— Все вы особенны по-своему.
— Мог просто сказать, что я привлекательный.
— Ты меня привлекаешь.
Чонгук развязно проникает языком в рот Тэхёна, выбивая новый стон. Хочется вынести этого обмякшего в его руках, возбужденного (о да, уж Чонгук чувствует собственным животом, насколько быстро младший умеет заводиться) омегу, завалить на траву и слиться с ним воедино, ощутить его всего с головой, дышать в унисон, кусать и целовать одновременно. Ногти у Тэхёна острые, Чонгук это понимает, когда после очередного прикусывания его губы он вонзается ногтями в крепкие чонгуковы плечи. Во рту оседает привкус крови вперемешку с грейпфрутом у Чонгука и излюбленной клубникой у Тэхёна. Оба отрываются друг от друга на мгновение, чтобы вдохнуть кислород и вновь нетерпеливо припасть к терзаниям чужих губ. Тэхен еще никогда так сильно не мечтал поцеловать кого-то, не представлял, что после побега из паковского жилища испытает к кому-то симпатию. Ему казалось, что его чувства сломаны, изранены до такой степени, что он больше не сможет излучать заботу о ком-то, кроме Джитэя. Оказалось, может, и не только это. Тэхён вспоминает первый содержательный разговор с Чонгуком на пирсе, когда узнал, что у «Рандеву» есть понятие в морском словаре, а затем интересовался, что молодежь делает, оказавшись в открытом море:— Обычно, просто веселимся, купаемся до утра, — Гук пожимает плечами, многозначительно взглянув на омегу. — Для свободных это способ найти свою пару.
— Я в таком не нуждаюсь, — омега расслабленно улыбается, кивнув в сторону малыша.
А потом осознает, что да, еще как нуждается, черт возьми! Нуждается просыпаться по утрам и толкаться друг с другом на кухне, споря, кто сегодня готовит завтрак. Нуждается в вечерних просмотрах абсолютно глупого кино с Чонгуком и Джи под боком, который медленно засыпает под транслирующуюся картинку. Еще недавно это казалось чем-то нереальным, но прямо сейчас пара, не слыша завывающего летнего ветра, шелеста листьев на берегу или рыбок, на мгновение выпрыгивающих в воздух на мелководье, неистово целуются, с особой остервенелостью сминая чужие губы, ловя вздохи и выдыхая вместе с ним. Кажется, Тэхён начинает подрагивать, потому что они наполовину выбрались из воды, но сам этого не замечает, поэтому Чонгуку приходится нехотя оторваться и прижаться лбом ко лбу Ви, давая обоим некоторое время прийти в себя. Или Чонгук зацелует его до смерти, или у Тэхёна сорвут тормоза, и он забудет, что они в лесу, на верхней полянке спят дети, а Тэ наверняка будет несдержанным рядом с этим альфой. — Ты замерз, — напоминает Чонгук с кроткой улыбкой. Тэхён сильнее обвивает шею мужчины, не желая расставаться ни на секунду: — Ты тоже. — Придется согревать друг друга. Тэхёна больше не пугает, что они будут спать вместе в одной палатке. Оказавшись в ней, они еще долго лениво целуются, дорвавшись наконец до личного пространства друг друга, прежде чем начать засыпать. В этот раз Тэхён без стеснения жмется к мужскому телу, обвивает его конечностями, дышит размеренно в шею. А Чонгук теперь смело может ответить на вопрос юных омежек из группы — да, Тэхён его омега. На следующий день с утра повисает неловкость по бытовым причинам: у обоих обнаруживается утренний казус, обычно случающийся с подростками, но, видимо, впечатленная нервная система парней решила поступить иначе. Что там Чонгук говорил? Природа приводит нервную систему в тонус? Психотерапия? Ну да, ну да. И Тэхён вовсе не засматривается, лишь смущенно улыбается, получает в ответ мягкое прикосновение к губам и отворачивается, пока Чонгук одевается. Неожиданно вспоминает, что всего лишь день назад переживал, что утром будет выглядеть ужасно, а сейчас прячет в ладонях счастливую улыбку, боясь показаться безумным. — Все нормально? — звучит хрипло за спиной, а затем ладонь касается талии Тэхёна, заставляя того вздрогнуть. — Да, просто нужно обдумать всё. — Только не загрузись, — Чон усмехается, вспоминая, что омеги вообще существа интересные, временами сложные: прямо как Керуак. Только, в случае с Тэхёном, без наркотиков и вечного поиска внутреннего «Я». И Тэхён слушается. Не грузится, когда Чонгук уходит будить детей. Не грузится, когда они все завтракают, постепенно собираются возвращаться, предварительно накупавшись в реке, только немного другим путем, более длинным, через водопад, чтобы запечатлеть его красóты поближе. Не грузится и не думает: «А вдруг это несерьезно, вдруг он просто поддался инстинктам, а я навыдумывал семейную жизнь на год вперед», — когда группа уже собрана и неторопливо движется к водопадам. Даже улыбается счастливо, когда Чонгук просит попозировать на фото, строит смешные рожицы и принимает разные позы, затем фотографируется со всем детским коллективом, а после и вовсе вместе с Чонгуком и подростковой группой — как на том фото в мастерской парня, где Чонгук окружен детьми, а недалеко стоит его бывшая омега. С годами все меняется, как и омеги, а неизменным остается тот факт, что Чонгук в этом городе осуществляет роль няньки. Возвращается компания к вечеру без происшествий. Тэхён думает, будет ли теперь все по-другому, стоит ли это обсудить с Чонгуком? Боится услышать не то, чего он ожидает — его душа и так сейчас слишком чувствительна, не только из-за побега, но и из-за окрыленной влюбленности. Тэ ловит себя на мысли, что с Чимином начиналось так же — с радости и веселья, с желания парить в воздухе и дышать полной грудью... Нет, нет! Сравнивать Чонгука и этого урода абсолютно точно нельзя. Чонгук нежен и относится трепетно, а Чимин лишь моральный тиран и ублюдок, по которому тюрьма плачет. И Тэхён не жестокий, просто рассуждает логически, ведь все должны нести наказания за последствия своих действий? Джи встречает радостно обоих: лезет сначала обниматься к папе, а потом с такими же эмоциями виснет на шее Чонгука, заставляя поднять его на руки и покружить. Тэхён широко улыбается, смотря на сложившуюся картину, а в груди щемит — страшно, боится быть использованным. Но как можно допустить мысль о том, что с ним могут так подло поступить, когда Чонгука доверчивой коалой обвивает своими детскими лапками его, тэхёнов, сын? Не зря ведь говорят в народе, что дети хоть и наивные, но подсознательно чувствуют, хороший перед ними человек или нет. Тэ ненадолго успокаивается, отложив свои опасения в долгий ящик. Вечером все происходит, как обычно, по традиции: вечерние посиделки с парой в кафе за бокалом пива у Юнги и со свежевыжатым ягодным ассорти для Тэхёна, обсуждения будущих планов на лето, прогулки по асфальтированной набережной с мелким рядом и Чонгуком под руку (все же, зря Тэ переживает), обряд укладывания малыша Джи спать, в ходе которого приходится иногда не только сказки рассказывать, но и чуть ли не с бубнами плясать. А потом Чонгук, их гостиная, приглушенный свет телевизора и губы, нашедшие шею Тэхёна в темноте, которые идеально вписываются в новую реальность. И когда Ким успел привыкнуть к своему новому образу жизни?Alan Walker — Faded (Osias Trap Remix)
