Жемчужинка

Айелло спустился из своего дома с небольшим ранцем за спиной, и ребята пошли ловить такси, чтобы доехать в центр. Немка предложила им поездку к Дэниелсу, и навестить, и на малыша поглядеть, а парни с радостью согласились, хотя Эстель до последнего думала, что они скорее откажутся – путь не близкий, в конце концов. Но ее друзья хотели немного проветриться, да и потом, они пока могли позволить себе не работать. Да и друга тоже навестить хотелось. Стайлз запасся пленкой, а вещи у него и так были с собой. Так что сейчас, веселая компания, которая уже подъехала в Манхэттен шагала к бюро аренды автомобилей. Айелло, как единственный с правами, предложил идею взять авто в аренду, потому, что проще доехать на машине, чем на автобусе, и потом нужно будет где-то останавливаться на пути чтобы поесть и поспать. Стайлз парировал также, что в авто не будет неприятных попутчиков, как было у Жемчужинки. А что оставалось немке? Она усмехнулась, говоря, что проще скинуться всем вместе. Арендатор, встретив троицу, уточнил, куда и сколько им ехать. Девушка честно описала и длину проезда, и остальные нюансы, а Фрэнк, понимая, что в Нью-Йорк, скорее всего, Эстель уже не вернется, пояснил, что машину вернут они с Дрю. Арендатор, почесывая в голове, и прикидывая, сколько это будет стоить, взял счеты. В итоге, сумма оказалась не такой уж и страшной – всего 50 долларов. Да, недешево, но уж точно лучше, чем на автобусе, который не будет останавливаться по пустякам. Поэтому, взяв свой вишневый Packard 160, ребята загрузили вещи, расселись и тронулись в путь. За окном неслись пейзажи, Айелло включил радио и курил за рулем, Стайлз щелкал проплывающие мимо пейзажи, а Эстель просто улыбалась, глядя в окно на проплывающие мимо вещи. Они слушали какое-то кантри пока ехали, и за три часа уже проехали Вашингтон, направляясь дальше на юг. Айелло твердо решил хотя бы 7 часов провести в дороге, а потом остановится в мотеле по дороге. Он был единственным на длительном отрезке пути, поэтому Фрэнк хотел доехать к нему хотя бы к 11-12 ночи. А пока, Жемчужинка любовалась закатным солнцем, то, как оно окрасило дорогу и пейзаж за окном их машины в золото. Она откровенно наслаждалась поездкой и тем как Айелло мелодично настукивает пальцами по рулю, иногда подпевая песням по радио. Эстель глядела на бесконечные поля, пока они ехали, отмечая, насколько же в США все по-другому – бесконечные фермы означали, что поблизости уже город, а в Германии напротив, фермы означали, что поблизости нет городов. Вдруг, по радио заиграла довольно веселая и подходящая их пути песня. Тут уже все ощутили прелесть их пути – играет хорошая музыка, ужасы войны позади, они вместе с друзьями, держат далекий путь все вместе и ничто им не угрожает. По пути они успели обговорить все, о планах, мечтах, чаяньях, и разговор даже зашел о сержанте: – Слушай, а все таки, я вот не пойму… Когда в принципе вы почувствовали к друг дружке что-то? Спросил Фрэнк и закурил, спокойно ведя машину. – Я если честно сразу, – усмехнулась с пассажирского сидения сзади немка. – Когда он меня нашел в той часовне, у меня первая мысль, от его вида была: «ого, какие, оказывается, американцы красивыми бывают»! Стайлз усмехнулся, глядя в окно: – Ну, когда ты увидела наш взвод, ты явно не была в восторге. – Еще бы! Была мысль, а вдруг он сейчас меня поставит на землю и прикажет меня пристрелить? – Ну это вряд ли, – усмехнулся Айелло. – Жаль ты не видела выражения его лица, пока мы шли. – И какое оно было? – хмыкнула девушка, поправляя волосы, которые из-за ветра настойчиво лезли в глаза и нос. – Ну, знаешь, что-то из разряда: Девушка. На фронте. У меня в руках! Не, не верю! Друзья рассмеялись, а Эстель усмехнулась: – На самом деле, я не рассчитывала на что-то в ответ. Он был для меня просто спасителем в то время, и я тогда привязалась даже не к нему, а ко всем вам