Мы утонем во тьме

      Джинни хоть и не признавала этого, но очень ждала воскресенья, чтобы наконец-то увидеться с Блейзом Забини. Она точно решила, что это не свидание. Это попросту не может быть свиданием, ведь она в отношениях. Гарри ее любит, а она любит Гарри и этого должно быть достаточно, раньше было достаточно. Поттер смотрел на нее влюбленным взглядом, но каждый раз словно чего-то не хватало. Чувства были, тепло было, уют был — все было. А искра? Искорка, что зажигает пожар внутри, заставляет все нутро пылать от желания, а от страсти начинаешь задыхаться, потому что легкие просто не справляются.                          Джинни всегда смотрела на своих родителей и думала, что уюта со взаимопониманием будет более, чем просто достаточно. Это может послужить прекрасным фундаментом для жизни, отношений, брака, семьи, совместной кончины.       Уизли прекрасно помнила, как поняла, что влюбилась в Гарри. Это случилось на пятом курсе. Она встречалась с Дином Томасом и точно знала, что это просто отношения для опыта. Ей так было комфортно. Она понимала, что Дин ее не обидит, зато поможет избавиться от толпы фанатов. В то время Гарри был загружен мыслями о Темном Лорде, ему явно было не до отношений, но так или иначе, рыжая ловила на себе взгляд зеленых глаз. Ей нравилось, как блестят изумрудные крапинки, когда он смотрел на нее. Думал, что она не замечает, а она видела все, каждый раз.       Поттер не позволял себе большего, только смотрел. Смотрел и иногда улыбался. Гермиона тогда подошла и неловко спросила, все ли у них с Дином серьезно, намекнула, что есть какой-то парень, который засматривается на нее. Джинни хихикала, потому что знала, что половина Хогвартса засматривается на нее — это не было тайной. Но раз сама Гермиона Грейнджер решила примерить на себя роль сводницы, Уизли сразу поняла, о ком речь, и тоже начала наблюдать за Гарри. Смотреть, как он читает в библиотеке, как самозабвенно рассказывает что-то своим лучшим друзьям. Наблюдала, как он пьет сливочное пиво в «Трех метлах», как несуразно пошатывается, делая вид, что танцует на вечеринках в гриффиндорской гостиной. И она поняла, что начинает что-то чувствовать. Осознала, что это длится далеко не первый год, просто только сейчас открыла глаза на эту особенность.       И вот теперь Джинни словно потерялась. Потерялась в чувствах, что испытывает, ведь раньше всегда был Гарри. Даже когда они не были вместе, был Гарри. Верный, чувственный, ответственный, прекрасный. Всегда было так.       Она думала об этом, пока летела к той полянке, где что-то началось и никак не может закончиться. Летела и не могла понять, хочет она чтобы это что-то закончилось или нет. Ветер трепал яркие мандариновые волосы, портил прическу, что Джинни укладывала все утро. Нет, она не собиралась прихорашиваться, потому что тогда это точно стало бы свиданием, она просто не знала куда себя деть. Уизли и так провела в душевой комнате больше обычного. Дважды помыла голову, потому что не хотела выходить. Натерла тело любимым виноградным мылом, и когда ей постучали в кабинку, потому что она уж больно долго там находится, плохо смыла с себя этот запах и теперь благоухала. Даже с избытком.       Девушка добрых тридцать минут решала, что наденет. Достала парочку своих любимых юбок, но сразу отбросила эти варианты, потому что ей еще лететь на метле. Посмотрела на новенькие еще не заношенные брюки и мысленно уже вертелась перед зеркалом, любуясь, как длинные ноги смотрятся в них. Но быстро натянула старые потертые специально разрезанные на коленках джинсы. Натянула первую попавшуюся кофточку и еще двадцать минут выглаживала ее специальным заклинанием, то и дело замечая все больше новых складочек. Она ненавидела складки!              Простояла еще минут сорок за дверьми Большого зала, ожидая увидеть, как ее молодой человек встанет из-за стола и уйдет куда-то прочь. Она хотела застать Гермиону одну. Все знали, что Гермиона Грейнджер по воскресениям помогает эльфам по кухне. Невзирая на то, что у них есть магия, чтобы убрать всю посуду со столов, шатенка помогала им левитировать тарелки и кубки. А потом намывала, рассказывая о новых книгах, что прочла. Никто не знал, зачем она это делала, но это продолжалось из недели в неделю. Как любила говорить сама шатенка, «Г.А.В.Н.Э. еще никто не отменял!».       — Гермиона, ты же помнишь, что я храню твою тайну о Малфое и его роли в твоей жизни? — плюхаясь на лавочку напротив подруги, протараторила Джинни, совсем не контролируя громкость голоса.       Гермиона злобно на нее посмотрела и резко заозиралась по сторонам, выискивая недоброжелателя, который мог стать невольным слушателем речи Уизли.              — Во-первых, говори тише! Во-вторых, от тебя чрезмерно несет мылом. В-третьих, твои слова звучат так, словно следующее, что ты скажешь, выльется в откровенный шантаж или манипуляцию, — шумно захлопывая книгу, проговорила девушка, продолжая коситься на одиноких студентов, которые медленно доедали свои поздние завтраки.       Джинни неловко поднесла запястье к носу и глубоко вздохнула. Действительно яркий, сильных запах.       — Мне нужно, чтобы ты сказала Гарри, что я буду с тобой весь день, — снова быстро, проглатывая некоторые буквы, говорит девушка, зачем-то вытягивая рукава, сминая ткань кофточки, создавая новые складки.       — Но мы с Дафной…       — Мне плевать. Я не буду с вами сидеть, делайте то, что собирались. Ты просто должна сказать, что весь сегодняшний день я с тобой, — скоро, резко, даже слегка грубо. Гермиона хмурится и наклоняется, чтобы стать чуть ближе к Джинни.       — У тебя что-то случилось? Вы поссорились?       — Нет, все хорошо. Просто мне надо кое с чем разобраться. Прошу, Гермиона, мне нужна помощь, — голос первый раз за сегодняшний день смягчается и это работает.       Гермиона расслабляет лоб и качает головой, соглашаясь на все уговоры. И снова ложь.       После разговора с Гермионой, Джинни вернулась в комнату девочек, все время оборачиваясь по сторонам, лишь бы не попасться на глаза Гарри Поттеру. Она снова прогладила кофточку, натянула куртку, шарф, шапку, перчатки, создала полную имитацию уюта, погрузила себя в приятную атмосферу, но продолжала нервничать. Девушка снова и снова подносила запястье к носу, принюхивалась, желая, чтобы этот чертов запах выветрился. И сейчас, подлетая к нужной полянке, где ее уже ждал Блейз, она надеялась, что ветер сдул аромат с ее тела.       Она спрыгнула с метлы и откинула ее куда-то в сторону, словно та ей больше никогда не понадобится. Шаг, еще один, за ним еще парочку к желанию провалится под землю, лишь бы он перестал так на нее смотреть. Блейз все время это делал. Разглядывал ее, как что-то доселе неизведанное, непонятное и неизученное. Он никогда не был любителем что-то изучать, но будь Джинни предметом в Хогвартсе, Забини стал бы отличником.       — Привет, — голос словно живет отдельной жизнью, почему-то звучит тихо и неуверенно. Будто бы это голос вовсе не самоуверенной Джиневры Уизли, а какой-то другой ведьмы.       Блейз улыбается и подходит ближе.       — Рад, что ты все же прилетела, — его голос тоже звучит глуше обычного.       Складывается ощущение, что они попали в параллельный мир и если говорить громче, то все вокруг развалится. Так оно и было. Эта полянка, стала их хрустальным миром, способным рассыпаться в любой момент.       — Я ведь обещала…       — Не обещала, — поправляет ее Блейз и указывает рукой на плед, что заблаговременно посетили и наложил согревающие чары. Мулат прошел вперед и присел на свою часть, потянулся в сторону какой-то странной корзинки и достал оттуда пару сэндвичей. — Мы пропустим обед, так что я взял это, — не протягивает ей, а кладет на место рядом с собой.       Джинни стоит столбом и смотрит на парня, как на что-то совершенно ей непонятное. Через мгновение ловит себя на мысли, что выглядит странно и быстро садится рядом на теплый плед. Первые минут тридцать они кушают свои сэндвичи в полной тишине, никто не знает, о чем говорить, хотя общих тем у них навалом.       Разделавшись с едой, оба продолжают молчать, разглядывая озеро и как ветер колыхает ветки деревьев. Громко раздается какой-то странный звук, очень похожий на кваканье жаб, но для них было еще слишком холодно. Блейз и Джинни удивленно переглядываются и слегка напрягаются. Потом звук повторился снова и снова. Неподалеку от берега почудилось что-то скользкое и зеленое, Уизли подобрала под себя ноги, хоть они и сидели далековато от озера, зрелище все равно было устрашающим. А потом показались глаза и послышался очередной нечленораздельный звук, но уже непохожий на то, что было до этого. Тонкий, протяжный визг раздавался со стороны слизеринца.       — Релашио! — вскрикнул Блейз, с кончика его палочки вылетела струя кипятка.       Джинни поняла это, потому что от воды сразу пошел пар, а то нечто, которое пыталось разглядеть гостей озерной округи, гулко завыло и ушло обратно. Только сейчас Уизли поняла, что тот странный звук был писком Забини.       — Гриндилоу, — подтвердила Уизли свои догадки и повернула голову к Блейзу. Тот все еще был слегка напуган. — Это ты пищал? Или мне показалось?       — Показалось, — буркнул мулат и какое-то время просидел нахмурившись, а потом рассмеялся. Джинни последовала его примеру и тоже звонко захихикала. — Ладно, да, я испугался! Зато я снова спас свою принцессу.       От былого легкого настроя ничего не осталось. Уизли снова ощетинилась, обрастая колючками и вновь коря себя, чтоб решила сюда прийти.       — Блейз…       — Прости, я помню, парень. Гарри Поттер. Но сейчас ты здесь.       — Но это ничего не значит, мы просто сидим. Вместе проводим время, — слова звучали убедительно, только вот кого она таким образом пыталась обмануть, было не ясно. Забини понимающе покачал головой.       — Ты мне нравишься, Джиневра, — озвучил он. Наконец-то сказал вслух, полностью, без утайки и недомолвок.       Просто три слова и ее имя, а рыжая уже багровеет и представляет другие три слова, что он мог сказать. Любые, но не эти!       «Ты хорошо выглядишь, Джиневра».       «Как тебе погода, Джиневра?».       «Гриндилоу боятся кипятка, Джиневра».       Все, черт возьми, боятся кипятка, ДЖИНЕВРА.       Но Блейз говорит именно то, что говорит, и теперь Уизли не знает, куда себя деть. Она нервно запускает обе руки в волосы и тянет мандариновые пряди. Словно так она сможет быстрее привести себя в порядок, оборониться от непрошеных мыслей.       — Блейз, у меня есть парень.       — Я помню. Все еще помню, но тем не менее, ты здесь, — снова напоминает он и Джинни рдеет.       — Я здесь и начинаю жалеть об этом… — говорит она и понимает, что звучит грубо. Забини отворачивается и смотрит на озеро. На то, как продолжают танцевать на ветру еще не обросшие зеленью ветки. — Я не это хотела сказать. Я имею в виду, что прилетела сюда, потому что… хотела провести с тобой время, но это неправильно.       — Что неправильно? Твое желание? Мое желание? Что?       — Я должна любить Гарри! — выпаливает она и закрывает лицо руками. Впервые признается в этом вслух, да и вообще компонует эту мысль. Никогда раньше эти слова даже близко не трогали ее разум.       Должна.       «Что должна? Почему?».       «Должна любить Гарри, потому что это правильно».       «Он мне подходит, он нужный, правильный, подходящий».       — Я имею в виду…       — Да, он — Гарри Поттер. Я понимаю, что ты имеешь в виду, — говорит Забини без каких-то лишних эмоций, сухо, ровно, справедливо. — Он герой войны. Он выбрал правильную сторону. Он гриффиндорец, правильный мальчик, что был все эти годы рядом. Он нравится твоим родителям. Он, он, он, он, он, — под конец своей тирады, мулат кидает камушек, который нашел рядом с покрывалом. Целится по всплывшей голове озерного чудовища, но не попадает. — Я не герой войны, не выбирал сторону. Я слизеринец. Не правильный и не был рядом.       — Блейз, это не так работает, — шепчет она.       Перед глазами всплывает Гермиона, которая рассказывает ей о Драко. Как она улыбается, краснеет, смеется, а потом винит себя за чувства, потом снова улыбается и отпускает все. Принимает новые правила игры в жизнь.       — Тогда я не понимаю, как это работает.       Джинни хочет открыть рот и все объяснить. Сказать, что всю жизнь смотрела на своих родителей, на их искреннюю и страстную любовь, как они, даже уже будучи давно в браке, продолжают дарить друг другу тепло. Собиралась поведать ему, что она всегда хотела такой же всеобъемлющей любви с правильным человеком. Хочет все это вывалить на него, но молчит. Понимает, что все эти слова не будут про Гарри.       Гарри правильный, подходящий, нужный, но не такой.       — Я тоже, — шепчет она, обнимает свои коленки и роняет на них голову, утыкаясь лбом, забывая, что еще половину утра наносила магическую косметику так, чтобы это было незаметно.       — Я ничего от тебя не требую, просто хотел, чтобы ты это знала. Ты мне нравишься и мне нравится проводить с тобой время. Нравится смотреть, как ты летаешь, как играешь, как завтракаешь или ужинаешь. Нравится твой смех и улыбка…       Она медленно поднимает голову и поворачивается к нему, чтобы взглянуть в карие глаза, пока он перечисляет все, что он в ней нашел. Она слушает и вспоминает, когда последний раз Гарри говорил что-то подобное, что чувствовала в тот момент. Сейчас внутри распускаются бутоны, они щекочат легкие, заставляют улыбнуться.       А тогда? Что было тогда? Кажется, перед балом он сказал, что она хорошо выглядит, но внутри ничего не екало, было спокойно, приятно, но обычно.       — …Я рад был помочь тебе с твоей компанией и уже жду твоего появления на поле с девочками. Не понимаю, почему ты не летаешь со львятами.       Джинни хмурится, потому что не понимает, как разговор повернулся к квиддичу. Видимо, она заслушалась его речи и утонула в своих мыслях. Но эти слова стали глотком свежего воздуха.       — Летом я попросила Гарри не ставить меня в первые игры, потому что летать означало вспоминать о Фреде, — выпаливает рыжая и замолкает. Она никому не говорила этого, даже наедине с собой не думала.       — Но первые игры уже давно прошли.       — Да, на мое место встал Симус, а я как-то незаметно перекочевала на скамейку запасных, — горько усмехается Джинни.       Она уже забыла, когда в последний раз играла. Это было до войны и кажется, что далеко в прошлой жизни.       — Скоро ты соберешь команду мечты, и вы порвете всех.       — Даже вас?       — Вам придется постараться, — ухмыляется Забини и мысленно радуется, что разговор наконец-то стал более легким.       Джинни тоже улыбается, смотрит на его безмятежное лицо и не может отвести взгляд. Ей комфортно, но не так как с Гарри. Тот комфорт домашний, семейный, обычный, а этот теплый, яркий, чувственный. Она долгие минуты думает о Поттере, о том, как вчера врала ему в лицо о том, что проведет весь день с Гермионой. Как он потянулся, чтобы поцеловать ее, а она подставила щеку.       Помнит и снова мрачнеет. Вспоминает о Гермионе и том, как она нашла в себе силы расстаться с Роном, как смогла простить Малфоя за все и приняла его таким, какой он есть. Даже если Уизли не понимает этого поступка, Грейнджер все равно не остановилась, не побоялась.       — Кажется, ты мне тоже.       — Что? — мулат хмурится.                    — Кажется, ты мне тоже нравишься.       Джинни замечает, как все его тело напрягается и сама вздрагивает от своих же слов. Она видит, как Блейз хочет потянуться к ней, но быстро останавливает его, аккуратно укладывая ручку на его плечо. По телу пробегает целая волна дрожи. Молочная кожа покрывается мурашками, и хоть девушка скидывает все на пронизывающий ветер, понятно, откуда на самом деле исходит это чувство.       — Но я все еще состою в отношениях. Мне нужно время, чтобы разобраться в себе. Я хочу, чтобы ты меня не торопил. Я сама должна понять, как со всем быть.       Забини аккуратно кладет свою горячую руку на ее и сжимает. Аккуратно поворачивает голову и целует холодные пальчики.       — Ты замерзла, — хватает ее вторую руку и без слов сковывает девичьи ладошки в своих, потирает, передавая тепло. — Я готов ждать сколько потребуется, моя королева, — улыбается, снова улыбается.       Кажется, что в этот момент Джинни согревается, потому что все тело сотрясается в агонии чувств.