Иногда Тэхён просыпается в слезах. Они душат его по ночам. Чонгук в такие моменты быстро оказывается рядом, словно сидел всю ночь под дверью и ждал, когда это произойдет: осторожно укладывается на самый край, чтобы не разбудить Джи, и без слов успокаивающе гладит по волосам, стирает пальцами слезы, бывает, что-нибудь шепчет, пока омега не заснёт. Это происходит крайне редко, ведь Тэхён вроде отпустил ситуацию, позволил радостным событиям захлестнуть его, старается вытеснить негатив позитивом. Но подсознание не всегда с ним в ладах, и время от времени транслирует прошлое во снах, в которых Тэ сначала счастлив и наполнен чувствами, а потом сидит на отбитых коленях и давится слезами, пока рядом стоит Чимин и посмеивается, грубо сжимая его локоны пальцами. После обсуждения с Хосоком Чонгук принимает решение купить Киму курс успокоительных, которые должны сгладить его ночной недуг, а он и не отказывается. Начинает пить, кошмары все ещё мучают, но уже не так детально: в них Чимин появляется в качестве косвенного персонажа, проходит мимо. А иногда и вовсе просто стоит рядом и наблюдает, будто пытается осознать, что он потерял. В одну из таких ночей Тэхён уже не просыпается в истерике, просто медленно раскрывает глаза и устремляет взгляд в темноту, стирая беззвучные слезы ребрами ладоней. Ему опять снился Чимин, но в этот раз все было иначе: ему снилось «теплое» воспоминание, в котором Чимин был заботливым и излучающим любовь. Сложно осознавать, что это настоящее воспоминание. Ведь преступник не сразу начинает убивать? Он растет, изучает внешний мир, может, проходит обучение в школе, институте, становится успешным, а потом его клинит, или он изначально стремится к определенной цели. А может, он с детства попадает в такие ситуации, которые взращивают в нем ненависть к окружению. Так и Чимин — он ведь не сразу появился на свет с целью ломать и крушить, он был таким же беззаботным ребенком, возможно, не наделенным должным количеством любви, но ведь был! И родителя было два, и школа, одноклассники, возлюбленные, какие-то увлечения и мечты. И Тэхёна он сначала воспринимал не как пушечное мясо, а как милого парня, которого хочется целовать до потери сознания, дарить ему целое поле ромашек или ежедневно доставать чертову звезду с неба. Тэхён вспоминает один из таких романтичных разговоров. Они медленно покачивались глубокой ночью на трехместных садовых качелях, наблюдая за россыпью звезд на чистом темном небе, находя созвездия и обмениваясь знаниями об их происхождении. — А вон там созвездие, видишь? На цепочку похоже, — семнадцатилетний рыжеволосый, практически огненный Чимин тычет пальцем в небо, обводя упомянутое созвездие в круг. — Это Андромеда. Слышал, как ее увековечили на небе? Тэхён мотает головой, заинтересованно прислушиваясь и, подползая ближе, аккуратно укладывается на плечо возлюбленного, бесстыдно обвивая его руку своими лапками. Старший нежно улыбается, однозначно опустив ладонь на колено юного омеги, еще такого ласкового и душевного, с горящими глазами и видимой слабостью к альфе. Чимин продолжает: — Андромеда была настолько красива, что ей позавидовали морские жительницы, и пожаловались своему хранителю — Посейдону. Тот наслал на город, в котором жила Андромеда, проклятие: ужасного монстра. Он выходил каждый день на сушу и убивал жителей. Родители Андромеды, зная о причине происходящего, обратились к предсказателю с просьбой узнать, что можно предпринять, чтобы избавиться от чудовища. А он им сообщил: пожертвуйте дочерью, — Чимин беззлобно усмехается, словно рассказывает ироничную сказку. — Так они и сделали: привязали ее к скале, чтобы чудовище ей полакомилось. — Ужас, — Тэхён удивленно шумно выдыхает, прикрыв рот ладошкой, затаив дыхание. Чимин слабо улыбается, вновь взглянув на безмятежное небо со словами: — Тут мимо пролетает Персей на своем коне Пегасе и влюбляется в Андромеду с первого взгляда. Убивает монстра, показав ему голову Медузы Горгоны, а родители девушки отдают её ему в жёны. — Дует слабый ветерок, заставляющий Тэхёна поежиться и сильнее прижаться к боку альфы. — В честь этого события Боги запечатлели Андромеду, Персея и его коня в одном созвездии, на которое ты сейчас смотришь. — Это так романтично... — Ким задумчиво поджимает губы: если опустить множество несостыковок, выходящих за грани разумной пошлости и мерзости, греки отличались своими умениями приукрасить любой миф. Да и мифы ли это на самом деле? Что, если эти Боги существовали, а может, существуют до сих пор? Что, если Посейдон до сих пор хранит неприкосновенность океана, запуская в свои недра только понравившихся ему путников, а остальных сметая в уничтожающие воронки? А Богиня любви и красоты Афродита покровительствует нуждающимся, наделяет их необходимыми благами, которых не хватает тем же омегам или бетам, или, вполне возможно, альфам? — Чимин-и, а будь ты на месте Персея, влюбился бы в меня? Чимин тихо смеется, аккуратно убрав свою руку из цепких тонких пальчиков, и просовывает ту между сидением и спиной парня, уложив ладонь на талию. Тэхён ласково льнет к шее парня, прижимаясь к коже холодным кончиком носа, пока Пак мягко перебирает вязаную кофту младшего. — У нас была бы самая невероятная история любви, которую все школьники знали бы наизусть из учебников и рассказов родителей на ночь. Может, Тэхён, тоскуя по тому времени, когда Чимин шептал перед сном наполненное страстью «te quiero», пытается