сразу. В конце концов, меня приняли, обогрели, давали пищу и не дергали и задирали по поводу и без. – А что, тебя задирали? – участливо спросил Дрю, чуть повернувшись. – А, да точно, я же вам не рассказывала, – хлопнула себя по лбу Жемчужинка. – Вам как, вкратце, или подробно? – Давай подробно, а то мы по сути тебя до знакомства и не знаем, – произнес Айелло, высматривая нужный поворот. – Ну давайте сначала, – усмехнулась Жемчужинка, устраиваясь поудобнее и закидывая ногу на ногу. – Все началось с моей учебы в авиационном училище в Берлине. Тогда девушки авиаторы были не новы, уже начинали учить всех без разбору. Я там была самой невысокой, я в принципе отличалась от любой немки – генетика сыграла злую шутку, и при высоких родителях и дедушках с бабушками, я родилась самой маленькой. Мама говорила, что я еще и недоношенная. Но суть в глазах – я ведь чистокровная, уже в 7м или 9-ом поколении. Наша семья одна из старейших в Германии. А тут рождается девочка с карими глазами. Нет, мама меня любила, и мои дедушки и бабушки тоже во мне души не чаяли, и папа, наверное, тоже бы обожал, но я родилась после его смерти – у него была газовая гангрена. Ладно, не суть. Суть как раз во внешности. Это послужило, прям, хорошим таким спусковым крючком для самой настоящей травли. Причем в школе такого не было, говорю сразу, – положила руку на сердце немка, слегка наклоняясь вперед, будто бы пытаясь показать свою искренность. – Тебя задирали из-за внешности? Нормально так повод нашли, – удивленно протянул Дрю, откладывая фотоаппарат. – Именно. И что хуже всего, потом к этому добавлялись новые причуды – то я учусь слишком хорошо, значит ботаничка, то ношу слишком скромные наряды, значит мышь серая, то еще что-то. В общем, повод находился всегда. И было, честно скажу тяжело – меня дергали за волосы, щелкали по носу, называя его мышиным, и даже били. – Били?! – Фрэнк даже чуть тормознул от этого заявления, взвизгнув тормозами. – Как это били?! – Ну, вот так, – развела руками Эстель. – могли зажать в углу и надавать по лицу. – Нелюди, – мрачно произнес Дрю, переглянувшись с Айелло. – Это не мужчины, – угрюмо произнес второй, выбрасывая окурок из окна. – Не мужчины, раз посмели бить девушку. – Так что вот. И это усугублялось с каждым годом. И когда я училась летать, могла подзатыльник получить от инструктора, он мог меня щипать за руки до синяков, если я допускала минимальные ошибки, а иногда щипал просто так, по надуманным причинам. Их расчет был понятен – заставить меня сдаться и пойти обратно на гражданку, чтобы я стала образцовым инкубатором и подстилкой, – фыркнула немка, откидываясь на сидении. – Но я не сдалась и дошла до конца. Видели бы вы как скрипели зубами инструктора, когда я сдала на отлично все экзамены и летную практику. – И закончилось это только через три года, – угрюмо проворчал Айелло, все же сворачивая в нужную сторону. – Страшно представить, что было за эти три года. – Ой, чего только не было, – взмахнула рукой Эстель. – Били и издевались по черному и по разному. Могли форму спрятать, от чего я опаздывала и мне была гарантирована выволочка, могли помоями облить. Один раз, помню, мне на голову «случайно», вылили целую канистру керосина. Ох и долго же оно смывалось. Стайлз мрачно произнес: – Я хочу узнать конкретно про тот день, когда тебя сбили. Прямо с самого утра. С самого начала. Жемчужинка пожала плечами: – Утром был подъем, одевания, умывания, в тот день все было как-то слишком тихо, с моей точки зрения. На меня не обращали внимания, и я радовалась, мол, наконец, отстали. Нас собрали, дали задание, мы изучили нашу карту, погрузились в самолеты. Я тогда только видела, что мои напарники по эскадре как-то странно переглядываются, но не придала этому значения, а зря. Мы взлетели, и в эфире стояла просто поражающая тишина, если только исключить переговоры по делу с