***
Утром первого осеннего дня Гермиона проснулась разбитой и без малейшего желания вставать с кровати. Даже мысли о начале нового учебного года никак на нее не влияли. Она предвкушала встречу с лучшими друзьями. Еще вчера искренне ждала первых дежурств и уроков. Но сегодня ее решимость куда-то испарилась. Сутками ранее она думала, что вся эта школьная суета вырвет ее из бренных мыслей… Кажется, что алкоголь, который она пила три дня назад, никак не мог выветриться из головы. Три дня. С того ужасного вечера, Гермиона почти не спала, все считала часы. Она хотела уснуть. Хотела не видеть нахальное лицо мерзкого слизеринца. Хотела избегать неловкого взгляда Рона. Она просто желала забиться в угол и никогда больше оттуда не выходить. Тот ужас, которым она была объята во время войны не ясно зачем, но снова лавиной накрыл ее пушистую голову, выбивая весь воздух из легких. Каждый день, когда она была в опасности, возвращался. Стоило ей моргнуть, сознание на миг погружалось во тьму. Гермиона отныне ненавидела алкоголь, ненавидела огневиски и уж точно НЕНАВИДЕЛА то, на что ее спровоцировал Малфой своей идиотской манерой соблазнителя. В тот вечер она повела Рона к себе в комнату. Почему-то из-за провокационных действий блондина, девушка чувствовала какое-то нескрываемое желание скорее перестать быть девственницей. Она перепрыгивала через ступеньки, тянула парня за собой, иногда оставляя быстрые поцелуи на его пухлых губах. Гермиона чувствовала подступающие желание, которое подпитывалось алкоголем. Топка была переполнена и все внутри возгоралось. Грейнджер и Уизли ввалились в комнату и гриффиндорка с грохотом закрыла дверь, толкая на нее Рональда. Парень болезненно прижался к обработанной древесине и сам не заметил, как начал поедать свою девушку горячими поцелуями. Эти страстные моменты были так им несвойственны, отчего шатенка невольно поморщила нос, но не отпрянула. Руки парня оставались строго на ребрах шатенки — не выше, не ниже. Он знал, что может последовать, если позволить себе вольность. Однако, Гермиона сейчас была не совсем в себе. Девушка жаждала, когда громадные шершавые руки Рона окажутся под ее футболкой, оттягивая лиф или проникая под плотную джинсу. — Миона, я… — но он не смог договорить, Грейнджер заткнула его попытки все испортить быстрым поцелуем. Ее язык по-свойски исследовал рот парня, но это было достаточно неумело, чтобы приносить обоим хоть какое-то удовольствие. Гермиона всегда считала, что плохо целуется. С Роном чаще всего она проявляла инициативу, потому что он боялся ее спугнуть. Возможно, скорее всего, это было правильным решением. Шатенка отстранилась и притянув парня за ворот футболки, потянула на себя. Кровать звала их. Она улюлюкающими звуками, стонала, хотела быть использованной по назначению. И снова вся инициатива упала в руки гриффиндорки. Она развернулась и толкнула парня на мякоть алого пледа. «Я ведь все делаю верно? Чертов Малфой, зачем он вообще здесь? Почему вообще его имя в моей голове в этот момент?!». Гермиона от злости на саму себя, не заметила, как примостилась на коленях у своего молодого человека. Разводя ноги, она прижималась к его набухшей эрекции своей промежностью. Ощущала желание, но оно граничило с ужасным чувством, к которому оба так привыкли. «К этому нельзя привыкнуть, черт возьми…». Руки Рона наконец-то сместились чуть ниже, он сжимал ягодицы девушки через плотную ткань штанов, не рискуя оголить хоть часть кожи. Он знал ее слишком хорошо, может это и была ошибка этих отношений? Уизли заразился решительностью от своей возлюбленной и стянул с себя футболку. Маленькие ладошки Гермионы пробежались по плотной коже рыжего. Он всегда был таким мягким и уютным, как большая броня, от которой отскакивают все пули и заклинания. Рональд не даст ее в обиду, потому что любил ровно настолько, насколько было способно его большое сердце. Шатенка почувствовала, как дышать стало значительно сложнее, но было уже слишком поздно останавливаться. «Не сейчас! Я больше не дам этому мешать мне жить!». Тем временем гриффиндорец тоже переступал через свой страх. Он впервые в жизни потянулся к ремню девушки и боязливо его расстегнул. Следом пуговичка, молния и джинсы медленно сползли с ее ягодиц. Рон старался делать это как можно аккуратнее, не касаясь смуглой кожи. Она качала головой в знак согласия, одними глазами твердила, что готова к этому, что хочет. Звон от падающего ремня, затерялся за громкими звуками музыки с первого этажа гостиной. Гермиона наложила невербальную заглушку, самую сильную из всего арсенала, на которую была способна без палочки. Она меньше всего хотела, чтобы этот мерзкий змееныш слышал то, что здесь происходит. Хватало того, что слизеринец находился внизу, отравляя воздух одними лишь своими вздохами. Рон погладил оголенные бедра девушки, и все ее нутро сжалось. Но это было не то блаженное чувство, которое она хотела и ждала. Снова