***
Некоторое время они идут в полнейшей тишине. Драко пытается совладать с приливом злости и агрессии, сильно сжимая руки в кулаки. Дневник чертового писаришки, что прослыл гением алхимии в магловских легендах, покоится в объятиях гриффиндорки. Теперь через свои поганые писания обучает Гермиону темной магии и толкает ее на несвойственные золотой девочке поступки. Малфой пытается совладать с собой, лишь бы не уничтожить последнюю надежду Грейнджер. Она правда думает, что эти писания помогут ей справиться с ее проблемой? Но на самом деле они только уничтожают ее, измываются, бьют в самую сердцевину, начиная разъедать ее врожденный свет. Гермиона Грейнджер, сама того не ведая, омрачает свое существование. Думает, что движется к спасению, но на самом деле летит вниз. Они идут тихо, гриффиндорка периодически начинает шоркать ногами, и в эти моменты Драко косится на ее потрепанные ботиночки. Невольно вспоминает новые кеды, что подарил ей, и злится, что зима в самом разгаре. Гермиона перестает создавать этот звук и поднимает ноги выше, напоминая себе, что он ненавидит эту ее особенность. А Драко в какой-то момент перестал обращать на это внимание. Вокруг не существуют прочие звуки, кроме шевелящихся в голове мыслей. Они летали, сталкивались друг с другом, смешивались в одну, создавая что-то непонятное, вызывая у хозяина ощущение паники. Он выдохнул и решил успокоить хаос в своей голове. — Что это значило? — нарочито спокойно проговорил он, пытаясь не сорваться с первых слов. Хотел быть лучшей версией себя, ведь она делала это с ним. Доказывала свой статус лучшей ведьмы поколения, превращая отвратительного, наглого сноба Драко Малфоя в чувственного, спокойного юношу. С ней он забывал обо всей чертовщине, которую прошел и словно снова становился мальцом с третьего курса, который был готов на все, лишь бы девушка обратила на него внимание. Только теперь он хочет быть не таким, как на третьем курсе. Не хочет вызывать интерес жалостью, как тогда с Пэнси после урока Хагрида. Не хочет пользоваться угрозами, манипуляциями и унижениями — теперь это все не про Драко Малфоя. Теперь он другой и ему это даже нравится. Теперь голос Люциуса в голове замолчал на веки вечные, отец больше не называет его предателем, не называет Гермиону грязью, теперь его попросту нет. Драко очистился от него, спас свою душу. Теперь ее очередь, очередь спасаться. — О чем ты? — делает вид, что не понимает, а сама прячет глаза. Украдкой поглядывает на дневник Фламеля. Она еще даже не успела вкусить победу от своего приобретения, как Драко отнял у нее этот момент. И хоть он делал это из благих побуждений, в Грейнджер разгоралась злость. Малфой медленно повернулся и посмотрел на ее опущенную голову. Была бы возможность, она бы спрятала ее в песок, как страус, но Гермиона не птица и они не в Африке. Все играет не в ее пользу, мир крутится иначе. — Не парень? — не может совладать с интонацией и говорит грубее задуманного. Гермиона от внезапного звучания его голоса сжимает книжку и чувствует, как хрупкий переплет расходится под его пальцами, ослабляет схватку и расслабляется. Драко даже понятия не имеет, какую роль играет эта рукопись для нее. Она видит в ней надежду, самую настоящую надежду. Драко подарил ей возвращение родителей, но со своей «болезнью сна», она должна справиться сама, он не в силах впитать ее тьму, ее проклятье… Как бы сильно этого ни хотел. — А что, мы разве как-то обусловили наши отношения? — Гермиона продолжает смотреть в пол, себе под ноги, так что не замечает, как Драко закатывает глаза. Когда-нибудь он укажет ей на ее эту невыносимую особенность, скрещивать руки на груди, и, быть может, она перестанет так делать. Но это будет когда-нибудь, не сегодня, не сейчас. Он слишком злится на ее ответы, слишком безучастные и сухие, словно она обижается на него. — Сам факт того, что ты называешь происходящее между нами «отношениями», делает это обусловленным, — закрывает глаза рукой проводит ей по лицу, сминая щеки, потирая переносицу, почесывая подбородок. Словно этот своеобразный массаж, взбодрит его, приведет в чувства, успокоит. Потому что Грейнджер в этом никак не помогает, она злит его, выводит из себя. Девушка резко останавливается, вскидывает голову и смотрит на него кедровыми глазами. Насыщенный цвет становится теплее в свете горящих факелов Хогвартса. А молчащие картины делают этот момент более интимным. Ну конечно, все утихли, вслушиваясь в каждое слово пары. Они были главными свидетелями всех склок и лобзаний гриффиндорки и слизеринца. Но каждый раз не выдавали своей бесстыдной слежки, продолжая тихо глядеть за развивающимся сюжетом, словно магловский сериал. — Что? — Ты моя девушка, — устало говорит Малфой, глядя на нее. Старательно пытается заставить себя не отводить взгляд от неловкости. Ни с кем это не было неловко, а с ней так! Хотя не сказать, что у Драко было много девушек. Пэнси одна из ключевых. На четвертом курсе одна шармбатонка позволила ему проводить с ней время, но потом Паркинсон приняла его приглашение пойти с ней на святочный был, после чего Малфой