Жемчужинка

Прошло три дня, и к палатке подошла вторая волна американцев, 12 армейская группа из третей армии США. Они шли за колонной, на случай контрнаступлении и уже обогнули Бастонь и направлялись к Прюму. Парни искали место для стоянки, и пришли как раз к месту прежнего лагеря первой дивизии. Но когда началось размещение, парни заметили одинокую оставленную палатку. Двое капралов, Дрейк и Стив переглянулись: – Интересно, может, оставили наши? – Наверняка наши – вон, наша нашивка на брезенте. – А чего оставили-то? Пойдем ка, глянем? Их остановил лейтенант Льюис Роббсон: – Стоять. Возможно это ловушка. Она может быть заминирована. Но, все же, взвод решил не тянуть кота за лампасы и приблизился. Они осторожно убирали колышки, которыми был к мерзлой земле прибит край брезента, а потом, не менее ювелирно, расшнуровали полог. Палатка оказалась чиста, и потому капралы вошли. Внутри было пусто, если конечно исключить одну единственную койку. На бруске дерева, что поддерживал полог, висела сиротливая и давно погасшая масляная лампа. Но тут Стив опустил глаза и дернул Дрейка за рукав: – Теперь понятно, чего закрытая была. Это мини мавзолей. Парни, вздохнув, подошли к лежавшей девушке. Она была бледна, и ее кожа была не ярче жемчужных волос. Подошедший к парням Льюис задумчиво почесал подбородок: – Да, жаль девку, красивая была. Ладно. Не будем глумиться над усопшей, лучше ее похоронить. Так, а кто это у нас тут. Он потянулся, и немного отодвинув волосы и ворот, достал жетон: – Ого. Сержант Эстель Крюгер. Так, откуда… А вот, первая дивизия. Блин, она тут похоже уже дня три. Первые ушли отсюда еще 28го. Ладно, парни, похороните сержанта достойно. И вышел, а капралы переглянулись – да как же похоронить то ее, коль стылая земля как камень. Они вышли и подозвав пару рядовых произнесли тихо: – Там в палатке оставили тело. Нужно достойно похоронить, тем паче, что девушка была сержантом. Выройте тут могилу, да поаккуратнее. – Есть капрал, – отозвались солдаты, и пошли доставать лопаты. Стив и Дрейк вернулись к телу, прикидывая, как бы ее поднять. Но решили не валять дурака, а поднять за плечи и ноги. Когда они осторожно подняли ее, Стив вдруг нахмурился, заметив, с какой легкостью упали руки девушки: – Сколько, лейтенант сказал, дней назад ушли первые? – Три, а что? – недоуменно спросил Дрейк, перехватывая тело поудобнее, пока они ее выносили на улицу. – Слушай, я конечно не врач, но мне кажется, что для трехдневного трупа, который лежал на морозе, больно она гибкая. – Погоди… Ты что… Договорить второй капрал не успел, как Стив гаркнул: – Эй, Гарри! Подошедший рядовой взглянул на друга и тело в их руках: – Чего тебе? – Ты же учился в меде, так? – Ну да, и что дальше? – Что-то у меня тут сомнения, не хороним ли мы живую. Я слышал истории, когда человека ошибочно считали мертвым, а просыпался он в гробу. А потом все, смерть уже настоящая. Проверь ка. Вздохнув, парень подошел и с легким отвращением взял руку девушки в свою. Да, неприятно прикасаться к трехдневному трупу. Но вскоре, брезгливость сменилась шоком и напряжением. Он внимательно ее прощупал, и повертел руки и голову: – У нее нет трупных пятен! Так, а ну, держите ка ее! Глаза! Он приподнял голову девушки, и только было хотел поднять веки, как от напряжения руки Стива дрогнули, от чего он едва успел перехватить падающее тело. Голова девушки мотнулась, вслед за телом, и парни ее едва не уронили. Однако после, они все же отбросили тело на землю, прыгнув в разные стороны в ужасе – от рывка девушка выгнулась и с громким хрипом вдохнула. Поднялась паника, но Гарри, подползший к ней на коленях, увидел, как она дышит и рявкнул: – НЕМЕДЛЕННО ВРАЧА!!! Медики, подбежавшие к девчонке, как и лейтенант, были в шоке. Девушка, мало того, что оказалась живой но: – Ох ребята… Впервые в своей практике сталкиваюсь с выходом из глубокого летаргического сна. Парни быстро подняли тело и принесли одеяла и ее рюкзак. Внезапное «воскрешение» было лишь частью дела, нужно было отправить ее в тыл, чтобы приступить к лечению возможных последствий такого нездорового «сна». Парни с медиками погрузили девчонку в грузовик и отправили с ней одного медика. Лейтенант после того, как машина скрылась за поворотом повернулся ко взводу: – Ладно, с ней все будет хорошо. Вы пока расставляйте лагерь. Парни привезли немку в госпиталь в городе Дикирх. Врачи встретили парней тепло, но увидев их ношу, и узнав, как собственно, ее обнаружили, велели нести ее скорее к врачам на стол. Парней отпустили, а врачи