Рандеву

Тэхён наконец чувствует себя выспавшимся. Его никто не пинает руками или ногами, поторапливая идти готовить или гладить костюмы, никто не вваливается в спальню настолько пьяным, что не различает, кто перед ним, ничего не светит в глаза, хотя Тэхён точно помнит, что оставляет шторы открытыми, чтобы легче было проснуться. А ещё вкусно пахнет свежей выпечкой, как в далёком детстве, когда тётя корячилась перед работой у плиты, пока ещё маленький омега видел десятый сон и забавно морщил носик, почувствовав сладкий аромат. Тэхён с сонной улыбкой думает о прошлом, не переживая ни о чем. Ему кажется, что сейчас он поднимется и окажется в старой коммунальной квартире с отклеивающимися обоями все в тот же цветочек, потолком с желтыми разводами из-за частых протечек, а за окном гул куда-то спешащих людей, ругающихся, что чья-то лодка занимает слишком много места в небольшом канале и мешает плыть остальным. В такие моменты Тэхён ненавидел место, где он живёт, ведь даже плотно закрытые окна не спасали от криков и визга, которые значили одно — пролив не поделили и теперь оба пытаются выбраться из воды, опрокинутые с лодок во время ссоры. А затем Тэхён вдруг вспоминает, что нет никакой квартиры, она давно превратилась в пепел, а на ее месте наверняка построили кафе или сделали свободный проход; резко распахивает глаза, услышав на кухне смех Джи, и так же быстро поднимается в вертикальное положение, но буквально падает мешком назад со стоном. Возраст не тот, чтобы так вскакивать без потемнения в глазах, да ещё и после пива. Часы на стене (почему он раньше их не замечал?) говорят о начале первого, и Тэ недовольно цокает от осознания, что он проспал все утро. А Джитэй по-прежнему время от времени хихикает привычно звонко, у альфы с детства глубокий голос. Приходится нехотя встать, заметив, что Тэ в одном нижнем белье и рубашке, на голове натуральное куриное (потому что в цвет цыплят) гнездо даже на ощупь. Под руку попадают домашние короткие шорты, которые тут же оказываются на стройных ногах. Чимин не позволял после родов отлеживаться, гоняя по спортивному залу — рядом с ним должен был быть безупречный омега с идеальными формами (спасибо никто не скажет, но хоть какой-то плюс от его идиотских принципов). Пытаясь пригладить торчащие локоны и сделать сморщенное лицо попроще, Тэхён выбирается в сторону виновника шума, но останавливается на полпути, когда замечает Чонгука. В одних брюках. Около плиты, делающего, кажется, блинчики. А рядом кружится юлой маленький альфа, измазанный в муке. С приближением Тэхён замечает, что бок и торс Гука в крохотных отпечатках чужих ладоней мукой. — Доброе утро? — стараясь звучать как можно увереннее, произносит омега, скорее, спрашивает, но тут же теряется, потому что Чонгук поворачивается медленно с нечитаемым взглядом и так же неторопливо скользит по ногам младшего. Тэхён ощущает себя обнаженным, что дико его смущает. — Я решил, что тебе может быть плохо с утра, поэтому остался сделать завтрак, — его слова звучат так, будто он оправдывается, что находится в собственном доме. И хоть теперь Тэхён здесь живёт, альфа все ещё хозяин. Не его, а дома. — Доблестный рыцарь, — Тэхён усмехается, подхватывая на руки подбежавшего радостного сына. — Папа, дядя Чонгук пообещал, что я сегодня поплаваю в море, — счастливо лепечет маленький, на что Тэхён старается улыбаться, не выдавая, что эти высокие детские нотки иногда сводят его с ума, ещё и голова побаливает, хоть и несильно. — Это все, что я сказал? — Чонгук переставляет тарелки с завтраком на стол, хитро прищурившись и уставившись в морские глаза маленькой непоседы. Ребенок заметно грустнеет, опуская голову со словами: — Сказал, если я не буду мешать тебе спать. Тэхён удивлённо смотрит на Чонгука, который с видом «я не при чем» разводит руками и принимается оттирать с пресса следы утренней битвы мукой. Это же надо, пока омега высыпался, его ребенка тут так искусно шантажировали, что Тэхён невольно проникается восхищением к Гуку: Джитэй ещё ни разу не шел на поводу у папы, всегда нарушал обещания и делал вопреки. А тут появляется заботливый альфа, охраняющий тэхёнов сон, берет в оборот его сына и устанавливает связь буквально за мгновение. Тэ опускает свое опечаленное сокровище на пол, потрепав того по мягким волосам — Чонгук его даже умыл и причесал, ну что за подарок судьбы — и улыбается: — Зайчонок, я сам проснулся, поэтому дядя Чонгук выполнит свое обещание. — Правда? — На секунду кажется, что ребенок специально состроил грустную мордашку, лишь бы добиться своего, но для такого успешного актерского мастерства ещё слишком рано. Чонгук опускается за стол, махнув ребенку на соседний стул. — Правда. Давай кушать. — Помогает забраться Джи, который по пути прихватывает своего кролика, и кладет блинчик на тарелку, поливая десерт вареньем. — Ви, ты не против, если его заберут купаться брат с Юном? — Ох, я не против, — Тэ заметно нервничает, прикусив губу. — Просто Джи очень активный, за ним нужно следить, не отрываясь... — Мой брат от него не оторвётся, поверь. Мы можем звонить ему каждый час, чтобы убедиться. Тэхён вздыхает, коротко кивнув. Упоминает, что примет душ и соберёт мелкого на пляж, а после оставляет парочку наедине. Взрослый кормит альфу, который весь измазывается в варенье, периодически прислушивается к звукам в душе, а затем отвлекается на обстановку, чтобы прикинуть план работы на сегодня: нужно покрасить стены и пол, заменить окно в совмещенной гостиной и кухне, посмотреть, что там с электричеством, ещё краны подкрутить... — Дядя Чонгук, а вы хороший или тоже будете кричать? — неожиданно серьезно интересуется мальчик, перестав крутиться на стуле, словно сидит на иголках. Чонгук хмурится, обернувшись к ребёнку, который слишком смело и напряжённо сжимает в руках игрушку и пронзительно смотрит в чужие глаза. — За что? — непонимающе морщится, хотя все, на самом деле, начинает понимать. — Просто так, — поджимает губы, отвернувшись, нервно гладит липкими пальчиками своего единственного друга-кролика. Чонгук вспоминает ночной разговор, это безнадежное «нас», в котором он услышал «меня» и горькие слезы на красивом лице, которому они совсем не идут. Словно в подтверждение, ребенок сильнее напрягается, поджимая к себе колени. — Папа Пак обижал нас. Мы с Витой всегда плакали в комнате, когда они ругались. Только не говори папе, он запретил мне рассказывать! Да, дети явно плохо хранят секреты. Чонгук знает это, но сдавать малыша не собирается, да и в чужую жизнь лезть тоже, однако на душе так погано и больно становится, а ребенок, кажется, прикладывает много усилий, чтобы не заплакать. Осознает свой косяк. — Я не расскажу, не бойся, — обещает Гук, вытирает спешно руки о салфетку, коснувшись волос мальчика, который доверчиво льнет под нежные прикосновения. — Только никому больше не говори, иначе сделаешь папе больно, договорились? — Хорошо, — кивает активно, отпуская ситуацию со скоростью света, и вновь припадает к блинчикам. — А кто такой Вита? — Это мой кролик, — гордо сообщает ребенок, одной рукой удерживая свернутый в трубочку блин, а второй прижимая к себе пушистого зверя. Чон усмехается, понимая, что игрушку придется стирать. — В честь папы назвал? — Нет, — удивлённо восклицает. — Папа же Тэх- Тэхён как раз, весь распаренный, выходит в той же одежде, но на чистое тело, вытирая полотенцем волосы, и коротко осматривает компанию, проверяя, все ли в порядке. На удивление, ничего не поломано, Чонгук не бьется в конвульсиях в углу, действительно достойно справляется с позицией няни. Как бы не привыкнуть. — Вы покушали? Я иду собирать вещи для Джи. Чонгук проверяет сообщения, где Хосок сообщает, что заберёт малышню через пару минут. Он кивает, получив обратную связь, и поднимается, чтобы умыть липкое испачканное лицо маленького предателя — ну кто так сдает все секреты? Детям точно нельзя доверять. А Ви, значит, и не Ви вовсе. На Тэхёне все те же домашние шорты, белые и хлопковые, доходящие до середины мышц бедер, а рубашка сменена на полу-обтягивающую футболку с треугольным вырезом. Чонгук смог позавтракать только в компании Тэхёна, когда ребенок был передан из рук в руки брату, а список наставлений чуть ли не превышал двух листов формата А4. — Я ведь заснул на диване, — вспоминает младший, протирая салфеткой рот. И вправду, как-то вылетело из головы. Следом за воспоминанием в голове проясняется, что не я, а мы заснули на диване, но исправлять свое предложение почему-то неловко. Боже, знакомы один день, а он спал с ним вместе на диване, в обнимку. Пьяный! Что он за родитель... Хотя, с Чонгуком не грех заснуть, от него веет теплом и спокойствием. — Я тебя перенес утром, чтобы не мешать готовкой, — объясняет, будто обсуждают погоду. Щеки Тэхёна начинают покрываться красными пятнами от последующего насмешливого вопроса. — Спросишь, кто тебя раздел? — Нет, — хмыкает недовольно, а сам так прячется, стараясь не показывать, что ему дико стыдно за свое поведение. Но Чонгук лишь загадочно