый разум и чистое вдохновение. Она описывала полет как нечто необычайно прекрасное, как земля уходит все дальше вниз, и, что она особенно любила, как на высоте около 200 метров над землей, машины, трасы, дома превращаются, словно бы в игрушечные. Пирсон слушал ее и думал, есть ли возможность определить ее в воздушные силы США. Но, к сожалению, такой вероятности не было. К тому же, возникло бы порядком с миллион вопросов, откуда она такая взялась, выяснилось бы, что у нее нет ни гражданства, ни удостоверения, ни лицензии штатов. И вот тогда все было бы очень плохо. Начались бы разборки, и в рядах пехоты Америки выявили бы не задекларированного «зайца». И вполне возможно, после этого, его бедную Жемчужинку бы либо взяли как пленную, либо, что еще хуже, просто бы… Но по счастью, никто не стал разбираться кто она. Жетон у нее был, хоть и дался он Джозефу ценой 10 долларов за сам жетон и 20 за молчание. Уильям иногда жалел, что не может дать его Жемчужинке большего, чем есть. Но девушка всегда одергивала его, повторяя как мантру, что быть рядом с ним для нее уже богатство, а налетаться она успеет и «на гражданке». Пирсон был не против. Иногда он размышлял, что возможно, но лишь возможно, у них будет прекрасная жизнь после войны. Но пока, это были лишь туманные робкие мечты. Правда вот опасения сержанта сбылись. Вечером, когда они пришли к стану, Джозеф, напряженный и белый как полотно, подошел к ним. Дэвис требовал Эстель к себе, без сопровождения сержанта и лейтенанта. Пирсон вздрогнул, а Жемчужинка ободряюще ему улыбнулась, шепнув: - Все будет хорошо сержант. Проводив ее взглядом, Пирсон приложился к фляге с виски, и его примеру последовал Тёрнер. Девушка вошла в палатку к полковнику спокойно, без суеты. Однако она и сама была готова упасть замертво от страха. Полковник стоял, наклонившись над картой, и внимательно взглянув на девушку, кивком указал на стул перед столом. Немка села, сложив руки на коленях, словно провинившаяся школьница. Дэвис, однако, был спокоен, но и несколько напряжен: - Вы знаете, почему я вас вызвал? - Нет, полковник. Дэвис глубоко вздохнул и продолжил: -До меня дошли слухи, что вы вовсе не из 43й пехотной группы. Документы, прибывшие позавчера доказывают, что вас среди них не было. Также, несколько солдат сказали, что вы прибыли с сержантом Пирсоном после Мариньи. Девушка была ни жива, ни мертва. Полковник смотрел на нее и выжидал. Глубоко вдохнув и выдохнув, она кивнула: - Так и есть. Да, я не из пехоты США. Но мне позволили присоединиться к ней. Ваши солдаты приняли меня… Когда прочие отвернулись. Дэвис кивнул, и, выпрямившись, продолжил, заложив руки за спиной: - Да, ваш жетон был куплен, но его данные настоящие. Так же, Майор Кроули рассказал мне о ваших вылазках, пока вы были еще среди рядовых ВВС Люфтваффе. Девушка не могла понять, к чему или куда ведет полковник. Он был спокоен, не наседал, просто, будто бы, выяснял очевидные вещи: - Также, вы проявили себя во время захвата гарнизона, полноценно сражаясь против немцев. Я не могу игнорировать все эти факты. Немка прикусила губу. Но полковник, чуть помолчав, произнес: - Скажите мне, Эстель Крюгер, почему вас сбили ваши собственные союзники? Жемчужинка вздрогнула. Это не ускользнуло от внимания полководца. Но он не давил, давая ей успокоиться. Эстель сжала кулаки: - Я не знаю. Я служила им верой и правдой. Я принесла им несколько побед здесь. Однако, я думаю, ну или мне кажется… - Продолжайте. - Я не сбивала выпрыгнувших с парашютом и не добивала уже падающих врагов. За это мне дали обидное прозвище – «Schlappschwanz». «Тряпка». Или мямля, как вам угодно. Мне это припоминали до последнего дня. Двадцать шестого июля наша эскадра должна была вылетать на перехват союзных бомбардировщиков. Вылет проходил в прекрасных условиях, все было штатно. Однако, на полпути, над точкой Мариньи, мы должны были выполнить плановый разворот по маршруту следования и лечь на курс 130. Во время маневра, я услышала стрельбу, и мой самолет пошел ходуном. Потом, из-под капота вырвались струи пламени, кокпит заполнил дым. Я боролась и с