принялись аккуратно и быстро раздевать ее, на предмет травм и прочего. И естественно первое, что они увидели – обширные гематомы по всей спине, бедрам, на груди, и несколько средних на руках и ногах, выше колен и локтей. Многие из них уже успели стать лиловыми, серея по краям. Врачи тщательно прощупали каждую, на предмет обширного скопления крови. Две особенно крупные и припухшие гематомы на бедре и спине пришлось вскрыть, выпуская почерневшую кровь. В остальном, они уже начинали потихоньку заживать. Потом медики осмотрели висок, что волновало их больше всего – там тоже красовался просто огромный синяк, но к счастью, большая часть крови вышла через рану на виске, которая успела успешно покрыться корочкой. Врачи больше опасались, нет ли внутреннего кровоизлияния в кору мозга, но судя по когнитивным функциям и рефлексам, все было относительно в порядке. Если конечно не считать атрофии мышц, легкой потери веса и этих пресловутых гематом. Девушка реагировала на свет и звуки, правда вот говорить не могла – голосовые связки были еще слабыми. Она была в среднетяжелом состоянии, и ей требовался постельный режим, прием многих лекарственных средств и покой. Врачи одели ее в больничную одежду, а ее собственную вместе с вещами отправили на склад. Девушка первые две недели вообще практически не бодрствовала. Ее насильно будили для приема пищи и похода в туалет, в остальном же, она лежала под капельницами и спала. Доктора постоянно следили за ее состоянием, отмечая улучшения. Раз в три дня ее мыли, переодевали и снова давали ей поспать. Гематомы уже сошли, а травма на виске весьма любопытно зажила – в форме звездочки, оставив белесый шрам. Эстель вообще не осознавала себя все это время. Сознание молчало, мыслительные процессы были замедлены, тело в большинстве случаев действовало на автопилоте. Пережитый стресс сказался на ней в виде первой седой пряди, которая протянулась от злополучного правого виска. Но как она когда-то говорила Тёрнеру – в ее гриве жемчужных волос она была практически не различима. Серебристые волоски сливались с общей массой волос. Иногда приходили медсестры, проверяя ее состояние, но она была стабильна. К концу третьей недели, на начала потихоньку приходить в себя. Сначала периоды бодрствования длились всего по 10-25 минут, потом становясь все длиннее и стабильнее. И вот, 29-го января, она полностью смогла бодрствовать в течение всего дня. Начался процесс вторичной реабилитации. Как бы ей не хотелось, но ее заставляли ходить, давали нагрузки и в целом заставляли разрабатывать мышцы и связки. Иногда, Жемчужинка с разрешения врачей уходила на перекур. Она все еще не могла поверить, что была в отключке почти три недели, и плюс, на добивочку, 2-го февраля приехали парни из взвода которые ее обнаружили. Это был уже полдень, Эстель сидела с книжкой в постели. На сегодня ее упражнения кончились и ей снова позволили начать читать. Тем более что врачи рассматривали это как еще один этап успешной реабилитации. Парни подошли к медсестре у стойки регистрации и спросили про их «Белоснежку». Роза, услышав имя и звание, кивнула: – А, да-да, Эстель Крюгер так, секунду… Ах, вот, палата 216, второй этаж, первый коридор налево. – Спасибо мэм, – чуть кокетливо хмыкнули парни, отправившись по указанному адресу. Жемчужинка же в этот момент, спокойно себе сидела в кровати. Она была ни сном, ни духом о том, что у нее будут посетители. В ее руке уже привычно торчала игла капельницы, и вену неприятно холодила поступающая жидкость. Однако ее покой нарушили вошедшие со стуком парни. – Привет, будем, наконец, знакомы! – весело отсалютовал ей Стивен. Стив был высок, у него были пшеничного цвета волосы и зеленые глаза. Он чем-то походил на Дэниелса, только вот был немного коренастее и более широкоплечим. – А, э… А вы кто? – недоуменно спросила Эстель обводя парней взглядом. – Мы тебя обнаружили и отправили сюда, – спокойно ответил Гарри. Этот парнишка был более низким, чем его соратники, он был бледен, с черными волосами которые торчали во все стороны как иглы у ежа, а вот глаза у него были голубыми. Как художник, девушка быстро улавливала мелочи и особенности внешности парней, но пи этом иногда притормаживая с ответами: – Оу… А… Я… Ты смотри, растерялась. Спасибо вам, но… Я решительно не понимаю, что произошло тогда. Она опустила книгу, и, заметив, что капельница кончилась, сама спокойно вынула иглу, а место прокола заложила ваткой. Согнув руку и прижав к себе, она села на койке, опустив ноги. Парни же расселись на стулья. Последним