оправдать преступника? Тэхён не вернется, ни за что и ни при каких обстоятельствах, он не любит, не испытывает хандры по Паку, но, может... это сочувствие? Очень не помешала бы помощь Богини справедливой войны — Афины. Тэ аккуратно выбирается из постели, убедившись, что его кроха спит, и бесшумно пробирается на кухню, боясь нарушить тишину и потревожить Чонгука на диване. И почему он ещё спит на диване? Нужно подумать об этом утром и решить что-нибудь с кроваткой для Джи — малыш всегда спал отдельно, и сейчас не должен привыкать к совместным снам с родителем. Найдя на ощупь стакан и налив воды, Тэ залпом осушает тот и пытается разглядеть в темноте силуэты. — Почему не спишь? — звучит сбоку настолько неожиданно, что Тэхён почти вскрикивает, но вовремя прикрывает рот ладонью. — Твою мать, Гук, — шипит злобно, но расслабляется, ощутив, как парень прижимается сзади, обвивая со спины животик Кима и укладывая подбородок на плечо с тихим смешком. — Просто... сон. — Расскажешь? Чонгук часто интересуется, что снится его омеге — может, из интереса, а может, думает, что если Ким поделится, станет проще с этим жить. Он аккуратно разворачивает к себе парня, подхватывает на руки, заставляя Кима скрестить лодыжки на пояснице и ухватиться руками за плечи, и несет в свою «спальню», опустившись на диван, оставляя Тэхёна, окутанного полумраком и светом луны из окна, на своих коленях. В который раз убеждается, что Тэхён, словно произведение искусства. Он заметно нервничает, кусает губы — сон действительно его напряг, но ведь это лишь сон. — Мне приснилось прошлое, — наконец, выдыхает, только не облегченно. — День, который зародил новую жизнь.flashback
На часах большая стрелка перевалила за третий час ночи. Каждая встреча с Чимином чаще всего случалась или перед сном, или рано утром, но сегодня Тэхёну было неспокойно: альфа не пришел пожелать сладких снов, а чиминовы «воспитатели», заменяющие ему папу-омегу, сообщили, что до рассвета юный наследник уедет на неделю по отцовской работе в соседний штат. Тэ, и без того вымотанный занятиями по этикету — черт бы побрал эти вилки, ложки, правильную посадку и улыбки — и писательству, ведь достойный Чимина омега обязан обладать каллиграфией и писать грамотные письма, нервничал из-за того, что пара не увидится целую неделю! Бесконечных душных семь дней без возможности связаться — Киму запрещают пользоваться цивилизованными благами вроде телефонов, это может отвлекать от цели стать особенным, а не похожим на подобранного с улицы щенка, как часто любят напоминать его преподаватели. В комнате дико жарко, еще и состояние предвещает наступление течки — часто тянет в низу живота, запах слегка сглаживается и становится особенно сладким, а проходящие днём мимо альфы бесконтрольно оглядываются, тяжело вдыхая аромат. Не спасает ни открытое окно, ни скинутое в ноги одеяло. Тэхёну уже семнадцать, близится совершеннолетие, он не раз проводил течку со своим альфой, но эта неделя должна даться особенно тяжелой, вдали от партнера, еще и подавители идиотские, которые влияют на аппетит и настроение. Ким шумно фыркает, обиженно пнув скомканное в ногах одеяло, будто оно причина всех его несчастий. Поднимается с постели и подходит к комоду, сделанному, как и всё, что находится в этом доме, на заказ, с индивидуальным дизайном и изысканной резьбой. Этот дом — сплошная помпезность и пышность, высокие белоснежные потолки и просторные светлые комнаты. Все кажется настолько завышенным и королевским, что Тэхён невольно ощущает себя прислужником короля, или еще хуже, низкосортным рабом. Из этого состояния обычно спасает Чимин, но сейчас его рядом нет. Даже обычный сосуд с водой — керамический кувшин, напоминающий по форме древнегреческий лекиф. Благо, без орнамента с рисунками богов и их иеродулов. Осушив стакан воды залпом, Тэхён морщится, прижав ладонь к животу — меж ягодиц постепенно намокает, максимально медленно и мучительно. Нюх обостряется и, к счастью или сожалению, Тэхён ощущает уловимые нотки миндаля, окутывающие его с головой. К сожалению, потому что Чимин наверняка проснулся перед рассветом (его комната на другом этаже, но иногда парень ночует в соседнем строении), собираясь в путь. Однако с каждой секундой аромат приближается, сводя с ума, а через мгновение на низкий подоконник, прикрытый дорогой роскошной тонкой тюлью, тяжелыми австрийскими театральными тканями по бокам и характерными для барокко ламбрекенами для демонстрации изящной строгости убранства, опускается букет свежесорванных ромашек, наспех обвязанный нитью для шитья. Тэхён бы улыбнулся такому жесту при других обстоятельствах, но сейчас он на ватных ногах парит к окну, откидывает штору вбок и, не дав сказать и слова радостному Чимину, впивается в его губы. Парень опешивает от такого напора, ведь он планировал оставить цветы, прощальный поцелуй и тихо покинуть комнату, дабы не нарушать сон любимого. А вместо этого его без разрешения или приветствия затягивают в комнату, валят на голую постель и забираются сверху, с ровной спиной восседая на бедрах Пака. Чимин молча наблюдает, как его нетерпеливый омега опускает излюбленную медлительность и соблазнительность, обнажаясь: спешно скидывает натуральную сатиновую сорочку, оставаясь в одних боксерах, к которым тянется следом, но Чимин перехватывает его руку, заставляя взглянуть на себя. Запах чувствуется ярче, давая понять Чимину причину такого поведения. Тэхён недовольно стонет, ерзая филейной частью по брюкам Пака, достаточно легко и скоро возбуждая альфу. Старший облизывается, шумно выдыхая. — Только не говори, что ты спешишь, — хмыкает Тэхён. Чимин отпускает парня, перемещая ладони на его талию, ведет по изгибам ниже, подхватывает пальцами мешающий объект одежды, потянув вниз, на что Тэ едва благодарно улыбается и поднимается, помогая избавиться от ненужной вещи. — У меня минут сорок в запасе, — отвечает с усмешкой, откидывая трусы на пол, когда видит перед собой замечательный непристойный вид раскрасневшегося омеги и изливающийся смазкой стоящий член. Не церемонясь, старший подминает всё еще школьника под себя, трепетно ведет кончиками пальцев по телу извивающегося и тяжело дышащего Тэхёна, доходит до межъягодичной впадины и