ID работы: 10704503

Мы утонем во тьме

Гет
NC-17
Завершён
596
автор
Размер:
813 страниц, 46 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
596 Нравится 267 Отзывы 379 В сборник Скачать

Прощание или прощение

Настройки текста
Примечания:
      Утром первого марта Рон был преисполнен счастья и бодростью, что для него не свойственно в первой половине дня понедельника. Заразительная улыбка освещала все на своем пути, озаряла дорогу до стола Гриффиндора, где уже сидели его друзья. Точнее сидел Гарри, Джинни и Ромильда. Поттер, тихо уткнувшись в тарелку потрошил булку. Джиневра скучающе попивала утренний кофе, очевидно размышляя о чем-то незначительном и бредовом. Во взгляде было пусто, и она даже не пыталась придать выражению лица хоть какую-то заинтересованность в появлении брата. Ромильда медленно выбирала чем сегодня будет завтракать.       — Ребята, привет, — задорно пропел парень, нацепив на лицо самую счастливую ухмылку из своего арсенала. Мысленно он уже отсчитывал секунды до громкого поздравления, но сбился, когда дошел до двенадцати, а все только лениво поднимали головы. Вейн улыбалась парню, в то время как остальная часть сидящих скучно разглядывала светящиеся голубые глаза.       — Привет, милый, — пролепетала брюнетка и заерзала на месте ожидая, когда рыжий сядет рядом, чтобы поцеловать его в налитую щеку и продолжить выбирать между омлетом и яичницей. Бессмысленный выбор, который каждый день не дает ей покоя. Иногда, когда стенания Вейн становятся слишком невыносимыми, Джинни психует и на весь стол предлагает старосте Гриффиндора взять обе позиции или к черту никогда больше не есть яйца.       — Привет, Рон, — серо цедит Гарри, явно уставший. Всю ночь они украшали Выручай-комнату. Вернулся в комнату он лишь в шесть утра и изрядно намучался. Он знал наверняка, что в это время слоновий сон Рональда становится более шатким и его легче разбудить. Так что Поттер решил прилечь в гостиной и оставшиеся два часа доспать там. Шея болела, ноги ныли, а живот гудел от голода, но при этом ничего со стола его не привлекало. На мгновение он почувствовал себя Ромильдой и наспех засунул в рот кусок булки, которую долго терзал и крошил.       — Перестань так улыбаться, утром понедельника запрещено быть счастливым! — злое лицо Джинни прячется за кубком, делая очередной глоток кофе. Она с детства любила игнорировать дни рождения братьев, а к вечеру делала сюрпризы. Хотя иногда она до последнего играла в забывшую худшую сестру, ей просто нравилось смотреть на разочарованные лица старших родственников. Это бесценно, то, как яркость глаз тлеет и за ними сгорает все, начиная от ресниц, заканчивая чувством собственного достоинства. Осознание, что друзья забыли накрыло с головой и начало топит, утягивая на дно разочарования.       — Настроение просто хорошее, Джин, не обязательно все портить, — тушуется и блекнет. Огибает стол и садится рядом со своей девушкой, надеясь на ее память. Она не могла забыть, они недавно вскользь говорили об этом. Вейн рассказывала о своем лучшем празднике, Уизли рассказывал о своем.       Рон вспоминал, как прекрасно они с Гарри, Гермионой, Джинни, Симусом, Невиллом, Луной и близнецами сбежали в Хогсмид в ночь с двадцать восьмого на первое. Ему исполнялось семнадцать, и братья пообещали, что купят ему бутылочку хорошего огневиски. Они сдержали свое обещание, но, как и всегда во всем был подвох. Рональду, как имениннику было велено выпить все до последней капли. На возражения Гермионы, они решили смягчить свое решение и сначала разлили каждому по бокальчику, а все остальное оставили повзрослевшему братцу. Рон пил, глоток за глотком, смех становился все звонче, а комплименты Гермионе несуразнее. Луна хихикала над ним и приговаривала, что это новый год его жизни, так что в этот день главное не натворить бед, чтоб дальнейшие триста шестьдесят пять были менее болезненными. Рон продолжал пить, чуть не разбил очки Гарри, когда пытался их поправить, оставил синяк на руке Джорджа, укусив его в приливе чувств. Вернулись в Хогвартс они ближе к утру, изрядно выпившие, но счастливые. Благо была суббота и они отсыпались до обеда. Рональда пробудили и остаток своего праздника он ходил, как мертвый. А под вечер выблевал все, что только можно. Он никогда не признается, что Луна была права, но девяносто седьмой год действительно был ровно таким же, каким Уизли его и провел. Словно рыжего вывернули наизнанку и пару раз выбили весь воздух из легких.       