был Дрейк. Парень был рыжим и конопатым, с голубыми глазами и весело вздернутым носом. Типичный деревенский паренек, как будто сошел с иллюстрации. – Мы нашли тебя в палатке, подумали, что кто-то оставил труп, за неимением возможности тебя похоронить. Лейтенант Льюис велел тебя достойно похоронить, и он сказал, что ты там, наверное, 3 дня пробыла. Мы начали тебя выносить. Но вот он, – парень кивнул на Стива. – Заметил, что у тебя какие-то слишком «гибкие» руки. Подошел Гарри, и он отметил отсутствие трупных пятен. Мы случайно тебя чуть не уронили, и тут ты начала дышать, ну и собственно потом, мы отправили тебя сюда. Хэппи Энд – ты уже в сознании. Но вот Жемчужинка приложила руку ко рту: – Боже… Уильям… Солдаты переглянулись, и внимательно посмотрели на нее, ожидая разъяснений. Немка сглотнула: – Он, наверное, подумал, что я умерла. Боже, лишь бы он вновь не натворил дел… Но мне велели оставаться тут до полного выздоровления, еще минимум недели три, до 26-го февраля. А умники из Бастоня еще и дали наводку, что я сбежала недолечившись у них, я теперь даже выйти не могу без надзора. Боги, Нужно хотя бы Дэвису написать. Гарри хмыкнул: – Дэвис сейчас направляется к Битбургу. А что? Но Эстель вздохнула – наверняка ее парни, думая, что она мертва, сообщили полковнику. Это сильно усложнит дело, если она хочет вернуться в строй. А Девушка хотела. Она не оставит все, из-за какого то там летаргического сна, который приняли за смерть. Сейчас она хоть и чувствует слабость, но и это пройдет, как прошла рана на боку. Стив внимательно на нее посмотрел, а девушка прорычала: – Попомните мои слова. Едва я встану, то вернусь в строй. Я не сдалась, когда меня ранили в Хюртгене, не сдамся и сейчас. Я официально воскресну, сволочи, не дождетесь вы моей смерти. – Да, мы слышали про Хюртген. Но позволь спросить, э… Жемчужинка подняла взгляд на них. Парни мялись и не знали как подступиться к вопросу что прямо таки вертелся у них всех на языке, еще с того дня, как они ее нашли. Девушка ждала, наблюдая, как парни неловко мнутся: – Ну… Это по поводу твоего имени. Вот, – все так же неловко протянул Стивен, почесывая в затылке. – Да, многие несут чушь, мол, ты немка, причем не из нашей родной Америки, а из самой Германии, – хмыкнул Гарри, постукивая пальцами по колену. – Да, я немка, родом из Дрездена. В Америке я никогда не была, – спокойно ответила Эстель, проверяя ватку, и не идет ли кровь. Парни оторопели. Первым очнулся Дрейк: – Но-но-но… Но как же ты тогда оказалась в наших рядах? И тем более стала сержантом?! – Да уж, я сомневаюсь, что наши после высадки открыли набор добровольцев, – ядовито произнес Гарольд, сложив руки на груди. – Ну если вы дадите мне рассказать не перебивая, то узнаете, как это стало возможным, – все также спокойно ответила Жемчужинка. Парни были готовы. Они даже немного наклонились вперед. Эстель спокойно устроилась к ним лицом, положив под спину у стены подушки, и укрыв ноги одеялом: – Я не всегда была солдатом на службе Белоголового Орла. Раньше, я была Орлом Рейха. Служила в Люфтваффе. Так уж вышло, что меня мобилизовали в 41м, после училища и отправили на фронт. Я мало кому нравилась, меня задирали и частенько могли даже грубо послать, а то и ударить. Я терпела и молчала – что может ефрейтор против опытных летунов-офицеров? Три года я провела на западном фронте, будучи самой мелкой и гонимой в рядах немцев. Ох, чего я только не натерпелась за этот период. И основная придирка ко мне была в том, что я не добивала выпрыгивающих с парашютом, и не добивала уже падающие самолеты. Видимо, в какой то момент, эта моя мягкотелость достала моих бывших сослуживцев и 26 июля меня подбили свои, а на землю отправили ложную информацию. Они обставили все так, что это я открыла стрельбу по ним, а значит, я предатель и меня нужно либо найти мертвой, либо убить. Так вышло, что я рухнула на город Мариньи. Я успела выпрыгнуть, и повисла в старой часовне на стропах. Но так как тогда я стала бы легкой мишенью, я отцепила их, и упала вниз. Но судьба жестока – мне на ногу рухнула груда обломков, из-за чего я заработала вывих голеностопа и была обречена. Однако первее немцев меня нашел сержант армии США. Вопреки моим ожиданиям, он не стал в меня стрелять, а напротив, вызволил ногу из ловушки и понес к своему взводу. Я не понимала его мотивов, однако и жаловаться было грех. Лучше уж жизнь в плену, чем позорная смерть от предателей. Плюс, страшно представить, как бы эти фрицы поглумились надо мной, перед тем как убить. Сержант, после