чертова паника. «Нет же, нет! Я справлюсь!». Мгновение Гермиона винила себя, что выпила слишком мало, не смогла забыться окончательно. Она лишь сжала руки на его плечах и поцеловала. Уизли был удивлен такой терпимости и посчитал ее готовой, потянул руки к внутренней части бедер. Запретное место изнывало, но рыжий так и не смог дотянуться и продолжить задуманное. Стоило ему кончиками пальцев пробежаться по краю кружева ее нижнего белья, как глаза Грейнджер расширились. Она спрыгнула с Рона и отшатнулась на пару огромных шагов, заталкивая спину в ближайший угол. «Нет. Нет. Нет. Я не могу. Я не могу». Она рухнула на пол, прижимая к себе колени и пытаясь оттянуть подол футболки как можно ниже. Шатенка покачивалась и прижимала избитые колени к груди. — Гермиона, милая, все хорошо, это я, Рон, твой парень, друг, лучший друг, — его мягкий голос пытался вернуть ее в прежнее состояние. Да в какое угодно, лишь бы вырвать из вереницы воспоминаний, которые накатывались очередной лавиной. — НЕТ! Я не хочу, отпусти меня, прошу, отпусти. Не надо, — она кричала, плакала, молила о пощаде, но глаза оставались стеклянными. От прежней живой Гермионы, которая была преисполнена ненависти к Драко Малфою и желанием провести ночь со своими любимым ничего не осталось. Пустой взгляд совершенно не видел Уизли. Просыпалось воспоминание и из теплого силуэта Уизли, возник омерзительный Сивый… Рон потянулся к небольшому предмету, который красовался на столе девушки. Быстрым и неуклюжим движением палочки, трансформировал вещицу в кубок и еще одним заклинание наполнил его до краев. Прохладная вода оказалась отрезвляющей. Уизли практически влил в возлюбленную первые пару глотков, заглушая истошный рев. Расширившиеся зрачки стали медленно сужаться, а пустота во взгляде отошла за пределы разумы. — Это я, Миона, все хорошо, — шатенка была без капли сил. Она так давно не погружалась в воспоминания о войне, что сейчас это малейшее напоминание чуть не убило ее свой тяжестью. Рон призвал покрывало и накинула его на голые ноги Гермионы. — Прости меня, прости, я думала, что я готова, я хотела… — сбивчивые мысли не позволили ей построить логическое предложение, чтобы успокоить своего парня. Она пыталась, хотела снова стать голосом разума. Рон покачал головой и протянул к ней руки. Девушка хотела было отшатнуться, но вспомнила, кто перед ней стоит. Рон. Ее Рон, который любит всей душой, парень и лучший друг. Что из этого должно стоять на первом месте? Хороший и занимательный вопрос, она вернется к нему завтра или как-нибудь потом, когда будет чувствовать себя собой. — Я знаю, все прекрасно знаю. Это моя вина, я поторопился, — он уложил ее на кровать и потянулся к виску, чтобы подействовать успокоительным, каким обычно была она. — Я пойду? — он неловко отшатнулся. Сейчас Грейнджер было не до обид на бестактность рыжего. Она знала, каким он был иногда глупым и некорректным. В эту секунду даже была рада, что парень не предложил составить ей компанию. Одиночество — лучшее лекарство. — Я заберу Ромильду, и мы пойдем в башню факультета. Я завтра зайду, хорошо? Отправлю патронус, — он снова поцеловал ее куда-то в висок, и, слава Мерлину, ушел. Это было ужасно… И воспоминания чертовой свежестью отдавались в ее сознании. Это случилось целых три дня назад. «Когда-нибудь я смогу…». Подбадривала она себя, улыбалась отражению и снова плелась в душ. В первый день ей не удалось смыть с себя… Смыть тот стыд и идиотское помешательство. «Во всем был виноват Малфой. Эта игра, которую он затеял… Я повелась, но это он все начал». В глубине души Гермиона понимала, что здесь нет никакой вины Драко, но легче было сконцентрировать все свои эмоции на негативе в сторону белобрысого хорька. Гермиона терла свои тонкие руки мылом. Пыталась стереть этот налет от будоражащих кровь воспоминаний. Она не могла терпеть больше и секунды бренных мыслей. Нужно скорее отмыться. — Грейнджер, твою мать, ты хочешь израсходовать всю воду? — голос Блейза был более отрезвляющим, чем тяжелые капли воды, разбивающиеся о ее смуглую кожу. В этот момент она была ему благодарна. Каким-то образом он смог выдернуть эти мысли из ее головы. Глазами Грейнджер осмотрела свои руки и увидела на них тонкие красные следы от ногтей. Она подушечками провела по «порезам» и со злостью выдохнула. «Новый день для ненависти к хорьку». — Забини, я почти закончила! — в ту же секунду она выключила воду, обернула полотенце вокруг своего тела и поплелась в комнату. Тяжелые мокрые шаги оставляли водяные следы. Гермиона услышала, как кран снова включился и голос Блейза тихо просочился в ее комнату. Мулат напевал какую-то магловскую песню, которую разучивают дети еще в детском саду. Это вызвало у шатенки приступ смеха. — Грейнджер, если ты вдохновлена моим пением, то можешь присоединиться, — прокричал сосед. Гермионе вся эта ситуация казалась до коликов комичной, так, что она не могла перестать смеяться. Забини