быстро охладел к любым другим приезжим дамам. Какое-то время он встречался с троюродной сестрой Блейза — она была горячей итальянкой, благодаря ей блондин приобрел пару интересных умений в сексе. Но когда он пытался рассказать об этом лучшему другу, Забини все время отплевывался и посылал его, так что эти отношения не продлились долго. Были еще проходные девушки, но их не было много и все они в основном задерживались не дольше, чем на пару ночей. Так что он не был горазд в делах любовных. Не знал, как правильно делают такие вещи, но как ему однажды сказала Грейнджер: «Этому не учат, ты сам понимаешь, что и когда надо». И, кажется, он понял смысл этих слов, так что делал, как чувствовал. — ЧТО?! — взвизгнула Гермиона, роняя руки, чуть ли ни откидывая дневник на пол. — Я думал, это и так ясно. Я нашел твоих родителей, ломал голову, каждый херов день, пока ты была в отъезде, у нас был секс. Что еще для отношений нужно? Я просто плохо разбираюсь в этой теме. Они находились возле входа в башню старост. Кажется, в прошлой жизни Драко прижимал Гермиону к этой стене, стискивал горло и, оскалившись, рычал какие-то угрозы вперемешку с бранью. Да может это были и вовсе не они, не с ними, не в этой вселенной. Тогда-то луна точно крутилась в другую сторону, а теперь все идет как надо, правильно — по часовой стрелке, а не против. — Ну, чувства, — цедит Грейнджер и мнется, тоже задумываясь о том, что это место раньше ассоциировалось с другим воспоминанием, но этот момент вытеснил все прочие. Да, с этой секунды прочего существовать не может. — По-твоему я все это делал без чувств? — хмурится и теперь сам скрещивает руки, внутри чертыхается, проклинает то, как глубоко внутри она засела и одновременно умиляется. Она его изменила, не исправила поломанную игрушку, он не был неправильным — он был поломан. И вот умелые ручки спасительницы, героини Второй Магической Войны Гермионы Джин Грейнджер, починили его. Волей-неволей Драко вспомнил маму шатенки и еле совладал с собой чтобы не улыбнуться. Эта женщина вызывала у него только приятные чувства. — Я… Я… не знаю, — Гермиона стушевалась и снова опустила взгляд. — Грейнджер, я уже говорил, что не хочу говорить то, к чему мы оба еще неготовы. Но поверь мне, все это не просто так. Не потому, что мне скучно. Мне чертовски нескучно, — позволяет себе ухмыльнуться над собственными словами, но на ее лице покоится серое уныние. Она поднимает на него свои глазенки, и он видит страх. Сам пугается, думает, что же сделал не так. — Я боюсь, — шепчет она и потирает ладошки друг о друга, не зная, куда их деть. — А я нет. Он припадает к ее губам с нежным трепетом. Закрепляя этим действием свои слова, обуславливая все неточности и неразбериху. Давая обещание без слов, к которым никто еще не готов. Это ведь должно быть не так, не при таких обстоятельствах. Но Драко точно знает, что когда-нибудь решится, когда все внутренние гештальты будут закрыты и он покончит со всей неуверенностью и своими проблемами. Гермиона должна быть счастлива, и он не позволит никому, даже себе, нарушать ее спокойствие и умиротворение. Никогда. Но теперь она его девушка, а он ее парень и в этом заключается его работа. Заботится о ней и начнет он сегодня, с этой книги, с ее сна и улыбки. — Пойдем, — мягко берет его руку в свою и тянет за собой, совершенно забывая, что он сегодня дежурит. Главная староста, да еще и искусительница тянет его в свои силки, обовьет мужское тело путами и будет его целовать, пытаясь слиться в одно общее целое. Страсть, нежность и то самое слово, которое еще не прозвучало.***
Рон и Ромильда встречаются. Новость, что обошла все углы Хогвартса и остановилась в ушах Гермионы Грейнджер, потому что каждый считал своим прямым долгом спросить, как она себя чувствует из-за этого. И каждый раз она улыбалась, качала головой и говорила, что очень счастлива за лучшего друга и напоминала, что это она была инициатором их разрыва. Все кривили губами и делали вид, что понимают, а на самом деле думали, что она разбита от горя и все это ее защитная реакция. Самой же Грейнджер было глубоко плевать на происходящее в любовной части жизни ее бывшего молодого человека. Она не была ревнивой. Точнее, думала, что не была ревнивой, по крайней мере с Роном. Драко периодически вызывал у нее это мерзкое чувство. И ее это несказанно бесило. Ревность означает неуверенность, а Гермиона Грейнджер не может быть неуверенной в себе! Хотя война явно что-то в ней изменила. Но война сделала это с каждым… Так или иначе, она старалась не смотреть в сторону влюбленных Роми и Рони, потому что их лобзания вызывали у нее только желание вырвать себе глаза или просто вырвать. Шатенка никогда не была большой фанаткой прилюдных чувств. Когда Рональд пытался ее поцеловать перед всеми или как-то откровенно приобнять, она его одергивала, а заодно и отчитывала. Гарри старался поддерживать подругу и частенько рассказывал всякие истории, что выставляли Ромильду не в самом выгодном свете. Но тем не менее признавал, что Вейн лучшая пара для него — Уизли нужна такая девушка. Такая, которая