диспетчерами. Прошло минут 20, точно, когда мой ведущий скомандовал мне вылететь вперед, но и остальные так сделали. Это сейчас я понимаю, что это была схема. Они сговорились. Ну а потом, а что потом… – вздохнула немка, потерев сгиб шеи у плеча. – На полпути, когда мы уже почти долетели до Мариньи, наша Эскадра должна была взять влево и продолжить лететь на юго-запад. Когда мы проделали половину разворота, градусов эдак в 5, у меня за хвостом раздалась стрельба. Я подумала, что мои соратники увидели врага, и начала осматриваться, хотя лучше бы посмотрела в зеркало. Стреляли в меня. Мой ведущий открыл снова огонь, и мой самолет пошел ходуном, треща, и из-под капота повалил дым – он прострелил мне систему охлаждения. Потом, из–под капота вырвались снопы искр и пламени – началось возгорание в топливной системе, дошедшее до двигателя, и мой кокпит заполнил едкий черный дым. Не спасал даже противогаз. Глаза ужасно слезились, но и кашлять было нельзя – еще больше могла бы дымом наглотаться. Я боролась и с машиной, которая так и норовила сорваться в пике и сама с собой в эти минуты. Топливо кончалось, и самолет пошел вниз – обзора у меня не было, поэтому я не знала, куда и как лечу. Радиостанция тоже начала выходить из строя. Я пыталась, пыталась докричаться, попросить о помощи, но услышала урывками фразы ведущего, до того, как связь полностью оборвалась – «Не место. Слабачка. Предательница открыла стрельбу. Добить. Проверить. Захватить живой или мертвой». Они решили меня подставить. Мой ведущий меня и сбил. Дрю и Фрэнк мрачно переглянулись – она не рассказывала им всего, только то, что ее свои сбили. А оказалось, что сбили подло, сговорившись. Эстель тем временем продолжила, хотя оставалась более или менее спокойной – она уже проговорила всю эту историю, и она больше не вызывала у немки отклика: – Когда дышать было уже совершенно не чем от этого дыма, я открыла экстренно кабину, и наконец, увидела, что до земли осталось каких-то метров 150. Я уже чувствовала, что теряю сознание от дыма – начинала гореть проводка, глохли электрические системы. Поэтому я решила аварийно садиться. Но вот беда – в городе это практически не реально. Но я, все же, предприняла последнюю попытку выровняться и не упасть на кварталы, ну или хотя бы чтобы машину немного подбросило вверх, чтобы выиграть себе хоть немного времени и длинны полета. Но, увы, я просто не успела – мне не хватило, ни скорости, ни высоты, и мой мессер зацепил брюхом кусок здания. Удар смял мне все брюхо, оторвал стойки шасси и сорвал с крепления левый элерон. Но самолет временно подбросило вверх, на добрые 80 метров. Вот тогда я и решила спрыгнуть – это был мой шанс на относительно безопасный прыжок. Я выпрыгнула, и тут у меня под ногами, лизнув ботинок хвостовым оперением, пронесся мой самолет. Он, потеряв управление, ударился еще о крышу часовни, куда я планировала на парашюте, и рухнул в паре кварталов дальше. Когда я приземлилась, то не удачно – я хотела остаться на крыше, а потом спуститься, но ветер меня сдул в открывшуюся расщелину, и я повисла на стропах. Я висела на них как марионетка, покачиваясь, однако нужно было выбираться. Парни все ждали, когда она расскажет о том, как умудрилась вывернуть себе ногу. Жемчужинка, глядя в окно на сумеречные просторы США, произнесла, продолжая свой рассказ: – Так как расстегнуть пояс парашюта я не смогла, из-за того, что его заклинило, я решила обрезать стропы. Это у меня вышло, но падать было довольно высоко. Я рухнула отбив себе ноги, и пару мгновений просто сидела на полу, отходя, но как оказалось, мой рывок стал точкой в обрушении кровли – за долю секунды, раздался треск и на мои ноги свалились балки и обломки кирпича с перекрытий часовни. Все это добро рухнуло на меня, и я прикрыла голову, и более менее не получила ударов, а вот на ноги рухнуло больше всего обломков. Правая нога оказалась