улыбается, а затем переводит тему на ремонт. Тэхён соглашается начать с покраски стен, а вот с полом возникает проблема: даже если удерживать ребенка цепями, он все равно найдет способ напортачить, да и заставлять его дышать химическими испарениями — ужасная идея. Тогда Чонгук предлагает свою: — Поживите у меня пару дней, а мы пока закончим с краской. — Я думал, ты живёшь с ребятами в кафе, — Тэхён не позволяет Чонгуку ещё и убираться после завтрака, поэтому спешит первым собрать тарелки со стола и отправить их в раковину. — Боже упаси с ними в одном помещении спать. Юнги как не затыкающийся порно-актер. Я вообще удивляюсь, как у него голос за ночь не садится, — Гук морщится, вспомнив одну из таких ночевок, с которой он буквально сбежал под утро, желая по-настоящему выспаться где-то в тишине, желательно, вдали от цивилизации. — У меня два дома, один на другой стороне, где мы вчера были на пляже, а второй в бухте, но он построен чисто символически: пол, стены и крыша, чтобы можно было спрятаться от дождя и отдохнуть. Но это секрет. Чонгук, в свою очередь, раскладывает инструменты для ремонта на столе, а потом находит в одной из полочек радио, начав его настраивать. Сначала напрягают помехи, то и дело взлетающие в тональности противным писком и хрипом, но все же, ему удается выйти на привычный канал, где как раз заканчивается песня, перетекая в новости. — Почему секрет? — Тэхён хихикает, смывая с тарелки пену. — Ты будто особо опасный разыскиваемый преступник. И застывает. Чонгук пытается аккуратно открыть крышку от краски, когда по новостям передают то, что в принципе ожидаемо, но Тэхёну не хочется это слышать и осознавать, что счастье так быстро закончилось. «Позавчера в городе N произошел необъяснимый инцидент: двадцатидвухлетний омега по имени Ким Тэхён сбежал из дома со своим трехлетним сыном Пак Джитэем. Все жители города потрясены случившимся и утверждают, что это наверняка подстроено конкурентами мужа мистера Кима — Пак Чимина, известного в стране, как представителя компании HugeHouse, занимающейся дизайнерскими разработками проектов для интерьера. Уважаемый альфа не даёт комментариев на тему произошедшего, а его секретарь утверждает, что мужчина в диком шоке и не может найти себе места. Конечно, кто бы спокойно смирился с фактом, что любимый человек лишил его самого дорогого, что есть в нашей жизни — ребенка? По предварительным данным...». Сердце ускоряется до уровня, что вот-вот остановится, а руки непозволительно трясутся, слишком заметно, но у Тэхёна не получается молниеносно успокоиться. В горле пересыхает, а повернуться кажется испытанием, потому что Чонгук почему-то затих и перестал шуршать упаковками из-под кисточек, словно он уже набирает номер службы спасения и торопится сообщить о преступлении. Глупый человек не догадается, о ком говорил ведущий. Даже если Тэхён скрыл свое имя и сократил имя ребенка, понять, что речь шла о них не составит труда: они приехали позавчера, неожиданно пытаясь найти дом, Тэхён слишком много болтал о том, что его прошлое сложное и наигранное, отработанное до мелочей, а тут выясняется, что сбежавший омега принадлежит влиятельному лицу, который живёт в том самом высшем обществе. Поиграл в самостоятельного и хватит, пора возвращаться на цепь. А после случившегося, символичное «цепь» кажется реальным и ожидаемым. По щекам предательски начинают литься слезы, а под боком колоть от выброса адреналина и страха. Чонгук медленно движется в сторону младшего, скрипя под ногами половицами. Тэхён резко выдыхает, сутулит напряженную спину, в панике начав бегать взглядом по кухонным тумбам — замечает рядом нож, жадно вдыхает, пытаясь собраться, а Чонгук оказывается все ближе. Тэхён на выдохе хватается за нож и резко разворачивается, сжимая прибор руками. Глаза распахнуты в испуге, все тело крупно трясется, щеки мокрые и блестят на свету. Чонгук с серьезным лицом и нахмуренными бровями останавливается в метре от него, вовремя отстранившись, когда Тэхён с выпадом взмахнул рукой с кухонным оружием. — Не подходи, — хрипит, кусает губы и лишь сильнее сжимает ручку ножа, молясь, лишь бы не дошло до увечий, потому что Чонгук, вообще-то, парень неплохой, ласковый, к ребенку отнесся настолько спокойно и добро, словно это его собственный, за Тэхёном поухаживал. Только ненормальный омега не испытает симпатию после такого сладкого отношения к себе, и только поистине глупый человек не сообщит, кто выкрал ребенка и сбежал вместе с ним за шестьсот миль от дома. Чонгук на самом деле сомневается. Он не знает ничего дельного о… Тэхёне? Красивое имя. Не понимает истинных намерений и по-хорошему его стоит сдать копам. Но Чонгук не добропорядочный гражданин не совсем своей страны, пусть и прожил в ней почти всю жизнь. Чонгук привык, что если у друзей или близких проблемы, нужно решать их вместе и не бросать в беде. Тэхён ему не друг, не близкий, не знакомый. Но Чонгук точно знает, что Тэхён напуган, он опять загнанно плачет, весь как девчонка трясется, почти задыхается в своей истерике, а ещё и пытается как-то ножом угрожать. Ещё Гук знает, что Ви, он же Ким Тэхён, до безумия любит своего сына, заботится о нем вдвое больше, чем о себе, и у него наверняка были причины так поступить. — Ты же Тэхён? — осторожно уточняет очевидное Чонгук, а сам не спеша приближается к Тэхёну, который не может нормально говорить из-за приступа паники. — Н-не подходи, — пытается проговорить, но заикается через букву и всхлипывает. Наверное, он сейчас выглядит ужасно и страшно, но разве кому-то есть дело до его разбитого внешнего вида? Ещё у Тэхёна вновь пропал запах, слишком резко и особенно ощутимо, на что Чонгук обращает особое внимание, ведь обычно в таких состояниях запах омеги усиливается втрое. — Прошу, дай нам просто уйти. Я п-просто соберу вещи и уйду, пожалуйста... — Тэхён, успокойся, — Гук медленно поднимает руки, давая понять, что он не опасен, пытается втереться в доверие, но прежде, ему необходимо лишить омегу потенциального оружия — не окружающих покалечит, так себя заденет и травмируется. — Я не собираюсь никому ничего сообщать. Успокойся и давай поговорим. — Я не вернусь туда! — кричит неожиданно громко, голос в конце предательски срывается, а картинка перед глазами плывет из-за тонны слез. — Я лучше со скалы сброшусь, но не вернусь к этому ублюдку! — Если ты сбросишься, кто будет воспитывать Джи? — Чонгук знает, как осторожно надавить и привести в чувство. — Тогда его заберёт этот ублюдок и кто знает- — Нет, — Тэхён кричит в припадке, футболка пропитывается крупными слезами, сливающимися с подбородка. Какой же ты альфа, Чонгук, раз перед тобой второй раз за сутки плачет симпатичный омега, нуждающийся в помощи? Тэхён, сам того не замечая, теряет бдительность и обмякает. Чонгук подаётся вперёд, выбивая нож из рук, который отлетает на приличное расстояние. Тэхён пытается дернуться в сторону непонятно зачем, может, за ножом, а может, просто убежать, но Гук не даёт: подхватывает кричащего Кима за талию, который из последних сил пытается отбиваться, второпях перемещается к дивану и усаживается, уместив блондина на коленях, прижимает его горячий (раскаленный!) лоб к своей шее, крепко сжимая в объятиях, чтобы быстрее перестал дёргаться. — Пусти! — Тэхён, — Чонгук старается звать ласково, тихо. — Хватит, отпусти меня! — Тэхён! — и Чонгук кричит. Громко, прямо на ухо, со всей своей грубостью и альфьей силой. И это помогает, потому что через несколько мгновений Тэхён прекращает истерично верещать, превращается в безжизненную вещь, повисшую на Гуке вялой тушей. Единственное, что свидетельствует о том, что парень еще жив, это его остаточные всхлипы и сбитое дыхание, которое заставляет тело вздрагивать при вздохах, как при икоте. — Тэхён? — Д-да. — Хоть не вырывается, уже можно ждать конструктивный диалог. Гук ослабляет хватку, услышав облегченный выдох, и понимает, что сдавил слишком сильно. Принимается в успокаивающем жесте гладить спину, руки, затылок, лишь бы дать понять: я не враг, увидь это, слышишь. — Все хорошо, — теперь Чонгук шепчет, все ещё осторожно, боясь резко дернуться и напугать. Замечает, что парень действительно худенький и лёгкий для человека, выносившего здорового малыша и перетерпевшего столько стрессов. — Я никому тебя не отдам, слышишь? Хочет исправить на «не сдам», а потом понимает, что не хочет. Все альфы наделены по природе своей необъяснимым чувством: защищать. Как они понимают, что этот человек его, никто не может рассказать, это скрыто на задворках сознания. Они просто смотрят и чувствуют, без слов и историй, без каких-либо «путь к сердцу мужчины лежит через», у них все просто: «Путь к сердцу лежит», а у кого как, решает судьба. Как у истинных, но это не больше, чем сказки для фантазеров. Чуть позже Тэ окончательно успокаивается, перестает всхлипывать и задыхаться, восстанавливается и берет себя в руки, но с колен Гука сползать не спешит, наоборот, при каждой попытке старшего слегка повернуться или пересесть Ким мертвой хваткой вцепляется