плавно скользит выше, входя в омегу сразу двумя пальцами под облегченный хриплый стон. Цитрусовый аромат вперемешку с морским ветром и нотками не выветривающегося миндаля усиливается, кажется, настолько, что готов разбудить весь дом, отчего рыжеволосый теряет терпение, прощается с последними адекватными мыслями и уплывающим сознанием, и берет от Тэхёна все: погружается с головой и телом, заполняет собой его всего без остатка на смену пальцам, не оставляя места для собственных мыслей и желаний. Дарит предвкушаемое облегчение, ловит губами чужие стоны и хрипы, терпит сильную хватку ладоней на плечах и рассыпающиеся неконтролируемые укусы на шее, морщась от боли, создает собственный ритм, не позволяя омеге подстраиваться, держит инициативу и доминирует, неуправляемо сжав тонкую шею пальцами по привычке. — Почему ты не сказал, что уезжаешь? — где-то между замедленными плавными движениями звучит хриплый голос Кима, сглатывающего рвущиеся наружу хрипы наслаждения и одновременно раздражения — слишком медленно. — Я вернусь через неделю, — шепчет на ухо, постепенно ускоряясь, когда Тэхён в молящем жесте подкидывает бедра навстречу, напрашиваясь. — Я... переживаю, — признается с паузой, крепче прижимая разгоряченное тело скрещенными за спиной Чимина ногами, моментами закатывая глаза от удовольствия. — Чего? — он еще и находит силы смеяться, вот же! — Вдруг ты найдешь кого-то лучше. Чимин упирается рукой в изголовье кровати, второй удерживая парня за бедра, держа его приподнятым над постелью, чтобы было удобнее двигаться вдвое быстрее. Думать получается плохо, все мысли сосредоточены на соблазнительно приоткрытых губах омеги, с которых доносятся приглушенные стоны, которые он пытается сдерживать. Старший усмехается, склоняясь и позволяя себе безжалостно кусать чужую шею. — Ты мне не доверяешь? — Д-доверяю! — восклицает парень, когда Чимин грубо входит до основания, все же заставив омегу вскрикнуть, а затем прижать ладонь ко рту, жмуря влажные от эмоций глаза. Время постепенно поджимает, когда Тэхён сильно сжимается вокруг альфы, с протяжным стоном и текущей слезой изливается себе на живот, не успевая обмякнуть — Пак теряет терпение, подходя к своему логическому завершению. Пара резких и глубоких толчков, и перед глазами обоих начинают мелькать те самые созвездия, когда-то увиденные в саду. Тэхён вытирает мокрые дорожки пальцами, когда вдруг ощущает набухающий узел внутри него, сопровождаемый разливающимся теплом. — Чимин! Ты что делаешь?! — Доказываю свою верность, — усмехается в ответ, нежно ведет ладонью по щеке, ловя новые слезы, понимая, что пути назад нет. Он сделал выбор, он был ожидаемым, но все его «прислужники» надеялись на другой исход событий. Чимин идет на это намеренно, осознавая уровень ответственности, и это его не пугает — он сын отца Пака, он проходил через все трудности с гордо поднятой головой, и в этот раз справится. Разве может что-то пойти не так?end of flashback
Тэхён сам не понимает, почему плачет, при этом грустно улыбаясь. Думал ли тогда Чимин о том, что с ним произойдет, что он изменится до неузнаваемости? Что его слова, все обещания, сладкие речи впоследствии ничего не будут стоить? Ким часто винил себя в случившемся, думал, вдруг он где-то накосячил и теперь отдувается? И только сейчас, спустя семь лет, осознает, что упустил главную деталь — Чимин перенял такое поведение от отца, отличавшегося более изощренной жестокостью, но все успешно закрывали на это глаза. А когда Пак старший скончался, а его омега, наконец свободный, молча собрал вещи и уехал доживать последние дни в пансионате закрытого типа, Чимину окончательно снесло башню. Он думал, что справится с ответственностью, но оказался неправ. — Ты скучаешь по нему? — Чонгук говорит спокойно, осторожно гладит по шелковистым волосам, словно эти слова не ранят его чувства. Тэхён тихо всхлипывает, мотнув головой: — Я тоскую по тем временам, наверное. Но если представить, что придется вернуться, мне становится страшно. Становится легче, а Чонгук остается доволен ответом, хоть и не радуется, потому что его омега разбит и страдает, а в такие моменты ему самому тяжело на душе. Хочется найти этого подонка и превратить его в порошок, пустить на корм акулам. И то, кажется, что хищники его разорвут и не станут есть — гнилое мясо невкусное. — Я никому тебя не отдам, помнишь? — мягко зовет старший, прижимая парня лбом к своему плечу.— Я никому тебя не отдам, слышишь?
Хочет исправить на «не сдам», а потом понимает, что не хочет.
— Помню, — поджимает губы, успокаиваясь. За окном появляются первые намеки на рассвет, время близится к утру, а спать совершенно не хочется. Чонгук слабо улыбается, понимая, что больше он сегодня не ляжет спать до ночи. Крепче прижимает к себе израненного душой парнишку, нежно касается губами виска, перебирая меж пальцев локоны. — А веришь? — Верю, — не раздумывая слышится в ответ, а ключицу Чонгука украшает взаимный осторожный поцелуй. До дня икс — Дня Цветения остаются считанные сутки. Владельцы развлекательных заведений уже очистили пляж, погода перестала быть такой приветливо солнечной и теплой, а открытое окно теперь запускало прохладный утренний воздух, бодря не хуже контрастного душа или кофе, который Чонгук решил сварить. Тэхён умещается за кухонной барной стойкой, подперев голову ладонью, и бесстыже рассматривает чужую обнаженную спину, улыбаясь известным только ему мыслям в голове. — Ты такой красивый, ты знал? — задумчиво произносит омега, усмехаясь. Истерика осталась в ночи, сейчас за окном расцветал просыпающийся оранжево-кровавый рассвет, отражаясь в горизонте неспокойного моря — где-то вдали виднелись активно поднимающиеся волны. — Красивый, когда не видно лица? Ты так великодушен, — оба тихо хихикают в унисон. Чонгук ставит перед собой и парнем чашки с ароматным кофе, обязательно добавив Тэхёну три ложки сахара — привык, что парень горькое не переносит и морщит носик. Мелкий как спал, так и не проснулся ни разу, лишь несколько раз сменил позу, что-то мурлыча под нос, пока взрослые наблюдали из интереса в дверном проеме. — Мы можем как-то сделать отдельную комнату или докупить кровать для Джи? — Тэхён вспоминает, что хотел обсудить эту тему. — Ему