тем временем продолжал свой концерт. От улыбки у шатенки свело скулы, и она принялась массировать налитые щечки. — Спасибо за предложение, я послушаю с дальних рядов, — и гриффиндорка навела палочку на дверь слегка заглушая мелодичные звуки, доносящиеся из ванной комнаты. Блейзу удалось вернуть ее к обычному состоянию, его отстраненность и незаинтересованность в существовании Гермионы делала все за него. Девушка не могла перестать улыбаться. Именно в эту секунду она словила себя на мысли, что рада слизеринцу. Наверное, потом она пожалеет и возненавидит его так же, как ненавидела Малфоя. Наверное… Потом. Грейнджер стянула с себя влажную ткань полотенца и обернулась к зеркалу. Карие глаза сфокусировались на нагом теле. Она терпеть не могла свое отражение без одежды. Не могла смотреть на свои конечности, не прикрытые хоть какой-то тканью. Желательно плотной и не просвечивающейся. Она ненавидела это в себе, все эти бессмысленные комплексы. Каждый день ей напоминали, что она красивая, даже тощая, но для нее это ничегошеньки не значило. Она верила тем мозгошмыгам в голове, которые шептали какое же ее тело отвратительное, какая она полная и неприятная. Полумна так часто говорила об этой несуществующей живности, что в какой-то момент гриффиндорка словила себя на мысли, что слышит их писк на задворках подсознания. Они кричали и пищали, подтверждая слова Лавгуд, и снова вторили, что Гермиона такая какая есть… Ужасная и отталкивающая. И все это начало набирать обороты после войны, точнее, после того случая… Грейнджер почувствовала, как ее плечи опускаются, спина горбится. Рука снова потянулась к палочке и отменила заглушающее заклинание, чтобы снова услышать отвлекающие завывания слизеринца. «Он домылся…». Настроение безвозвратно покинуло стены ее разума, впуская туда назойливые мысли о своей неполноценности. «Славненько». Шатенка быстро натянула на себя свежую школьную одежду и высушила волосы двумя взмахами палочки. Толстые кудри, которые спадали на плечи выглядели так же нелепо, как и обычно, но именно сегодня это злило сильнее обычного. Если так будет продолжаться, она будет вынуждена наведаться к мадам Помфри сразу после ужина, за эйфорийным зельем. Иначе к ночи она сойдет с ума. Бесящие питомцы ее головной коробки, как на зло шумно себя вели, напоминая Грейнджер все ее неудачи и в очередной раз возвращая девушку к ситуации трехдневной давности. Прошло три дня.***
Драко чувствовал себя… Хорошо. Перед сном он как обычно рассматривал метку, используя новое темное заклинание с меньшей силой, чтобы поганые преподаватели не учуяли от него холодок зла. Или эта грязнокровка Грейнджер, которая феноменально хорошо работает своим носиком. «Лучше бы язы… Нет, язык у нее тоже отлично подвешен… Болтает она всегда без умолку, умничая и напоминая о своем превосходстве, над всем окружением». Какого черта он вообще снова и снова о ней думал? Это его несусветно бесило. Он так отвык винить гриффиндорцев во всех проблемах неидеальной Вселенной, что это казалось чем-то неизведанным. Что же, придется учиться заново не придавать этому никакого значения, ведь это бред… — Дафна, ты готова? — Малфой стоял в гостиной своего факультета и наблюдал за длинной стрелкой часов. Школьная форма сидела на нем еще более идеально, чем в прошлом году. За что он может сказать спасибо войне, так это за свое тело, которое усовершенствовалось из-за постоянного сопротивления. Он сопротивлялся отцу и его этому взгляду «Я разочарован в тебе». Сопротивлялся матери, которая всегда говорила, что любит его. Сопротивлялся сумасшедшей тетке и ее: «Драко, сегодня мы потренируем твои способности в окклюменции». Он сопротивлялся Темному Лорду, всем пожирателям, жившим в ЕГО доме. И самому себе. Не хотелось думать, что все его убеждения, которым он был верен, оказались пустым звуком и самой большой ошибкой всей чистокровной расы волшебников. — Драко, ты мог меня не ждать, я же говорила, — ровным голосом говорила Дафна, подходя к своему другу. Она выглядела так серьезно, что блондина незримо передернуло. Он хорошо относился ко всему роду Гринграсс, учитывая, что все они в какой-то момент станут его родственниками. Астория не сильно отличалась от своей старшей сестры Дафны, разве что внешне. У нее были шоколадные волосы, темные глаза, средний рост и вообще она была средняя. Возможно она даже была симпатичной, не такой внушительно-яркой, какой была та же Пэнси Паркинсон. Как Драко привык в уме называть Асторию, «Нормальная». Она была нормальной для него. Нормальной невестой, женой, будущей матерью детей. «Проклятье Малфоев, сын. Не забывай». — И каким тогда я буду зятем, если брошу сестру своей будущей невесты, — подшутил Драко и сделал шаг вперед, чтобы наконец-то покинуть стены подземелий. Блондин не мог терпеть шуток Блейза про его скорую помолвку, но сам зачем-то это делал. Парень услышал, как блондинка за его спиной испустила нервный