И вот сейчас он ощущал себя не очень сладко, волновался, что весь год теперь будет таким же. Вейн мазнула губами по щеке парня и вернулась к своим душевным терзаниям над омлетом и яичницей. Сердце Рона тотально рухнуло ниц, пробивая грудную клетку. Он готов был сникнуть, но в дверях Большого зала послышались шаги и игривое хихикание.       — Увидимся вечером, — донеслось до слуха именинника, и он зло провел Малфоя взглядом. Уизли все еще не мог принять это окончательно, так что показывал всем своим видом, как сильно он против того, что происходит. Гермиона шла к столу Гриффиндора с веселой улыбкой, столкнувшись взглядом с другом, сияние на лице не исчезло. Она присела рядом с Гарри и продолжила разглядывать рыжего с непривычной ухмылкой на губах.       — Рональд! — торжественно начала Гермиона и у Рона сперло дыхание. Кто-то не забыл? Неужели.       — Да, Гермиона, — в глазах зарябило и он уже почувствовал прилив любви к бывшей девушке и подруге. Нет, первое надо забыть. Ромильда сжимает его руку под столом. Просто подруге.       — Я хочу тебя поздравить, — сердце Уизли забилось сильнее, и он с упоением готов был услышать первое поздравлением. Ему сегодня девятнадцать черт возьми!       — Я готов принять твои поздравления, — все это продолжалось, как какая-то детская игра. Гермиона всегда находила все больше красивых слов для поздравлений. Она все преподносила так остро, в самое яблочка. Всегда знала, что именно нужно ему пожелать.       — Я встретилась со Слизнортом в коридоре он попросил передать тебе, что в эти выходные у тебя отработка по зельям, потому что ты сдал ему списанное эссе, — улыбка быстро меркнет и она с негодованием смотрит на друга. Она помнит, как пару дней подряд напоминала ему про это чертово эссе и предупреждала, что близится конец года, а значит Ж.А.Б.А., а значит большие головные боли. К экзаменам лучше прийти без таких глупых долгов, как эссе по зельям. Рон тухнет. Буквально секунды хватает, чтобы он позеленел от печали. Аппетит пропадает, и он грустно смотрит на булочку с джемом.       — Я все исправлю Гермиона, — опускает голову и уже хочет расплакаться как маленький мальчишка. Друзья действительно забыли о его празднике. Такого не было с самого поступления в Хогвартс. Гермиона и Гарри всегда помнили, Джинни была настолько Джинни, что делала вид, что забывала в свое удовольствие, но друзья... Они же вторая семья. Под потолком слышится какое-то движение и совиное уханье оповещает всех, что почта уже на подходе. Непутевый филин семьи Уизли кружит в воздухе явно выискивая тучу рыжих волос.       Из всех детей в школе осталось всего двое.       Письмо падает перед ним на тарелку, а рядом небольшой сверток. Рональд точно знает, что внутри и не торопится, медленно открывает конверт и растекается в улыбке. Глаза бегут по наспех написанному письму от мамы, отца и Джорджа. Брат осыпает его любящими издевками, шутя над тем, что парень упустил свое счастье в лице Гермионы. Рон краснеет, но продолжает читать. Папа весело желает ему всего самого лучшего, а мама в свойственной ей манере подмечает, что он ее любимый сын. В дни рождения каждый из братьев становится самым любимым, все это знали и не отрицали. Улыбается так широко, что щеки начинают ныть и первым делом хочется их помассировать, но вместо этого тянет за веревочку, чтобы открыть подарок.       — Это от мамы? — безэмоционально спрашивает Джинни указывая вилкой на исписанный пергамент. Рон довольно кивает головой и достает из свертка помятый клубничный торт, надпись сверху смазалась, но он примерно понимал, что мама могла там написать. Сестра с интересом поглядывала в сторону торта, пока остальные продолжали трапез. — Торт?       — Да, Джинни, это торт, — без капли агрессии, лишь с небольшой обидой.       — Странно, что за повод? — грубо смеется и уже тянет руки к письму, но парень быстро перехватывает конверт и засовывает во внутренний карман мантии. Он не собирается облегчать им жизнь. Как минимум, если забыли, то сейчас ему не хотелось заставлять всех испытывать неловкость. Решил в течение дня напомнить невзначай Гарри или Гермионе, а они уже донесут до Ромильды и остальных.       — Начало весны, Джин, начало весны. Всех с первым марта, — нож уже в его руках, и он умело им орудует. Делит сладость на несколько равных кусочков, один делает специально побольше, ведь «именинник заслуживает вкусного завтрака» как написала Молли.       Ребята с наслаждением облизывают ложки после лакомства от миссис Уизли. Вкусный завтрак достался не только Рональду. Они сидят в странной тишине. Гарри продолжает скрести тарелку, Джинни глупо поглядывает на слизеринский стол, а Гермиона нервно поедает вторую порцию каши. Грейнджер выглядела страннее всех, заедала торт кашей, да еще и двумя порциями. Она редко кушала больше, чем один прожаренный тост или отваренное яйцо. За завтраком, обедом и ужином она клевала крошки и говорила, что наелась. Всегда.       — Гермиона, у меня тут небольшая проблема с Паркинсон, — начинает рыжий парень, решая разорвать молчание в клочья. От внезапного звука девушка немного вздрагивает, слишком глубоко ушла в свои мысли. — Ты же главная староста девочек и вроде как общаешься с этими...       — С этими нашими одногруппниками, которые такие же, как и мы, но находятся на другом факультете, ты это хотел сказать? — щеки слегка заливаются румянцем и вилка в руках становится непосильно тяжелой. Рон ее кладет в тарелку, привлекая к этому действию все свое внимание, чтобы щеки перестали гореть от неловкости и злости.       — Да, именно так.       — Я не общаюсь с Пэнси, Рон, она не дает мне шанса, а я не стремлюсь его добиться, — шатенка закатывает глаза и язвительно щелкает. Рыжие брови хмурятся так, что до них достают короткие ресницы. Гермиона промакивает губы о салфетку и возвращает внимание другу. — Вы с ней повздорили?       — Не то чтобы, точнее мы всегда вздорим. Она мой подопечный и последний месяц я часто начал замечать ее на астрономической башне после отбоя. Ромильда не даст соврать, — услышав свое имя девушка выпрямилась как по струнке и горделиво улыбнулась. Как маленькая вредная собачонка, которая в большинстве случаев заводится только для красоты. Впервые понадобилась не как мишура, а как свидетель. Уизли видит, как Гермиона себя щипает, но не придает этому значение, глупая мелочь, одна из сотни таких же глупых мелочей.       — Да, мы на днях застукали ее курящей, она сидела на краю свесив ноги! Мы с Роном испугались сначала, но потом нас окатило слоем грязных слов, так что мы сняли двадцать очков и ушли, — подкидывает носик все выше, гордясь тем какая она полезная. Глаза шатенки из карих становятся черными, и она силится не повторить пример Пэнси, не покрыть Ромильду чем-то грубым и обидным. Голос Рона отвлекает. Грудная клетка несколько раз тяжело вздымается, успокаивая девушку. Сегодня ее пушистая копна волос кажется прямее и ухоженнее, чем обычно. Уизли ждет, когда Гермиона будет готова продолжить диалог.       — Я думаю уже идти к МакГонагалл, мы же для этого и прикреплены к ним или они к нам. Иногда я сам не понимаю для кого это больший балласт.       — Рон, не думаю, что стоит идти к директору, — оживает Грейнджер, переплетаят пальцы и кладет подбородочек на костяшки. Так она выглядит собой. Обычная Гермиона, как и всегда, без странностей в поведении. — Давай подождем еще пару дней, если ничего не изменится, я попрошу Драко поговорить с ней, — на интуитивном уровне он хочет фыркнуть и язвительно отметить, как легко она начала называть змееныша по имени, но вспоминает, что они пара, что они вместе, что Гермиона не совершает неправильных поступков. Рыжий кивает и за столом вновь воцаряется странное молчание. Лишь иногда ребята обмениваются сухими фразами, словно боятся в чем-то проговориться.