ему в футболку и не даёт двигаться, а старший, кажется, дышать перестает на секунду. — Расскажешь? — тихо спрашивает, без стеснения перебирая пальцами футболку на талии Кима, который после отступившей истерики слегка дрожит из-за вскочившей температуры, поэтому сильнее жмется к горячему телу альфы, на самом деле согреваясь. Неуверенно кивает и делает глубокий вдох, прежде чем начать: — Все началось с переезда в Венецию. Я спокойно жил там несколько лет с тётей и соседями по коммуналке, пока однажды он не приехал со своими родителями на картинную выставку. Они тогда были критиками и прививали Чимину любовь к искусству, он его любил, но выражалось это иначе, а не через мольберты, — Тэ поджимает губы, прижавшись носом к шее Чонгука, втягивая носом умиротворяющий аромат влажных листьев. — Я тогда школу прогуливал, а он как раз сбежал с одного из таких мероприятий. Так и встретились. Тэхён ненадолго погружается в воспоминания, которые ещё не пропахли гнилью и сломанными костями, которые все ещё несут в себе позитивный оттенок с яркими красками, улыбками, неловкими и нелепыми поцелуями за гаражами, где никто не увидит. Чимин тогда пах терпким миндалем вперемешку с горьковатой лавандой и черемухой. Кима этот запах сводил с ума, и он не подозревал, что за необычным привкусом ореха скрывается синильная кислота — сильнодействующий яд, вызывающий отравление впоследствии с летальным исходом. Этот альфа природой был обречен на страдания, но подросткам тогда было плевать: они были наделены невероятным крылатым чувством, поднимающим их к небесам — влюбленностью. Чимин пробыл в Венеции неделю, прежде чем улететь, но оба тогда понимали, что это чувство навсегда и бесповоротно. Вернее, так думали. — Мы общались несколько месяцев после его отъезда, я уже тогда жил один. А потом, по стечению обстоятельств, квартира сгорела, и я оказался на улице. А Чимин, как и ожидалось, меня приютил и представил родителям, как своего возлюбленного, — Тэхён горько усмехается, мотнув головой и вновь прижавшись лбом к шее альфы. — Конечно, они были не в восторге, но выбор приняли. Тут началось мое трехлетнее обучение на аристократа. Сначала, когда я ошибался, меня громко ругали. Потом, с возрастом, взял не ту вилку — били указкой по рукам, опоздал — стоял на молотых камнях коленями, не справлялся с обязанностями — могли закрыть в подсобке без еды на два дня. Это было ужасно, но терпимо. Первый год Тэ считал, что все это ради парня, можно потерпеть, он должен соответствовать. Они виделись каждый день в перерывах между работой у Чимина и учебой у его омеги. Сначала Пак был самым обычным: комфортным, заботливым, улыбчивым. Но с момента смерти отца ему пришлось резко взрослеть, потому что папа не так сильно следил за бизнесом, как глава семейства, да и здоровье подводило. Тогда Чимин и стал меняться, его взгляд приобрел холод и остроту, речь стала грубее и четче, решения хладнокровнее и серьезнее. Это отразилось и на Тэхёне — не было больше свиданий по ночам, букетов ромашек на подоконнике, даже секс перестал быть нежным. Тэхён считал себя обязанным. Он обязан быть рядом, поддерживать, помогать. Но по факту, он ничего не делал, как ни пытался, Чимин не позволял. Кабинет всегда был закрыт, работа обсуждалась только с альфами, а когда Ким пытался поднять этот разговор, то слышал «это не для ушей омег», грубое и режущее на живую. Но Тэхён терпел, потому что любил, потому что должен. — После рождения Джитэя он потеплел, стал иногда улыбаться, часто приносил игрушки и спешил домой, — Тэ замолкает, сжав пальчиками футболку Чонгука. — А потом он впервые замахнулся. Все произошло во время ссоры, когда Джи был годик, и он спокойно спал в кроватке, а Тэхён преданно сидел на кресле в гостиной в два ночи и ждал мужа с работы. А тот появился, только пахло от него смешанными с миндалем кофе и ванилью, а на губах играла пьяная удовлетворенная улыбка. Тэхён не поднимал тем измен ни разу, лишь однажды выкрикнул то роковое «шлюха» и больше к этому не возвращался. Но он ругался из-за времени, из-за поздней работы, просил уделять время, но не ему, а ребенку, а в ответ получал упрёки. Все закончилось тем, что Чимин замахнулся и одним ударом снес своего омегу с ног, неплохо приложив того к полу. Окинул скептичным взглядом и ушел. И даже не вспомнил на утро, но оно и не нужно было, потому что бить Кима стало привычкой. Раньше Тэхён не был таким колючим, временами смелым и острым на язык. Он был слабым, действительно беззащитным и требующим ласки, но это было так давно, что сейчас Тэ вспоминает то время, как сладкий сон. Сейчас ему нет дела (только если рядом не Чонгук) до романтики, эмоций, ухаживаний, лишь бы Джи не болел, и была возможность дать ему то, что он просит. — Неделю назад он снова меня ударил, когда мы ругались, а потом сказал: «Ещё раз на меня что-то скажешь и ребенка больше не увидишь», и я впервые дико испугался, — наконец история об этом мучителе подходит к концу, но Тэхён осознает, что это не конец, и от этого вдвойне страшнее. — И вот, как видишь, я здесь. Тэхён невесело усмехается, обведя помещение рукой, а после обессиленно опускается на Чона вновь, который все это время стойко выслушивает ужасные вещи и не верит, что этот парень, невероятно красивый и ещё молодой, полный надежд, оказался таким сильным и смог, пусть не противостоять, но рискнуть всем, а это тоже своего рода противостояние. — Почему я не чувствую твой запах? — минутой позже спрашивает Чонгук, не касаясь истории с Чимином, за что омега ему безумно благодарен — он рассказал все и даже больше, на продолжение не хватило бы сил. — Врачи сказали, из-за стрессов организм меняется, запах пропадает. Когда он окончательно пропадет, у меня... — Ким неловко отворачивается, прочищая горло, — у меня прекратится течка, и больше детей я не заведу. Чонгук не успевает ответить да и не знает, что, но ситуацию спасает телефонный звонок от брата, который просит дать Тэхёна. — Ты на громкой, говори. — Ви, твоя малышня требует мороженое. Я могу? Тэхён тихо смеётся, окончательно придя в порядок — кто, как не ребенок, даёт ему стимул держаться на плаву, жить дальше из последних сил, бороться. — Сначала суп, а потом мороженое, — строго произносит родитель, все ещё сидя на коленях Чонгука, который прячет усмешку. — Ему бы поспать по-хорошему в обед. — О, об этом вообще не беспокойся, у меня Юнги как вторая малышня: его выгуляй, покорми и к обеду запас энергии истощается, — Хосок задорно смеётся, потому что под боком что-то злобно начинает бубнить вышеупомянутый. — Ага, а к вечеру энергия пополняется, — добавляет Чон-младший, получая смущенную улыбку Кима. — Гук-а, бойся спать по ночам, когда-нибудь я тебя достану и- — Так, все. Дети, мы идём обедать! На фоне слышатся недовольные возгласы Джитэя и все тот же бубнеж Юнги, похожий на старика на пенсии. Связь обрывается, и Чонгук привычно укладывает руки на талию омеги, но теперь между ними повисает неловкость: на сегодня откровения закончились, пора бы взяться за ремонт, а не липнуть друг к другу. — Я, пожалуй, умоюсь, — тихо лепечет Ким, на что Гук кивает со словами: — А я покурю. А покурить ему необходимо, как обряд для мыслительного процесса. Чонгук неожиданно для себя осознает, что что-то чувствует, и плевать, сколько они знакомы: Тэхёна хочется защищать, оберегать, закутать в одеяло и спрятать от этого жестокого мира. Ещё хочется играть с его ребенком и показывать, каким альфа должен быть, что пример брать с отца ни в коем случае нельзя, что омеги хрупкие существа и с ними нужно нежно, иначе разобьются, как хрусталь. И когда Чон стал таким сентиментальным? Может, несвоевременно просыпается отцовский инстинкт? — Тебе нужно рассказать это ребятам, — вдруг сообщает Чон, аккуратно ведя валиком в кремовой краске по стене. Тэхён, поправляющий на голове собственноручно сделанную для него и альфы пилотку из газеты, вздрагивает, чуть не уронив забавный головной убор. — Нет! Зачем? — Затем, что, в случае, если он узнает, где ты, мы сможем вовремя помочь. А если не расскажем, и пока я буду вводить их в курс дела в случае чего, то мы можем потерять время, — логически объясняет старший, будто ребенку. Тэхён закатывает глаза, но прислушивается, коротко кивнув. — Они точно меня примут? — Так говоришь, будто на пост президента метишь, — и смеётся звонко. Тэхён с недовольной миной оборачивается и скрещивает руки на груди. — Я был бы крутым первым омегой-президентом. Чонгук опускает валик на подставку, удивленно приподняв бровь. Зреет спор? — Уже представляю везде вывески с открытием новых парикмахерских для собачек, на каждом шагу СПА-салоны, а военные носят... юбки. Серьезность пропадает с лица Тэхёна, который начинает несдержанно хохотать, да так, что слезы из глаз льются. Такие слезы ему подходят больше, чем те, безнадежные и злые. И вообще улыбка этому омеге идёт больше, чем всем остальным. — Мы не настолько изощренные. Ладно, парикмахерские для собак, но юбки? Ты серьезно? — Я сначала хотел предложить альф