выдох. — Ты придурок, — Малфой уже неоднократно слышал от Дафны ее мнение по поводу помолвки. Она знала, что Астория не любила Драко. Испытывала какую-то симпатию, но не такую сильную, чтобы по истечению этого учебного года выскочить за него замуж. «Чертовы Малфои испортили жизнь своему сыну и хотят затянуть в эту пучину мою сестру! Я против!». Драко слышал, как старшая сестра Гринграсс кричала это в его гостиной, когда велась беседа о скором союзе. В тот вечер подруга открылась ему с новой стороны. Она была такой настоящей, чувственной, взрывоопасной. Но стоило ей ощутить на плече тонкую ручку Астории, — и весь ее огонь потух. Младшая сестра была готова на это ради семьи. — Я уже говорила, если представится возможность я спасу сестру от вечной жизни в твоем замке, — Гринграсс оскалилась и вытянула руки вдоль тела. — Я совершенно не понимаю, чем руководствуются мои родители, разрушая жизнь Астории, раньше моей! Я же… — Дафна, ты знаешь, что на тебя положил глаз отец Нотта. Ты станешь женой Тео, просто это еще не подтверждено бумагами. Ксандр Нотт желает сыну такую же помеченную, как и он сам. Ты по своей тупости приняла метку и теперь платишь за это. В итоге все мы будем несчастны, кроме Теодора, — Дафна резко остановилась и злобно указала в Драко палочкой. — Не смей! Слышишь?! Я не позволю моей сестре… Она будет счастлива, даже если мне придется… Малфой, просто запомни это! — и она снова покрылась ледяной коркой, к которой все так привыкли. Драко был своего рода, энергетическим вампиром. Он питался негативными эмоциям, сам вызывая злость у своих жертв. Ненависть Дафны лишь слегка утолила его голод, однако, он оставался пуст. Малфой знал только одного человека, который мог наполнить его до краев своими криками и всплесками. И это была грязнокровка Грейнджер. В тот вечер Драко пытался довести ее до тряски, заставлял снова и снова ненавидеть собственную персону. Но каким-то образом вызывал это ощущение у самого себя. Когда Малфой был так близок к ее лицу, почувствовал нотки алкоголя и какой-то аромат, по-видимому присущий только ей. Блондин словил себя на мысли, что хочет уловить этот запах, понять, чем она пахнет. Шатенка так быстро отстранилась, что на миг он почувствовал себя дезориентированным. Грейнджер оказалась так далеко, как только могла, вела своего увальня к себе в комнату, виляя своими бедрами, целуя вонючие уизловские губы. Драко почувствовал раздражение. Игрушки никогда не уходили из его рук так скоро, и Гермиона всегда доводила дело до конца. Вызывала у него чувство самодостаточности своим кипящим котелком и только потом уходила. Какого черта сейчас было иначе? Как она могла просто уйти… Тогда, в Косой Аллее, она тоже ушла, утягивая рыжего следом. «Зачем я об этом вообще думаю?!». — Малфой, прости, за мою грубость. Так или иначе мы друзья… — лишь на миг голос Дафны дрогнул. Они продолжали идти. — Старосты, наконец-то вы здесь, с минуты на минуту прибудут школьники в компании Хагрида. Будьте готовы! — пролепетала старая женщина, лучезарно улыбаясь. Драко невольно осмотрел всех стоящих. Когтевранцы, пуффендуйцы, Блейз и этот веселый любовный треугольник из гриффиндорской шайки старост. Вейн злостно смотрит на Грейнджер, а та обнимает своего ушастого за шею. Малфой подметил, что хоть она и улыбалась, уголки ее губ были направлены вниз. Неужели кто-то успел справиться с его задачей быстрее? Забини перекатывался с носков на каблуки своих туфель. Он был таким спокойным, это невольно передалось и самому Драко. Мысли о грязнокровке больше его не тревожили…***
— Гарри! — пропела Гермиона первым делом заключая шрамированного в крепкие объятия. — Я так скучала, Мерлин, — шатенка душила его в своих руках и тихо хихикала. Она прекрасно справлялась со своей задачей, показать всем красивую обложку счастья и умиротворения. Хотя рядом с друзьями ей и не надо было притворяться. Она правда чувствовала все это. — Годрик, Гермиона, мы не виделись всего неделю, — шептал Поттер, просто потому что уже не мог дышать. К нему на помощь подоспела Уизли, обрывая объятия и притягивая подругу к себе. Джинни и главная староста девочек правда поладили и нашли общий язык. Это давало Грейнджер надежду, что на ней не лежит проклятье «дружбы только с парнями». Ну конечно же еще была Луна, с которой Гермиона периодически, позволяла себе обсуждение мозгошмыгов в тайне от остальной компании. — Джинни, ты так чудесно выглядишь! — восклицала шатенка, сжимая в своих руках, теперь шею младшей Уизли. Рыжая девушка светилась от радости, и этот блеск в глазах делал ее еще более привлекательной, чем обычно. Все мысли отступили за горизонт. Гермиона еще не раз к ним вернется в течении дня. Она точно будет прокручивать в голове то, что произошло три дня назад. Ну а пока шатенка старалась воскресить в голове глупую детскую песенку голосом Блейза, который почему-то ее очень успокаивал. — Первокурсники, прошу проследуйте