будет его поддерживать и делать вид, что все проблемы решил он, что он нашел всем неурядицам свой выход, что он чертовски главный в этих отношениях. Ромильда может прикинуться дурочкой и позволить Рону сделать это, а Гермиона — нет. Она никогда бы не умалчивала, если бы рыжий решил сделать что-то по-своему, она бы высказалась и исправила все его ошибки, а ошибки точно имели место быть. Грейнджер любит делать все идеально и не позволила бы Рону делать все идеально под ее руководством, скорее осилит ношу самостоятельно. Вот этим они и разные. Ромильда росла в патриархате, а Гермиона в равенстве. Вейн превозносит мужчин, а Грейнджер смотрит на них, как на себе подобных. Так что спустя время Поттер наконец-то увидел это и перестал огорчаться расставанию лучший друзей. Джинни знала правду. Она знала все и уже даже забыла о роли ее драгоценного братца в жизни Гермионы. С того момента, как Грейнджер и Гринграсс украли дневник из запретной секции, прошла ночь. Всю ночь они с Драко обсуждали плюсы и минусы этой книженции. Малфой был против и приводил неоспоримые аргументы, а Грейнджер была за и находила множество «да» на его «нет». И хоть они практически все время отведенное на сон проговорили, в ее глазах не было ни капли усталости. Она смотрела в сторону слизеринского стола и разглядывала улыбающуюся физиономию ее ПАРНЯ. Парня. Отношения. Сама не верит, что это случилось с ней. «Это значит, что нам больше не надо скрываться? Да?». «Ведь теперь у этого попросту нет смысла! Мы договаривались молчать пока не решим, что между нами и кажется вчера он все решил». «Мерлин! Я позволила парню решить все за меня… Это начало конца». Мысли вертелись в голове, а она все смотрела на него. На ровный нос, тонкие губы, по-здоровому белесую кожу. И это казалось ей нормальным. Серые глаза не казались чужими. Она все надеялась, что он тоже взглянет на нее, чтобы подтвердить теорию сердца. Теория заключалась в том, что каждый раз, когда их взгляды сталкивались, главная мышца ее организма делала кульбит, ударялась так сильно о ребра, словно пытаясь вырваться из легких в руки или, того хуже, взмыть в воздух и полететь к нему. И вот оно. Этот момент. Малфой поднимает глаза и, еще не перестав улыбаться, окидывает шатенку взглядом. Кульбит. Прыжок. Тепло по телу, от сердца к низу живота, чтобы вытечь наружу. Это ее парень. Драко смотрит в ее древесные глазенки. Хоть говорят, что утонуть можно в светлых, он каждый раз, изо дня в день тонет в ее кедровых. И не просит о спасении, наоборот, самовольно идет на такую смерть. Он незримо качает головой в сторону двери и снова возвращается в беседу. — Ребят, я пойду, хочу пораньше прийти на урок, — говорит Грейнджер и предпринимает попытку встать, но чья-то рука падает на ее плечо. Она резко оборачивается и видит аккуратный маникюр. Джинни. — У вас же Слизи? Мне надо подойти к нему, обсудить посещение дополнительных уроков. Пойду с тобой, — Уизли начинает шуршать подолом мантии и пока она выпутывается из темной ткани, Гарри и Рон тоже начинают что-то активно решать. — Тогда мы тоже пойдем, — подытожил Поттер, и Гермионе ничего не остается кроме того, что просто улыбнуться и покачать головой. Славненько. Они своей веселой дружной компанией и с Ромильдой Вейн в придачу идут в сторону выхода. Грейнджер не смотрит на слизеринский стол, знает, что Драко будет злиться, что она не одна. Но оказавшись в проходе, сталкивается с другими ребятами. — Привет, Гарри, — голос Астории Гринграсс звучит, как пение маленькой птички в тандеме с весенней капелью. Она трепетно улыбается и словно с замиранием сердца ждет ответа. Гарри улыбается ей в ответ, сжимая руку рыжей девушки в своей. Джинни даже не улавливает настроя подруги, не чувствует флюиды, что шатенка посылает гриффиндорцу. Она занята выискиванием другого парня. Мерлин явно запутал отношениях гриффиндорцев и слизеринцев в один большой клубок и как бы странно это ни звучало, но у Рона и Ромильды была самая легкая участь. — Привет, Стори, — пока юная слизеринка расплывается от голоса героя войны, Дафна незаметно пинает ее и строго косится. — Привет, Гринграсс, — здоровается с обеими сестрами, но улыбкой ей отвечает только младшая. Старшей практически плевать на все эти никчемные формальности. Была бы ее воля, она бы прошла мимо всех и только Гермионе кинула бы «Привет». Она все еще переполнена вопросами после вчерашнего, так что кидает взгляд на подругу и ждет от нее знака. Шатенка кивает. Ответы будут, но позже. — Привет, Джинни, — лепечет Астория. Дафна не выдерживает и закатывает глаза. — Раз на то пошло… Привет, рыжая. Привет, избранный мальчик. Привет, Грейнджер, — остальную часть компании гриффиндорцев она попросту игнорирует и Гермиона точно слышит недовольное ворчание Ромильды за спиной и соглашающееся угуканье Рона. — Как мило, что все перездоровались, пойду блевану, — улыбается Малфой и предпринимает попытку выйти из зала. Среди слизеринцев только сестры Гринграсс и Драко, Блейз потерялся в толпе из остальных учащихся и, признаться честно, Гермиона особо не искала его. Она видит спину