на каких-то деревянных остатках, может это была скамья, может кафедра, но нога была приподнятой, и когда рухнули балки, я сначала услышала треск костей, а потом была такая боль, что даже не описать. Стайлз поморщился – он знал, что такое вывих, но у него был вывих кистевого сустава, а не ноги. Но все равно, он помнил эту боль, что красной пеленой глаза закрывает. Эстель вздохнув, произнесла, уже почти подходя к финалу: – Я подумала, что получила перелом. Я честно пыталась сдвинуть балки, даже немного разобрала завал, но основная проблема была в том, что боль была не только в том месте, где был голеностоп, а по всей ноге, любое движение и хотелось орать благим матом от боли. Я осознала свое положение – я не могу сдвинуть балки, не смогу выбраться. После этого я подумала – все. Это конец. Я не смогу уйти, а даже если каким то чудом выберусь, то на одной ноге далеко не упрыгаю. Так что я просто сдалась. Оставалось только ждать своей участи, сидя на полу той часовни, молиться, чтобы смерть была быстрой. Парни переглянулись еще тяжелее. Этого они не знали. Цуссман знал, но не говорил, утверждая, что если скажет, ему сам Пирсон голову отвернет. Но теперь, все было из первоисточника. Дрю протер очки тряпочкой: – А что было, когда пришел Пирсон? – О, это было так странно, – усмехнулась Эстель, чуть краснея. – Я слышала его еще до того, как он собственно перешагнул порог. Он вошел крадучись, думая, что я его не замечу. Но я слышала его. Дыхание, шаги, как слегка звенят его бляшки на форме. Правда все равно вздрогнула от того, что он пнул случайно камушек. Он главное смотрит на меня, а я думаю, давай, выстрели уже. Прекрати мои мучения. Стайлз влез посреди рассказа: – Ты хотела, чтобы он тебя убил?! – Да, – честно призналась немка, вздыхая. – Просто, если бы не он меня нашел, мне пришлось бы в тысячу раз хуже. Честно говоря, страшно представить, как бы мои бывшие сослуживцы издевались надо мной, перед тем как убить. – Ну, вот он вошел, а что дальше? – в небольшом нетерпении поерзал Айелло. Эстель покраснела, улыбаясь, но очень смущаясь: – Он навел на меня автомат и говорит, мол, одно резкое движение, пристрелю. Я ему давай дерзить, чтобы уже исполнил свою угрозу. Но когда он начал вызволять мою ногу, пришлось поменять вектор, так что, я сказала ему на немецком: «Ты правда думаешь, что я убью того, кто меня спасает? Очаровательно». Он мне в ответ как рыкнет: Дамочка, я на немецком ни гу-гу! Парни рассмеялись – это так в духе сержанта. А Жемчужинка, еще больше краснея, продолжила: – Он попытался меня поднять – руку мою через плечо свое, а сам придерживал за талию, но из-за того что я мелкая, он выпрямился, а у меня ноги висят, так он, – девушка сама себя перебила от смеха. – Ой, он главное смотрит и у него видно как не сходится в голове – вроде все правильно делаю, что не так-то? Дрю и Фрэнк и сами дружно заржали, представив это – огромный Уильям, который был выше всех в отряде, и немка, которая ему дышала в грудь. Смеясь, Айелло спросил, сворачивая на другую дорогу, чтобы не уехать в Чарльстон: – Слушай, а какого ты роста? – Я? Я 162 сантиметра. Стайлз усмехнулся: – А Пирсон 189, я 175, Айелло 181. Так что он был выше всех в нашем отряде. – Ну вот, поэтому он и нес меня на руках, – усмехнулась Жемчужинка, отпивая воды из своей фляги, что осталась. – И прям вот всю дорогу нес? – улыбнулся Стайлз, повернувшись к подруге. – Да, – чуть сконфуженно улыбнулась Эстель. – Помнишь, я выясняла, как от кого пахнет? – Такое забудешь, – засмеялся Фрэнк, следя за дорогой. – Ты вроде сказала, что от меня пахнет яблоками? – Да, причем знаешь, такими вот, зелеными, которые хрустят. – А, да-да-да, ты говорила, – Айелло хмыкнул. – Ну-ну, и? – Вот, тогда я же у него на руках была, и я прям, чую этот запах и все, у меня крышу сорвало, – смущенно улыбнулась Жемчужинка, перебирая пальцами подол своего