за мной. Старосты, проведите свои факультеты в большой зал. Мистер Забини, мисс Грейнджер, вы со мной, — Гермиона услышала, как кто-то за ее спиной фыркнул. Не стоило сдавать прорицание на «превосходно», чтобы понять, что это был Малфой. Он почему-то всегда именно так и реагировал на фамилию девушки. Автоматически закатывал глаза, выдавал что-то очень неприятное. В такие моменты гриффиндорка стояла на развилке двух дорог. Вылить на голову Драко ведро помоев в ответ или просто гордо пройти мимо. Сейчас она была так морально избита, что даже не смогла поднять подбородочек и вздернуть нос. Девушка просто продолжала следовать за профессором, по левую сторону от Забини. Директриса петляла между коридорами, что-то периодически озвучивая для первогодок. «Неужели я была на их месте? Такое ощущение, что это было в прошлой жизни… В жизни, где слово «война» употребляется только, как антоним слову «мир»». И Гермиона загрустила. Она понимала, что это последний год в Хогвартсе, знала, что далее будет взрослая жизнь. Хотя куда взрослее? Они пережили войну! Но там будет работа, куча бумажной волокиты, борьба за желанное место под солнцем. И снова борьба… Вся ее жизнь из этого и состоит. Вся толпа детей остановилась, и Минерва начала вещать свою пламенную речь, которая с годами никогда не менялась. Женщина разъяснила дальнейших ход вещей и удалилась на пьедестал, на место директора Хогвартса. Это был ее первый год на троне Дамблдора и по сжатым плечам было заметно, каких сил ей это стоило. — Так, ребята, нам нужно дождаться сигнала, и мы сможем войти в зал, — Гермиона хлопнула в ладоши пытаясь звучать более доброжелательно и весело. Этот день должен быть веселым, должен принести ей бурю положительных эмоций. Однако, она так устала от этого чертовски тупого слова «должна». «Ни черта я никому не должна…», — подумала шатенка, но продолжала оглядывать студентов милой, неестественной улыбкой. — Грейнджер, расслабься, они не полудурки, сами прекрасно понимают, что это важный день, — Блейз очень внезапно оказался за ее спиной и разрушил бурю мыслей. Снова спасая ее от злостных дум, которые разрушали ее изнутри. Обычно таким живительным зельем был Гарри. Не Рон, не Джинни, а ее любимый Гарри Поттер. Он мог просто улыбнуться этой своей улыбкой спасителя, и все приобретало более положительный окрас. — Забини, некоторые из них — будущие студенты Гриффиндора, и я бы хотела, чтобы это поколение было более дисциплинированным, — как всегда заумно проговорила шатенка и перекатилась на правый бок, чтобы лучше видеть своего оппонента. Дети в это время тоже что-то быстро обсуждали, пока их временные няньки отвлеклись на безобидный спор. — Я бы хотел, чтобы новое поколение слизеринцев были еще более расчетливым и гениальными, — это высказывание мулата вызвало у Гермионы звонкий смешок. Что он может подразумевать под этими словами? Факультет змеенышей может сулить только изворотливость и скользкость. Так всегда и считала Гермиона. — Звучит смешно, не находишь? — Забини заразился улыбкой и тоже оголил свои белоснежные зубы. Где находится этот шутник, который подстроил всю ситуацию?! Ну не могут же гриффиндорка и слизеринец просто общаться, как ни в чем не бывало. При этом не оплёвывая друг друга ядом и не выпуская когти. — … кажется я не видел твоей фамилии в списке двадцать восемь… — донесся откуда-то из-за спины высокий, но при этом мальчиковый голос. Гермиона внезапно обернулась. Девушка надеялась, что ей это показалось. Заносчивый голосок, искаженная высокомерная интонация на «двадцать восемь», она точно понимала, к чему все это идет. — … Потому что мой отец магл, а мать дальняя родственница Невилла Долгопупса, который участвовал в войне… — Забини последовал примеру своей состаросты и примкнул взглядом к разворачивающемуся действию. Казалось, что остальные детки тоже стихли, лишь бы услышать каждое слова. — Я читала о семье Берков и мне очень приятно с тобой познакомиться! — яркая улыбка на лице девчушки была такой искренней. И кажется Гермиона даже заметила, как дернулась детская ручка, чтобы предложить рукопожатие оппоненту. Эта ситуация до чертиков была знакома. — Конечно ты рада… а вот я не так рад знакомству с полукровкой. Оставь свою улыбочку для несформировавшихся подружек, — и глаза Грейнджер загорелись алым пламенем. Будто вся та злость, которая спала в ней три дня в эту самую секунду решила вырваться наружу, да еще и приумножившись. — Так, юноша, что здесь происходит?! — голос Гермионы сошел на скрип. Она готова была отругать этого наглого ребенка всеми словами, которые знала. Хотела, но так или иначе не могла. Достаточно было того, что она позволила себе слегка повысить тон в обращении. — Мисс Грейнджер, все хорошо, мы просто болтали, — сразу послышался извиняющийся тон девчонки. Ее лицо было таким добрым и светящимся, будто вот в эту секунду польются солнечные лучи из самих глазок. Девочка сделала