***

      Дафна наспех завязала белые волосы в тугой жгут и что-то считывала с листика. Она была полностью поглощена процессом, поэтому не сразу обратила внимание на пение подруги. Зато, когда услышала завывания гриффиндорки, все слова рецепта перемешались с ее пением. Гермиона, сидящая рядом, с такой же прической, как у слизеринки, выглядела более нелепо, потому что ее пушистые волосы торчали во все стороны, норовя выпутаться из силков резинки. Грейнджер затягивала какую-то песенку, смешивая растертый рог двурога с водорослями, медленно, десять раз по часовой стрелке. В ее голове была какофония из мыслей, и она все никак не могла определиться на чем лучше заострить свое внимание.       Гринграсс была печальной. Хотя Гермиона уже и привыкла к тому, что зачастую слизеринка не грустная, а сдержанная. Она спокойная. Хотя при малейшей искре, блондинка могла взорваться. Грейнджер предполагала, что такое случается исключительно в ситуациях, касающихся ее семьи или только Астории. Потому что в остальное время она всегда умудряется вести себя достаточно уравновешенно.       Дафна снова зачитала момент с сушеными златоглазками, потому что никак не могла понять, в какой момент времени их надо добавить. В оборотном зелье все было проще, а с этим аналогом она совершенно запуталась. Перечитывала заново, пока слова песни Грейнджер путались в голове.       «Смешайте листья спорыша с oh baby, baby…»       Зло смотрит на Гермиону, а потом переводит взгляд на котел. Шатенка продолжает размыкать губы, напевая песню, которую услышала по радио, когда была еще дома с родителями. Они с мамой танцевали в гостиной, пока папа двигал диван. Мелодия приелась, а слова заучились.       «Смешайте листья спорыша с ягодами омелы в отдельной ступе, а после залейте I must confess, I still believe…»       — Грейнджер! — внезапно грубо говорит Дафна и сразу смягчается. Она понимает, что Гермиона не виновата в том, что сегодня находится в хорошем настроении, как и сама Гринграсс не виновата, что сегодня совершенно не расположена к веселью. Блондинка тяжело выдыхает и натянуто улыбается. — Твое пение меня слегка отвлекает, — карие глаза опускаются и виновато смотрят на листок с рецептом, что сжимает Дафна. Он мнется в ее цепкой хватке и тогда Гермиона понимает, что стоит сменить тактику и действительно замолчать.       — Как прошли твои каникулы? — спрашивает гриффиндорка замечая, что Гринграсс уже не читает рецепт, а переходит к действиям. В ее руках спорыш, она аккуратно отрывает листики, чтобы не повредить стебель. Шатенка раньше не замечала, как Дафна работает на зельеварении, сейчас видела, что она очень аккуратна и внимательна, это заставляет ее улыбнуться.       — Главное, что они прошли, — шипит, откладывая ненужную часть растения в сторону, принимаясь толочь листья в чистой ступе, добавляя туда три с половиной ягоды омелы. Содержимое ступы превращается в нечто кремовое и размазывается по стенкам, но Дафна не останавливается, пока листья и ягоды не превратятся в однородную массу.       — Все было плохо?       — Мама каждый день имела удовольствие обсуждать тему грядущей свадьбы Астории и Малфоя.       С каждым словом давление на пестик увеличивалось. Гермиона даже на мгновение забеспокоилась, что деревянный прибор может треснуть под натиском слизеринки. Она остановила себя, чтобы не выхватить из рук подруги инструмент, потому что знала, что это может ее разозлить еще сильнее. Дафна даже не представляла на сколько эта тема близка и самой Гермионе. Она думает об этом так же часто, как и о самом Драко. Потому что все мысли в конечном итоге сводятся к будущему, а будущее блондина это свадьба со Стори.       — Ты как провела каникулы? Если бы я знала, что ты остановилась у Блейза, то заехала бы, хотя бы на пару дней…       — Прости, что не сказала. Все решилось буквально за час до выезда, — вспоминая каникулы, Гермиона не может сдержать улыбку. Дафна замечает это и ерзает на месте от нетерпения. Настроение Грейнджер передается воздушно капельным путем, как какая-то зараза, и Гринграсс волей-неволей тоже приподнимает уголки губ.       — Случилось что-то важное?       — Министерство нашло моих родителей, — не в силах больше сдерживать порывы радости и счастья, Гермиона выпаливает новость прямо в лицо Дафне, и та первые секунды не знает, что с этим делать. Радоваться? Поздравлять? Что нормальные люди делают в таких случаях? Нормальные это те, которых не учили скрывать свои эмоции с первых лет жизни.       — Салазар! Гермиона, я тебя поздравляю, это замечательная новость, — Гринграсс находит в себе силы порадоваться за подругу, и эта весть даже ее расслабляет. Она перенимает настрой гриффиндорки и тоже радуется, как маленькая девочка леденцу. Она хочет было откинуть инструменты, но знает, что жижа, что она растолкла может быстро засохнуть и испортиться, так что продолжает мять ягоды. — Как это произошло?       Грейнджер долгий час рассказывает байку о том, как министерство магии отыскало ее родителей в Австралии, как они привезли их в Англию, вернули память и осведомили Гермиону об этом в письме. Как она плакала и радовалась. Она долго рассказывает о матери Блейза и как эта женщина ее вдохновляет. Вскользь упоминает «очередную ничего незначащую ссору с Драко».       Дафну все это радует. Она улыбается тому, что у ее новой подруги все хорошо, хотя бы у нее, хотя бы сейчас.       — Грейнджер, напомни мне, для чего мы всем этим занимаемся? — спрашивает, хотя не хотела. Просто поддерживает разговор. Дафна доверяет Гермионе и готова помочь с любой глупостью.       Сама идея повеселиться, сделав такую пакость с золотой гриффиндорской девочкой, теплит ей душу, расслабляя, заставляя отпустить все невзгоды. Улыбка медленно стекает с лица шатенки, мысли хаотично летают в ее голове, ударяясь о стенки сознания, снова и снова возвращаясь ко лжи. Она делает вид, что зевает, это дает ей еще пару секунд форы, чтобы точно решить, как именно преподнести свою цель.       — Мне нужна книга, что находится в запретной секции, — чеканит, словно если запнется хоть на мгновение это разрушит весь план и все покатится рыжему коту под хвост.       — Да, это я поняла, а что за книга? Что-то важное или ты еще больше хочешь прокачать свой всесильный мозг? — тугая нитка губ блондинки ослабевает и изгибается в ухмылке, такой слизеринской, такой ядовитой, но сейчас Дафна не брызжет токсинами, просто подтрунивает над подругой.       — Дневник Николаса Фламеля, для домашнего чтения, так сказать, — она решает сказать хоть толику правды, чтобы ослабить ту ношу, что несет из-за вечной лжи и недоговорок.       Гринграсс качает головой и палочкой подогревает воду, чтобы слегка ускорить процесс.       Гермиона не делает ей замечание, старается незаметно успокоить сердцебиение, что так сильно увеличилось.