в качестве рабов на поводках, но решил, что это слишком жёстко по отношению к моим собратьям, — ухмыляется, окинув взглядом стены — за час они справились с одной стеной на кухне, заранее приведя поверхность в порядок, чтобы краска легла правильно. На сегодня ещё три поверхности и пара к вечеру переедет в дом Чонгука, который со скрываемым восторгом поделился, что у него самые красивые рассветы из окна, а под домом пляж, на котором практически никого не бывает. — А что, тебе пошел бы ошейник, — Ким нагло соскальзывает на пошлую тему, не переходя границы, чтобы не застесняться, но показывая, что и в его шкафу скелетов достаточно. И не только скелетов. — А тебе пошли бы наручники. Розовые. Тэхён снова заливается смехом, вытирая слезы под глазами. Канал по радио был переключен на музыкальный, по которому политические и общественные новости не передавали, только музыка и всё, связанное с кино-индустрией. Пара продолжает красить стены в комфортной тишине и изредка шуточных спорах, но когда кто-то из них ловит волну и начинает петь, второй подхватывает, и вот они вдвоем изображают из себя суперзвезд, держа в руках вместо микрофона кисточки, голося и не жалея сил, смешно дёргаясь. Обязательно танцуют медленный танец, соблюдая дистанцию приличия, улыбаясь друг другу осторожно и скромно, тихо подпевая в такт. Руки Тэхёна идеально смотрятся на сильных плечах Чонгука. А вечером все сидят за общим столом: Джи восседает на коленях Чонгука, потому что стол оказался слишком высоким, а подушек рядом, чтобы подложить под попу малыша, не нашлось. Хосок и Юнги бурно пересказывают прошедший день, особенно второй, делясь впечатлениями о гонке с младшеньким: — Твой малой просто нечто. Он на полном серьёзе меня обогнал. Меня, человека, который стометровку за секунду проплывает! Чонгук бесстыдно наклоняется к рядом сидящему Тэхёну и сдает друга с потрохами шепотом на ушко: — За полторы минуты и потом минут десять пытается отдышаться. — Чон Чонгук, я тебя по губам читать умею, — злобно шипит младший, нетерпеливо ерзая на стуле (а ещё разморенный стаканом пива). — Давай выйдем, разберемся по-мужски. В этот раз хладнокровию Хосока приходит конец и он начинает хохотать, а как только Джи, вошедший во вкус, что когда взрослые смеются, нужно вместе с ними, начинает своим высоким мультяшным голосом хихикать, сдаётся вся компания, и их столик сливается смехом в унисон, получается самым громким из всех присутствующих, но никто не делает замечания, никому нет дела до чужого счастья или проблем — все отдыхают и каждый занят своим делом. Проходит время, ребята с веселого обсуждения тем переходят на разговоры посерьёзнее, вроде скорого Дня Цветения, о котором Тэхёну, конечно же, ничего неизвестно. — Мы все живём приметами, и они никогда не подводят, — объясняет Хосок, поглаживая волосы облокотившегося о него Юнги. — Если в первые два дня июня идёт дождь, значит, месяц будет сухой, урожай плохой. — Ещё возможен отлив моря, — напоминает Юнги, незаметно скользнувший пальчиками по коленке своего альфы и остановившийся на внутренней стороне бедра — без намеков или подтекстов, сущая привычка. — В этот раз дождя не было, поэтому мы ждем прилив и готовимся к парочке штормов. Завтра объявят предупреждение, точно скажут, на какой день готовиться к ливням, все прибрежные бары освободят пляжи, а мы наконец-то займемся нашим леопардиком, — Хосок предвкушающе трет ладони, проведя языком по нижней губе. — Это круизная яхта нашего дизайна, — тут же поясняет Чонгук, отправляя малышу Джи картофелину фри, которую он с радостью начинает жевать еще неустоявшимися зубами. — Уже полтора года занимаемся этой крошкой. — Она будет бесподобной, — мечтательно звучит от Юнги. До этого момента Тэхёну казалось, что младшему омеге нет никакого дела до занятий парней или он, вероятно, не пылает желанием слушать эти истории. Оказывается, он такой же безумный фанат и ценитель водных суден. — А почему леопард? — интересуется Тэхён. — Половина правого борта у яхты белая в черную крапинку. А ещё она будет быстрой, маленькой и комфортабельной, — словно заученную скороговорку гордо сообщает Чонгук. Тэхён, до этого даже не сидевший в катере или моторной лодке, с каждым упоминанием начинает пылать диким желанием покататься, понять, что чувствуют ребята, когда управляют этими морскими монстрами, а по-другому и не назовешь — Тэхёну они кажутся огромными при любом размере. Чон и Ким этим вечером не пьют, им ещё топать до дома первого, раскладывать вещи, укладывать спать младшего и обсуждать пару нюансов насчёт ремонта, а там, может, до фильма сопливого дойдут под припрятанное Гуком вино, почему нет? Оба свободны (Тэхён официально нет, но думать об этом не хочется), молоды и полны любви, которой необходимо делиться. А ещё рядом с Чонгуком запах восстанавливается слишком быстро, не так, как уверяли врачи: «Рядом с вашим альфой аромат будет возвращаться в течение недели». У Тэ после истерики солоноватый бриз вернулся через час. Что и напугало, и удивило, и обрадовало. — Ви? — тихо зовет Гук, напоминая, что они собрались не только покушать, но и обсудить важный момент — настоящую причину переезда. Ким уверенно кивает, сам не заметив, когда успел схватить Чонгука за руку, а тот в поддержку крепко сплести и сжать его пальцы. — Ребят, у Ви есть серьезный разговор. Пара легко замолкает, предоставив возможность Тэхёну говорить. Парень выдыхает и аккуратно начинает: — Дело в том, что мы переехали не из-за шумного города... Юнги с Хосоком переглядываются, словно безмолвно что-то обсуждают, затем кивают друг другу, и Мин тянется через стол к Тэхёну, взяв приятеля за другую руку, у которого глаза блестят, правда, плакать он сегодня точно не будет — он их днём выплакал. — Ви, мы знаем. Тэхён испуганно бегает взглядом по компании, но Чонгук выглядит не менее обескураженным. Старший спрашивает: — Откуда? — Услышали по радио и сами поняли, — сообщает Хосок, пока омеги без слов поддерживают друг друга взглядами. — Ты можешь рассказать подробнее, чтобы мы понимали все правильно? Если тебе не больно это вспоминать. И Тэхён рассказывает. О первой встрече, о пожаре, о чувствах, о взлетах и падениях, о несчастливом дне первого удара, о счастливом дне появления крохи Джи. Самое главное, он представляется заново в конце истории, с облегченной улыбкой: — Меня зовут Ким Тэхён, а этого малыша... Пак Джитэй. Делиться тем, что на душе, как оказалось, легко и круто. Тэхён жалеет, что не нашел способа обсудить это с кем-нибудь раньше — вероятно, он смог бы облегчить свои душевные терзания, убивающие его изо дня в день в той душной клетке, в постели с натуральным драконом, а не обещанным принцем. Тэхён решает оставить свое прошлое действительно в прошлом, поэтому просит отныне звать его по выдуманному псевдониму. — Урод, — злобно (тихо, чтобы Джи не слушал) шипит Юнги после нескольких минут молчания, все еще не выпуская руку Тэхёна. Еще один стакан пива, конечно же, чтобы расслабиться и легче переварить информацию, явно был лишним. — Только пусть попробует сюда сунуться, я ему оторву его- — Юнги, — строго одергивает Хосок, скрывающий рвущуюся наружу усмешку — эта пьяная омега нечто бесценное, а еще опасное и иногда дико возбуждающее. — Гук, — мятный резко вскакивает с дивана, слегка покачиваясь, не рухнув назад только благодаря удерживающей его руке Хосока. — Я приказываю тебе охранять нашего Ви! Упомянутый парень иронично изгибает бровь, мол, ты, и еще что-то мне приказываешь? Джи постепенно начинает засыпать, прижимаясь пухлой щечкой к крепкой груди Чонгука, а он, взаимно метая стрелы с Юнги, по-свойски гладит пушистую шевелюру сына. Сына Тэхёна, конечно, но с каждой секундой Чон буквально привязывается к малышу. И к Тэхёну. Тэхён лишь неловко улыбается, понимая, что эта юная сваха их в покое не оставит. Квартира Чонгука располагается на втором этаже с отдельной наружной винтовой лестницей. На первом, как оказалось, мастерская... для чертовых мотоциклов! И он об этом не упомянул ни разу, даже Юнги не рассказал в машине, когда Тэхён вещал на заднем сидении пикапа о своей бурной юности. Тэ почувствовал себя преданным и несколько минут дулся, но как только Чонгук пообещал провести экскурс по мастерской, обиду как рукой сняло. От предвкушения кончики пальцев закололо — он не сидел на байке с тех самых пятнадцати лет, Чимин запрещал и считал это дело недостойным омег. Он вообще во многом его ограничивал и слишком часто напоминал, что омеги могут, а что нет. Их обязанность — кухня, дом, дети, не более. А Тэхён был полон желаний учиться и работать руками, водить транспорт, заниматься механикой. Само помещение по площади небольшое, чуть меньше домика в лесу: такая же совмещенная кухня с гостиной, спальня и отдельный санузел внутри. Интерьер больше напоминал ковбойский, нежели кантри, как охарактеризовал Чонгук. Все сделано из дерева или камня, только индейских перьев, картин, головы лося на стене и шкуры медведя под ногами не хватает. Джи уже спал, все это время