скоро четыре, а он до сих пор спит со мной. — Просто скажи, что хочешь, чтобы в твоей кровати спал я, — Чонгук заигрывающе ведет бровями, получая в ответ закатанные глаза и смешок. Он не претендует вытеснить ребенка из жизни Тэ и занимать больше места, это даже звучит бредово, с учетом того, что Чонгук малыша полюбил и воспринимает, не то чтобы как своего сына — просто воспринимает. Готов заниматься воспитанием, помогать с проблемами, характерными альфам, учить тому, что сам умеет. — Окей, я придумаю что-нибудь. — Гук, — парень задумчиво прикусывает губу. — Ты в первый день знакомства позвал меня на рандеву на яхте, — вспоминает парень, лукаво (кокетливо) улыбаясь. — Еще в силе? — Как насчет сегодня, пока еще четырехбалльный шторм? — Это как? — младший хмурится. Он знает, что шторм оценивается по каким-то там баллам, как и ветер или землетрясения, но детально в этом разбираться не приходилось. — Это умеренный для туризма «шторм», — парень берет слова в скобочки в воздухе. — Ветер есть, но с палубы не уносит. А волны не больше полутора метров. — Все равно звучит страшно. — Омега, который несся сломя голову по узкой трассе на самом лучшем из всех байке, испугался каких-то там волн? — Чонгук смеется, делая глоток кофе. Вообще-то, Тэхён ничего не боится — он сильный и смелый, как супермен. Не хватает развевающегося плаща за спиной и какого-нибудь атрибута, типа молний, как у Зевса, или трезубца, как у Посейдона. Тэхён прищуривается, словно готовится принять вызов. — Джи отправим к Юнги? — Сегодня к Хосоку в кафе, — Гук ненадолго бросает взгляд в окно, заметив сгущающиеся тучи, и подмечает, что к месту, в которое он запланировал поездку, необходимо взять плотные пледы и кипяток с какао-порошком: Тэхён наверняка станет меланхоличным, захочет тепла и сладостей. — Юнги себя неважно чувствует. — Что случилось? — Тэхён сводит брови к переносице, уже продумывая план, как быстро сбегать и проведать друга. Чонгук в ответ загадочно улыбается: — Может, скоро будет пополнение? — Да ну! — парень округляет глаза, слишком активно радуясь чужой возможности завести малюток. — Когда успели? — Юнги об этом не знает, Хосок подсуетился, — сдерживая улыбку, сообщает. — Поэтому сильно не светись от счастья, вдруг не получилось, а надежда ложная поселится. Мелкий ведь жаловаться на «ужасного» брата ко мне придет, а я его истерик не выношу. Тэхён в ответ наигранно расстроенно мотает головой, мол, какой ты жестокий, но отвлекается на появившуюся в дверях сонную кроху, шлепающую босыми ножками по паркету. За окном слышится первый моросящий дождь. К моменту нахождения на небольшом моторном катере начинается слабый ливень и, как Чонгук и предупреждал, невысокие волны, разбивающиеся о борт судна. Пара находится в помещении для управления — рубке — в которой Чонгук умело крутит штурвал, посматривает на какие-то кнопочки и горящие фонарики, пока Тэхён кутается в чонову дутую толстовку, временами вздрагивая от шумных ударов дождя о крышу рубки. Переднее стекло спасает от попадания воды в салон, но Тэхён все равно чувствует себя посетителем фильма в формате 3Д, воочию наблюдая за распростертым бурным морем, будто невесело встречающим путников. Младший, на самом деле, понятия не имеет, куда они направляются, и искренне надеется, что Чонгук не настолько сошел с ума, чтобы остановиться посреди открытого моря, чтобы «полюбоваться стихией». Тэхён его вместо акул сожрет. Он облегченно выдыхает, когда катер подплывает к возвышающимся над поверхностью воды горам, к отдельному островку, окруженному скалами и деревьями. Между ними Тэхён замечает небольшой просвет, куда Чонгук, легко пилотируя, заплывает и оказывается в самой настоящей, созданной природой, бухте. Здесь волны не такие активные, да и ветер, останавливаемый холмами, дует не слишком сильно, как на открытой местности. Чонгук глушит мотор возле помоста, натянув на голову капюшон, и выскакивает наружу, привязывая трос к кнехту, пока Тэхён мнется, нервно осматриваясь. Снаружи по-прежнему слабый дождик, а пара вдвоем в отдаленности от людей, единственные на небольшом острове, и это одновременно заводит и пугает. Чонгук помогает выбраться из катера на пристань, прихватив рюкзак с необходимыми вещами, и ведет омегу вглубь растительного леса, где, в конце пути, средь пальм виднеется небольшой деревянный охотничий домик, с треугольной крышей и заметной трубой. Печка? Оказавшись внутри, Тэхён подтверждает свое предположение: полутораместный раскладывающийся диван, напоминающий тот, что у Чонгука в гостиной (наверняка притащил из квартиры), низкий квадратный столик на одной ножке, используемый, скорее, в качестве подставки, и собственноручно собранная печка из кирпича цвета недоспелого абрикоса. Чон усаживает парня на диван и наказывает переодеться — те намокли, пока бежали до постройки. — Тут уютно, — сообщает младший, сменив толстовку на чонгуков свитер без горла, пока парень закидывает дрова в необходимое отверстие и разводит огонь. — Об этом месте никто, кроме брата не знает, — слегка улыбается в ответ, наконец разделавшись с печкой, и достает из рюкзака необходимые теплые вещи и кухонную утварь, предварительно залив фильтрованную воду в чугунный чайник и опустив его на импровизированную конфорку. — Я здесь, можно сказать, ото всех прячусь. — Почему ты раскрыл этот секрет мне? — Тэ щурит глаза с хитрой улыбкой, приблизившись к мужчине и обвив его плечи со спины руками. — Вдруг, я тебе надоем, ты попытаешься сбежать, а я тебя найду? — Ты побоишься поплыть без меня, — усмехается самоуверенно, расставив захваченные продукты на столе, затем разворачивается, чтобы прижать к себе за талию. — Здесь хочется прятаться с тобой. Тэ скромно тянет уголки губ вверх, зарывшись пальцами в волосы Чонгука на затылке, и закрывает глаза, когда чужие губы нежно касаются его. За стеклянными тонкими окнами по-прежнему льет дождь, с каждой минутой усиливая напор, но Тэхён, вопреки ожиданиям Чона, не окунается с головой в болезненное состояние, наоборот, он вдохновлен, бодр и слишком улыбчив. Только лезет постоянно обниматься, точно изголодавшийся по прикосновениям. Пара перекусывает прихваченными продуктами и принимается к душистому чаю с чабрецом и липой, сидя