заварушки, отнес меня в их лагерь, там мне вправили ногу и позволили остаться с ними. Это были парни из первой дивизии. Честно признаться, я первые дня три вообще не могла поверить в свою удачу. Но они меня приняли, кормили и лечили. Я решила, что должна вернуть им долг жизни. Потом, после выздоровления, лейтенант и сержант нашли для меня форму и поддельный жетон, а парни из взвода научили английскому. Мне тогда было легко учиться – я неплохо понимала английский, и выучить его тоже было лишь вопросом усидчивости и упорного труда. Полковник сначала даже не заметил подвоха – лейтенант придумал мне легенду, которую я должна была знать назубок. А потом, как говорится, понеслась. Была операция по остановке бронепоезда, освобождение Парижа, битвы по всей линии Франции и Бельгии на пути к линии Зигфрида. Потом был Ахен. После нашей операции по захвату центральной ставки, полковник присудил мне звание капрала. А вот после начался ад – после Ахена был Хюртген. Там-то я и получила ранение в бок, после чего меня отправили с массивной кровопотерей в Бастонь. В госпитале я пробыла относительно не долго. Врачи устранили последствия кровопотери и уже через три недели я просто сбежала. Бок не болел, а ждать заживления до шрама было бы слишком долго. Мне нужно было попасть обратно во взвод, коль я могла стоять и сражаться. Но и тогда сюрпризы не закончились – приехал полковник и такой, с прохода: Мне нужен кто-то, кто будет следить за сержантом, вот вы и станете. Он повысил меня до сержанта, хотя мне обидно думать, что это лишь рычаг давления на моего друга. Естественно я получила тогда по шапке от сержанта за побег. Ну а после, была операция в Арденнском лесу и последнее мое задание – засада на аэродром Узельданге. Там-то я и получила фатальную травму. Видимо я отключилась, потому что когда мы ехали, невыносимо хотелось спать. Я и уснула. А потом была безмолвная тишина, словно глубокий сон. Очнулась я когда меня кто-то резко тряхнул, а тут вы… Говорите, что я была как труп… И если вы правы, и я правда была словно мертвой, это значит, что мой взвод уже меня «похоронил»… Особенно сержант… Девушка прикусила губу, отводя взгляд. Невыносимо было думать о том, что испытал Уильям. Она обязана вернуться, обязана найти своего сержанта. Гарри хмыкнул: – Смотрю у тебя к этому сержанту больше всего высоких чувств. Что, любовник? Девушка перевела взгляд на него, от чего у того все внутри непроизвольно сжалось, и он прикусил язык. Девушка хмуро произнесла: – Я люблю этого человека, если ты об этом. И да, с каких это пор рядовые так остры на язык? Стив усмехнулся: – Да ладно вам, сержант, он всегда такой. Эстель впрочем, вновь отстраненно отвернулась. Дрейк участливо спросил: – Что вы будете делать потом сержант? Когда выздоровеете? – Вернусь на фронт. Парни переглянулись – серьезная заявка. Не все мужчины обладают такой целеустремленностью. Гарри все же спросил, постукивая большими пальцами по кистям, сцепив руки в замок: – И вы бы не хотели, чтобы вас комиссовали? – А куда я вернусь? В Германию? Где меня тут же пристрелят? Нет, ребятки, это так не работает. Сначала я дорублю головы этой гидре а потом… Даже не знаю, наверное просто исчезну. Уйду куда-нибудь и потом, может быть, вернусь, через пару лет на родину. Солдаты вздохнули – ей ведь, и правда, некуда будет идти после войны. Печальный расклад. Но время приема было окончено, и вошедшая медсестра просто выгнала парней, сурово подталкивая к выходу. Парни лишь успели сказать, что Жемчужинка будет временно в их взводе, пока они не найдут Дэвиса и не сплавят девушку его заботам. Вытолкав за дверь посетителей, медсестра буркнула: – Сначала долечиться надо, а уже потом искать кого-то там. Так моя хорошая, садись. Немка взглянула апатично на Линду, принимая новые лекарства из ее рук. Лечение не окончено, и ей придется торчать тут еще 2 недели с хвостом. Эстель каждый день чувствовала улучшения. Старые раны зарубцевались, новые зажили, и каждый день она с усилием делала упражнения, бегала и постепенно поток лекарств и медикаментов иссяк. Врачи проверили ее всю, от ушей до пяток, делая регулярно тесты. В целом, последняя неделя пребывания Жемчужинки в госпитале была одним сплошным квестом и походом по врачам. Окулист, отоларинголог, кардиолог, физиотерапевт, гастроэнтеролог, невропатолог, психиатр, ортопед, гематолог, пульмонолог и многие, многие еще другие врачи. Каждый проверял ее состояние, осматривал, но молодой организм справился и с этой напастью. Больше всего радовались окулист и