История жизни на доске

      Аллендис перебирал драгоценные камни, которые высыпал из шкатулки. Он складывал их сперва по цвету, затем по размеру и лишь в самом конце вновь смешал в кучу и начал все заново. Верита всегда так делал, когда хотел привести мысли в порядок.       За этим делом и застал его Рут, когда не получил приглашения войти. Первое, что он увидел, было одеяло. Его сын накрылся им полностью, да так, что было видно лишь его лицо и одну руку, которая играла с камнями. С того дня, как они поругались, Аллендис ни разу не вышел из своей комнаты. Семья боялась его тревожить: все слышали его крик тогда… Он ничего не ел, ни о чем не просил. И если в первый день герцог Верита лишь немного беспокоился, то на второй не находил себе места. Вдобавок ко всему, по какой-то странной случайности, именно в это время Карсейн де Ласс начал настойчиво требовать встречи с Аллендисом. Конечно же, Рут придумал отговорку и не позволил им встретиться. Он думал, что раз уж его сын никого не желает видеть, то к Ласс это тоже относилось… Как бы там ни было, но Рут хотел прийти к сыну еще вчера, однако Алексис остановил его. Наследник беспокоился, что Аллендис может причинить ему вред… Чтобы успокоить беспокойного ребенка, Рут не пошел к нему. Но сегодня он больше не мог оставаться в стороне.       Аллендис выглядел больным и измученным… Герцог Верита очень пожалел, что не пришел к нему раньше.       Поправив очки, Рут спросил:       — Я могу войти?       При звуке его голоса юноша стянул с себя одеяло. Его взгляд долгое время не мог сфокусироваться на внезапном госте. Герцог неосознанно сделал шаг вперед, когда Аллендис опустил ноги на пол и встал. Казалось, что он вот-вот упадет, потеряв равновесие.       — Проходи, — наконец ответил юноша слабым голосом. — Тут не прибрано...       Рут поднял руку перед грудью, призывая Аллендиса остановиться. Он подошел к сыну и лишь затем, неуверенно, подхватил его под локоть.       — Я пропустил обед, — заметил герцог. — И подумал, что ты бы мог поесть со мной.       Юноша, что странно, не стал пытаться вырвать свою руку. Он слабо кивнул, кажется признавая, что зашел слишком далеко в своем затворничестве. Аллендис открыл было рот, чтобы что-то сказать, но в последний момент передумал и лишь указал на свой шкаф. Рут понял, что тот хотел сперва привести себя в порядок.       — Я скажу слугам, чтобы они помогли тебе, — кивнул герцог, соглашаясь. — А затем мы вместе пообедаем в столовой. За это время тут успеют прибраться.       Аллендис снова кивнул. Кажется, он был готов согласиться на все, лишь бы от него быстрее отстали.       Оставив сына, герцог Верита вышел. За дверями его уже ждали горничные, вооруженные подносами с едой, метлой, совком и щетками, а также множеством других вещей для уборки. На их лицах читалось открытое беспокойство. Уже не в первый раз их второй молодой господин впадал в депрессию, но ведь еще никогда не запирался так надолго в своей комнате… Конечно же, те, кого он долгое время поощрял, начали беспокоиться. Справедливости ради, несмотря на непростой характер, Аллендис был на редкость щедрым господином. И, вполне естественно, те, кто не прикладывал никаких усилий, не могли похвастаться его благосклонностью. Он не терпел халатного отношения людей к своей работе, однако тех, кто искренне старались и учились на своих ошибках, он ценил и не забывал заботиться. Именно в семье Верита было заметно разделение среди слуг. Те, кто был приближен ко второму молодому господину, получали ежемесячные премии, питались и спали намного лучше, чем другие. В их рацион входила не только каша, но и масло, сыр, а также тушеное мясо. Для слуг это было редкой роскошью, поэтому все, кому Аллендис даже не нравился, пытались ему угодить. Юноша был на редкость проницательным и отсеивал всех ленивых болванов, которые решили наживаться на нем, не прилагая при этом никаких усилий. Таким образом, он был любим одними и ненавидим другими.       