блондина и прибавляет скорости, своим шагам, переходя на свою повседневную быструю походку. Пока ее друзья волочатся сзади и что-то обсуждают, Драко равняется с Гермионой. Его рука парит возле ее бедра и стоит ей слегка пошатнуться, как костяшки длинных пальцев заденут ткань юбки. — Нас могут увидеть, — шипит шатенка и неловко оборачивается на друзей. В ее сознании все уже тычут пальцем и громко кричат «Гермиона Грейнджер и Пожиратель Смерти!». Но на самом деле на них смотрит только Дафна. Джинни, Стори и Гарри что-то бурно обсуждают, то ли рассказывая о проведенных каникулах, то ли о школьной жизни. Рон и Ромильда не могут наглядеться друг на друга, так что один из них даже ненароком спотыкается, а другой ловит, играя в супергероя. — Да, Грейнджер, у нас сейчас зелья. Удивлен, что ты еще не запомнила, — нарочито громко говорит Драко и улыбается. — Идиот, — смеется и хочет было уже легонько толкнуть его в плечо, как останавливает себя. Лишь бы не привлечь ненужное внимание. — Сегодня я не зайду. Тео озаботился вопросом, почему меня которую ночь нет у себя. — Скажи, что у Блейза ночуешь. — Его смущает, что я ночую, а он — нет, — хрипло смеется и запрокидывает голову назад и его плечи тихо вздымаются вверх от нелепости ситуации. Гермиона ненароком засматривается не него. На него такого спокойного, жизнелюбивого, умиротворенного. На такого полностью принадлежащего ей. И как бы ей ни хотелось портить момент, она тихо выдыхает и все же озвучивает свои мысли. — Когда мы все расскажем? — Малфой резко опускает голову и добрых пару секунд смотрит в ее глаза, пытаясь найти решительность и осознанность. — Я просто подумала, что мы тогда решили утаить все, потому что не знали, что между нами… Но сейчас ведь все понятно, — пожимает плечами. — Да хоть сейчас, — касается тыльной стороной руки ее бедра, и Гермиона, словно ошпаренная, громко вдыхает весь воздух школьного коридора, не оставляя друзьям ни единого глоточка. — Нет! Точно не сейчас, — старается привести дыхание в норму, потому что явно забывает, как работает ее организм. — Я зайду завтра, и мы обсудим, — подмигивает. Это так не похоже на Драко Малфоя, к которому она привыкла. Он стал таким уютным за этот временной промежуток, что ей прямо не верится в то счастье, которое она заполучила. Улыбается так широко, как только может. — Салазар, Грейнджер, не приставай ко мне, — громко выдает он и стирает ухмылку с ее личика. Напоминает, что он все тот же Драко Малфой, что и раньше. Она закатывает глаза. — Малфой, отвали от нее, — шипит Рональд и, кажется, впервые с самого утра отводит взгляд от мисс Вейн. Гермиона даже вздрагивает, когда слышит его голос, забывая, что он вообще как-то участвует в ее жизни. — Слушаю и повинуюсь, — снова подмигивает своей девушке и отходит к Дафне. — Славненько, — последнее, что говорит. Отвечает скорее на его обещание завтра зайти поговорить, чем на решение ретироваться. Джинни и Гарри быстро настигают подругу и остаток пути говорят о чем-то несущественном.***
Вечером пятницы Блейз и Гермиона отдержурили свое, снова обсудили все насущные проблемы мира и радостные направились в сторону своей гостиной. Шли они в таком расположении духа ровно до того момента, пока их не настиг самолетик, сложенный из исписанного пергамента. Грейнджер не приглядывалась, но кажется заметила знакомые слова из чего могла понять, что это конспекты с урока астрономии. Профессор Синистра редко проверяет записи учеников, так что многие их предпочитают не вести. Гриффиндорка не удивилась летающему листу, она уже привыкла к этому средству общения слизеринцев. Дафна периодически присылает Гермионе такие послания, в которых предлагает встретиться после ужина или сходить в Хогсмид на выходных. Первое время она пугалась, но потом привыкла. Блейз серьезно посмотрел на парящую бумажку и быстро ее развернул. По мере чтения мышцы лица расслаблялись и принимали расслабленный вид. Забини звонко хихикнул и вспомнив, что находится не один, поднял взгляд обратно на подругу. — Тео придурок! — выдал он и Гермионе ничего не оставалось кроме как согласиться. Она знала, что Нотт настоящий идиот. Все еще была свежа в памяти его ужасно несмешная шутка, что вызвала у нее приступ. Грейнджер слегка передернуло от воспоминаний, и она нахмурила ровные брови. Кажется, скоро на лбу появится непрошеная морщинка и такая ранняя для ее возраста. Хотя, война состарила всех на несколько долгих и счастливых лет. Она отняла это время у них, безвозвратно и без спросу. Каждый раз, когда шатенка ненароком возвращалась к этим мыслям, ее кидало в дрожь. А думала она об этом часто. Так или иначе любое воспоминание из ее жизни было омрачено войной. Начиная с первого курса они боролись и сражались. Забини вернул подругу в мир живых и счастливых, развернув послание Нотта. — Наверное, Драко не видел этого художества-убожества, — пока Гермиона пыталась понять, что там нарисовано, мулат уже вовсю смеялся, заражая хохотом воздух вокруг, разнося его воздушно-капельным путями по всем коридорам. — Что?«Блейзи, сегодня пьем! Даже потеряшка Малфой с нами.