машиной и сама с собой. Я услышала урывками фразы по станции, до того, как связь полностью оборвалась – «Не место. Слабачка. Предательница открыла стрельбу. Добить. Проверить. Захватить живой или мертвой». Мой ведущий меня и сбил. Когда дышать было уже совершенно не чем, а сознание балансировало на грани обморока, я предприняла последнюю попытку выровняться и не упасть на кварталы, ну или хотя бы чтобы машину немного подбросило. Попытка ухода была неудачной – я зацепила брюхом кусок здания и повредила левый элерон. Но самолет временно подбросило вверх, и это был мой шанс на прыжок. Я выпрыгнула и приземлилась на крыше часовни, спустя мгновения, как мой самолет раскроил ее крышу и упал в паре кварталов дальше. Я висела на стропах, но нужно было выбираться. Я обрезала их и упала вниз. А потом, за долю секунды, раздался треск и на мои ноги свалились балки и ошметки кирпича с перекрытий часовни. Правая нога неприятно хрустнула и потом была застилающая глаза боль. После этого я подумала – все. Это конец. Я не смогу уйти, я даже выбраться не могу. Оставалось только ждать своей участи. Я сидела там, как услышала шаги. И уже была готова распрощаться с жизнью. Но это был ваш сержант. Он спас меня, а я для себя решила, что раз мне помогают, то я не останусь в долгу. Я обязана Американским солдатам жизнью. Рассказ летчицы был душераздирающим даже для Дэвиса. Полковник положил руку на плечо девушки, пока она рассказывала. Он лишь кивнул ей и подал стакан воды: - Теперь картина сложилась воедино, мисс Крюгер. Я не собираюсь вас пугать трибуналом или отсылать в лагерь. Состава преступления в ваших действиях нет. Более того, вы не дезертировали, а были сбиты вашими союзниками, что перечеркивает предыдущий пункт. И если вы взяли оружие, не побоявшись вступить в бой, если помогаете армии США, то мы с почетом примем вас. Девушка даже подавилась и прижала пальцы к губам, недоверчиво смотря на полковника. Он же, продолжил: - Вы уже доказали, что вы не простая немка. Ваши поступки говорят громче вас. Вы остановили поезд, который мог убить несколько тысяч мирных людей, вы предупредили о вылете на Лондон, спасая тем сама еще больше жизней, вы, даже с не полностью здоровой ногой, участвовали в операции по остановке того бронепоезда и именно вы дали наводку на заводы Фау-2. Вы нашли документы, участвовали как агент в гарнизоне и не побоялись после того сражаться. Я, как и лейтенант считаю, что ваше место здесь. Вам выдадут новый жетон. А я подаю прошение о получении вами гражданства Соединенных Штатов Америки. Эстель не знала, как реагировать. Это был просто невероятно щедрый жест. Дэвис чуть даже улыбнулся, наблюдая за реакцией девушки, а потом, присев, рассказал историю о таком же немце, как и она, но в годы его службы. Что, мол, он бежал к ним, после того как увидел ужасы войны и просил их дать ему шанс участвовать на их стороне. Естественно немца взяли в плен, но он поступил умно – рассказал о затевающейся газовой атаке. Тем самым поступком, он спас четыре батальона по всей линии позиционного разграничения. После этого, оставшиеся два года он сражался на стороне американцев, получив после гражданство и право проживания и работы на территории США. Дэвис посмотрел на все еще шокированную немку и произнес напоследок: - Отныне, я хочу от вас полной самоотдачи. Ни шагу назад. Тёрнер будет докладывать мне обо всем. Свободны. Полковник кивнул ей и отпустил. На ватных ногах она побрела к палаткам, пока ее не схватил за плечо подбежавший, бледный как мел Цуссман: - Эй! Ты как?! Девушка просто шла дальше, пока не собралась вся команда и ее не усадили около костра. Пирсон, молча, протянул ей флягу, дабы она могла немного «взбодрится». Девушка отхлебнула и ее передернуло. Она рассказала все, вплоть до последнего движения ресниц и пальцев полковника. Отряд под конец был шокирован, но в тоже время, парни ликовали. А Джозеф выдохнул и, под напором эмоций, забарабанил кулаками по своим коленям, скалясь в улыбке и шоке одновременно. Пирсон просто сжал кулак улыбаясь. Сержант не мог и мечтать для себя о более лучшем дне рождения.