уже на разложенном диване. В таком месте действительно успокаиваешься — и душой, и телом. Чувство умиротворения, душевного баланса, особенно чутко ощущается окружающая природа — начинаешь слышать каждый шорох листьев или диких животных (Чонгук уверил, что больших и страшных тут нет), сливаешься с дождем, чувствуешь, с какой силой он бьется о верхушки деревьев. Тэхён молча вслушивается, делая медленные глотки чая, а Чонгук не смеет его отвлекать. Правда, через какое-то время, когда Чонгук укладывается рядом с омегой, заботливо накрывая обоих уплотненным пледом, Тэхён задумывается… а что дальше? Они приплыли на безлюдный остров, чтобы насладиться дождем и ароматами? Не то чтобы намеки Тэхёна были прозрачными, он и сам побаивается переходить к чему-то близкому, но Чонгук лишь создает комфортную атмосферу, чтобы младший чувствовал себя в безопасности. — У меня есть ноутбук с блоками, хватит на два фильма, еще можем пос- Тэхён не дает договорить хозяину хижины, бесцеремонно обхватывает ладонями чужое лицо и мягко касается губ. Плевать на здравый смысл, на последствия, они ведь даже не в официальных отношениях — Джи вот до сих пор ни разу их в объятиях не видел. Жизнь научила Тэхёна ценить каждый момент, позволять хвататься за шансы и брать от обстоятельств все, что возможно. Под пледом тепло, с обогревающей печью жарко, но Тэхён горит от другого — долго ждать ответной реакции не приходится, Чонгук ныряет руками под свой вязаный свитер на теле омеги, касаясь холодными ладонями подтянутого живота. Любое прикосновение к его телу заставляет плавиться и тяжело выдыхать. Секс у него был, вообще-то, регулярным, только не желанным. Тэхён не мог отказаться, только бесшумно плакать или вскрикивать «прекрати», закусывая подушку. Сейчас его тело — одна сплошная эрогенная зона, чем Чонгук пользуется: задирает мешающуюся вещь, перебравшись между ног парня, и скользит губами от груди вниз, трепетно обводит языком ореолы сосков, мягко втягивает в себя, заставляя прогнуться в спине навстречу, каждым мазком языка по маленьким бусинкам выбивая с уст приглушенные стоны, пока Чонгук совсем чуть-чуть нетерпеливо сжимает ладонью аппетитную половинку. Как только Чонгук спускается ниже, прокладывает влажную линию поцелуев от впадины меж ребер до ремня брюк, без вопросов расправляется с брюками, стаскивая их вместе с нижним бельем вниз, не встретив сопротивления. Дыхание Тэхёна окончательно сбивается, когда Чонгук, даже не дав секунду собраться с мыслями и осознать, что пути назад нет, сгибает стройные ноги младшего в коленях и ведет носом по внутренней стороне бедра, оставив слабый укус. «О Господи», — думает Тэхён, осознавая, что происходит. Он сбежал за чертову тысячу километров от человека, с которым прожил семь лет, семь лет, только подумать, в первый день знакомства с Чонгуком очень приветливо огрел его сковородой по лбу, посчитав, что убил. Соврет, если скажет, что не задумывался, как спрятать труп. Этот же парень первый проявил инициативу, о рандеву всяких рассказывал, танцевать приглашал, блинчики делал. Блинчики! Да Тэхёну даже тетя такие щедрые подарки по выходным не дарила, как этот незнакомец (в том-то и дело, что практически незнакомец). Он совершенно спокойно ворвался в размеренно-избитую жизнь Кима и нагло поселился в сердце. Сейчас, кстати, незаметно для Тэхёна, оказался одним пальцем внутри, выбив новый протяжный стон. — Земля вызывает, ты со мной? — Чонгук тихо посмеивается, оказавшись у лица, когда замечает, что Тэхён вновь погрузился в мысли, о нём вообще-то, и опять слезы льет. — Ну что за плакса? Чон жмется влажными губами к щеке парня, слизывает соленые дорожки с чувствительного омеги, бесконтрольно переместившись к подбородку, целуя каждый миллиметр лица — хочет зацеловать его без остатка, чем сейчас и увлекается. Младший неловко хихикает, делая глубокий вдох — от сбитого дыхания (или от Чонгука) слегка кружится голова. Стонет хрипло и протяжно, когда ощущает второй палец. Чонгук двигает ими медленно, мучительно медленно, с такой нежностью, какая Тэхёну даже не снилась, и аккуратно разводит те в стороны, подготавливая под себя (а там не подготовиться себе дороже, Тэхён помнит по ощущениям в реке). — Я могу выкинуть мысли из головы, что все это несерьезно? — между поцелуями, которые атаковали тэхёновы губы, спрашивает слегка дрожащим голосом, прикусывая щеку изнутри. Чонгук хмурится, а затем вскидывает бровь недовольно, пронзительно в глаза смотрит, мол, посмотри на меня и рискни сказать это еще раз. — Ты можешь сейчас мысли в принципе из головы выкинуть, — не спрашивает, утверждает, приказывает. Не так, как бывший муж, а с ноткой тепла и улыбки, спрятанной в изгибе шеи, которую покрывает новыми порциями укусов и зализывающих в извинении чмоков. — Гук, я боюсь. — Не бойся, я ведь рядом. Это пугливое «боюсь» не значит «боюсь боли», Тэхён в этом, как бы грустно не звучало, спец: помнит технику и тактику, знает, когда лучше расслабиться, а когда напрячься, чтобы не так больно, чтобы потом хотя бы ходить и не морщиться. Это «боюсь» говорит о страхе попасться, пережить всё снова, вернуться и оказаться в ловушке, оказаться преданным. Чонгук понимает без объяснений и прижимается всем телом, когда на обоих не остается одежды, как бы показывая: я действительно рядом, доверься. Тэхён доверяется. Отпускает себя и отдает всё, что у него есть, делит страхи и обиды на двоих, принимает чонову боль и переживания, радость и счастье, оставляя место для новых впечатлений. Хватается за могучие плечи мужчины, подается бедрами навстречу вместе с толчком, когда член Чонгука заполняет его без остатка, и старается дышать, боясь задохнуться от переизбытка эмоций. Бессознательно распахивает глаза, чувствуя, насколько Чон большой и сильный, ощущает себя максимально миниатюрным и крохотным в его руках, сжимающих кимовы ягодицы до слабых синяков. А Чонгуку с его воздержанием в полгода сносит крышу, но он из последних сил сдерживается, думая сначала об омеге, а потом о себе и своих желаниях. Если Чонгук целует слишком чувственно и обыденно, словно в благодарность за пустяк, то Тэхён с каждым нерасторопным плавным движением раскрывает себя настоящего: ненасытного, соблазнительного