располагавшийся на руках Чонгука. Было решено уложить малыша с Тэхёном в спальне, а Чонгука переселить на диван. Когда часы показывали час ночи, Тэхён в тех же шортах и одолженной кофте у Чонгука (к вечеру в этой части города прохлада чувствовалась сильнее) крутился на кухне, заваривая чай с мелиссой и мятой, для спокойного сна. Третья ночь на новом месте, акклиматизация давно должна была пройти, но омегу по-прежнему мучали кошмары, и хоть утром он о них не помнил, ночью сны видеть не хотелось. Чонгук ушел на первый этаж, что дико напрягало Тэхёна, потому что он, черт возьми, тоже жутко туда хотел. Потому он не сдержался, сделал две кружки чая и под этим предлогом спустился к альфе, восседающим вновь в одних брюках перед байком, на корточках. — Чай с доставкой до получателя, — осторожно произнес Ким, оказавшись рядом. Чонгук благодарно принял напиток, разгреб место на столе, предлагая Тэхёну присесть. — Чем занимаешься? Как ты вообще успеваешь делать судна, ловить рыбу и чинить мотоциклы? — Впечатляю? — Тэхён лишь закатывает глаза на ухмыляющиеся губы и заигрывающий взгляд старшего, который останавливается напротив омеги, сидящего на столе, и неторопливо потягивает душистый напиток. — Байки чиню по заявкам, о них мы заранее договариваемся. Яхтами и прочим с братом занимаемся или в плохую погоду, или в конце лета, это не требует срочности, к тому же, мы получаем прибыль от сдачи суден в аренду, а у нас таких сейчас больше пяти штук. А рыбу, — Гук усмехается, сделав глоток и отложив кружку в сторону. — Или рано утром, или поздно вечером. Правда, последние два дня я день и ночь с тобой. Знали бы мои фанаты, с ума сошли бы. — Фанаты? — Тэхён впадает в ступор от такого самолюбия, иронично искривив губы. — Я мешаю завоевывать твое сердце? Чонгук с расслабленной улыбкой делает медленный шаг вперед, оказываясь меж раздвинутых ног омеги, упираясь ладонями в столешницу по сторонам от парня, все еще соблазнительно улыбается: — Не хочу тебя расстраивать, но они уже завоевали мое сердце. Ким в ответ тихо хихикает, смотрит прямо в глаза, на самом деле, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не спуститься взглядом ниже, к рельефным кубикам и коже цвета пенки какао с молоком, к сносящему запаху летнего леса и морской соли. Коленки касаются обнаженной талии Чонгука, так и хочется ощутить на бедрах крепкую хватку мужских рук, но Тэ лишь склоняет голову набок, рассыпая по лицу челку. — Кто же эти везунчики? И Чонгук подаётся вперед. Тэхён задерживает дыхание, словно никогда не целовался раньше и не был близок с альфой. Улыбка сползает с лица, оставив легкую серьезность и нахмуренность, непроизвольно губы приоткрывает. Но поцелуя не следует. Омега почти касается носом чужой шеи, когда Чонгук тянется за спину парня, чем-то шуршит, а затем возвращается на свое место с фотографией в руках, на которой он стоит в окружении десятка маленьких детей на фоне моря. Щеки все еще слегка горят, но Тэ старается отвлечься, слишком пристально вглядываясь в печатную фотографию, даже не заметив сразу, что за его спиной расположена пробковая доска с записками, стикерами и другими фотографиями — и не пытался, если быть честным; зайдя в помещение, он следил только за чужим оголённым торсом. На фото у Чона волосы чернее угля, на что Ким сразу обращает внимание. — Ты красил волосы? — Ага, — Гук умещается рядом, бесстыдно облокотившись предплечьем о бедро Тэхёна, рассматривающего фото. — Ты ведь тоже? И, видимо, второпях. — Высветлялся перед побегом, — в подтверждение своим словам кивает, скользя по запечатленным лицам, находит в самом краю фотографии лицо ровесника Гука, достаточно симпатичного и, кажется, китайца. — А это?.. — Тот самый бывший, — Чон пожимает плечами, допив чай, сверяется со временем на часах. После расставания было тяжело, это очевидно. Чонгук в самом деле сломал не один стул, чуть не раздолбал чужой мотоцикл, вымещая злость на всем, что попадется под руку, но успел остановиться. С тем омегой было хорошо, временами обидно и неприятно, но счастливые воспоминания все же перевешивают чашу огорчений. Его любила вся семья, все соседи, до тех пор, пока правда не выплыла наружу, а сам омега стыдливо не сбежал из города. Что с ним сейчас — никто не знает. Возможно, Юнги по-прежнему время от времени общается с тем, или просто следит за обновлениями, но тему прошлого не поднимает — знает, чем это ему грозит (паруса, ага). — Красивый, — шепчет Тэхён, бережно проводя кончиками пальцев по фотографии. Чонгук мягко улыбается, забирая ее из рук и возвращая на доску. — Все вы особенны по-своему. — Мог просто сказать, что я привлекательный, — Тэхён глухо хихикает, переведя стрелки на себя, и театрально взмахивает блондинистыми волосами. Когда поворачивается в сторону альфы, практически сталкивается носами, заметив на себе серьезный взгляд. А затем Чонгук выдает недвусмысленное: — Ты меня привлекаешь. Вновь дыхание спирает, и кончики пальцев покалывает, а лицо горит. Стоило бы улыбнуться в ответ, но Гук смотрит так пронзительно серьезно, что становится неловко. Неловко, но дико хочется податься вперед и ощутить пухлые губы на своих. Забыться в этих объятиях, слегка грубых ладонях с мозолями, со свежим, кажется, клубничным ароматом (любитель леденцов?), а еще этот природный запах... как бы коньки раньше времени не отбросить. — Я еще час здесь пробуду, так что, иди спать, — Гук совершенно спокойно отворачивается, словно не признался сейчас в симпатии, направляется к мотоциклу, прихватив по пути инструменты. Бросает через плечо. — Или можешь остаться полюбоваться мной, — и хихикает нагло, зная, что Тэхён сейчас краснее помидора. — Я спать! — звучит как-то слишком резко, Тэхён шумно выдыхает, спрыгнув со стола и с надутыми щеками направившись к лестнице. — До утра, Чонгук. — До утра, Ви, — все еще усмехаясь, желает парень удаляющейся фигуре. Как только остается один, выдыхает так же шумно, зачесав пятерней волосы. В голове каша: сам не понимает, что происходит, чего он хочет сейчас. Но точно знает, что, в принципе, хочет Тэхёна — и душой, и телом. Незаметно пролетает неделя. На следующий день после первой ночи в доме Чонгука местное радио передает, что ближе к середине июня ожидается прилив, придется, как все и так знают, убрать столики, выносные площадки и музыку, дабы технику с мебелью не унесло в море. Предупреждены и жители, которым наказали ни при каких обстоятельствах не лезть купаться в этот период, молодежи воздержаться от вылазок в открытое море для тусовок, особенно серферам — как-никак, вероятность сорваться и умереть огромная. Но молодежь на то и юная, чтобы нарушать правила. Об этом Тэхён узнал от Чонгука, который объяснил, что компании только и ждут шторма, чтобы наконец-то по-настоящему оторваться. И Тэхён обязательно поучаствует во всем этом: не непосредственно в плавании, только понаблюдает за обстановкой — так было сказано Чонгуком, а его ослушиваться как-то не хотелось. Да и Тэхён не горел желанием из-за неопытности потонуть. Всю неделю пара вдвоем катается до домика в лесу, постепенно перейдя со стен на пол, который принимает терракотовый цвет, достаточно приятно сочетаясь с кремовыми стенами. Чонгук к тому моменту успевает закончить с ремонтом окон, проверяет крышу, пока Тэхён нервно мельтешит на земле и следит за тем, чтобы альфа не навернулся, потому что боится, что Гук упадет с этой хлипкой расшатанной лестницы (не знает, что она десять лет просуществовала, и столько же пробудет несломленной). По вечерам проходят обязательные «семейные» ужины, во время которых Чонгук в сотый раз убеждается, что этот омега готовит не просто вкусно и круто, а божественно, хоть в мировые повара его продвигай. Пока взрослые подготавливают дом к комфортабельной жизни, Юнги нянчится с Джи, бегает по пляжу, обязательно проверяя, не перегрелся ли малыш, не слишком ли долго купается в море, из которого его приходится вытаскивать со слезами — вошел во вкус. Тэхён почему-то воспринимает происходящее, как отпуск с семьей заграницей, только вместо семьи любимый ребенок и новый друг Чонгук, который и другом-то не является: всего лишь альфа, в которого Тэхён влюбляется. Глубоко и по уши. Неловкостей больше никто не создает в течение общения, Юнги не шутит на тему защиты или внимания, Хосоку вообще, кажется, нет дела до личной жизни брата, а Чонгук позволяет себе лишь двусмысленные откровенные (иногда голодные) взгляды на Тэхёна, который молча их принимает и ничего не делает. Он же омега, что с него взять, о каких первых шагах может идти речь? Вдруг Чонгук лишь временно увлечен, ему не нужны заморочки вроде ребенка в качестве «прицепа». Чон так, естественно, не считал: он привязался к Джи, часто с ним секретничал, пока папа был в душе. Узнал, что маленькому альфе нравится омега по-соседству, но тайну родителю Киму не сдавал по просьбе младшего. Такие вещи альфам обсудить друг с другом проще. А Тэхён все знал и понимал — не слышал, о чем две подружки беседы ведут, но видел, как у обоих глаза