Надеюсь, не сорвал тебе потрахушки с Грейнджер».
А ниже похабный рисунок, как по всей видимости Блейз и Гермиона занимаются теми самым «потрахушками», как написал Теодор. Щеки Грейнджер зарделись, потому что картинка была сделана со вкусом. Нотт рисовал отвратительно хорошо, так что на этом небольшой клочке бумаги можно было узнать как Забини, так и саму гриффиндорку. Она почувствовала себя неуютно и обтянула тело руками, как и всегда. Гермиона хотела предпринять попытку забрать этот ужас, потому что знала закон самолетиков. Если заветное послание попадает не в руки адресата, то самоиспепеляется за считанные мгновения. У нее уже однажды такое было. Она узнала у Дафны как работают это изобретение и послала сама себе небольшое послание. От радости, что у нее все получилось побежала хвастаться Блейзу. Забежала в его комнату, всунула ему в руки пергамент, из которого был сооружен летательный аппарат и тот за пару секунд изничтожился. Гермиона надула губы и огорчилась, потому что хотела сохранить свою первую весточку, а друг смеялся. Смеялся так же звонко, как и в этот самый момент. — О нет, Гермиона, я сохраню это чудо и покажу Драко, — злобная ухмылка растянулась на смуглом лице, оголяя белоснежную улыбку. — Тео повеселится, когда будет просить Помфри наращивать ему передние зубы, — это вызвало веселье. Грейджер одобрительно покачала головой. Они с Драко еще не обсуждали всей этой ситуации с их отношениями, но он обещал зайти на днях, а Малфои сдерживают свои обещания. Тем более Драко. Тем более, когда это касается Гермионы Грейнджер. — Итак, ты не против, если я пойду? Она глупо смотрит на друга и не понимает корня его вопроса. Заикается прежде, чем ответить. — А почему я должна быть против? — искренне не понимает, в чем может быть проблема. Не понимает до тех пор, пока Блейз не подводит ее к этой мысли. — Ну, я не хочу оставлять тебя одну ночью, вдруг случится что-то. Тем более и Драко не будет рядом. Вдруг тебе снова приснится кошмар… Шатенка думает, что ее взгляд замутнел, потому что ей чудится что-то невообразимое. Щеки Блейза заливаются румянцем. Кажется, он ощущает неловкость за свое излишне волнение. Для слизеринцев любое волнение является излишним. Они пекутся друг за друга, но не так явно, как это делает Забини по отношению к соседке. Теперь ясно, откуда растут ноги у непонятной ревности Джинни Уизли. Теперь понятно, почему Тео Нотт подшучивает над другом. Блейз не привык к этому, он не проявляет такие эмоции к холодной Дафне, к стальной Пэнси, к мягкой, но все еще слизеринке Астории. Они все не такие. А Гермиона такая. Она чувственная, эмоциональная и может быть нестабильной во всей этой своей трепетности. Забини волнуется. Грейнджер мнется, потому что не знает, как реагировать. Она знает только то, как отвечать взаимностью. Но загвоздка в том, что за Блейза не стоит печься — у него все хорошо. — Все хорошо, я запрусь, выпью зелья и почитаю перед сном. Не волнуйся, можешь идти, — Гермиона делает шаг к мулату, кладет свою маленькую ручку на его плечо и поднимается на носочки. Оставляет на раскрасневшейся щеке легкий поцелуй благодарности. Кажется, из ушей слизеринца сейчас повалит дым, потому что его глаза расширяются, а темная кожа становится алой. — Это останется нашей тайной или я могу рассказать Драко и посмотреть, как он кипит от ревности? — со смехом выговаривает Блейз и Гермиона точно слышит одышку от волнения. Дафна никогда так не делала, Пэнси тем более. Астория иногда может себе позволить поцеловать кого-то в щеку, но это случается только по ее дням рождения. Гермиона тоже хихикает, когда все происходящее доходит до нее. — Обязательно расскажи, но не злись, если потом передние зубы придется наращивать тебе, — Забини тушуется, но тем не менее быстро приходит в себя и вскидывает руку давая понять, что это того стоит. Они расходятся, доходя до угла башни старост. Блейз желает Гермионе спокойных снов, а она ему быстро рассказывает, что у магловских врачей пожелание «спокойной ночи» является плохой приметой. Забини снова тупит взгляд, просит прощения и уходит под хихиканье Грейнджер. Сегодня у нее хорошее настроение, хоть она и понимает, что остается одна в огромной башне старост. Однако, это вызывает в ней не только