шаг вперед и выглядела очень серьезной. — Нет, а мне показалось, что здесь что-то происходило… — за спиной Гермионы появился Забини. Гриффиндорка уже представляла, как мулат начнет поддерживать мальца, который так бестактно обращался с новой знакомой. Невольно шатенка приняла оборонительную стойку, желая сразу дать отпор своему соседу по башне. — Давайте разъясним все раз и навсегда. Вы еще совсем юные, никто из вас не застал войну. Мы с Грейнджер были ее непосредственными участниками. И если магической части человечества есть что выучить из всех сражений и смертей, так это то, что плевать чистокровный или смешанный! Если ты волшебник, ты един со всеми! Без разницы что сейчас скажет вам шляпа, будь то Слизерин или Пуффендуй, вы должны это запомнить! Многим моим однокурсникам все еще это не ясно, так что будьте умнее! Будьте тем будущим, на которое хочется надеяться, — Гермиона точно была уверена во всех услышанных словах. Она видела, как выпрямилась спина Блейза, как строго он оглядывал каждого из первогодок, но все еще не верила всему этому. — Прости меня, Кейтлин, — и тот дерзкий малый первый протянул свою беленькую ручку. — Все хорошо, Берк. Вот так и выглядит начало дружбы. Однако, из головы не шел пламенный монолог Забини. Шатенка всегда слышала от него какие-то гнусные слова в сторону ее зазнайства, излишнего желания показаться идеальной. И сейчас прокручивая все ситуации, в которых хоть как-то фигурировал мулат, не было ни разу, когда он акцентировал внимание на чистоте ее крови. Большие двери зала вмиг открылись, впуская внутрь всех желающих. Яркий свет на мгновение ослепил шатенку. Вся гурьба детишек ввалились внутрь, а главные старосты шли сзади, следя, чтобы все дошли до пьедестала МакГонагалл. — Забини, — прошептала Гермиона, стараясь не привлекать к этому особого внимания. Весь зал уже был заполнен студентами. Краем глаза она нашла Рона и Гарри, а потом невольно скользнула по слизеринскому столу, подмечая отрешённый взгляд Драко. Он всегда был таким, когда не интересовался происходящим. — Ты хочешь сейчас поболтать, Грейнджер? — так же шипя, выдал Блейз. Через пару шагов они оказались перед директрисой и после ее доброжелательной улыбки, разошлись к своим столам. Кажется, Гермиона больше никогда не сможет смотреть на мулата, как раньше. Он за одно мгновение поднялся в ее глазах на пару уровней. «Факультет не определяет личность…» — проговорила шатенка про себя и уселась рядом с друзьями, возвращаясь к реальному миру с реальными трудностями. — Дорогие ученики, добро пожаловать в «Хогвартс», — заговорила профессор Макгонагалл. — Скоро начнётся пир, посвященный началу учебного года, но, прежде чем столы начнут ломиться от еды, первокурсники будут распределены по факультетам. Распределение — очень важная церемония. Вы будете заниматься вместе с другими учениками своего факультета, спать в одной башне и проводить свободное время в общей гостиной… Всего у нас существует четыре факультета: «Гриффиндор», «Пуффендуй», «Когтевран» и «Слизерин». У каждого факультета своя благородная история, в каждом учились выдающиеся ведьмы и колдуны. Пока вы в «Хогвартсе», за любой ваш успех факультету будут начисляться очки, за любую провинность баллы будут вычитаться. В конце года факультет, заработавший больше всего очков, награждается кубком. Надеюсь, каждый из вас станет гордостью своего факультета… — Минерва осмотрела все макушки и довольно улыбнулась, качая головой всем мыслям. Это выглядело так прекрасно, что Гермиона чуть не пустила слезу. — Я не могу поверить, что когда-то мы стояли на их месте… — подал голос Гарри, еле слышно произнося все слова, но точно знал, что Грейнджер расслышала каждое. Она тоже об этом думала. И в очередной раз словила себя на мысли, что между ней и ее лучшим другом была какая-то нерушимая связь. Он был ей настоящим братом. Все же ее отношения с Роном немного отличались, наверное, поэтому она позволила себе влюбиться в рыжего. Слово «влюбиться» звучит в ее голове так отрешенно и неуверенно, отчего в горле появляется ком, который захотелось срочно выплюнуть. — Я буду называть ваши фамилии по списку, как только услышите свое, поднимайтесь ко мне. Шляпа сделает свой выбор, — и тут запела распределительная шляпа. Рон испустил нервный стон. Начиная с первого курса, когда он впервые услышал это завывание, понял, что ненавидит говорящий кусок тканевого материала… После непрекращающейся гимна самой себе и Хогвартсу, наконец-то голос подала и МакГонагалл зазывая к себе ребяток по очереди. Их было словно бесчисленное множество. Так факультет красных пополнился на пять учеников, зеленых на шесть, а желтый и синий приняли к себе по четыре. — Берк Патси, — загадочно проговорила Минерва, и взгляд Грейнджер невольно приковало к темной макушке паренька, который еще десять минут назад осыпал, одну из будущих однокурсниц, не самыми приятными словами. Мальчишка гордо вбежал по