горят. Чонгук так вообще с головой влился в роль друга Джитэя. Когда Тэхён попытался выведать, что же такого они обсуждают за его спиной, тот сказал: «Прости, конечно, но я обещал твоему сыну держать все в секрете — это чисто альфьи разборки», при этом размельчая ягоды для коктейля Джи и его папе. Тэхён не сдержался, смеялся над комичностью ситуации, но с вопросами больше не лез. Да и просто радовался, что рядом есть человек, который помогает (вот именно, что помогает!) воспитывать Джи. Иногда даже Тэхёну подсказывает, когда тот не знает, как поступить. А Ким доверяется, прислушивается. С электричеством удается закончить лишь к концу недели, зато к пяти часам вечера, потому Чонгук зовет парня загород, как он выразился: «Немного покататься». Тэ решил, что это какое-то прикрытое внеплановое свидание, иначе зачем им кататься загород? Чонгук, кстати, показал свою машину, а точнее, не просто машину, а самый настоящий раритет, передавшийся от отца по наследству младшему сыну, потому что Хосок не такой ценитель классики. Тэ до сих пор садится в этот невероятный автомобиль-легенду с трепетом. До сих пор помнит свои округлившиеся до размеров морских ежиков лазурно-голубые глаза, ставшие похожи на огромные воронки, образованные безжалостным смерчем. — Господи, это же... — Тэ даже слов не смог подобрать, просто хлопая ртом, как рыба на суше, когда впервые увидел автомобиль. Чонгук тогда засмеялся, отодвигая выдвижную дверцу, чтобы пропустить омегу в салон пастельного молочно-кремового Кайзера Даррина, диковинного авто тысяча девятьсот пятьдесят второго года. Единственный в своем роде и неповторимый кабриолет, к сожалению, снятый на какое-то время с производства из-за жесткого цензора и конкуренции. Серийное производство началось лишь спустя два года и стало настоящим прорывом. Такие машины в то время стоили не просто дорого, за них можно было продать душу, так еще и найти было сложно, но отец Чона, как настоящий фанат, из-под земли откопал возможность и воспользовался ей. И это достойно безмерного восхищения. Со временем, конечно же, пришлось часто ее ремонтировать, не раз заменять детали и краску, спасать от коррозии, но Чонгук бережно сохранил наследие. Пошутил еще тогда: — Обычно, влюбляются не в меня, а в машину. А Тэхён, все еще впечатленный до учащенного сердцебиения, согласился, не раздумывая. Он не так уж и любит машины, сам за рулем никогда не сидел, но к истории относится трепетно, а эта машина не только история, но и памятный подарок от родителей. Настолько важный, исторически-значимый, что садиться было страшно. Самое невероятное: салон мягкий, как бамбуковая подушка. Казалось бы, пятидесятые, о какой цивилизованной технике можно было думать? А тут и крыша собирается за сорок секунд, и дверь-купе выездная. Скорость, конечно, не сравнится со спорткаром, но тут и не нужно спешить — машина для расслабления, для самых настоящих рандеву. Первые раза четыре садился в салон, словно у него каблуки и накрашенные ногти — так бережно, стараясь не касаться приборной панели, боясь дотрагиваться до дверцы, оставляя ее на Чонгука. На пятый, сегодняшний раз, он чувствовал себя увереннее, опускаясь в салон, но сидел все еще зажато, сжав колени и положив на них ладони. Чонгук каждый раз смеялся с такой позы, подкалывая фразой: «Выглядишь, как девственник», — а Тэхён недовольно цокал и отворачивался в сторону, туда, где должно быть окно. Перед выходом из дома парень сменил испачканную в краске и пыли футболку с шортами на обтягивающие васильковые джинсы, такую же максимально облегающую белоснежную майку и бледно-голубой стандартный воротник-кардиган чуть выше бедер, одолженный у Юнги (точнее, впихнутый в руки навсегда, потому что «тебе пипец как идет голубой»). Как только отъехали от дома, Чонгук включил музыку, и Тэхён несдержанно засмеялся. — Элвис Пресли? — Все, как в лучших традициях американских мелодрам, — деловито, подняв в воздух указательный палец, сообщает Чонгук, поправив следом черные очки на лице. Парень выглядит эффектно: черные джинсы и оверсайз футболка (будто не боится обжигающего солнца), еще и очки с темными линзами, будто парень не моряк по сути, а какой-нибудь офисный предприниматель-бизнесмен. С такими понятиями у Тэхёна ассоциируется его прошлое, поэтому он просто предпочитает считать, что Чонгук модный и современный — хотя так и есть. Пара молчит всю дорогу, иногда подпевая Элвису, пока ветер нагло развевает мягкие волосы, а на губах красуется веселая (влюбленная) улыбка:

Мудрецы говорят: спешат лишь дураки,

Но я не могу не любить тебя.

Если я останусь,

Будет ли это грехом?

Ведь я не могу не любить тебя.

Будет ли грехом, если Тэхён признается сам себе, что ему хватило двух дней, чтобы повестись на чужие ухаживания и проникнуться симпатией, а через неделю смело считать, что он влюблен? Ведь он не может не влюбиться, не любить. Мудрецы действительно правы — спешат безбожные дураки, и Тэхён самый настоящий полный дурак. И ему это, черт возьми, нравится. Пока он поет, грех ли это, Чонгук низко тянет «если я останусь», и никто из них в данную секунду не задумывается, насколько сильно эта песня про них. Они едут больше получаса, несутся по пустынному шоссе, время от времени Тэхён лицезреет огромные поля, на которых вверх вздымаются колосья пшеницы, а между ними пасутся коровы или лошади, а где-то вдали, за ними фермы и амбары. Тэ не спрашивает, почему так долго и куда они едут, вообще не задает вопросов, наслаждаясь природой и солнечной погодой — с каждым днем, при приближении к середине июня, становится прохладнее, но солнце продолжает радовать своим появлением. Потому настроение всю неделю приподнятое. Такого не было целый год, поэтому Тэхён не парится — доверяет. — Приехали, — звучит спустя еще минут тридцать. Тэхён, кажется, успел задремать, но, услышав низкий голос на ушко, тут же распахнул глаза, увидев перед лицом улыбающегося Чонгука, а позади него среди деревьев несколько домов, за которыми играет музыка, шумно и энергично. — А я ждал свидания при свечах. Где мы? — со смешком хрипит Тэхён, выбираясь из автомобиля, взявшись за протянутую ладонь Чонгука. Помимо Крайзера стоит множество других машин, не таких крутых, как у Гука, но все же они есть, а значит, это не свидание в стиле пятидесятых, с вином, столиком на краю скалы и скрипачами. И Тэхён не понимает, грустить или радоваться, когда он без ответа обходит постройку и оказывается на площадке. — Боже, Гук. Перед ним толпа молодежи всех полов и возрастов, одетые скромно или жутко развратно, кто-то пьян и безбашенно танцует на капотах машин, кто-то мнется по углам с коробочками сока, некоторые со своими альфами, это видно невооруженным глазом, а остальные или в поиске, или в толпе с друзьями. Территорию окутывает басовая музыка, своим ритмом отдающая в самое сердце и горло, что в один момент кажется, словно наступило землетрясение или вибрация идет изнутри самого себя, но это всего лишь громкий трек с выкрученными на всю низкими частотами, которыми управляет диджей. Всех собравшихся объединяет одно — яркий запах бензина, следы от шин на скоростной трассе, а главное... чертовы байки. Огромные быстрые звери, на ручках которых висят защитные шлемы, а на них самих облокачиваются альфы, бесстыдно прижимающие омег за бедра, буквально вылизывая их рты. Правда, Тэхён плевать на них хотел — у него перед глазами ряд спортивных блестящих в свете фар машин байков, словно натертых маслом. Вот-вот, и слюнки потекут. — Это свидание, — громко проговаривает Чонгук на ушко Тэ, но последний даже не вздрагивает, слишком увлеченный увиденным. Гук смеется. — Только, видимо, не совсем со мной. Пока Тэхён с раскрытым ртом подмечает каждую деталь, находит известные ему марки (а он практически все знает), оценивает посадку, размер заднего колеса, сразу видит, где байки с антиблокировочной системой, а где она, скорее всего, отсутствует, к Чонгуку приближается незнакомец. От желания увидеть байки в действии и оценить водителей щекочет в районе солнечного сплетения, а подержаться за них рукой вообще кажется нереальным. У Тэхёна не было собственного мотоцикла — слишком дорого, зато ему одалживали на время гонок друзья, не такие крутые, как представлены здесь, скорее, потрепанные, местами разбитые с царапинами, но Тэ радовался тому, что имеет возможность гонять. Оказавшись в руках Чимина, который лишил его любимого увлечения, Тэ словно перекрыли кислород, но он легко дал заднюю и прекратил истерики — все же, ради любви можно пойти на уступки и чем-то пожертвовать. Сейчас Ким отчетливо чувствует, каким он был идиотом, что не стал отстаивать свои интересы. Потому что сейчас его сердце, наверное, разорвется от переизбытка эмоций. — Джей, какими судьбами? Что за малыш с тобой? — рядом оказывается широкоплечий высокий альфа, по стандарту с кожаной жилеткой и перчатками на руках. — Приехал чинить или гонять? — Ты гонщик? — Тэхён разворачивается с перекошенной гримасой на лице вида «ты еще и это не сказал?!». Гук коротко