страх, но и приятное ощущение свободы. Она предвкушает, как запрет себя на всевозможные заклинания, накроется одеялом с головой и будет портить зрение, читая в темноте дневник Николаса Фламеля. Вчера Драко так и не дал ей насладиться изучением. Он так и норовил выхватить книгу и унести ее обратно Ирме, сдать Грейнджер с потрохами, чтобы ей навсегда закрыли вход в библиотеку. Гермиона закатывала глаза и кидала в него злые взгляды, пока он не успокоился и не оставил навязчивую идею, выкрасть дневник, до лучших времен. А пока лучшее времена не настали, шатенка посвятит второму тому «страхов» все свое время. Она быстро взлетела по ступенькам в башню, поднялась в свою комнатушку. Скинула с себя одежду, нагишом забежала в душ, позволяя себе такую шалость, пока находится в башне одна. И пока она завывала какую-то глупую песенку из репертуара одной известной магловской певицы, поймала себя на мысли, что это первый раз с момента завершения войны, когда она рада, что осталась одна. Ловит эту идею, хватая за хвост и размышляет, в чем настоящая причина. В Драко? В родителях? В новых друзьях или старых? В том, что война наконец-то заканчивается внутри нее самой? Да, определенно все и сразу. Темное заклинание, что она использовала на себе утром, как только ушел Малфой все еще действовало и Гермиона решила, что ей стоит его запомнить получше, раз у него нет никаких особенных побочных действий, но длится оно дольше всех. После душа она надела свою алую пижаму и забралась под зеленый плед, уложила рядом свою новую маску для сна и уткнулась глазами в дневник. Она смотрела на обложку и боялась открыть сам дневник. Словно там была какая-то вселенская тайна, что могла изменить весь мир, стирая все беды на своем пути. По сути, так оно и было. Там была тайна, которая спасет ее собственный мир, сотрет проклятую отметину на левом предплечье и изничтожит корень оставшихся несчастий. По телу пробежалась проклятая дрожь. Она открыла первую страницу, а дальше стрелка часов начала играть в догонялки с минутной, желая поскорее закончить с сегодняшним днем, перенося Гермиону Грейнджер в завтрашний. Слова менялись, страницы перепрыгивали друг через друга, глаза летали по предложениям, иногда замирая на очередных цитатах из писем КЗ. Теперь, когда шатенка знала, что загадочная больная это Корделия, ей стало проще воспринимать ее советы. Сейчас она еще больше доверялась ей, отдавая свое здоровье ее опыту. Где-то на середине Гермиона вспомнила о времени. Маленькие наручные часы, что Грейнджер никогда не снимала, она даже в душ с ними ходила. Механизм был стоек и никогда не ломался. Часики показали четыре утра и Гермиона впервые зевнула. Спать совершенно не хотелось, она желала дойти хотя бы до одного упоминания артефакта. И, словно ее мольбы услышал сам алхимик, она наткнулась на следующий абзац.«Артефакт, он почти готов. Могу поспорить, что КЗ ждет дня его использования больше своего дня рождения или Рождества. Я бы тоже ждал… И жду!
Я еще не знаю, что из этого получится. По теории артефакт должен вобрать в себя проклятье и вернуть организм испытуемой в пригодный для жизни вид, то есть, в тот, который был до воздействия проклятья. Я говорил КЗ, что все может пойти не по плану, что может быть даже летальный исход, но она согласна испробовать.
Ее сыну недавно исполнилось одиннадцать. Славный мальчик. Приходил ко мне недавно, просил, чтобы я вылечил его маму. Пернеллушка потом поила меня настойкой полыни и папоротника, успокаивала. Ведь я пообещал ему, что спасу его маму. Я прилагаю все усилия — полюбилась мне КЗ — прелестная женщина.
Но я отошел от темы. Что касается артефакта, мне остались мелочи. Записи в дневнике меня очень отвлекают. Хочу конспектировать каждое свое действие. Следующая запись будет после пробы артефакта. Я надеюсь, что все пройдет успешно.
Записи КЗ, как и всегда.
Темные заклинания перестают помогать, думаю снова вернуться к зелью сна без сновидений. Знаю, что его эффект перестанет действовать уже через пару дней, но хотя бы одна ночь крепкого сна мне не повредит. Уж практически одиннадцать лет живу с этой проблемой, прошу Салазара, лишь бы артефакт сработал. Сегодня не буду писать о темных заклинаниях — они медленная смерть… Только вот я и так умираю».