отоларинголог – зрение и слух у их подопечной были безупречными. Эстель достала медальон, открывая. Вот он, ее Пирсон. Улыбается ей с фотографии. Она приложила медальон к губам и тихо шепнула: – Я не нарушу обещания сержант, и я буду с тобой всегда… Просто дождись меня. Каждый день был лучше предыдущего и вот, 25 февраля, пришло заключение и выписка, что немка здорова как вол и может вернуться на фронт, если конечно, того желает. Девушка получила свои вещи, включая и свой FG-42, который, похоже, с ней останется до конца. Эстель как раз надевала куртку, когда услышала в кармашке хруст. Она удивленно сунула руку и нашла сложенный вдвое тетрадный лист, и там виделись несколько строчек. Недоумевая, она открыла его и вздрогнула. Парни, что приходили к ней были правы. Бедный Уильям действительно подумал, что она умерла, и написал прощальное письмо. Девушка решительно сложила его обратно и проворчала, натягивая сапоги: – Ну уж нет. Оно вернется к адресату, как и я. На нее удивленно взглянула Линда, которая заполняла бумаги: – А что там? – Прощание. Но ничего. Я найду этого сержанта и покажу, что меня так просто не убить. Медсестра лишь покачала головой. Пока немка собиралась. Эстель проверила вещи в рюкзаке и удовлетворенно кивнула – все было на месте. Отлично, значит, можно выдвигаться. Пешком до расположения 12-ого было коло двух часов, если она выдвинется немедленно. И если эти парни приведут ее к Дэвису, то тогда она сможет найти и свой взвод. Эстель вышла из палаты и направилась вниз – все документы о выписке и прочем должна была передать ей Роза. Жемчужинка потребовала у врачей все копии документов, чтобы доказать, что она не только жива и та, за кого себя выдает, но и дала ответы полковнику на вопрос о том, как стал возможен такой «привет» с того света. Роза, заметив подошедшую немку, улыбнулась ей: – Привет Тий, все тут, вот, вплоть до результатов обследования глаз, – миловидная девчушка протянула ей папку полную бумаги. – Спасибо Цветочек, это мне поможет, – усмехнулась Эстель, забирая папку и проверяя бумажки. Медсестра умиленно улыбнулась – едва Жемчужинка стала ходить и начала выходить на перекуры, Роза приглядывала за ней и получила от немки прозвище «Цветочек». Она и правда была куда более хрупкой нежели немка, хотя и более высокой. Эстель же протянула ей три небольших конверта: – О, и да, подружка, сделай мне доброе одолжение… Тут вот три письма, мне сейчас не с руки их отправлять, но не могла бы ты их отправить? – Да с радостью! – живо отозвалась американка, забирая письма. – Кстати, и ты мне тоже пиши, не теряйся. После войны меня отправят домой, скорее всего, вместе с остальными, а адрес я тебе и так уже дала. – Всенепременно Цветочек, – усмехнулась немка. Девушки как-то разговорились, пока курили, и Жемчужинка тогда узнала, что ее новая подруга тоже из Оклахомы, как и Уильям. А это значило, что они могут даже видеться после войны. Это конечно не могло не радовать. Плюс, немка помнила, что Уильям родом и проживает в городе Инид, а вот Роза из Стилуотера, что было совсем рядом. Тепло распрощавшись с новой подругой, Эстель вышла на улицу и вдохнула полной грудью – за время ее пребывания в больнице, снег уже сошел, и сейчас она чуяла этот потрясающий запах. Мокрая земля, немного пахло перегноем от опавшей листвы, и был легкий еще не ушедший полностью запах зимы. Но времени на расшаркивания у нее не было, поэтому, перехватив рюкзак и автомат, она выдвинулась по лесной дороге на север. Пока она шла, то решила немного спеть, чтобы поднять себе настроение, да и потом, все равно ее тут никто не услышит:

Tönt das Horn aus weiter Ferne, Tönt der Ruf von Asgards Thron! Folgen wir ihm gern dort liegt unser Lohn. Keine Angst vor unserm Abschied, Tod und Teufel könn‘ uns nichts, Wo der Helden letztes Grab liegt. Gehn wir wenn das Horn zu uns spricht! Wir sehn uns wieder in Walhalla! Lasst uns feiern seid bereit, Mit den Göttern in Walhalla! Bis in alle Ewigkeit! Hebt die Krüge stimmt ein Lied an, Zieht hinaus zu Odins Ruhm! Seine ganze Schar holt er Mann für Mann. Tausend Fässer reiche Tafeln, Unser Festmahl steht bereit, Dort am Ende aller Fahrten. Folgt uns wenn ihr durstig seid! Wir sehn uns wieder in Walhalla! Lasst uns feiern seid bereit, Mit den Göttern in Walhalla! Bis in alle Ewigkeit! Wir sehn uns wieder in Walhalla! Lasst uns feiern seid bereit, Mit den Göttern in Walhalla! Bis in alle Ewigkeit! Wir sehn uns wieder in Walhalla! Lasst uns feiern seid bereit, Mit den Göttern in Walhalla! Bis in alle Ewigkeit!