мотает головой и бесцеремонно притягивает омегу к себе за талию, по-свойски прижав к боку. — Омега мой, приехал показать, что у нас происходит, когда городские идут на пляжи, — усмехается как-то нахально, а в черных очках выглядит еще и вызывающе. Тэхён прикусывает губу, незаинтересованно отвернувшись от незнакомца к мотоциклам, хотя в голове все еще гудит «мой омега». — Есть свободная крошка? — Покажешь, кто здесь папочка? — парень скрещивает руки на груди, оценивающе осматривая омегу Чонгука. И что вообще за Джей? Много ли у него скелетов в шкафу? — Нет, — безразлично отвечает, небрежно махнув рукой, а затем кивает на Тэхёна. — Он покажет. — Что?! — в один голос восклицает незнакомец с Тэхёном, удивленно уставившись на ухмыляющегося Гука, который по-прежнему сжимает талию Кима пальцами. Парень в кожанке продолжает: — Омега? Нет, конечно, ты с ума сошел? — Боишься, что вас уделает омега? — Чон бесстыдно усмехается, обернувшись и повысив голос. — Эй, слышали? Рич боится, что его обойдет омега. Заметив пришедшего гостя, музыку слегка убавили, а все, кто знают Чона, поспешили окружить его в кольцо. Кто-то пытался привлечь к себе внимание, выкрикивая приветствия и приглашения погонять, но альфа этого и добивался — поднять бунт, показав, что омеги тоже не промах. И, на самом деле, он дико рискует, потому что абсолютно не знает, не соврал ли Тэхён, сидел ли хоть раз за такой махиной, знает ли вообще, как она заводится. Но при взгляде на Кима страх потерять баллы авторитета растворяется — он не трясется, не нервничает, лишь нетерпеливо кусает губы и уверенным взглядом рассматривает байки. Толпа гудит, заставляя некого Рича нервничать и, кажется, злиться. Видимо, не каждый день ему бросают вызов, что омеги могут быть лучше в таких, по-настоящему мужских делах. — Черт с тобой, — Рич раздраженно выдыхает, обернувшись к диджею и кивнув, после чего музыка становится еще тише, а к парню подносят беспроводной микрофон. — Все слышали? Сейчас на трассу выйдет омега. Кто до этого не слышал новость, сейчас заревели бешеными зверями. Конечно, не от возмущения, скорее, от предвкушения, так ли это будет круто, или маленькое хрупкое существо облажается и выставит Чонгука на посмешище? — Ты сумасшедший? — Тэхён подтягивается к уху Чонгука, шипя агрессивным котенком. — А если не обгоню? Тебе свою популярность не жалко? — Черный пиар тоже пиар, расслабься, — совершенно спокойно утверждает старший, провожая омегу к выбору. — Какой хочешь? Выбирай из первых пяти. У Тэхёна спирает дыхание. С другого края стоят обычные байки, дешевле и проще, как принято их называть в своих кругах — «для новичков». А первые пять, на которые указал Чонгук, самые настоящие спортивные, предназначенные для нелегальных заездов по круговым или дрэг-трассам. Тэхён такие видел воочию пару раз, когда появлялись богатые детки аристократов. Сердце бешено бьется от страха опозорить Гука, но в то же время от осознания, что ему разрешат сесть на такую красотку. Тремя оказываются популярные и многим известные модели Ямахо, с однотипным дизайном, разве что, цвет разный — синий, красный и ядовито-желтый. Не то. Они безупречны, быстры и сильны, рвут, словно лев в дикой природе. Тэ выскальзывает из-под руки Чонгука, медленно продвигаясь к оставшимся двум моделям. — Австрийский малокубатурный КТМ, высокая посадка, маневренный, небольшой вес в сравнении с конкурентами. Узкое переднее колесо с цепкими шинами для пилотирования до подножки, — воодушевленно характеризует Тэхён, пока Чон молча гордится сзади — кто бы знал, что этот тихоня разбирается в таких вещах? Перед ним матовый черный байк высотой чуть выше живота Кима, с оранжевыми вставками в колеса. Тэхён ласково касается сидения австрийки и перемещается к последнему варианту, облизывается довольно, а Чонгук понимает, на какой байк падет выбор. — Джиксер. Он просто говорит марку, а затихшая позади толпа кричит. Это самый сильный и лучший в рейтинге мотоцикл в сравнении с теми, что стоят по бокам. Это король, и точно такой же удерживает рукой Рич, с восхищенной ухмылкой наблюдая за омегой издалека. Парень обычно является организатором, рассылает приглашения, находит лучших механиков, диджеев, спонсоров, создает подходящую атмосферу, поддерживая свой авторитет, а вот гоняет нечасто. Он, как и все здесь, неплохо разбирается в транспорте, но не является «королем дорог». Да и к королю Тэхёна не допустили бы, нужно ведь пройти кастинг, доказать, что он достоин тягаться с самым сильным, буквально с вождем гонок. А Тэхёну нет дела до отстаивания своих сил, он просто хочет быстрее сесть и испытать. Принцип управления такой же, как в машинах: все то же сцепление, газ, тормоз, стартер; правильно перекинуть ногу, чтобы не завалить байк, завести ключ зажигания, переключить передачу, отпустить сцепление, газ, сцепление, скорость, драйв, рассекающий ветер. Перед Тэхёном невозможный в своем совершенстве Сузуки Джиксер — название в простонародье из-за своей аббревиатуры в марке, — шестисоткубовый спортбайк весом ненамного больше австрийки, но с сильной тормозной системой с четырех-поршневым суппортом на переднем колесе и двух-поршневым на заднем (специальный механизм). Это сделано для быстрого и плавного торможения. Сочетание агрессивного дизайна, отменной управляемости и безотказной работы — монарх всех мотоциклов, их предводитель, икона силы и стиля, голодный до скорости зверь, выжимающий из себя всё — разгон до сотки за три секунды, максимальная скорость двести пятьдесят. Сладострастный японец с усовершенствованным кузовом и мощностью. Тэхён сгибает ногу в колене, скользя по сидушке, и опускается на мотоцикл, бережно обводя центр управления ладонями. Он так же нежен со зверем, как ухаживает за Джитэем. Стоящий поблизости Чонгук не выражает эмоций, просто наблюдает, а в душе буря поднимается, а самое главное, Тэхён с таким самоуверенным и увлеченным видом выглядит дико сексуально, настолько, что хочется плюнуть на все рамки и разложить его на ближайшем капоте. Он сводит с ума одной лишь улыбкой. Только и улыбка меняется, когда парень поворачивает ключ и оборачивается — на лице насмешливый оскал, а в глазах пламя, адское и не щадящее ничего на своем пути. От него веет силой и смелостью, отвагой и дерзостью. Гук видит его таким впервые и не жалеет, что привез сюда — это того стоит. — Полукольцевой заезд, первый, кто пересечет линию — победитель, — сообщают в микрофон. Тэхён оглядывается: впереди небольшая «взлетная» трасса, следом развилка на два пути, которые, как не сложно догадаться, метров через четыреста соединяются и образуют овал, похожий на смятый бублик. Недалеко виднеется линия, которую необходимо пересечь в качестве старта, а на обратном пути — финиша. Она находится в нескольких десятках метров от толпы, чтобы гонщики успели затормозить. Ведущий продолжает. — Ставки можете сделать около фонарного столба, — в обозначенном месте стоит парень, удерживая микрофон и делая взмахи рукой, дабы привлечь внимание. — Если не получится, не переживай, — Чонгук протягивает парню шлем, опустив ладонь на спину, а сам наклоняется к уху, пока Тэхён не надел шлем. — У него расшатана приводная цепь и барахлит четвертая передача, поэтому на повороте прижимай — он затупит. — Как некрасиво сдавать соперников, — Тэхён хихикает, проверяя регулировку шасси и ход подвесок, а затем прикусывает губу, взглянув на Чона. — Это самое лучшее, что мне когда-либо устраивали. Чонгук наклоняется непозволительно близко, почти прикасаясь губами к щеке, ухмыляется: — Поблагодаришь, когда выиграешь. Он говорит когда, а не если. Тэхён просто обязан обойти этого напыщенного альфу, который так бурно отреагировал на появление омеги на трассе. Ким выдыхает, собираясь с мыслями, затем приспускает сцепление, подкатываясь к финишу. На обоих соперниках шлемы, скрывающие глаза, но Тэ всем телом ощущает высокомерие рядом сидящего. Кажется, словно атмосфера накаляется, а его враг, до этого насмехающийся, будто все еще не признает в Тэхёне соперника, горделиво задирает голову, качая рукой в такт музыке — подогревает толпу, которая взрывается, пока между байков рысью движется откровенно разодетая худая бета-девушка в шортах, едва прикрывающих ягодицы, и топе с открытым животом. Думаешь, ты лучше, Рич? Запасись памперсами, лузер. Три. Ведущий начинает обратный отсчет, бета противно извивается под ритм слабо играющей музыки, держа в руках платок шахматной расцветки. Тэхён удерживает сцепление, газуя правой рукой — помнит, что резко отпускать нельзя, иначе перевернется. У него меньше секунды, чтобы переключиться между удерживающей его от толчка лапки (сцепления) и провернуть газ, зарычав со всей дури. Тэхён нетерпеливо облизывается, слегка нагнувшись — так легче удержаться при импульсе. Два. Тэхён решает посвятить поездку своему прошлому. Не тому, где он счастлив и независим. Тому, где Чимин, делающий больно постоянно: сначала словами, затем руками и ногами, сжимая до синяков, вбивался в обессиленное тело грубо, иногда