Гермиона поняла, что плачет только в тот момент, когда заметила кляксу из капель слез на слове «умираю». Она всхлипнула и подняла голову наверх. От последних слов ее кинуло в холод. Хотелось исчезнуть в эту же самую минуту. Если с ее проблемой ничего не поможет, то какой смысл во всем этом? Зачем Драко нашел ее родителей? Зачем им вернули память? Грейнджер умрет, и они будут мучиться от утраты любимого ребенка, а могли даже не знать о ее существовании. Шатенка ударяет себя по щеке и хлесткий звук приводит ее в чувства. Такие мрачные мысли всегда вызывают у нее желание нанести себе какой-то ущерб. Так что она еще в придачу больно щипает себя за живот и вспоминает, что за ужином практически ничего не съела. Злится. — Все хорошо, я прочитаю следующую запись и лягу спать. Завтра утром сразу пойду на завтрак, а после использую темное… Пока они еще работают на мне, — снова щипает, оставляя небольшую царапину на коже. Глазами утыкается в строки следующей записи, сделанной через целую неделю после последней заметки.«Прошла неделя. Вчера мы провели ритуал. Перед тем, как расписать последствия для КЗ, зафиксирую ход событий.
В 20:00 КЗ пришла ко мне. Пернелла угостила ее чашечкой ромашкового чая, и мы съели по две порции запеканки. КЗ отказывалась, но я ее заставил. Темная магия не совместима с голодом, тогда она начинает сжирать внутренности.
В 21:10 мы спустились ко мне в мастерскую и забрали все нужное. Пока Пернелла готовила нам чердак, я снова предупредил КЗ, что может быть неблагоприятный исход, потому что это первое использование артефакта. Она была готова, заверила, что уже все решила. Сын остался у каких-то ее друзей. Я не стал спрашивать, но кажется она была уверена в своей подруге, а вот о муже подруги отзывалась негативно.
В 21:48 мы поднялись на чердак и стали готовить место. Я начертил овальный круг на полу, фигуры всегда были моей слабостью, а сделать их ровными так вообще… Заставил КЗ выпить настойку полыни и папоротника, для полного успокоения. Ритм сердца должен быть ровным, а дыхание не должно сбиться, тогда она быстро выдохнется. Она выпила. Тогда я открыл окно и свет полной луны освещал наш круг. Я видел благоговейную улыбку КЗ и боялся. Выглядела она так, словно уже попрощалась с этим миром… Это было плохим знаком для дела — настрой всегда играет большую роль. Ее настрой меня напугал. Я расположил артефакт в середине круга, вручил КЗ заточенный ножик. Мы начали ждать. Поговорили о некоторых моментах, она рассказала, что ее сын поступил на Слизерин, рассказала, что гордится им и что хотела бы отпраздновать Рождество вместе…
В 23:00 я приказал ей сделать надрез на правой руке. Обязательно на правой. Она порезала руку чуть выше запястья и капнула ровно семь раз на артефакт. В тот момент я вышел из круга и передал ей палочку. Она знала нужные слова, так что проблем не должно было возникнуть. Я должен быть лишь на подхвате. Все началось спокойно. Круг заполыхал черным пламенем, а из ее палочки вырвалось нужное заклинание.
Все шло как надо, огонь медленно вычищал ее организм. Ритуал мог быть закончен, когда круг начнет гореть алым и совершенно потухнет.
И все шло, как надо. Огонь кажется начал становиться синим, приближаться к истинному цвету, но потом она закричала от боли и сбила поток заклинания. Магия сбилась и пламя задрожало. Если оно потухнет раньше времени, то ничего не получится… Я хотел вмешаться, видел, как нехарактерно выгнулась нога, на которой была проклятая метка, но КЗ не позволила. Она продолжала шептать заклинание.
Мне так тяжело это вспоминать. Мерлин, пусть все волшебники будут здоровы.
Это продлилось семнадцать минут, но по словам КЗ, ей казалось, что прошел год. Я предполагаю, что чем дольше метка распространяла проклятье по организму, тем сложнее будет работать с артефактом. Так или иначе, я никогда этого не узнаю. Через семнадцать минут КЗ рухнула без чувств и пульса. Моя милая КЗ пережила смерть. У маглов этот феномен называется клинической смертью. Ее мозг не подавал признаков жизни две с половиной минуты.
Когда она очнулась, когда я привел ее в сознание, мы выяснили, что метка на месте и артефакт только слегка замедлил процесс. Мы выиграли время для нее, но и этого уже более, чем достаточно.