платья. – Он ТАК пьяняще пахнет, наверное, только Джозеф и Огустин пахли плюс минус так же опьяняюще. – Кстати Пирсон был прав, – произнес Стайлз, постукивая пальцами по боку машины, высунув руку из окна. – от тебя правда пахнет земляникой. – Да кстати, пока шли, я тоже почувствовал. А, и, к слову, от моей девушки пахнет зефиром! – поделился наблюдениями Айелло, высматривая мотель впереди. – Я блин так удивился когда принюхался, теперь блин тоже, прям, не могу. Тоже вот запах прям опьяняющий, хочется вот нюхать и нюхать! – Мне мой двоюродный дядя по маме как-то говорил, что если от человека для тебя приятно пахнет, это значит, что у вас разные иммунные системы, – произнес Дрю, улыбаясь. – Типа, если пахнет прям очень вкусно, то у вас разные наборы иммунных реакций. Дядя с его друзьями учеными изучают это. – Интересно, – задумчиво почесала нос Жемчужинка. – Ладно, наркоманы уже приехали! – усмехнулся Айелло, поворачивая к мотелю. Ребята легли спать сразу же, как только разместились – Фрэнк сказал, что выезд с утра, в 7 часов все должны быть готовы. Он пояснил, что завтра им останется ехать 14 часов и к вечеру они уже приедут к Лонгвью. Поэтому, раньше встанем, раньше приедем. Но если парни вырубились сразу, Жемчужинка еще какое-то время сидела снаружи и курила – она может и в машине по дороге поспать. А вот Стайлз и Айелло решили на полпути поменяться местами. Девушка курила, глядя на звезды, и чуть улыбалась – она, наконец, обнимет Рэда и посмотрит на его сына, заодно хоть выяснит как там Цусс. А после, немного отдохнув, поедет уже в Инид. Туда ехать куда как ближе, чем им сейчас из Нью-Йорка до самого Лонгвью. На ночь, немка переоделась в майку Пирсона. Их смешанный запах давал странное сочетание, будто бы пахло клубникой с коньяком. Девушка очень не хотела, чтобы запах Пирсона исчезал, но, увы, вдохнуть полной грудью его запах, она сможет только через пару дней. Утром, как и было обещано, тронулись в 7 утра. Вел Айелло, а Стайлз и Эстель досыпали. Впрочем, сам Фрэнк нашел, чем себя занять первую часть пути. После полудня, проснулась Жемчужинка, а Дрю еще дремал. Переглянувшись с Айелло, она хмыкнула: – Может, я поведу? – Ну давай, коль есть опыт. – Издеваешься? Я ехала своим ходом от больницы в Бастоне к вам. – Ладно, давай, давай. Остановив авто, парень поменялся местами с Жемчужинкой, а сам лег на заднем сидении, положив голову на сумку девушки. Немка осторожно тронулась, и дальше дорога пошла как по маслу. Эстель вела так аккуратно, что Айелло вырубился от плавной качки и легкости ее пути. Стайлз проснулся часам к двум дня и увидел рядом с собой не привычно Фрэнка, а подругу. Она вела, спокойно смотря перед собой. Проморгавшись, и достав очки, он просипел, немного хрипло: – А где мистер Квинс? – Чш, спит сзади, – шепотом произнесла немка, кивнув головой на мирно дремавшего парня. Дальше они попросту общались шепотом, по сути, ни о чем. Дрю элементарно наслаждался общением, обсуждая с Эстель фотографию, модные тенденции, и даже их видение будущего, как оно будет в далеком двадцать первом веке. Жемчужинка говорила, что уверена в электризации, что все почти будет на электричестве, и что машины станут куда быстрее и мощнее, а Стайлз размышлял о том, как далеко зайдет искусство и устройство фотографии. Они сошлись во мнении, что фотографии точно станут цветными, и каждый сможет не тратить кучу денег на покраску фото в специальных фотоателье. В 4 дня, Стайлз, который немного устал без дела и фотографии проплывающих пейзажей решил поменяться с Эстель местами. Немка хмыкнула: – Ну, если хочешь, веди. Хотя я не устала. – Да просто руки нечем занять, от безделья тоже можно устать. К этому моменту проснулся и Айелло: – О, добрый день ребят… Уже смотрю сменились. Он, зевая, потер глаза, а Эстель хмыкнула с переднего сидения: – Выспался? – Да, слушай, так хорошо ведешь, спал