Как раз таки именно первая категория людей сейчас и столпилась у его дверей. Они смотрели на герцога Верита как на разведчика, который, пройдя войну, чудом вернулся живым. Главная горничная — обычно строгая женщина, не позволяющая себе даже лишней складки на одежде — стояла во главе своих подчиненных с букетом зеленых нераспустившихся пионов. В ее глазах было столько надежды, что Рут на мгновенье забыл, чьим сыном был Аллендис: его или ее?       — Кхм, он хочет привести себя в порядок, — наконец сказал герцог, когда смог перебороть свое удивление. — И нужно прибрать его комнату. Накройте обед в столо…       Рут не успел договорить, как горничные, обогнув его, вошли в покои Аллендиса. Они синхронно поклонились, приветствуя его.       Все, что смог сделать герцог Верита, так это закрыть свой открытый рот…       Тем временем, Аллендис сделал рукой повелительный жест «встать», и девушки послушно поднялись, ведь было бы неповиновением продолжать оставаться в том же положении.       — Подготовьте ванну, — сказал юноша. — Откройте шторы, уберите мою комнату. Ты, что с подносом, завари мне чай. Подготовьте мне костюм. Брюки из бежевого сукна, шёлковый жилет, белая рубашка из тонкого хлопка, шёлковый шейный платок. Лента для волос — белая кружевная. Я буду обедать в столовой с отцом. У нас немного времени, поэтому поторопитесь.       Горничные тут же засуетились. Они двигались быстро, но не шумно. Главная горничная достала высохшие цветы из фарфоровой вазы, что стояла у постели господина. Лично вымыла ее, наполнила водой и вставила туда свежие пионы. Аллендис наблюдал за этим до тех пор, пока его не позвали в ванную. Его губы тронула легкая улыбка, которая более чем красноречиво говорила о том, что он доволен.       Когда Аллендис был собран, горничные еще убирали его комнату. Так как его не торопили звать на обед, он сел в свое кресло, что располагалось у камина, и отпил немного теплого напитка. Зеленый чай с натуральным жасмином издавал божественный аромат и при этом помогал забыть о проблемах и заботах. За время голодания его вкусовые рецепторы настолько обострились, что любой напиток мог показаться ему волшебным.       — Молодой господин, — одна из горничных поклонилась, обращаясь к нему, — стол накрыт. Герцог ожидает Вас в столовой.       Аллендис поставил чашку на блюдце, поднимаясь и поправляя свой жилет. Он посмотрел на себя в зеркало перед тем, как спуститься к столу. Отражение его порадовало: юноша выглядел очень хорошо.       Это заметил также и герцог Верита. Он встретил сына с редкой для него улыбкой и пригласил сесть рядом. Когда Аллендис занял свое место, ему подали легкий овощной суп, цветной салат и овсянку. Он слишком давно не ел, и тяжелая еда могла навредить его телу. Повар это учел и постарался сделать все возможное.       Со своей стороны Аллендис не стал обижать его. Он ел еду не торопясь, иногда ловя на себе обеспокоенный взгляд родителя, но не отвлекаясь. Несмотря на голод, Аллендис не смог съесть все. Полтарелки супа и салат он преодолел мужественно. Однако каша, как он ни старался, не полезла к нему в рот. Видя, что сын не торопится закончить с едой, Рут предложил:       — Почему бы нам не прогуляться? Ты хорошо поел. После обеда, говорят, полезна ходьба и свежий воздух.       — Да, это так, — согласился Аллендис, про себя радуясь, что ему не придется впихивать в себя овсянку. — Мы поедем в город?       — Ну, «поедем» — это громко сказано, — поднимаясь из-за стола, заметил герцог. — Скорее пойдем. Мы только поели, боюсь, как бы нас не укачало.       Аллендис кивнул, просто смиряясь со странным поведением отца. Он был уверен, что их ссора все еще была не забыта герцогом. На самом деле, Аллендис испытывал стыд за то, что наговорил отцу, но из-за гордости не мог заставить себя извиниться. Покорно делая то, о чем просил родитель, он надеялся таким образом немного загладить свою вину…       Говорят, что сыновья всегда похожи на своих отцов. Аллендис походил на Рута де Верита даже больше, чем думал. В тот момент, как он беспокоился о том, чтобы еще ему сделать, дабы загладить свою вину, мысли его отца шли в том же направлении. Герцог сообщил жене и наследнику о том, что они едут в город, и, когда все собрались, семья вполне мирно покинула особняк. За ними следовала карета, поскольку они планировали немного прогуляться и лишь затем сесть в нее. Довольно скоро Аллендис и правда заметно устал, да так, что герцогу даже пришлось помочь ему забраться в карету. Уже второй раз за день он прикасался к руке сына, и тот, что странно, не оттолкнул его. Это придавало отцу семейства уверенности, и он все больше думал, что действовал правильно.       В карете Сербиана то и дело бросала осторожные взгляды на своих сыновей. Братья впервые сидели вместе с тех пор, как Рут объявил наследником Алексиса. Женщина думала, что это было прекрасно, что ее дети снова поладили. Алексис же, напротив, понимал, в каком он был положении. Одним лишь взглядом он сказал брату: «Как ты мог довести себя до такого состояния? Ты всех расстроил». Ответом ему был не менее красноречивый взгляд, говорящий: «Мое тело — мое дело. А если тебя что-то не устраивает, я могу вытолкнуть тебя из кареты хоть прямо сейчас».       Братья улыбнулись друг другу на вид вполне дружелюбно. Однако на самом деле эти улыбки были пропитаны ядом.       Алексис хотел было высказаться, но, поймав на себе предупреждающий взгляд отца, отвернулся к окну. Перед выездом ему велели быть приветливым с Аллендисом. Это не могло не портить ему настроение, ведь сам брат даже не пытался быть добрым с ним. Но Алексис всегда был послушным и поэтому не шел против воли родителей. Аллендис же просто игнорировал его, как если бы брат был пустым местом.       Так они и доехали до торгового района. Там было оживленно, никто не закрывался на обед, покупатели и прохожие сновали то тут, то там, из-за чего улица казалась тесной. В обычное время Аллендис воспринял бы эту поездку как испытание, но в этот раз все было иначе. В своей комнате он не слышал ничего. Давящая тишина сводила его с ума. Однако в городе все было иначе. Звуки людских голосов наполняли этот район жизнью. Аллендис вдохнул воздух, и ему вспомнился запах свежевыпеченных булочек после дождя из того кафе, в который он заходил в конце каждого месяца. Этот запах смешивался с запахом молотого кофе, который он заказывал неизменно. В какой-то момент Аллендис понял, что его головная боль, преследовавшая его уже несколько дней, прошла.       Аллендис вышел из экипажа, но не прошло много времени, как его тут же схватили за плечо. Обернувшись, юноша широко раскрыл глаза. Он совершенно не ожидал увидеть здесь Карсейна.       Ласс появился с порывом ветра, что трепал его короткие волосы. Его лицо выражало обеспокоенность, лоб был напряжен, губы плотно сжаты. Когда он заговорил, его голос звучал хрипло:       — Почему ты здесь? Я написал тебе много писем, но ты ни разу мне не ответил. Твой отец сказал, что ты болен…       — О, — Аллендис бросил на отца осуждающий взгляд. — Я действительно болел некоторое время. Теперь мне лучше.       — Ты похудел, — заметил Карсейн, все еще не отпуская его плеча. — У тебя лицо бледное… — он провел пальцем по его скуле. — Ты использовал косметику?       Аллендис скинул с себя чужую конечность, недовольно сводя брови.       — Все-то ты замечаешь, — сказал он, скрещивая руки на груди. — Нужно было как-то спрятать мешки под глазами. Конечно же, пришлось прибегнуть к косметике. Ты что-то имеешь против?             Карсейн сжал руку в кулак. Ему совершенно не нравилось то, как друг относился к своему здоровью. Вместо того, чтобы отлеживаться дома, он был здесь! А ведь Ласс волновался о нем. Он чувствовал, что Аллендис стал неспокойным, поэтому решил, что тому может понадобиться помощь. Сперва Карсейн просто писал ему, затем, не выдержав, он приехал сам. Но ему не то, что увидеть, поговорить с Аллендисом не дали. Все, что он смог узнать, так это то, что друг, кажется, был болен. Карсейн поехал в торговый район, чтобы купить подарки, которые потом должны были отправить в дом Верита с пожеланиями скорого выздоровления. Однако, не успел он осмотреться, как тут же наткнулся на объект своих беспокойных мыслей. Пока он не находил себе места, Аллендис разгуливал по городу как ни в чем не бывало! Да с тем же успехом Карсейн мог сразиться со всеми рыцарями на этом континенте, чтобы произвести впечатление на лягушку в болоте! Любого человека бы это разозлило!       — Тебе уже настолько хорошо? — с иронией заметил Карсейн. — Только вчера я был в доме Верита. Мне сказали, что ты даже с постели встать не можешь. А теперь, как я погляжу, ты тот еще здоровяк. Чудеса какие-то.       — Я не настолько плохо себя чувствовал, — бросив еще один недовольный взгляд на отца, который уже покрылся потом, заметил Аллендис. — Небольшая простуда, ничего серьезного. Теперь мне лучше, и я вышел прогуляться со своей семьей.       Карсейн приподнял одну бровь, и этого хватило, чтобы Аллендис понял, ему не поверили на йоту. Тяжело вздохнув, юноша все-таки сдался.       — Ладно. Не было никакой простуды. Мне и самому не нравилось тебе врать, если ты вдруг решил, что я получаю от этого удовольствие. Просто я… Скажем так, мне просто не хотелось никого видеть. Это лишь часть правды, но большее тебе знать пока и не нужно.       — А больше и не надо. И так все ясно, — окинув взглядом парня с головы до ног, сказал Карсейн. — Я ведь говорил тебе, что если нужна помощь, ты можешь обращаться ко мне. Не надо причинять себе вред своим упрямством. Кстати, хороший костюм.       Аллендис цыкнул, отводя взгляд. Его раздражала чужая забота, тем более та, о которой он не просил. Но в то же время в его душе разливалось какое-то странное тепло. О нем думали, ему хотели сделать хорошо… Уже очень давно Аллендис не чувствовал себя таким… нужным.       Смирившись с тем, что остаток дня он проведет не один, Аллендис задумался. Сейчас перед ним был выбор — семья или этот шумный дурак. При всем желании, он не мог разорваться между ними. Видимо, осознав его проблему, Рут предложил:       — Почему бы тебе не пойти с Карсейном? Уверен, вам есть что обсудить. Позже встретимся здесь же. Часа вам хватит?       — Вполне, — ответил за них обоих Ласс, — Извините, но я украду его у вас.       Сказано — сделано. Не дожидаясь ответа Аллендиса, Карсейн увел его за собой, крепко сжимая его руку в своей. Его ладонь была горячей и сухой, холодные пальцы Верита с наслаждением погрузились в это тепло. Когда Карсейн отпустил его, Аллендис даже испытал некоторое разочарование.       — Куда ты меня ведешь? — спросил он с напускным недовольством. — Столько людей смотрело, как ты меня тащил! У тебя нет чувства такта?       — Если ты будешь так кричать, то на нас будут смотреть куда больше, — заметил Карсейн, наконец улыбаясь так же, как и всегда, глупо и искренне. — Ты ведь хочешь спать, верно? Я привел тебя в кафе.       — И как я тут посплю? — чувствуя, что мозг Карсейна работает как-то неправильно, спросил Аллендис. — На столе разложусь? Или все стулья в ряд поставим, чтобы я мог прикорнуть на минутку?       — Ай, да что б твой сарказм… Уф, — юноша глубоко вдохнул воздух и выдохнул, чтобы не сорваться. — Это новое кафе. Кафе для сна. На первом этаже можно поесть. На втором — поспать. Все оборудовано комфортными местами для отдыха: от кроватей до кресел и даже гамаков! Я тут был один раз, и мне понравилось. Можно даже заказать еду наверх. И напитки тоже. Тут правда небольшой ассортимент… Но лучше, чем ничего. Аллендис удивленно посмотрел на вывеску. На ней действительно была изображена подушка, на которой лениво развалился кошак. Над названием хозяева тоже недолго думали. Назвать кафе «Сонным котом» было еще тем решением… Но, подумав о гамаке, Аллендис почувствовал многовековую усталость, которую до этого старался игнорировать.       — Хорошо, — наконец решился он. — Я действительно хочу спать, а в город пошел только ради того, чтобы они отстали от меня. Ну? Долго будем еще здесь стоять?       Они вошли в кафе, и тут же их окутал медовый запах. Повсюду висели горшки с нежными желтыми цветками. Персонал встретил их радушно. Карсейн сам заплатил за них и сделал заказ, где указал точное время, когда их должны были разбудить и подать напитки с едой. Как оказалось, это кафе делало упор на здоровую пищу, поэтому выпечки в ней не было. Зато было канапе из фруктов, его-то и должны были подать с популярным здесь липовым чаем.       На втором этаже пахло полностью иначе. Аромат бергамота дарил общее успокоение, и каким-то странным образом запахи с первого этаже не просачивались сюда. Их комната была просторной и светлой. На столе лежали книги для легкого чтения, стояли графин с водой и стаканы. Из открытых окон дул свежий ветер, что колыхал тюль и плотные шторы. При необходимости их можно было закрыть.       Аллендис был очень удивлен тем, что гамак действительно был закреплен прямо под потолком. Ему еще не доводилось видеть что-то подобное, поэтому его секундное замирание на месте вызвало у Карсейна тихий смех.       — Круто, правда? — сказал он, плюхаясь в гамак, висевший возле стола. — Эта комната полностью наша! На все два часа!       — Отец дал мне только один, — напомнил Аллендис, наконец проходя в помещение.       — Подождет, — махнул рукой Карсейн. — Он же водил меня за нос. Имею право на месть!       Аллендис вздохнул, смирившись с тем, что его окружают только идиоты. Он лег в свободный гамак, и ему показалось, будто он оказался в невесомости. И в то же мгновение сладкий сон охватил его своими объятиями, унес далеко, туда, где был лишь покой…       Карсейн выглянул из своего гамака, глядя на то, каким расслабленным во сне был Аллендис. Больше он не казался больным и раздраженным. Жесткость линий его лица смягчилась, и Карсейн даже протянул руку, чтобы прикоснуться к нему, но в последний момент передумал и перевернулся обратно на спину. Он вовсе не хотел нарушать его сон. Да и была высока вероятность, что потянись он еще сильнее, то попросту бы свалился бы на пол…       Чтобы не думать об этом странном порыве, Карсейн нащупал рукой книгу и взял ее. Юноша не понимал и не хотел понимать, почему все, что так или иначе было связано с Аллендисом, волновало его. Он собирался занять себя чтением, пока Верита мирно спал рядом. Все же это было лучше, чем разбираться в своих чувствах сейчас. Решив так, Карсейн открыл книгу. Его ждало два часа ничегонеделанья.