Однако ее все-таки услышали, потому что она пела достаточно громко. Позади нее все это время тихонько ехал джип, со знакомыми капралами. Они посигналили ей, улыбаясь: – Эй, Валькирия, запрыгивай! – произнес Дрейк, слегка привстав. – Оу, привет, – повернулась к ним немка, чуть краснея. – И давно вы за мной едете? – Ну, примерно с первой строчке о Вальхалле, – весело произнес улыбающийся Стив. Девушка покраснела – она жутко стеснялась петь при ком-либо, а тут ее услышали, все ее ужасное пение. Однако от предложения она не отказалась и села к парням позади, у пулемета. Стив произнес, прибавляя ход: – Красивая песня, кстати! И поешь ты неплохо. – Ой да ну, я ужасно пою, – смущенно отмахнулась Эстель, краснея. – Да нет, вполне себе не плохо, – ответил повернувшийся к ней Дрейк. – А песня о чем? Ну, я понял, что Вальхалла, но… – Эта песня и есть о Вальхалле, мол, не бойтесь братцы героически умереть, там вас ждет Асгардский трон и Один. Что там вы будете пировать среди богов, петь песни и пить медовуху. – Здорово! Слушай, а спой еще что-нибудь? Жемчужинка долго отнекивалась, но парни ее, все же, смогли уломать. Немка призадумалась, что такого нейтрального она знает из песен. В итоге, на ум пришла другая псенка:

Sag mir Lebwohl, mein Herz Tra lala la lalala, Auch wenn der Abschied schmerzt, Bleibe ich dir immer nah? Jetzt keine Träne mehr, Tra lala la lalala Ich weiß es fällt dir schwer, Doch so schnell vergeht ein Jahr! Komm und sing dein Lied für mich, Sing für meine Seele Komm und sing dein Lied für mich, Sing für meine Seele Tri martolod yaouank, Tra lala la lalala, Tri martolod yaouank, i vonet da veajiñ! Tri martolod yaouank, Tralala la lalala, Tri martolod yaouank, i vonet da veajiñ! Komm und sing dein Lied für mich, Sing für meine Seele, Komm und sing dein Lied für mich, Sing für meine Seele! Tri martolod yaouank, Tra lala la lalala, Tri martolod yaouank i vonet da veajiñ! Tri martolod yaouank, Tra lala la lalala, Tri martolod yaouank i vonet da veajiñ! E vonet da veajiñ, gê, E vonet da veajiñ, E vonet da veajiñ, gê, E vonet da veajiñ! Gant'n avel bet kaset, Tra lalala la lalala Gant't avel bet kaset beteg an Douar Nevez! Komm und sing dein Lied für mich, Sing für meine Seele! Tri martolod yaouank, Tra lala la lalala, Tri martolod yaouank i vonet da veajiñ! Tri martolod yaouank, Tra lala la lalala, Tri martolod yaouank i vonet da veajiñ!

Пока немка пела, они ехали, и вскоре, парни подхватили припев этой песни. Так они ехали – Эстель пела, а парни подпевали. И это имело свой, хороший эффект – так и дорога была быстрее, и как-то было повеселее. Хотя Жемчужинка все равно не любила петь при ком-то. Она даже старалась при Уильяме не петь, потому как считала, что у нее ни голоса, ни слуха. Но, похоже, Стива и Дрейка это мало волновало. Они иногда затягивали свои песни, например «Старый Фермер», или «Мама Миссисипи». Девушка с улыбкой слушала их, стараясь запомнить эти песни. Приехали они уже к полудню в лагерь. Девушка спрыгнула вслед за капралами и решила подойти к лейтенанту. Льюис обнаружился в командирской палатке, заполняющим отчеты. Услышав шуршание полога, он повернулся: – О, а вот и наша Белоснежка. Ну, рассказывай, давай. Немка немного замялась – Льюис был чем-то очень похож на Тёрнера, от чего ей было очень трудно собраться с мыслями и спокойно отрапортовать. Заметив это, Роббсон чуть усмехнулся: – Эй, я не кусаюсь. Глубоко вдохнув, Эстель вытянулась: – Сержант Эстель Крюгер, первая дивизия США, и… – Это мы и так знаем, – хмыкнул лейтенант, откладывая ручку. – Я имею в виду, что хочу лично услышать то, что там мне наплели парни, которые были у тебя. Жемчужинка даже раздраженно дернула губой – снова повторять? Но пришлось сесть и пересказать свою историю заново. Льюис сидел и спокойно ее слушал иногда кивая. В какой-то момент, он почесал в затылке, когда девушка закончила: – Мда, весело выходит. Ну, ладно. Мы завтра выдвигаемся к позициям Дэвиса, в лагерь Битбурга. Там найдешь полковника, и на том расстанемся. Все, свободны сержант. Эстель кивнула, выходя из палатки. Но скучать ей не дали – как оказалось, ей заинтересовались все парни, и вскоре, она