до крови, не жалея, не шепча на ухо успокаивающие фразы, не целуя нежно. Омега крепче вцепляется в ручки, осторожно опуская лапку сцепления, переключая ногой передачу. Сколько бы лет назад он не садился за байк, руки и сознание помнят, как правильно поступить. Дома ждет сын, который, когда вырастет, сможет восхищаться своим папой. Дома ждут ребята, присматривающие за Джи, принявшие его проблемы и истории, хотя, казалось бы, зачем? Он незнакомый человек, ему никто не обязан. Но его поняли, пригрели и поддержали. Как же Тэхён ненавидит Чимина. Байк рычит сильнее. Один. От байков остаются только полосы и пыль. Они срываются с места одновременно. Рич, не ожидавший такой реакции, на секунду опешивает, пока Тэхён, даже не оборачиваясь по сторонам, разгоняется до необходимых цифр на спидометре, переключая передачи одну за другой. Они только оттолкнулись от старта, а уже преодолели полпути первой развилки. Ничего, кроме гула двигателя, не слышно. Тэхён укладывается грудью на мотоцикл для лучшего пилотирования, пока чересчур важный петух едет с прямой спиной, явно трясясь на увеличении скорости. Тэхёна окутывает адреналин, как впрыснутый наркотик в вену. Это не сравнится ни с одной высококачественной дурью. Солнце практически село, задерживаясь на четверть над горизонтом, словно прощаясь с жителями. Тэхён обратил бы на это внимание, если бы не был занят пристальным наблюдением за дорогой. Приближается поворот, пусть и не резкий, но любой поворот руля на таких скоростях представляет опасность. Для неопытных, конечно. Как и сказал Чонгук, Рич слегка притормаживает, чем Тэхён пользуется, руководствуясь простым советом известного мотогонщика: «Тормози там, где необходимо, а не там, где тебе хочется». И Тэхён выжимает, проносится мимо, пусть и «не облизывает» кольцевую обочину, едет по более широкой траектории, но выносится вперед за счет скорости. Кажется, словно асфальт под колесами горит. Руки вибрируют, крепко сжимая ручки руля, однако Ким впереди — он обошел альфу. Это не конец, расслабляться рано, у старшего есть все шансы обойти соперника, но Тэхён обучен не мотошколой, не спортсменами мирового уровня — Тэхёна учили обычные уличные нелегальщики. Это не высокий уровень, но им известно куда больше, чем добропорядочным гонщикам. Как Тэхён понял, что Рич обучался в специальном учреждении? По посадке и первому рывку. Таких сразу видно, особенно когда сам водишь и не просто катаешься по правилам, а когда чувствуешь, сливаешься телом с мотоциклом, дышишь одним воздухом и рычишь в одной тональности. Тэхён вновь вспоминает Чимина. Он для Кима в мыслях, как красная капоте матадора для быка на родео. Его лживый смех, притворно поднятые уголки губ, хитро прищуренные и без того узкие глаза. Ненавижу. Его щиплющие горячие шлепки по лицу, напоминающие, кто он есть, унижающие собственное достоинство. Его грубые толчки без предупреждений и растяжений, разрывающие изнутри до содранной от криков глотки. Его плевки в душу чужими запахами, которые входили вместе с его природным в Тэхёна, пока они были вдвоем. Чимин порочил его своей мерзостью, другими, смешивал ароматы в дурно пахнущие смеси, противные до тошноты. Когда впереди виднеется полоса, Рич мелькает справа передним колесом. Тэхён выкручивает ручку до последнего, задерживая дыхание, сдерживаясь, чтобы не зажмурить глаза от боли и обид, которые он выпускает вместе с газом. Он помнит, как оправдывался перед друзьями Чимина, объясняя, что в платке, потому что заболел, а не потому что на шее яркие следы укусов и рук душащего Чимина. Помнит, как утверждал, что нелепо споткнулся на лестнице, подвернув ногу, а не что Чимин швырнул на каменистую тропинку в саду, даже не удосужившись помочь подняться, хотя Тэхён четко дал понять, что получил сильное растяжение в районе щиколотки. Тэхён кричит. Ублюдок, ублюдок, ублюдок! Тэхён резко тормозит, выкрутив руль в другую сторону, мимолетно касаясь подставкой земли, уходя в занос. Секундами позже удается окончательно остановиться, погасить двигатель и скинуть с себя шлем куда-то в сторону, скрестить на рулевой части руки, опустившись на них лбом и восстанавливая дыхание. Он только что не просто выпустил пар, он раскрыл донельзя откровенно душу нараспашку, как книгу. Кажется, он даже кричал в один момент, выжимая газ до предела. — Ви, в норме? — обеспокоенно врывается голос Чонгука в сознание. Тэхён не успевает полностью поднять голову, оказываясь в крепких мужских объятиях, которые пахнут по-родному, по-домашнему, будто он и вправду дома. — Мой мальчик. Мой мальчик. Тэ дезориентировано жмется к парню, жмуря глаза, прячет лицо в изгибе шеи. По щекам катятся слезы облегчения. Ладони Чона успокаивающе скользят по вспотевшей спине. Он сказал «мой мальчик»? Ким улыбается, обессиленно сжимая чужую футболку. — Ты несильно расстроился? — интересуется Ким, когда Чон отстраняется, слегка улыбаясь. — Ви, ты выиграл. — Правда... — Тэ сдержанно улыбается, опустив голову. Осознание приходит не сразу, он молча рассматривает кроссовки Чонгука, который терпеливо ждет, прикусив щеку изнутри. Стоп, он победил. Он обогнал этого Рича? Тэхён резко вскидывает голову с распахнутыми от удивления глазами. Чонгук начинает звонко хохотать, закинув голову назад. В этот момент сзади слышится агрессивный вопль альфы. — Джей, попрошу вас забрать выигранную сумму гонщика, как представителя, — разносится из динамиков голос ведущего. Гук протягивает своему омеге руку, помогая встать. Рядом появляются ребята из толпы, забирающие байк и отвозящие его на стоянку, пока Тэхён, чувствуя себя звездой, с Чонгуком под ручку движется к ведущему под восхищенные взгляды альф и ревнивые колкие фырканья омег и бет. Сегодня Тэхён выигрывает гонку, прощается с еще одним камнем на душе, еще и зарабатывает на собственных эмоциях. Домой они едут громко, весело крича под музыку из магнитолы, Тэхён не боится более запачкать салон, вскидывает руки вверх, как при поездке на американских горках. В какой-то момент вскакивает на ноги, держась пальчиками за стекло, и танцует. Развязно качает бедрами, выгибается, ему свободно, он счастлив. Без рамок, навязанных обществом и Чимином. Чимина больше нет в сердце, к черту его! — Что? — грубо слышится где-то в темноте кабинета. На часах три ночи, в помещении лютый бардак, но этого не видно под толщей кромешного мрака. В одной руке тлеющая мальборо, в другой — снифтер с наполовину наполненным французским Бисквитом, отдающим привкусом спирта и пряных трав. Где-то на столе почти разрядившийся с приглушенной яркостью телефон, на громкой связи секретарь. — Он был замечен на камерах на одной из остановок, — на той стороне на секунду виснет пауза. — Водитель утверждает, что нигде не высаживал Тэхёна по пути, но больше он не появился на последующих остановках. — Сука, — глухо шипит Чимин, не удосужившись допить коньяк — бокал бездушно летит в стену, с ожидаемым шумом разбиваясь о неё. Где-то там, в хламе валяется не одна разбитая бутылка. Пак выдыхает, стараясь взять себя в руки, но нестабильное состояние говорит само за себя. — Он не мог пропасть. Из-под земли мне его достань! На той стороне соединения вновь виснет тишина, которую секретарь не рискует нарушить. Чимин не испытывает романтических чувств к своему омеге, он одержим: он привык ломать его утром и ночью, привык слушать стоны боли и вопли на ухо, попытки ударить в ответ. Он чертовски скучает именно по крови Тэхёна, по его надломленному голосу, умоляющему шепотом «хватит», по упругим ягодицам, которые идеально подходили ладоням Чимина. Когда Тэхён разбит и истощен, им легче пользоваться, его тело такое податливое и сладкое на вкус. Чимин ненавидит себя за то, что не посадил его на короткий поводок после последней ссоры. Эта мразь должна гнить в подвале и время от времени принимать любые приказы от мужа, послушно раскрывать свой блядский рот и услужливо заглатывать, даже если давится, если воздух кончается. Это его, сука, обязанность. — Чимин-а, — осторожно звучит ласковый голос секретаря. — Хочешь, я приеду? Помогу расслабиться. — Ты поможешь мне расслабиться, когда найдешь эту дрянь, — неожиданно мягко отвечает Пак, разлившись в безумной улыбке. — Я сотру его в порошок. — Малыш, я сделаю все возможное, — голос секретаря звучит воодушевленнее. Чимин касается пальцами висков, слегка надавливая и массируя — голова нещадно болит. Где же его искать, раз сбежал от своего хозяина? Парень откидывается на спинку кресла, прикрыв глаза. — Юнхен, проверь все недавние рейсы на самолеты и корабли. — Думаешь, он мог улететь? — Юнхен звучит неуверенно, хмыкнув в конце. Если он действительно слился с реальностью, значит, омега-секретарь его недооценил. В общем-то, плевать, главное выполнить просьбу своего альфы и найти эту половую тряпку. Секретарь и сам не против отыграться, проучить суку. — Просто ищи. Пак отключается, сжав в руках телефон, и жмурится от боли в районе сердца — беспробудное пьянство ситуацию не улучшит. Спать по ночам в одиночестве особенно ужасно.