и нетерпеливого. Переходит грань стеснения, впивается ногтями в спину, заставляя альфу рычать, безбожно въедается в его губы, мокро и пошло вылизывает рот своим языком, толкаясь им чуть ли не в горло. Заводит Чонгука одними лишь сладкими стонами и своими кокетливыми (еще успевает заигрывать) улыбками. Секунды сливаются в минуты, сбитое дыхание в унисон, Тэхён закатывает глаза и перестает себя сдерживать, вскрикивает во весь голос, когда Чонгук попадает толчками по простате, когда обхватывает его сочащийся бесцветной жидкостью член, едва сжимая и ведя по стволу ладонью. Тэхёну хватает пары движений, чтобы выгнуться до хруста в позвоночнике, зажмурить глаза до мерцающих красно-сине-зеленых точек, пачкая руку парня спермой. Чонгук нагоняет мгновениями позже, не удосужившись выйти из омеги — разливается внутри горячей жидкостью, узел набухает, скрепляя пару воедино. Все равно пять процентов вероятность оплодотворения, стоит ли волноваться? — Ч-чон. — Тэхён, кажется, успел за это время задохнуться и заново задышать. — Ты чайник снял? — Блять, чайник. Чонгук так и думал, что потеряет голову от этого по-блядски открытого омеги, забыв о мерах безопасности. Как-никак, лачуга его из дерева, поджечь и загореться за секунду на раз плюнуть. Старший дезориентировано оглядывается, нависая над взмокшим расслабленным телом Тэхёна, пытаясь уловить запах гари. Хорошо хоть, что с открытым огнем не контактирует, иначе бы взлетели, как на пороховой бочке. А что, было бы эффектно: пока Чонгук кончает, за спиной взрывается чайник, обдавая кожу кипятком. Вот так рандеву получилось бы — и переспали, и обожглись, да не только от любви друг к другу. А затем осознает, что чай-то они выпили еще час назад. Оборачивается с недовольным лицом, когда Тэ уже хохочет во весь голос. Отомстил за утюг перед походом, называется. — Я это запомнил, Ви, — прищуривается хитро. Тэхён в ответ кивает с самодовольным видом, мол, да-да, поговори мне тут. Расплывается в ласковой улыбке и, наконец наступает флегматическое настроение — спокойное, уравновешенное, ленивое. Даже не удосуживаются одеться, просто кутаются в одеяло, прижимаясь к влажным телам друг друга. Тэ еще какое-то время молча целует, куда дотянется, не желая отпускать парня из своих рук. Позже Чонгук лежит на спине, одной рукой обвивая талию удовлетворенного Тэхёна, который жмется щекой к его груди. Разговаривают обо всем, что только придет в голову — о море, рыбах, садах с фруктами, звёздах, полётах в космос, картинах, вкусах. Узнают друг о друге, что Тэхён не любит мелодрамы, отдавая предпочтение боевикам, а Чонгук наоборот, фанат чего-то простого и расслабляющего. Тэхён шутит «порнушку любишь», Чон лишь коварно ухмыляется, слабо щипает за бок. Тэхён слушает обо всем: Чон не любит кофе с сахаром, болеть (отнимает время), пользоваться кремами для рук, поэтому они такие грубые и сухие. Не любит вскапывать грядки и всячески пытается избежать этой участи, когда Юнги задумывает обновить свой огород и нуждается в помощи. Любит перемолотую клубнику со сметаной, читает заставляющие задуматься книжки, курит несколько лет и практически не пьет: «Трезвым больше запоминается». От Тэхёна узнает, что он любит ромашки больше остальных цветов, боится ежиков (вот этих маленьких колючих шариков!), мечтает написать книгу о своей жизни или добрый рассказ для детей, который понравился бы сыну. Уточняет, что ненавидит песню Армстронга «Мир прекрасен», и не потому, что для него в какой-то период мир был ужасен — он танцевал под эту песню с Чимином на свадьбе, а затем, когда Пак помешался, эта песня часто доносилась из его кабинета, а после нее он с приподнятым настроением брал омегу силой. Эта мелодия приятная на звук, романтичная, но Тэхён ее боится, как огня. На обратном пути Тэ осознает, что за все время нахождения на острове вспомнил о Чимине лишь раз, во время разговора. Пара возвращается поздно вечером, когда Джи уже измотанный ничего не деланием спит на кровати Хосока, старший Чон прибирается в зале кафе, а Юнги со скверным выражением лица кутается в одеяло на одном из диванов, кисло улыбнувшись. — Гук-а, можно тебя на секунду? — зовет младший омега, утаскивая парня в подсобку для персонала. — Как отдохнули? — развевая на мгновение повисшую напряженную атмосферу, интересуется Хосок, протирая бокалы. Хотя по румяным щекам и радостной улыбке Тэхёна и так все понятно, но Ким кидает скромное: — Неплохо. — Он хороший парень, — загадочно говорит Хосок с прикрытой усмешкой. Продолжает менее весело. — Иногда кажется странным, замкнутым. В такие моменты ему требуется время, чтобы раскрыться. — Почему? — Тэхён хмурится, облокотившись локтями о барную стойку. Хосок жмет плечами. — Такой характер. — А о чем они говорят? — Обещаешь не паниковать? — Тэхён готов паниковать уже от этого ответа, но ведь Чонгук сказал довериться, значит, Тэхёну не о чем волноваться. Да? — Обещаю, — серьезно в ответ, для правдоподобности брови хмурит. — Его бывший омега приехал в город. Оу. К такому Тэхён не был готов. Ну, и что? Приехал и приехал, флаг в задницу, лопату в руки. Почему-то появляются какие-то нервирующие факторы, когда у Тэ в жизни все налаживается. В любом случае, это прошлое, а у Чонгука есть новое настоящее в количестве двух человек, и ответственность за них, разве нет? Ким кивает в ответ понимающе, но губу прикусывает. Все-таки, панику не наведет, но начнет слегка нервничать и оборачиваться. — Главное, что не мой бывший муж, — нервно отвечает в ответ, разрядив беседу слабой шуткой. Когда Чонгук появляется в компании с болезненным Юнги, Тэ начинает переживать — его альфа не выглядит расслабленным или вида «было и было», он заметно напряжен, задумчив, загружен. Опускается рядом с Тэхёном на стул, но продолжает все обдумывать, абстрагировавшись от мира. Ким решает не лезть, понимает его чувства, все-таки как Хосок и сказал, ему нужно время. Беседа идет хорошо, Юнги рассказывает о своей «простуде», на что Хосок никак не реагирует, но понимает, что Тэхён знает, когда омега косится в его сторону, и он незаметно подмигивает Ви. Тэхён же просит по дружбе слабоалкогольный коктейль с кусочком апельсина — погода плохая, ливень идет, неприятно тарабаня по мозгам, еще