обросла новыми знакомствами. Вечером, когда парни и она сидели у костра, подошел и лейтенант. Он устроился на бревне рядом с остальными, слушая беседу, и рассказ новенькой о полетах. Многие солдаты слушали ее затаив дыхание – она умела красиво рассказывать. В итоге, ее попросили спеть Гарри, и капралы Стив с Дреком. И не просто спеть, а именно немецкую песенку. В этот раз девушка уперлась рогами и решительно отказывала, пока не попросил и сам Льюис. Ему было интересно, ведь судя по рассказу Стивена, поет она неплохо, и ее немецкий язык звучит красиво, а не как у обычных немцев. Вздохнув, Жемчужинка решила затянуть старую морскую песню о «Свободном как Ветер»:

Wir Freibeuter der Meere stehen immer fest zusammen, (Komm mit uns auf große Fahrt!) Ein jeder für den andern sind Brüder Mann für Mann, (Komm mit uns auf große Fahrt!) Denn an Bord sind alle gleich egal ob arm ob reich, Und Freiheit ist und Freiheit ist der Lohn! Wir sind frei! Frei wie der Wind, Wir sind frei! Wir sind wer wir sind! Wir sind stolz ohne scheu, Unzertrennlich und true, Ja wir sind frei, Wie der Wind! Ohne Grenzen ohne Mauern ans Ende dieser Welt, (Komm mit uns auf große Fahrt!) Kein Sturm zerstört die Bande die uns zusammen halt, (Komm mit uns auf große Fahrt!) Wirst du heut' mit uns gehen dann wirst du es verstehen, Denn Freiheit ist und Freiheit ist dein Lohn! Wir sind frei! Frei wie der Wind, Wir sind frei! Wir sind wer wir sind! Wir sind stolz ohne scheu, Unzertrennlich und true, Ja wir sind frei, Wie der Wind! Wirst du heut' mit uns gehrn dann wirst du es verstehrn, Denn Freiheit ist und Freiheit ist dein Lohn!

Wir sind frei! Frei wie der Wind, Wir sind frei! Wir sind wer wir sind! Wir sind stolz ohne scheu, Unzertrennlich und true, Ja wir sind frei, Wie der Wind!

Пока она пела, солдаты сами поняли смысл песни, не нужно было даже переводить. Это была песня о море и моряках. Парни у костра из-за ее интонаций почувствовали буквально кожей брызги соленой воды, увидели вокруг себя старый корабль, звуки чаек и прибой. Это было удивительно – не каждый первоклассный певец может передать пением эмоции и окружение, чтобы слушатель почувствовал, о чем песня. А потом петь просто начали другие солдаты, так что вечер оказался богат на песни, и, постепенно, девушка даже немного расслабилась – парни ее хвалили за неплохое пение. Мол, да, не для сцены, но вот так, просто спеть с друзьями очень даже хорошо. Пели многие песни и самые разные. Деревенские, популярные, фольклорные и иногда даже народные песни дикого запада. Весь вечер, лагерь полнился музыкой, что оживляла души и сердца людей. Как и обещал лейтенант, утром лагерь собрали, и они дружно отправились к грузовикам, что повезут их к Битбургу. И естественно дорога не обошлась без песен. Парни пели, памятуя о вчерашнем, причем в этот раз, кому петь, решалось с помощью фляги. Кому кинут, тот и будет петь. Ну а что? Дорога дальняя, поэтому некоторые до хрипоты горланили песни, пока взвод ехал к своей цели. Приехали они только к вечеру, поэтому сейчас было бесполезно искать полковника – наверняка старик уже спит, в его-то возрасте. Утро подкралось к Эстель тихо, но приятно. Ее разбудила трель птиц и лучик солнечного света, что навязчиво пытался «лизнуть» ее в нос и навязчиво лез в глаза. Она чуть улыбнулась и приподнялась на кровати. Правда вот улыбка быстро померкла – рядом не хватало Пирсона. Девушка достала медальон, и сев на кровати, тихо произнесла, осипшим ото сна голосом: – Доброе утро сержант… Она перевела взгляд на фото матери и чуть улыбнулась: – И тебе доброе утро мам. У меня все хорошо, я выздоровела… Знаешь, тебе бы понравился сержант Пирсон, мам… Вздохнув, девушка приложила медальон к губам, закрыв крышку, и встала с кровати. Нужно было собираться, умываться, привести себя в порядок. Эстель сейчас очень тосковала по Уильяму и их небольшим утренним ритуалам – тот, кто просыпался первым, будил второго поцелуем в лоб или щеку, они иногда могли себе позволить немного подурачиться, потом обычно почти синхронно умывались. Жемчужинка сидела, расчесывая и заплетая волосы, вспоминая, как это делал ее сержант – ласково, почти невесомо