***

      Добрых три часа они еще сидят и колдуют над котлом, пытаясь добиться нужного эффекта зелья. Гермиона натужно представляет образ мадам Пинс, пока мешает зелье против часовой стрелки, а Дафна параллельно добавляет растертый в порошок цветок пятилепесткового чахотника. Главным ингредиентом аналога оборотного зелья, придуманного самим профессором Слизнортом, был не компонент другого человека, а мысли о нем, яркое представление до мельчайших подробностей. Гермиона бы не поверила в действительную работу зелья, если бы не убедилась в этом на собственном примере, выпив зелье Пэнси Паркинсон. Ее Превосходная работа смогла продержать Грейнджер в образе слизеринки двадцать пять минут. Шатенка надеялась на тридцать, чтобы точно успеть разобраться с работой запретной секции.       — Ну что? — прошептала Дафна, боясь сбить Гермиону с мысли.       Девушка представляла ровный нос Ирмы, тонкие губы, собранные в непонятный пучок темные волосы. Зарисовывала в сознании ее худощавую фигуру, мысленно одевала ее в строгие старенькие одежды, юбку непонятного болотного цвета и белую блузку с широкими рукавами-фонариками. Она спустилась к тонким щиколоткам библиотекарши и обула ее в потертые, но всегда идеально чистые балетки. Грейнджер прекрасно запомнила образ Пинс за долгие годы обучения в Хогвартсе. Скорее даже, заучила, после частых засиживаний в библиотеке и ссор с Ирмой. Ее внешность и стиль одежды въелся в подсознание.       — Вроде все хорошо, — сделав еще два оборота, Гермиона открыла глаза и взглянула на цвет зелья. Он должен был приобрести оттенок, с которым ассоциируется человек. Ирма Пинс в голове Грейнджер всегда была коричневым, теплым цветом, под стать стен школьной библиотеки. Так что заметив, как прозрачная жидкость медленно начинает приобретать цвет молочного шоколада, шатенка победно вскинула руки и навалилась на Дафну с объятиями. — Ты не представляешь, как выручила меня, просто не представляешь! — пищала гриффиндорка, зажимая шею блондинки, ненароком оттягивая ее волосы, тем самым доставляя дискомфорт, но Дафна не хотела рушить момент, она слегка приобняла подругу в ответ и сжала губы от неприятных ощущений.              — Поблагодаришь, когда все получится, а пока не стоит.       Гермиона закачала головой, отлепляясь от Гринграсс и еще пару раз хлопая в ладоши от счастья. Может все дело было в заклинании, что она сегодня использовала на себе, а может просто из-за приближающейся развязки. За спинами девушек послышались быстрые шаги, и они обе запаниковав стали быстро накладывать на себя и котел дезиллюминационные чары. Но не успели, они исчезнуть с глаз, как в их поле зрения появилась рыжая голова девчонки Уизли. Джинни недовольно шагала из стороны в сторону, пытаясь вспомнить, как правильно дышать. Она злилась и казалось совершенно не замечала наполовину исчезнувших подруг. Гермиона махнула рукой, давая понять Дафне, что чары можно снять.       — Джин? — послышался настороженный голос Грейнджер, и только в этот момент Уизли поняла, что не одна. Она испуганно обернулась на девочек и натянуто улыбнулась.       Если бы Гермиона не знала ее, то подумала, что все в порядке, что все так и должно быть, но она ее знала. Прекрасно знала.       — О, привет, а я вас не заметила. Домашку делаете? — как ни в чем не бывало, словно все просто идеально.       — Дафна, еще раз спасибо за помощь, давай увидимся позже и обсудим тонкости.       Гринграсс не надо было просить напрямую, чтобы она поняла, что от нее хотят. Одного взгляда Гермионы и потерянного вида Джинни было более чем достаточно. Она кинула что-то в знак прощания и покинула комнату, оставляя гриффиндорок в одиночестве с гурьбой своих проблем и недосказанностей. Уизли проводила блондинку взглядом, продолжая театрально улыбаться, словно это ее лучшее выступление и вот ее звездный час, надо чтобы все зрители верили в идеальную игру. Надо жить ролью.       Вот только она проваливает этот спектакль, когда за спиной слизеринки закрывается дверь. Она падает на колени, рушится, как и весь мир вокруг. Не может поверить, что позволяет себе сломаться.       Гермиона подскакивает с места и подлетает к подруге, скользит по чистому полу и чуть было не валится на нее. Оказывается рядом, и в ту же самую секунду Джинни словно взрывается.       — Гермиона, я… Я люблю Гарри. Я очень его люблю, — пищит рыжая, не в силах контролировать себя и свой голос. Обычно такой приятный, льющийся, в меру низкий тембр Уизли становится истерзанным голосом утопленника.       Джинни правда утопает, в чувствах, в вине, в сожалении, что не может продолжать врать самой себе и всему миру.       — Что такое, Джинни? Что случилось? Тебя кто-то обидел? Что с Гарри? — гурьба вопросов превращается в снежный ком, и они катятся с огромной горы, превращаясь в лавину. Сваливаются на бедную рыжую голову и раскалывают ее на части, наконец-то вынуждая сказать правду. Руки отрываются от голубых глаз, что она сильно вдавливала в холодный пол и поднимаются к подруге.       На лице Грейнджер отражается испуг, страх за вечно сильную и железную Джиневру Уизли.       — Я не влюблена в него, Гермиона. Должна, но не влюблена, — утыкается лбом в ключицу Грейнджер и разрывается громкими горькими стенаниями.       Гермиона аккуратно гладит затылок подруги, едва дотрагивается, знает через, что та сейчас проходит. Воспоминания о Рональде и их отношениях все еще свежи в ее памяти. И, наверное, если бы у шатенки не было так много проблем, возможно она бы сломалась. Но из-за того, что ее подстерегали кошмары со всех сторон, ее не хватало на нервные срывы, на выплеск эмоций через слезы и крик. Как же часто ей хотелось кричать.       — Ты ничего не должна.       — Должна, должна! Я должна быть с Гарри. Блейз прав, Гарри правильный, он нужный, подходящий, удобный.       В голове рисуется образ идеального Поттера, который подходит ей по росту, по телосложению, по общению, по статусу, по характеру, по чувствам и всем остальным «по», что только можно придумать. Гарри Поттер и Джиневра Уизли — идеальная пара Магического Лондона. Они те, на кого хочется равняться, за которыми хочется повторять. Та пара, которую хочется вырезать из газеты или журнала и вклеить на доску желаний, чтобы найти себе такую же. Но эта идеальность надоедает — хочется драйва, огня, ссор, перетекающих в страстный секс. Нечто, что будет поджигать любовь. Хочется урагана, а не легкого ветерка. Хочется взрыва фейерверков, а не бенгальских огней. Хочется жить, а не существовать.       — Блейз? Джинни давай успокоимся, все хорошо. Если ты не чувствуешь к Гарри влюбленности, это не плохо. Значит, надо с этим что-то решать…       — Я не могу так поступить с ним, не хочу делать больно.       Гермиона берет щеки Джинни в обе руки и смотрит в ее голубые заплаканные глаза. Они такие чистые, молящие о помощи и искренне желающие добра всему миру.       — Джинни, ты ничего, никому и никогда не должна. Ты живешь для себя, а не для кого-то. Посуди сама, ты думаешь, Гарри будет счастлив, если узнает, что ты встречаешься с ним, потому что чувствуешь обязательство в этом?       Джинни шмыгает носом. Тонкие пальчики Гермионы неустанно стирают влажные дорожки со щек подруги, но на их месте появлялись новые нежеланные гости.       — Ты должна понять, если тебе что-то не нравится, этого делать не надо. Мы и так прошли через многое — теперь надо жить для себя.              — Гермиона, — снова громко шмыгает.       Когда Уизли плачет, ее голубые глаза становятся насыщеннее и глубже. Они такие чистые, что первым порывом становится истребить все, что могло довести ее до такого состояния, ведь Джинни Уизли создана для слез счастья.       — Мне кажется нравится… — мнется, тяжело сглатывает подступающие слова. Она не готова признаться кому-то кроме себя и Блейза. Она моргает, и застоявшиеся капли скатывается к пальцам Грейнджер. — Ничего. Спасибо тебе, спасибо большое, — и она душит подругу объятиями.       Никому ничего не должна.       

***

      Четверг наступил незаметно быстро. Хотя Гермиона и думала, что невыносимое время ожидания будет тянуться, как всегда мучительно медленно, но ввиду загруженности с уроками, из-за заданий по зельям, ЗОТИ и рунам, шатенке просто не хватало времени думать еще и об этом. Вечера она проводила либо за перечитыванием первой части дневника, либо с Драко. Он уже перестал скрываться от Блейза. Иногда сидел у него пару часов после ужина, потом прощался и шел к Гермионе. Никого это не смущало, стало таким привычным и обыденным. Она уже и не представляла, каково это спать без Драко по правую или левую сторону. Блондин продолжал бороться с выступающим кирпичиком в стене, а Грейнджер из раза в раз хихикала, когда он ударялся о него головой.       Скрывать от Драко план по заполучению второй части дневника было сложно. Она все время хотела рассказать ему о своем успехе с зельем, о том, как они с Дафной решили провернуть эту идею. Хотела посоветоваться с ним, как лучше все сделать и вообще привлечь его к этой авантюре, но рассказывать ему нельзя. Он сразу разозлится. Разрушит все, что девушки придумали и кропотливо обсуждали, расписывая каждое свое действие.       Дафна не стала задавать лишние вопросы. Делала то, что надо, полностью доверившись подруге. Она видела в этом шалость, а для Гермионы это было спасением, шансом на нормальную жизнь.       Двадцать первого января около половины одиннадцатого вечера, Гринграсс уже стояла возле дверей библиотеки, мысленно повторяя весь алгоритм действий. Гермиона опаздывала. Кажется, второй или третий раз в жизни, и это бесило ее еще больше, потому что обычно она приходит раньше. Но Драко все никак не хотел уходить из ее комнаты, хотел еще немного посидеть, лишний раз поцеловать или рассмешить. Он очень любил ее смех, когда он был искренним, а с ним она всегда смеялась честно, без утайки. И вот Малфой наконец-то решил найти Блейза и провести с ним пару часов перед обходом, что явно играло ей на руку.       — Мерлин, Дафна, прости, я так опоздала, — договор был встретиться в девять пятьдесят, чтобы еще раз все повторить и приступить. Гермиона прекрасно знала, что мадам Пинс начинает обходить библиотеку в десять, чтобы проверить, все ли разошлись на отбой. Это у нее занимает обычно около двадцати минут, потом еще минут десять она препирается с засидевшейся допоздна Грейнджер, и к одиннадцати старается закрыть двери.       — Все в порядке, но Пинс уже начала обход, — Дафна заглядывает в щелку приоткрытой двери.       Мысленно Гермиона позволяет себе пару тройку отборных матов, а вслух говорит всего один.       — Сука! — показательно топает ногой и запускает пальцы в волосы, чтобы прийти в себя. Поднимает взгляд на Дафну и замечает на ее лице нескрываемое удивление. — Не она, а сама ситуация. Сучья ситуация! Я не хотела опаздывать, — она хочет обвинить во всем Драко, но сказать о нем вслух, означает, что потом придется рассказывать Гринграсс в чем дело. А Гермиона еще не готова к таким откровениям, да и Драко тоже. Никто не готов.       — Все будет хорошо, Гермиона, — неловко поддерживает блондинка, все еще не привыкшая называть гриффиндорку по имени. Это заставляет Грейнджер улыбнуться и покачать головой.       — Ты придумала, как будешь ее отвлекать? — блондинка отрицательно качает головой и даже улыбается. Губы изгибаются в коварную ухмылку, очень зловещую и так неподходящую холодному лицу слизеринки. Это должно напугать Гермиону, но она понимающе качает головой.       — Я буду действовать по наитию. Ты уверена в зелье?       На этот раз Грейнджер неуверенно кивает, понимая, что совершенно НЕ уверена. Однако, откупоривает колбу и на длинном выдохе делает четыре больших глотка. На вкус жидкость ужасная, пахнет чем-то старым, но не тухлым. Несколько мгновений шатенка не чувствует ничего, лицо начинает щипать, но помимо этого ничего. Дафна смотрит на нее с удивлением и даже испугом. Но через несколько мгновений лицо Гринграсс искажается в одобрительной гримасе.       — Ну?       — Мадам Пинс, вы, кажется, забыли свои очки, — Гермиона вспоминает, что забыла очки на своем столе и снова чертыхается. Опускает глаза на руки и видит там изрядно потрепанную временем кожу. Кончиками пальцев пробегается по лицу и понимает, что нос вытянулся, лицо похудело, а на глазах тяжелый слой темных теней. Грейнджер подготовилась к их «пакости». Быстро провела палочкой по своей одежде, превращая ее в иллюзию одежды Ирмы.       — Замечательно, у нас есть пятнадцать минут. Может больше, но пятнадцать уж точно, — Дафна кивает. За последние пару дней она слышала это чаще, чем что-либо.       Гермиона словно боялась забыть о факторе времени, поэтому снова и снова напоминала себе об этом. Они последний раз кивнули друг другу, после чего Гринграсс скрылась за дверьми. Грейнджер не знала, что там происходило и слышала только обрывки фраз.       — Мадам Пинс… срочно, там первокурсник с гриффиндора застрял на лестницах и плачет, ! — Дафна пищала не своим голосом. Кажется, Гермиона впервые в жизни слышала, от нее столько волнения. Если бы не знала, что это ложь, то поверила бы и побежала спасать маленького львенка.       — Какое мне дело, вы староста, мисс Гринграсс. Идите к декану Гриффиндора или вашему, — сухо, растягивая каждую букву, словно там нет никакого первокурсника в ужасной опасности. Там его правда нет, но она ведь не знает! Бесчувственная женщина.       Гермиона даже позволяет себе разозлиться на библиотекаршу за ее безучастность.       — Мадам Пинс, я не знаю, где в такое время найти преподавателей, до вас бежать было быстрее всего. Прошу вас, я не знаю, как ему помочь, — шатенка чувствует, как их план катится в тартарары и уже хочет уйти прочь, чтобы не попасться настоящей Ирме на глаза, но не успевает она развернуться, как слышит спешные шаги.       — Мисс Гринграсс, если это какая-то очередная ваша шутка, то я все расскажу профессору Слизнорту!       — Да какие тут шутки? Ребенок в беде… — выбегая из библиотеки, женщина не успевает заметить своего двойника, а Дафна мельком оборачивается и показывает Гермионе большой палец, побуждая к действию.       Шатенка не теряет времени. В образе Пинс ей слегка некомфортно, но она закрывает глаза на все и идет по запланированной схеме. Прямиком к запретной секции, никуда не сворачивая. Она уже видит дверь и тянется к ручке, зная, что хозяйку библиотеки дверь пустит без лишних вопросов. После восстановления школы, Ирма настояла на том, что усилили защиту на запретной секции и зачаровали книги от всевозможного недоброжелательного воздействия.       — Мадам Пинс, прошу прощения, я засиделся, — слова ударяются в ее затылок и Гермиона вздрагивает.       Она готова повернуться и проклясть этого наглеца, который посмел так долго сидеть в библиотеке и так нагло помешать ей с воплощением плана в жизнь. Девушка в облике взрослой женщины поворачивается на пятках и выдыхает.       — Невилл, — успокаивает саму себя. — То есть, мистер Долгопупс, все в порядке, можете идти, — снова поворачивается чтобы вернуться к делу, сейчас счет не на минуты, а не секунды.       — Я хотел у вас спросить насчет того издания, что вы мне обещали.       Мысленно шатенка считается до десяти и выдыхает. Упущено уже полторы минуты и Мерлин знает, сколько еще уйдет на разговор с Невиллом, если он сейчас же не отстанет от нее.       — Давайте я завтра вам все отдам, уже поздно, — натягивает улыбку и предпринимает еще одну попытку продолжить свой путь.       — Так вы ее нашли? Годрик, какое счастье! Я уже и надеяться перестал. Мадам Пинс, вы моя спасительница, — Долгопупс чуть было не вприпрыжку разворачивается и уходит прочь из библиотеки, а Гермиона ставить себе пометку разузнать у парня, что за такую редкую книгу он ищет. Наконец-то продолжает свой путь.       По руке проходит неприятная дрожь, словно от удара током, когда она дотрагивается до ручки двери, ведущей в нужное ей отделение. И вот она переступает порог, оказываясь внутри.       «Я не была здесь три месяца? Четыре?».       В голову ударяет осознание, что возможно это неправильно, но она быстро отбивается от этих дум и принимается смотреть по сторонам. Прошло пять минут, в общей сложности у нее остается десять, пока зелье не начнет шалить. В своем приготовлении она совершенно не уверена, потому что варила такое впервые, да и не тестировала заранее. Сейчас она понимает, что допустила непозволительную оплошность не опробовав заблаговременно.       