ступенькам и уселся на стульчик возле директрисы. Шляпа медленно опустилась на голову чистокровного ребёнка и почти сразу пропела… — Слизерин, — определенно и никак иначе быть не могло. Гриффиндорка обратила внимание на стол змеенышей и увидела Блейза. Тот довольно наблюдал за этой сценой. Их факультет принял в свои теплые объятия уже семь юных волшебников. Забини взглянул в сторону Гермионы, будто почувствовал, как она изучает его реакцию. Тот поднял свой пустой бокал и склонил голову на бок, победно улыбаясь. Грейнджер усмехнулась и добродушно закатила глаза. Они оба ухмыльнулись, продолжая наблюдать друг за другом. Эти бессмысленные переглядки заметил Драко Малфой и толкнул Забини в плечо. — Это выглядит так, будто ты трахаешь ее при всех, одним лишь взглядом… — прорычал Малфой, запуская пальцы в волосы и расчесывая без того идеальные пряди. Забини ответил ему игриво поднимая брови, а потом подмигнул. Блондин не заметил, как к горлу подступило желание выблевать все мысли о Грейнджер и Блейзе. — Отвратительно! — Крокетт Кейтлин, — девочка с прямыми русыми волосами, еле передвигая ногами, поднималась к седой женщине. Она неловко обернулась, пыталась найти хоть какую-то пару глаз, чтобы ее вдохновили, сказали, что все будет хорошо. И нашла. Нашла поддержку в тех самых, которые глядели на нее со слизериновского стола. Маленький змееныш Берк, улыбался ей… И Кейтлин правда почувствовала себя лучше, воспряла духом и запрыгнула на стул. — Гриффиндор, — Гермиона могла поклясться, что видела испуг в глаза маленькой девочки, потом принятие и еще что-то. А потом она взглянула за стол Берка, поддерживающие глаза, которые потихоньку тухли. Ведь всем было ясно, как весенний день, дружбе между этими факультетами не суждено сбыться… Шесть-семь в пользу Слизерина.***
Грейнджер сидела перед зеркалом в своей комнате и постоянно причесывала волосы, пытаясь сделать их более ровными. Чары гламура уже перестали действовать и сегодня их обновить не получится. Она снова и снова вспрыскивала пряди магловским лаком, но получалось только хуже. Теперь ее копна была похожа на кудрявые сопли, обрамляющие печальное лицо. — Ненавижу! — тогда Грейнджер провела кончиком своей палочки по всем волосам, убирая следы от спрея. Снова эти жуткие кудри, за которые часто высмеивали. Втайне от всех Гермиона любила их, любила каждый вьющийся волосок, но была вынуждена проводить десятки минут перед зеркалом, чтобы казаться более… Более похожей на всех. Это ее несусветно бесило. Это не Гермиона Грейнджер! Она не слушает то, что ей говорят подростки, которые считают пиком зрелости, начало половой жизни. Шатенка взглянула на свое отражение и вымучено улыбнулась, понимая, что любит это личико, которое взирает на нее из зеркала. «Сегодня я готова быть собой! И пусть идиотские отголоски войны и мнение окружающих пойдет в зад!». Пронеслось у девушки в голове. Она быстро поправила задравшуюся водолазку, подтянула джинсы проверяя ремень на приемлемый вид. Наклонилась к кедам, чтобы снова протереть белоснежные носки. Все. Теперь она точно готова выйти из своей комнаты и встретиться с кучей однокурсников в гостиной родного факультета. Гермиона спускалась по ступенькам слишком быстро и невольно пропустила одну, когда была уже близка к выходу из своей части башни. — Мерлин! — воскликнула она, когда готова была принять пламенный поцелуй с половицей, но смогла устоять. Чудесно, сегодня Моргана стала ее покровительницей. — Нет, Грейнджер, всего на всего я… — бархатистый голос привлек ее внимание. Слизеринец восседал на диване и СНОВА закинул свои идеальные туфли на ЕЕ подушечку алого цвета. — Малфой, убери ноги! — прикрикнула она, выпрямляясь и делая пару быстрых шагов вперед. Блондин неумолимо наблюдал за тем, как ее щеки загораются адским пламенем и уже впитывал каждый нервный импульс. А вот и его ужин на сегодняшний вечер. — Ты выглядишь так, будто думаешь, что я тебя послушаю, — усмехнулся парень и поерзал на месте. Его холодный взгляд уверенно блуждал по телу гриффиндорки. Начиная от горящих злостью глаз и заканчивая слегка приоткрытыми лодыжками. Когда Гермиона поняла, что он откровенно ее рассматривают, неловко съежилась. Снова это подступающее к горлу чувство паники. — А ты выглядишь так, будто хочешь быть избитым до полусмерти, — все же выдала она, правда не так уверенно, как планировала. Шатенка перекатилась на левый бок и хотела было скрестить руки, но вместо этого обняла свое тело, пытаясь закрыться от его острого взгляда настолько, насколько это было возможно. Малфой заметил этот жест, потому резко воспрял и скинул идеально черную обувь с дивана главных старост. Стройная фигура молодого парня вытянулась в полный рост и сделала пару шагов к гриффиндорке. Гермиона всегда считала блондина угловатым и совершенно непривлекательным. Таковым он и оставался, но насчет «угловатого» теперь она могла поспорить, потому что под привычной