Я отдам артефакт и все мои дневники в руки человека, которому доверяю. Я чувствую приближение своего конца и мне надо скорее закончить со всеми своими изобретениями. Альбус Дамблдор замечательный человек и он точно распорядится правильно моими вещами. С камнем он так и поступил…»
Гермиона оторопела, прочитав последний абзац. Она снова и снова просматривала эти строки, пока минутная стрелка убегала от часовой. Пыталась переварить новую информацию, запомнить каждый шаг, каждое действие, да все, что было написано Фламелем. Она уронила руки на кровать, дневник откатился к ногам, и она готова уже была признать свое поражение. Драко никогда не позволит ей пойти на такое, если узнает. «Если узнает». «Если…». В мгновение ока она вскочила с кровати, схватила дневник, обула белые тапочки и побежала вниз. Если бы Блейз в этот момент был в своей комнате, то точно бы услышал это и подумал, что это очередной приступ, очередной повод спасти подругу от всех горестей мира. Спасти ее, потому что не смог спасти маму, она умирает и с каждым днем этот процесс ускоряется. Гермиона бежала по гостиной к выходу. Она не слышала смех Беллатрисы Лестрейндж, не чувствовала рук Сивого. Она просто летела к своей надежде, потому что это первое что пришло ей в голову, и она не может оставаться в бездействии. Ей нужен это чертов артефакт. Ей нужен шанс. Шатенка вылетела из башни, и вросла в землю. Как начать? Что говорить? Она сглотнула, взглянув на вход, из которого только что выпрыгнула. — Ариана, добрый… — Гермиона мнется, потому что не понимает, кое сейчас время суток. — Здравствуй, — сердце замирает, и она смотрит на идеальные черты лица нарисованной девушки. Та в свою очередь слегка показательно зевает и улыбается молодой гриффиндорке. — Доброе утро, Гермиона, почему ты не спишь? Снова кошмары? — она сочувственно кривит губы, давая понять, что она знает о ее проблеме со сном и это немного злит Грейнджер. Она выдыхает и отбрасывает мысль, что уже вся школа знает, что у ее проблемы с плохими видениями. Но так или иначе, Ариана была невольной свидетельницей многих ситуаций за этот год, когда Гермиона не могла себя контролировать. — Нет, все хорошо, просто зачиталась… — В этом тебе нет равных, — хихикает юная мисс Дамблдор, но улыбка быстро сходит с губ, когда она ловит себя на мысли, что не понимает, зачем Гермиона выбежала с ней поздороваться. — Ты что-то хотела? — Да, знаешь, да, — выпаливает она и сжимает дневник Николаса крепче в руках, словно он может выпрыгнуть и рассказать Ариане всю правду о заинтересованности Грейнджер. Гриффиндорка сглатывает несколько раз, давая себе отсрочку по времени. — Знаешь, я тут читала. — Это я уже поняла, — снова детская улыбка, на этот раз она не заражает Гермиону своей легкостью. — Да, читала дневник Николаса Фламеля и, знаешь, он писал, что разработал один артефакт против плохих снов. Это очень помогло бы с моей проблемой, о которой ты знаешь, — она неловко пожимает плечами и обнимает дневник. — Да. Да. Да, знаешь, Фламель отдал этот свой артефакт директору Дамблдору, твоему брату. И, — она ловит себя на мысли, что повторяется снова и снова. Но Гермиона Грейнджер не умеет просить о помощи, она умеет ее предоставлять. Шатенка медленно выдыхает и решает собрать свои мысли в кучу. — Не могла бы ты спросить у него об этом артефакте для меня. Гриффиндорка уже готовится к куче вопросов «Зачем?», «Почему ты сама не можешь?», «А что за артефакт?». Она заметно жмурится, словно это поможет ей справиться со страхом перед отказом, но с эти ничто не поможет, так что, как и с ее чертовой проклятой меткой. — Конечно, — лепечет Ариана, — Я спрошу у него. Понимаю, что тебе самой неловко от этой проблемы. У меня в детстве тоже были проблемы со сном, я лунатила. Но ладно, сейчас ведь не об этом. Дай мне завтрашний день, я расскажу, что узнаю. Гермиона не верит своим ушам. Кажется, она даже чувствует, как из кончиков пальцев ног отпускаются корни и врастают в пол коридора. Она пытается заставить себя моргнуть, но у нее не получается, смотрит на Ариану, как на нечто новое и неожиданное. — Ариана, ты не представляешь, как выручишь меня! — Гермиона уже хочет подлететь к маленькой девчушке, оборвать все пущенные корни и обнять Дамблдор, но останавливает себя. Вместо этого Грейнджер делает глубокий поклон перед девушкой и от чистого сердца повторяет свою благодарность. — Огромное спасибо! — перед тем, как вернуться в свою комнату она останавливается. — Это может остаться между нами? — Ты просишь меня, чтобы я не говорила никому о твоей просьбе? — шепчет Ариана. — Или ты просишь, чтобы некто по имени Драко Малфой не узнал об этом? — щеки Гермионы рдеют, и она кивает. — Конечно, я буду молчать. Добрых снов, Гермиона. От Грейнджер след простыл. Она мчится в свою кровать, в свое логово, где она в безопасности. На часах практически шесть утра. Она забирается под одеяло, тяжело дышит и понимает, что не сможет уснуть, пока не узнает ответ Альбуса Дамблдора. Так что она зажигает свечу, открывает дневник Фламеля и в очередной раз решает прочитать процесс ритуала. Хочет заучить каждое слово, чтобы, когда придет время сделать все в лучшем, идеальном виде. «У меня все получится!».