Она подходит к кафедре, становится за нее и несколько секунд думает, как лучше задать вопрос или сказать, что ей нужно от запретной секции. Она знает, что настоящей мадам Пинс тотчас придет сигнал, что кто-то пробрался в это закрытое для всех место. Так что тут она позволяет себе помедлить, но недолго.       — Дневника Николаса Фламеля за 1990–1991 годы, — говорит четко, чеканя каждую букву и мысленно отсчитывает десять счетов. Помнит, как в прошлый раз это сработало, и в самый последний момент в ее руки прилетела заветная книжица.       В этот раз все тихо, ничего не шуршит, стеллажи не советуются друг с другом, у кого может быть это издание. Все в тишине, молчит, притаившись перед бурей. Гермиона борется с собой чтобы не заплакать моля у шкафов о помощи. Она знает, что и это никак не поможет. На цифре пятнадцать своих подсчетов она теряет надежду.       — Артефакт от проблем со сном, — попытка.       — Книга Николаса Фламеля, — еще одна.       — Николас Фламель, — еще.       — «Страх, боязни и болезни сна. Том 2», — шипит она, чувствуя, как слезы жгут ее глаза и она готова разреветься в этот самый момент.       Одной ногой она уже на выходе из секции, но слышит заветный скрип половицы или шкафа.Мимо пролетает тройка книг, за ними еще несколько. Стеллажи обмениваются изданиями, чтобы освободить нужную рукопись. И Гермиона ликует, но одергивает себя, зная, что, когда она радуется все всегда идет не по плану. Книга гулко падает на кафедру вздымая клуб пыли, который заставляет Грейнджер тихо чихнуть.       — Мадам Пинс, Годриком клянусь, там был мальчишка. Эти гриффиндорцы видимо решили надо мной поиздеваться! Сегодня мое дежурство, вот они и задумали, — издалека слышен нарочито громкий голос Дафны, она пытается оповестить подругу, что больше не может сдерживать библиотекаршу, а Гермионе больше и не надо, она переступает скрипучие половицы, замечая, что некоторые торчат специально чтобы уличить воришку. Гермиона заходит в магловскую секцию, оттуда лучше всего виден выход.       — Да, мисс Гринграсс, так я вам и поверила, обсудим все завтра. Сейчас мне надо закончить с обходом. Покиньте библиотеку.       Дафна мнется, пытаясь хоть краем глаза найти Грейнджер. Вертит головой, когда настоящая Пинс отворачивается, тогда Дафна замечает фальшивую, стоящую в части с магловской литературой. Гермиона улыбаясь качает головой, и блондинка ликует. План удался, но теперь надо вытащить лжеИрму. Слизеринка быстро кидается вперед и бежит в противоположную сторону от стеллажей, за которыми скрывается подруга.       — Мисс Грингарсс, я сказала покиньте библиотеку, мне сегодня надо закрыться пораньше! Мисс Гринграсс! — пищит женщина и срывается на медленный бег, максимум на который она способна в своей длинной узкой юбке.       Из-за рабочего стола библиотекарши уже добрых пять минут раздается мерзкий пищащий звон, оповещающий, что в запретной секции кто-то был, но сейчас важнее убегающая Дафна. Грейнджер резким движением палочки заглушает звон и хихикает в руку Ирмы. Скользит мимо шкафов с книгами в сторону выхода, огибает все выступающие половицы, она знает библиотеку, как свои пять родных пальчиков. Выходит, за дверь и стоит сбоку, ожидая выход подруги. Поглядывает на свои запястья, ладошки, ожидая, когда действие зелья пройдет. Смотрит на время и видит 22:57.       «Двадцать семь минут! Пэнси, выкуси!»              — Грейнджер, — шипит Дафна, чуть ли не выпрыгивая из библиотеки. — Бежим, — приказывает она, после чего девушки срываются с места, не дожидаясь, пока Пинс выскочит за ними и не погрозит пальцем, как она любит.       Они бегут и сохраняют молчание, пока не скроются за поворотом, чтобы точно быть уверенными, что все позади, что они справились. И только тогда они останавливаются, тяжело дышат, смотрят друг на друга и разрываются звонким смехом самых настоящих проказниц.       — Клянусь Годриком! Правда, Дафна? — хохочет Гермиона, а потом скрывая название книги показывает блондинке свой трофей. Гринграсс не тянется чтобы взглянуть на украденную рукопись, лишь улыбается еще шире.       — Это была импровизация, — они переходят на медленный шаг, чтобы привести дыхание в норму.       Дафна рассказывает, как выглядела Ирма, когда они дошли до лестниц, а там никого не было. Мимо пробегали студенты Пуффендуя, но на вопросы библиотекарши про плачущего гриффиндорца, они лишь пожали плечами. Гринграсс еле сдержалась, чтобы не захихикать, когда Пинс начала отчитывать ее своим звонким голосом, часто переходя на задыхающийся писк и откашливаясь.       Гермиона рассказала о Невилле и его очень несвоевременном появлении. Слизеринка посмеялась, представляя, как завтра Долгопупс подойдет к женщине и будет требовать у нее книгу, которой может и не быть на самом деле. Так они еще какое-то время обсуждали произошедшее. На очередном повороте, когда гриффиндорка горделиво подметила, что ее зелье продержалось целых двадцать семь минут, врезалась в кого-то и выронила книгу. Старалась держать как можно крепче в своих цепких ручонках, но от неожиданного столкновения пальцы попросту отпустили заветную находку.       — Дафна, я тебя обыскался.       Голос Драко заставляет шатенку провалиться глубже в подвалы и подземелья Хогвартса. Сейчас больше всего она желает, чтобы ей показалось, послышалось и это был голос не Драко, а Тео или Блейза, да кого угодно. Но она поднимает взгляд и видит блондина, который уже тянется за упавшей книженцией.       Сердце ухнуло ниц, разрушая новое дно. Малфой смотрит на книгу, пробегает глазами по названию, а затем на Гермиону Грейнджер.       Ту Гермиону Грейнджер, которой он отказался помогать гробить свою жизнь.       — Грейнджер?