и Чонгук со своими слабыми односложными ответами злит. Но Тэ не позволяет себе обижаться, входит в положение. Мало ли, о чем он думает, это его мысли, и раз Тэхён негласно согласился быть рядом, то должен окружить косвенной поддержкой. — Пусть Джи спит, заберем его утром, а сами доедем на машине, — отзывается к концу общения Чонгук, поднимаясь с места и на ходу схватывая прилетевшие в него ключи. У них настолько отличные отношения, что даже не приходится просить разрешение. Поездка проходит в тишине: Чонгук думает о своем, Тэхён боится спросить. — Задавай, — неожиданно говорит альфа, включив печку. — Что? — Вопрос. Я вижу, что ты хочешь спросить, — неподвижно в ответ. И правда, Тэхён весь извелся в своих переживаниях: губы кусает, пальцы теребит на коленях, сам того не замечая. Тэ устало вздыхает в ответ: — Я не знаю, что спросить. Тебя волнует эта новость? Почему ты такой беспокойный? Он еще что-то значит? Может, ты скуч- — Тэхён, сбавь обороты, — слегка грубо доносится в ответ, на что Тэхён морщится. Даже голос не повысил, а от тона все равно мурашки побежали. — Я не беспокойный, просто думаю, а о чем — не забивай себе голову. Просто знай, что я ничего к нему не чувствую. Вот и поговорили, на том и порешали. Тэхёну нечего ответить, старшему — добавить. До квартиры едут в тишине, разбавляемой бесконечно включенными дворниками и обстрелом из дождя. Уже давно стемнело, районы освещают редко стоящие друг от друга фонари, как Тэхён и Чонгук сейчас — между ними не больше метра, а кажется, что они на разных материках, разделенные пропастью из моря. Ким загруженным выбирается из машины и двигается в квартиру, на ходу стягивая мокрые вещи. Стесняться некого: во-первых, Чонгук уже все видел и пробовал, во-вторых, он ушел копаться в мастерскую. Он как-то упомянул, что когда хочет побыть наедине, занимает себя работой. Тэхён встревать не стал, принял горячий душ, высушил волосы, переоделся в спортивки Чонгука и его свитер, чувствуя себя в тепле, и уселся перед телевизором — как раз показывали ночные новости, в которых ни слова про Тэхёна, лишь недавние события — что творится в мире, следом непосредственно в их городе. Прогноз погоды и идиотская мелодрама, где у всех чувства, любовь и прочее. Чонгук поднялся лишь раз, попросил сделать кофе, увидев, что младший не спит, и вновь спустился вниз. Тэхёну только в радость — тоже нужно занять себя чем-нибудь. Принялся стоять над включенным электрическим чайником, гипнотизируя его глазами, словно это поможет работать быстрее. Старается развеять глупые мысли в голове замещающими, вроде, что все-таки придумать с кроваткой для Джи, где его поселить. Может, переместиться в домик в лесу втроем? Хотя, у Чонгука здесь мотосалон, неудобно лишать его места работы под рукой. С другой стороны, они теперь всегда будут жить здесь? Но это и неплохо, если сделать перепланировку и организовать комнату для сына, то вообще идеально: закаты и рассветы здесь действительно красивые, оторваться невозможно. Сейчас, правда, вид грустный — дождь да темнота, никакой романтики. Тэхён заваривает быстрорастворимый кофе (Чонгук попросил именно этот) и спускается по внутренней лестнице в мастерскую, но на полпути тормозит — слышит чужой голос. И запах. Запах блядского горького шоколада, который Тэхён ненавидит, и ощущает, что это омега. И несложно догадаться, кто он. Спускается еще ниже, намереваясь увидеть, кто влез на чужую территорию, но в тот момент чуть не роняет кружку. Чонгук прижимается к столу бедрами, когда к нему приближается светловолосый омега, бесцеремонно укладывает ладони на чужих плечах и тянется на носочках к лицу (он ниже на две головы), впиваясь губами в чоновы. А тот ничего не предпринимает — стоит столбом, бровью не ведет, но и не отталкивает. И где его «доверяй, верь, я рядом»? Смешно. Неужели опять попался на сладких речах? Будто история с Чимином ничему не научила. Тэхён не плачет, не истерит, не подлетает выяснять отношения: молча опускает блюдце с кружкой на порожки, слегка нашумев звуком опустившегося стекла. Что там Чонгук делает дальше — плевать. Главное, что Тэхён подхватывает по пути чью-то (Чонгука) кофту с капюшоном, накидывает сверху и спокойным шагом покидает квартиру по внешней лестнице, прямо в объятия дождя. Идет, обдуваемый ветром и каплями, тут же промокает, но не обращает на это внимания. Не льет крокодильи слезы, не кричит на всю улицу, как ему обидно и неприятно, лишь кисло усмехается, пропихнув руки во влажные карманы штанов. Не обращает так же внимания на то, что сзади кричит Чонгук, просит остановиться, а Тэхён лишь молча шлепает по лужам, направляясь в единственное место, где можно сейчас спрятаться, где станет легче — к сыну в кафе. — Тэхён! — Чонгук осмеливается выкрикнуть настоящее имя парня, оказавшись рядом, и хватает того за плечо, разворачивая к себе. Выскочил в одной футболке, дурак, заболеет ведь, а возиться с ним вряд ли кто-то будет. — Давай вернемся и спокойно пого- Хоть Тэхён и хрупкий омега, но удар настроен хорошо, и сейчас его кулак так идеально вписывается в челюсть напротив, заставляя Чонгука оступиться, но не упасть — чтобы такого свалить, нужно ногой бить. А Чон не отвечает, не лезет в драку, хотя мог бы, например, подхватить за талию, на плечо и домой, чтобы утихомирить. Лишь достойно принимает удар, понимая, что заслужил, и молча смотрит в след. Тэ ничего не отвечает, просто уходит. Юнги недовольно бубнит, спускаясь ко входу, когда кто-то настойчиво барабанит. Кого может принести в такое время? А на пороге до нитки промокший Тэхён, с безразличным выражением лица, давит из себя натянутую улыбку, извиняясь. Оказавшись внутри, ничего не объясняет, не выносит ссору из избы, лишь благодарно принимает одежду из рук Юнги, переодевается. Второй раз за пару часов сушит волосы. Пьет успокаивающий чай от Хосока за тем же баром, где недавно пил коктейль. Тихонько проскакивает в комнату к сыну, умещаясь рядом на краешке. Джи, словно сквозь сон чувствуя, кто пришел, льнет к телу, под бок, сонно причмокивая губами. Тэхён улыбается и обессиленно проваливается в сон, засыпая с разрастающейся дырой в груди, но в тепле. Не от Чонгука, так от Джитэя. Что бы ни случилось, один он не останется.