черной рубашкой выступили какие-никакие мышцы. Их явно раньше не было. Не то чтобы она раньше разглядывала тело Малфоя, просто это врезалось ей в глаза, как нечто новое. — Хочешь избить меня, Грейнджер? Снова? — он уверенно ухмыльнулся, делая медленные шаги. Его движения были такими плавными, что казалось парень плыл по напольной поверхности. «Ну кто знает, что еще умеют эти хваленые чистокровки? Может они все так ходят?». Тогда в голове появился образ Рональда и эта его неловкость в движениях, от которой он никак не мог избавиться. Он всегда что-то задевал, ронял, ломал. В таком случае, Гермиона могла предположить, что особенность грациозной походки присуща либо всем слизеринцам, либо исключительно роду Малфоев. — Да, определенно да, Малфой, — он оказался еще ближе, так что ей представилось возможность выплюнуть возвышенную, аристократскую фамилию прямо ему в лицо. От этого он невольно сощурил глаза. — Я могу тебе позволить это, — блондин сделал еще один шаг. Он снова делал это! Снова играл в ту непонятную игру, как на вечеринке старост в один из последних дней лета. Драко склонил голову наклоняясь к девушке, чтобы видеть каждую погрешность ее «неидеальной» кожи. За последний год она привыкла считать себя и свою кожу именно таковой. Однако, этот непонятный взгляд Малфоя вызывал у нее новую волну сомнения в своем пригодном виде. «Чертов идиот, еще секунду назад я была в себе уверена!». — О, как мило с твоей стороны… — прошипела она. Внутри Гермионы разбивались волны об острые концы ее растущих комплексов. Снаружи гриффиндорка оставалась такой же, как и всегда. А в глубине души продолжала сражение, и как же она устала от постоянной войны… В закромах сознания, Грейнджер не переставала биться со всеми бренными мыслями. Она была сломана и ждала, когда же ее кто-то починит. — Давай же, Грейнджер, прямо вот сюда, — тонким, указательным пальцем правой руки, блондин указал на левую щеку. И казалось, что если она решится его ударить, то точно порежется о точеные скулы, которые образовались явно не от сладкой жизни. Малфой сделал еще один шажок и оказался в ужасающей близости к ней. Кажется, еще ближе, чем тогда, когда кормил пирожным. Гермиона незримо вздохнула, погружаясь в аромат исходящий от слизеринца. Как она и думала… «Холодный запах подземелий и что-то напоминающее мяту, сладкую мяту». — Ты такой придурок, Малфой! — простонала она, но не отодвинулась ни на шаг. Она знала, что он все еще ведет счет и проигрывать не входило в планы. Даже сейчас, когда ее состояние граничило со срывом. Она выпрямилась, уничтожая еще пару сантиметров. Протянула руки вдоль своего тела и взглянула прямо в его глаза. Возможно это и стало ее главной ошибкой. Зрительный контакт — это очень опасная штука. Ты либо выдержишь все издевки и одержишь победу, либо он убьет всю уверенность своим ядом, и ты проиграешь… — Как прошла ночка с Уизлом? Уже можно поздравлять с потерей девственности? — Драко растянул на лице эту мерзкую улыбочку, которая казалось больше угрожающей, чем веселой. Он точно не находил все это веселым. Его злило, что она продолжает бороться… Почему бы просто не сдаться? Видимо Малфой позабыл, кто такая Гермиона Грейнджер. Шатенка задыхалась от злости. Она перебирала в голове все возможные ответы. Рылась в папках под названием «саркастичные ответы Драко Малфою», но ничего не находила. — Тебя так интересует моя половая жизнь? Ох, мне так жаль, что с Паркинсон все так… вяло… — протянула она, косясь вниз, где предположительно находился его паховая часть. Вот он… Огонек в ледяных глазах. Так сильно парень желал вывести гриффиндорку из себя, что забыл на какие пути способна она. — Заткнись, тупая сука! Это звучит нелепо! — и он отстранился. «Счет один-три, и все еще я впереди!». А ее трясло от всей этой ситуации, от настойчивого взгляда Малфоя на ее тело, скрытое под слоями одежды. — Будет еще какая-то гриффиндорская шлюха, говорить мне об… — и он не смог договорить. Вот оно. Парень падал в бездну злости, проигрывая еще десятки раундов. Драко собрал всю волю в кулак и снова взглянул в разгоряченные шоколадные глаза. — Хотя, о чем это я? Ты же все еще девственница, и это чертовски видно, Грейнджер. Неужто Уизлдур забыл, как пользоваться членом или еще хуже, не смог отыскать вагину? — Мерлин, ты такой невыносимый. Как ты еще не захлебнулся собственный ядом? — девушка вскинула руки, стреляя в него злобными радужками. — Так я прав? — Ни черта ты не прав! Я не девственница и все у нас с Роном отлично! Просто отвали, тупой хорек. Следи за собой и своими половыми партнёршами. Если в магическом мире не знают о венерических заболеваниях, это не значит, что их не бывает у чистокровных, — прокричала Гермиона и со всех ног побежала прочь из собственной башни, оставляя Драко Малфоя одного. Такого счастливого и насытившегося до самых краев. С одним единственным вопросом. «Что, блять, такое венерические заболевания?».