как на руках у мамы. – Девушки внимательнее, – ответил Стайлз улыбаясь. – Или у меня просто в сумке больше мягких вещей, – рассмеялась девушка, прикуривая сигарету. – Ой, да, мягко было, хорошо, – потянулся с хрустом Фрэнк. По дороге они останавливались несколько раз – чтобы поесть и пару раз для справления естественной нужды. Но один раз остановились основательно – с пустыми руками к другу ехать не хотелось, так что ребята решили купить в подарок малышу каких-нибудь детских вещей. И пока парни выбирали пледик и мобили, немка разглядывала игрушки. На самом деле, она хотела порадовать малыша Дэниелса, и была готова скупить хоть весь магазин. Но, нужно было купить что-то практичное и приятное. Поэтому, она приобрела плюшевого медведя, на вырост, так сказать, погремушки и неваляшку. К выбору последних она подошла с особой тщательностью. Ведь важно, чтобы кроха не поранился об игрушку, чтобы она была не токсичной и достаточно мягкой, ведьм малыш все тянет в рот, чтобы попробовать. В итоге, она смогла найти неваляшку с колокольчиком, который был по звуку куда ниже и приятнее остальных, а погремушек взяла три. Они были яркими, и по заверению продавца, не токсичным. То, что нужно для мальчика. Парни же выбрали прекрасный плед с самолетиком и мобили с машинками. Идеально. Погрузив подарки для родителей и малыша, ребята поехали дальше, обсуждая возможную реакцию на их приезд и то, что они купили. Так прошла большая часть пути – они пели, болтали, и оставшиеся четыре часа пролетели незаметно. Вечерело. Немка, глядя на облака, улыбнулась: – Завтра будет ветрено. – Откуда знаешь? – выпустил облачко дыма Айелло, который спокойно курил позади. – Вон видишь, облака розовые и рваные? Значит, ветер наверху сильный и завтра его прибьет сюда. – Вот оно, образование пилота, – усмехнулся Дрю, сворачивая по дороге к городу Маршалл. – Вас и метеорологии учили? – Да, у нас был огромный перечень предметов, – ответила немка, отпивая воды. – Кстати, скоро приедем, – произнес Айелло, выбрасывая окурок.

***

Дэниелс рубил на зиму дрова. Он привык работать, поэтому сейчас старался все делать заранее, чтобы его малыш и жена были обеспечены всем. Он как раз сложил наколотое и отнес в поленницу, укладывая остатки дров. Хейзел отдыхала – она уже уложила Джозефа, и малыш уже мирно спал, поэтому молодая мама могла позволить себе редкие минуты отдыха. Она наблюдала с легкой улыбкой за супругом, который заканчивал дела. Уже было довольно темно и потому, парень очень удивился, увидев на дороге огни автомобиля. Его жена, сидевшая на веранде с бокалом сидра, удивленно посмотрела на вишневый Паккард, который ехал к их воротам. Переглянувшись с мужем, она пожала плечами – мало ли кто заблудился. Может дорогу нужно подсказать, али воды вынести – машины часто перегреваются в их краях. Рональд воткнул топор в рубочную колоду и пошел к воротам. Однако его недоумение сменилось радостью – из машины улыбаясь, вышли Стайлз и Айелло: – Привет молодой папаша! – Ребята боже, а вы тут откуда?! – улыбаясь и обнимая парней, смеялся Дэниелс. – Спроси нашего призрака, – смеясь, ответил Фрэнк, указав на Эстель, которая самодовольно опиралась на капот. Рэд аж опешил. Немка усмехнулась: – Мне что, и ему пересказать все? Дэниелс недоверчиво оглядел парней: – Это что, шутка такая? – Нет Рэд, она, правда, здесь. Она выжила! – сказал Стайлз, протягивая немке ее вещи и доставая купленные для друга и его семьи подарки. – Да ладно?! Но Дэвис… – Дэвис старый кусок дерьма, – прорычала Эстель, отталкиваясь от капота и подходя ближе. – Он не послал весточку, хотя я просила: «Оповестите мой взвод сэр. Они волнуются сэр. Уильям там с ума сходит сэр»! Рональд неверяще воззрился на нее, а Жемчужинка вдруг посмотрела на него, и ее тон сменился на обеспокоенный: – Рэд, ты ведь отдал то письмо, что я просила? Ты отдал его Уильяму? Для Дэниелса это