расчесывал, придерживая всю гриву ее волос в одной руке, держа при этом резинку во рту. В такие моменты он иногда хмурился, пока помогал ей. Не хватало каких-то мелочей, и одновременно с тем, эти мелочи образовывали одну единую картину, образ ее любимого человека. Жемчужинка взглянула на себя в зеркальце, оценивая, как выглядит, и снова тоскливо вздохнула – как обычно, одна короткая прядка осталась вне прически, и Пирсон сейчас бы ее заправил пальцами подруге за ушко. Пока Жемчужинка одевалась, она оценивающе оглядывала свою форму – ее явно выстирали, а письмо видимо из уважения тогда вытащили и потом положили обратно. Когда дело дошло до более мелких вещей, Жемчужинка заметила три детали – во-первых, недоставало одного кармашка на ее поясе, третьего справа. Странно, обычно там лежали у нее сухарики, кому мог понадобиться? Во-вторых, она долго не могла найти свою цепочку с жетоном и уже успела перетрухать, что потеряла. Но когда нашла, и тут был сюрприз – на цепочке недоставало второго жетона. Эстель чуть нахмурилась – где успела посеять? Но потом дошло – видать Пирсон снял второй, перед уходом. Ну и, в-третьих – Уильям оставил ей свою майку. Жемчужинка даже растроганно улыбнулась и с наслаждением вдохнула запах от нее. Этот горький запах возлюбленного был как мазь на ноющее сердце. Улыбнувшись, она промурлыкала: – Ничего сержант, я вернусь. Я ведь обещала. Когда сборы кончились, девушка вышла, на ходу надевая рюкзак на спину, и отправилась к штабной палатке. Оттуда уже доносились голоса Дэвиса и пары лейтенантов. Девушка бесцеремонно ворвалась прямо посередине обсуждения. Полковник хотел было возмутиться, но увидев вошедшую немку, попятился и врезался в ящики спиной. Лейтенанты сначала недоуменно переглянулись – ну и что? Вошла сержант, подумаешь. Но на прямой вопрос, полковник только хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, не в силах успокоится. Некоторые в буквальном смысле увидели, как Дэвис побелел словно полотно. Он поднял дрожащую руку, указывая на девушку: – Ты! Ты погибла два месяца назад! Я получил отчет взвода и сержанта Пирсона после засады! Эстель сложила руки на груди: – Что, похоронить меня успели, полковник? Дулю вам с маком, я с приветом с того света. И не надо на меня так смотреть, я живая и отражаюсь в зеркале! Однако вот Дэвис был не настроен шутить. Выхватив пистолет, он прижал за плечо немку к ящикам, приставив дуло к ее виску. Лейтенанты схватились тоже за оружие, но полковник прорычал, стискивая плечо Жемчужинки: – Что я сказал Эстель Крюгер в больнице, перед ее повышением? Что это была за больница, почему она туда попала, и какое звание было выдано?! Жемчужинка фыркнула: – Это был госпиталь в Бастоне, я попала туда 19 ноября, через пять дней после ранения в левый бок на холме 493, где погиб лейтенант Джозеф Тёрнер, у меня была массивная кровопотеря. Вы приехали туда 18 декабря, и повысили меня с капрала до сержанта. Сказав при этом, что Пирсону нужен поводок, и раньше таковым был Лейтенант, но в виду его смерти, я – последняя кто может сдерживать Уильяма от безумия. Через сутки я сбежала из госпиталя и нагнала к утру своих в Арденнском лесу. Дэвис шокировано смотрел на нее, хмурость сменилась легкой радостью и неверием одновременно. Полковник ощупал немку, отбросив пистолет: потрепал по волосам, за щеки, ощупал плечи и талию, от чего девушка, так привычно его уху, пискнула. Он, выдохнув, даже опустил голову: – Бог мой милостивый, какое счастье… Но Эстель не собиралась останавливаться на достигнутом. Она расстегнула куртку, и вынув руку из рукава показала белесый шрам на плече: – Получен в Ахене, на театральной площади, перед походом к отелю Аллендорф. Вот рана, – девушка, надев обратно форму, и подняла полы, показывая шрам на левом боку. – Полученная на холме 493. – Я вам верю, Эстель, верю… Полковник опустился на стул, доставая флягу и отпивая: – Вы даже не представляете, что я сейчас испытываю, мисс Крюгер. Девушка чуть усмехнулась, подавая полковнику его револьвер. Все налаживается. Скоро она будет со своими и снова обнимет своего сержанта. Вернее так казалось только Эстель, у полковника на нее, как позже окажется, свои планы.