послужило личным подтверждением и его напряжение сменилось радостью: – Да, я отдал его Пирсону перед атакой на последний мост. Он подошел и крепко ее обнял, радуясь как ребенок. Немка же улыбнулась: – Это была моя идея приехать. После того письма в Хюртгене мне больно хотелось не только увидеть твой родной край, но и твоего ребенка. Оу, здравствуйте… Хейзел лукаво улыбнулась, глядя на друзей мужа: – Я так понимаю это твои друзья Рэд? – Да, это Айелло, Стайлз и Жемчужинка, ой, тьфу ты, то есть Эстель. Девушка усмехнулась, глядя на немку: – А я почему-то думала, что она… повыше… Эстель нахмурилась, слегка надув губы и глядя на улыбающегося Дэниелса: – Посмотрим, что скажет твоя женушка, когда я каблуки сниму! Компания дружно рассмеялась, и Дэниелс потянул их всех: – Идемте, нечего на улице стоять! – А мы тут к вам не с пустыми руками, – усмехнулся Айелло, поднимая коробку. – Идея Жемчужинки. – Оу, как мило, – улыбнулась Хейзел, приобняв мужа. – Могу поспорить, детские игрушки? – Ну не только, еще для вас кое-что, родители, – хмыкнула Эстель, поднимаясь вместе со всеми на крыльцо. Сидя за столом, компания просто наслаждалась разговорами. Хейзел получила неожиданную помощь от Жемчужинки – малыш снова расплакался, и она, видя, как устала молодая мама, сама пошла и взяла кроху на руки. Разумеется с разрешения родителей. Ему уже было четыре месяца, и он удивленно смотрел на белокурую незнакомку, даже позабыв, от чего собственно плакал. Эстель улыбнулась, сидя за столом в общей компании, когда малыш хватал ее за пальцы и тянул в рот, благо, что она успела вымыть руки после дороги. Она усмехнулась: – Ты смотри, и до всего то тебе есть дело. – Как назвали? – улыбаясь, глянул на друга Фрэнк, отпивая пива. – Джозеф Тёрнер Дэниелс, – хмыкнул Рэд, наблюдая за тем, как его подруга и жена возятся с малышом, и как его сын радостно смеется у нее на руках, глядя на маму и нее. – О, в честь Тёрнера? – усмехнулся Стайлз, сделав фото с Хейзел и Жемчужинкой, которые нянчились с ребенком. – Да, верно! Дэниелс улыбнулся, услышав новую игру, которую провернула Эстель, а его сын рассмеялся во весь пока еще беззубый ротик: – Стенка, стенка, потолок, две ступеньки, дзынь! Звонок! После каждого слова, немка осторожно тыкала пальцем, сначала в пухлые щечки, потом в лобик, осторожно, почти не весомо стукнув по губам малыша и в конце надавив на носик, но малышу это так нравилось, что он весело смеялся, щуря глазки и хватая палец девушки. Хейзел улыбнулась – кроха вскоре подустал и вновь заснул, прямо на руках у их гостьи. Она тихо шепнула ей: – Из тебя выйдет хорошая мама. – Ну, до этого надо дожить, – спокойно произнесла девушка.– Я хочу верить, что это произойдет. – Кстати Тий, а что там, на счет Пирсона? – А вот сама пока не знаю… Я знаю только, что он живет в штате Оклахома, город Инид, но конкретный адрес вообще не знаю. – О, так я подсоблю, он же мне оставил для переписки, перед отбытием. Я вообще не планирую, прям, плотно общаться с сержантом, но тебе его адрес дам. Девушка улыбнулась: – Рэд, ты мой спаситель! – Да чего уж там, – отмахнулся Рональд улыбаясь. – Ты спасла мою шкуру дважды тогда, в Хюртгене. Хейзел, как оказалось, очень заинтересовалась их службой, так что, остаток вечера, друзья рассказывали истории и слушали подругу, ведь последние месяцы ее не было рядом. А потом, гостеприимные хозяева расстелили ребятам комнаты, чтобы к утру все были выспавшимися и бодрыми. Ночью Эстель долго не могла уснуть, глядя в окно. Она ворочалась, пыталась хоть как то отвлечься от мыслей, но получалось откровенно плохо. Мысли об ее сержанте буквально разрывали голову. Старые страхи и сомнения вновь изгрызали ее до костей. И ни одно напоминания о словах поддержки ее эскадры, или о поддержке Терренса не могли перебить эти страхи. Сжав одеяло она вздохнула, глядя на яркие звезды в ночном небе: будь что будет.