***

      Все уроки Рон был как в воду опущенный. Периодически поглядывал на письмо, отправленное мамой утром, и ощущал возраст девятнадцати лет тяжелым грузом на своих плечах. После года войны, скитаний, сражений, сотен возможностей умереть от какого-то проклятья, он надеялся, что этот день рождения пройдет по всем канонам банальных именин. Бурные поздравления, активная лесть, сотни слов о дружеской любви и ценности этой самой дружбы. Вечером небольшая пьянка, ведь завтра на уроки. Уизли улыбался, когда думал об этом. Гермиона точно бы не пила, ведь завтра действительно уроки! Но вот вечер, близится конец празднества, а он сидит в гостиной и кажется тысячный раз перечитывает письмо.       — Я жалок, — грустно выдыхается и запихивает скомканный пергамент поглубже в карман, чтобы не заливать горькими слезами почерки родителей и брата. Джордж бы точно устроил какую-то странную вечеринку со взрывами, хлопушками и алкоголем. Они с Фредом... Они с Фредом. Фред точно бы его поздравил. Голубые глаза смотрят в потолок. Рон любил представлять, что его умерший брат стал звездочкой на темном небе. Он освещает путь своим сиянием. Он делал это и при жизни. Его душа светилась и дарила всем радость, смех, легкость. Он был таким, как никто. Джорджу сложнее всех, он потерял часть себя. Кровь топит сердце и его биение становится в разы быстрее и болезненнее.       — Я жалок в двойне, — горькая усмешка, Уизли смаргнул слезинки, которые выступала на глаза. Плакать в свой день рождения? Верх счастья и удачи. Рональд Уизли получает! Сто очков и звание капитана команды по квиддичу, а сам квиддич переименовывается в уизлич. Вокруг взрывы оваций и толпа никого скандирует его имя.       Рон. Рон. Рон.       — Рон? — Ромильда появляется внезапно и совершенно из пустоты. Парень пугается и даже вздрагивает, не ожидая увидеть хоть кого-то. Девушка сильно накрашена и красиво одета. Ему требуется несколько долгих мгновений чтобы понять, что к чему. Она игриво улыбается и соблазнительно прикусывает губу. — Рони, что насчет ночной прогулки? Я так соскучилась по тебе, — глаза Вейн печально смотрят в пол. Все выходные она занималась планированием, поэтому они не смогли провести время вместе. Рон не задавал вопросов, а Ромильда соответственно не подкидывала их ему. Все шло так как ей было нужно. Ровно. И сейчас он должен согласиться, чтобы все продолжило идти по этому длинному плану.       — Я тоже, — сухо и с нотками печали, потому что должен так сказать. Они встречаются всего ничего, чтобы она запомнила дату его дня. Когда у самой Ромильды праздник? Рон хмурится, пытаясь вспомнить, но ни одна дата не идет на ум. Март? Апрель? Ноябрь? Тяжелый выдох и он нехотя отрывается от дивана. Не может просто взять и наплевать на свою девушку.       «Я скажу ей сейчас. Да, мы выйдем, и я скажу, что мне обидно.»       Ромильда не теряет времени и быстро переплетает их пальцы, тянет парня за собой. Он горько смотрит в затылок девушки, но поддается. Ловит себя на мысли, что мерзнет от одного взгляда на ее голые плечи.       — Может мы оденемся? В замке холодно, — но она ничего не отвечает, игриво улыбается и продолжает идти вперед. Обида борется с чувствами к этой девушке и кажется уже заведомо проигрывает. Он ослабляет хватку, нежно поглаживает костяшки ее пальцев и идет быстрее, чтобы нагнать Ромильду, а не плестись за ней, как на привязи. В груди распускаются цветы, он ощущает, как что-то странное к этой невыносимой девчонке растет на глазах каждый день. Это приходит, как снег в ноябре. Неожиданно и совершенно без спросу. Он просто понимает, что что-то чувствует и это больше невозможно скрывать.       — Ромильда, — сдавлено говорит он и девушка, оторопев врастает в пол. Глаза в глаза. Те же карие, как у Гермионы, но совершенно другие. Раньше бы он даже не смог отличить их цвет или не заметил бы каплю родинки на глазном яблоке Вейн. Самый невнимательный из всех. Не беря в расчет внешние данные, он цепляется за то, что нельзя увидеть, только почувствовать на интуитивном уровне. В ее виноватых глазах пляшут чертята, она такая чувственная, что губы Рона сводит судорога и он улыбается, как дурак.       — Рон, давай пойдем, я там видела карликового пушистика, наверное, у кого-то сбежал. Давай, — улыбается и тихо хихикает, словно сама украла этого зверька и теперь играет в какую-то придуманную игру. Но Уизли не может оторвать взгляда.       — Ромильда, я люблю тебя, — тихо говорит Рон и радуется, что сказал это сейчас, вот так, без подготовки. Она сейчас может его отчитать, что сделал это не в «той самой» обстановке, без подходящего антуража, вообще все не так, как она могла представлять, общаясь с сестрами Патил или Лавандой. Она пучит свои темные глаза и молчит совершенно не зная, как реагировать на эти слова. Пока тело пребывает в оцепенении, по щеке катится одна лишь капелька. Рыжий ловит ее большим пальцем и целует влажную щеку.       — Я люблю тебя, Рон, — шепотом, но в тишине опустевших коридоров это звучит как крик. Она позволяет улыбке протиснуться сквозь сжатые губы. По щеке катится вторая слезинка и Уизли проделывает те же махинации.       — Прости, что сказал вот так, просто я понял это именно сейчас, — мнется и смотрит в глаза. Темные глаза. Не карие, а практически черные глаза, с той самой родинкой на яблоке. Рон хочет поцеловать каждую частичку ее лица, рук, тела. Хочет доказывать слова на деле и уже тянется чтобы начать свой долгий путь, как девушка его останавливает.       — Более подходящего момента быть и не могло, Рон, — оставляет отпечаток губ на его щеке. — Пойдем, иди за мной, — быстро подмигивает и продолжает их невыносимый путь. На мгновение он даже забывает о празднике. Теперь он смотрит ей в затылок и плетется, как умалишенный. В черепной коробке были те четыре слова, которые он сказал. Он не помнит, как это произошло у них с Гермионой. Это как будто сразу стало очевидно. Они столько лет дружили, что, когда заявили миру об отношениях эти слова не были чем-то особенным. Они любили друг друга всегда, платонически, а потом появилось и это... Но теперь иначе, совершенно по-другому. Слова щекотят легкие и ему хочется смеяться, да так громко, чтобы услышали абсолютно все. Чтобы весь мир заполнился его чувствами, чтобы каждый знал. Это его подарок самому себе на день рождения.       — Куда мы идем? — негромко спросил он, стараясь не спугнуть атмосферу, которая обросла вокруг них благодаря волшебным словам. Единственные волшебные слова, которые работают лучше без палочки.       — В Выручай-комнату, — загадочно проговорила Ромильда и рыжий сделал вид, что понимает к чему она. Запоздалый подарок от девушки, доказательство любви горячими стонами и липкими хлопками. Рон уже визуализирует как они включат новое место в свой небольшой секс-список, но у Вейн другие планы. У нее и еще двух дюжин людей, которые притаились за стеной комнаты. Они воровато оглядываются по сторонам боясь наткнуться на Филча, хотя оба знают, что понедельник день дежурства когтевранцев. А старосты сейчас так же ожидают именинника в назначенном месте.       — Дверь? — смущенно спросил Рон, заметив, что комната уже ожидает их. Красивая резная дверь плотно заперта явно не будет сопротивляться, если брюнетка пожелает открыть ее.       — Да, дверь, — снова эта многоговорящая ухмылка и теперь Уизли не совсем понимает куда они движутся.       «Ромильда уже подготовила нам комнату? Ладно, я не был к такому готов...»       «Может она не забыла о моем празднике?»       Глуповатая улыбка зацвела на его лице, и он еще прибавил скорости шагам, начиная опережать торопящуюся девушку. Цокот каблуков Ромильды стал быстрее и практически перешел на бег. Рон очень торопился к заветной двери, где его ждала страстная ночь с возлюбленной. Вейн потянула его на себя, слегка замедляя рвение рыжего. Он с легкой отдышкой остановился, обернулся к ней с интересом и вопросительно взглянул. Одними глазами спрашивал отчего она его задерживает, почему они все еще не целуются на каком-то наколдованном ковре около горящего камина, желая скорее оказаться полностью голыми и ублаженными. Вейн переводит дыхание и подходит к двери, чтобы открыть ее и пропустить молодого человека первым.       — Рон, проходи, — парень подмигивает своей девушке и толкает дверь. Внутри темень и гробовая тишина. На миг показалось, что в углу что-то шевелится, но он быстро забыл, когда за спиной закрылась дверь и девушка пробежалась пальчиками по его плечу. Игривая улыбка поразила губы, а шепот Ромильды в самое ухо активировал табун мурашек, разгоняя их по всему телу.       — Рони, с днем рождения, — чуть громче проговорила она и в момент все вокруг загорелось яркими цветными огоньками и перед ним появилось по меньшей мере человек двадцать с яркими коробками в руках и праздничными колпачками на головах. Ему потребовалось пара секунд чтобы понять, что происходит и только потом в лицо полетели поздравления и конфетти. Руки быстро прячут стояк, который появился из-за мыслей о горячих стонах Ромильды. Но никто не замечает этого действия, всех больше заботит негласный конкурс «Кто погромче прокричит поздравление и прицелится волшебной хлопушкой из магазина Уизли в самое лицо». Красные щеки, как мишень, но никто не попадает в самое яблочко. Гарри и Гермиона первые настигают друга и прячут его в своих объятиях.       — С днем рождения, Рон, — ровно говорит Гермиона и целует его в щеку.       — С днем рождения, дружище, — Гарри от счастья, что можно перестать скрываться от лучшего друга и делать вид, что сегодняшний день самый обычный из всех, тоже оставляет чмок на другой щеке. Парень в очках весело улыбается и уже хочет протянуть ему в руки небольшую бархатную коробочку, как писк Ромильды его останавливает.       — Нет, все подарки на стол для подарков, мы выпьем и тогда Рони будет открывать коробки! — Вейн выхватывает обе праздничные упаковки из рук Поттера и Грейнджер, бежит в сторону специального стола, на котором покоится надпись «Стол для подарков». — Сложите все сюда, сейчас же!       — Я думал, что вы все забыли об этом, — цедит он смущенно и заворожённо оглядывая вместительный уютный зал, в который обратилась комната. Он видит небольшую барную стойку, за которой точно стоит Блейз Забини и неумело играется с барменским шейкером. Рыжие брови накрывают глаза, когда после лица Забини он замечает двух сестер Гринграсс, трущегося рядом с ними Нотта и Малфоя, это его добивает и он забывает, что хотел осмотреть весь зал подробнее.       — Это была идея твоей девушки, Рони, — играючи передразнивает Ромильду Джинни и подходит к брату. — Мы вчера ночью все это сооружали, украшали и носились по магазину Джорджа, в поисках этих хлопушек, — пробирается через плечи друзей и обнимает брата так крепко как может. Сколько бы она ни глумилась над ним, все равно любит. Любит так сильно, как только может, ведь они Уизли. Они семья. — С днем рождения, братец.       — Спасибо, — мутно произносит он и быстро добавляя. — Мне чудится или вы позвали слизеринцев? — брезгливо корчит физиономию, и сестра тотчас от него отлипает. Одного отблеска родных голубых глаз достаточно, он выучил этот осуждающий полный злости взгляд, который немо кричит и поучает чему-то. — Джин, не начинай, я просто спросил. Ладно Малфой, он хвостом за Гермионой ходит. Ладно Забини, он хвостом ходит за Малфоем и вроде как сосед Гермионы, — мельком замолкает и думает. — Гермиона, вся проблема в тебе? — хихикает и получает свой праздничный подзатыльник. Волосы падают на глаза и вот Рон уже смеется, а Гермиона невесело смотрит на него. День рождения ничего не значит, если он собирается вести себя по-свински со слизеринцами, будто они не такие же люди, как и все, словно они гниль и грязь. Это не такой подход, неправильный. Они не должны уподобляться военному положению. Между ними мир, голубое небо без вспышек волшебных палочек.       — Я пошутил, слышишь? Пошутил, — по слогам тянет рыжий. — Готов любоваться их змеиными минами сколько угодно, если рядом будете вы. Спасибо, что не забыли, спасибо, что поздравили! Я вас люблю, — длинные руки парня заключают всех друзей в кольцо объятий, и четверка душится от любвеобильности именинника. Он мог бы так провести весь вечер, осознавая, что никто не забыл, это просто злой план поздравления, без цели обидеть и ранить его хрупкую душу. К черту подарки, к черту выпивку, к черту все и всех. Хотя подарки лучше бы сначала открыть. Он выпускает друзей и все как один тяжело дышат, отходя от вспышки эмоций лучшего друга.       

***

      — Так, всем веселиться и пить за нашего именинника, — восклицает Ромильда, разобравшись со столом для подарков. — С днем рождения, Рони, — громко кричит и бежит к возлюбленному, падая в его объятия. Все гости повторяют возглас Вейн и тянутся к бару, где их уже ждет Блейз.       — Блейз Забини, ваш бармен на сегодняшнюю ночь, — подкидывает шейкер вверх, неумело ловит и расплескивает на Падму несколько капель чего-то сладкого и явно очень алкогольного. — Пока Патил решает каким заклинанием лучше всего избавиться от меня, хочу сказать, что в нашем баре лучше не заказывать коктейли, мой максимум это херес смешанный с содовой, — улыбается мулат, оглядывая всех вокруг. Первый наплыв желающих напиться расплылся по комнате болтая о насущном и пританцовывая под негромко играющую музыку. Очередь дошла до именинника и его свиты товарищей. Малфой врос в землю за спиной Гермионы и его недовольное лицо было менее недовольным чем обычно. Грейнджер давилась своей улыбкой, а в глазах топилась горесть. Блейз нахмурился, заметив это, но рядом с его подругой стояла Джиневра и все мысли в миг пропали.       — Чем угостишь нас, Забини? — игриво спросила Уизли глядя прямиком в карие глаза молодого человека. Никакой конкретики между ними так и не появилось, только эти горячие взгляды и еще более обжигающие поцелуи, пока никто не видит.       — Для принцессы Джиневры, самая горячая текила бара, — подмигивает и переводит взгляд на кипящие щеки брата Уизли. Этот угрожающий взгляд должен пугать и говорит что-то вроде «Ублюдок, отстань от моей сестры», но Блейз игнорирует междустрочие, только добрее улыбается. — Именинник Уизли! Поздравляю с девятнадцатым днем рождения, — без раздумий наполняет четыре стакана огневиски и раздает всем толпящимся у стойки. Ромильда и Рон быстро ретируются к Дину и Симусу за новой порцией поздравлений и добрых слов. Когда именинник уплывает подальше от бара, рядом с Поттером появляется Астория с сестрой и Теодором в привязку.       — Привет, ребята, — неловко цедит Астория и смотрит куда угодно, избегая столкновения взглядов с Джинни или Гарри. Хотя стоять рядом с ним, для малышки Стори уже своего рода нарушение собственного придуманного правила. Дафна незаметно тыкает ей под ребро острым ноготком, напоминая, что они все уже виделись и здороваться снова, выглядит как некультурный жест.       — Стори будет, — пародируя профессора Трелони тянет Блейз, водя руками по воздуху. — Стори будет херес с содовой, — шатенка кивает, соглашаясь на все, это уже больше, чем обычно. На слизеринских вечеринках ей перепадало только сок и сливочное пиво. Дафну веселила власть, которой она обладала, запрещать сестре некоторые школьные шалости. А сегодня это не в ее юрисдикции, она не могла сказать «нельзя», и младшая Гринграсс хотела напиться, но сначала надо поговорить. Поставила себе звездочки над словом поговорить и взяла стакана с хересом, делая пару больших глотков.       — О гуру Забини, что перепадет слуге Дафне и слуге Тео, — спрашивает Нотт, склоняя голову перед другом, ожидая текилу или огневиски. Мулат снова водит рукой в воздухе, считывая их энергию, чувствуя пульсацию на самых кончиках коротко стриженных ногтей.       — Слуги Дафна и Тео просили им не наливать, потому что в прошлый раз... — резкий стук по барной стойке и карие глаза испуганно расширяются. Дафна обрывает мулата на полуслове, злобно меря его взглядом.       — Заткнись, провидцы обычно видят будущее, а не прошлое! Просто налей нам огневиски, — Нотт комично стоял за спиной леденящей душу блондинки и резво кивал. Можно забыть обо всем. Старшая Гринграсс щелкала проблемы, как волшебные палочки на втором курсе, когда от злости на не получающееся заклинание, крушила все на своем пути. Тео хотел напомнить этот момент, легко коснулся ее спины и почувствовал, как поясница девушки неестественно выгнулась под его рукой. Оба прекрасно помнят, что было в прошлый раз, когда датчик алкоголя превысил норму, когда язык настолько сильно заплетался, что переплетения с другим уже не ощущались, как что-то неправильное и безрассудное. Это чувство вернулось только на следующее утро, когда шатен открыл глаза и понял, что лежит на животе Дафны. Желудок просил о помощи. По пробуждению Гринграсс была одна, с большим круассаном на столешнице и запиской: «Съешь меня».       Тео отдернул руку, как от огня и сжал рокс в двух ладошках, быстро процеживая алкоголь через зубы. Кажется, белые щеки Дафны налились чем-то розовым. Тео был готов поверить скорее в то, что она умирает и это один из симптомов, чем в то, что она смутилась от его прикосновения. Дафна Гринграсс не такая, как все девушки. Нотт нашел интересным угол у стола с подарками и утек туда, подальше от неловкости. Слизеринка отчетливо дала понять, что та незапланированная ночь была ошибкой, а поцелуи перед тем, как они вырубились были еще большим «ничем». Поэтому оба убегают друг от друга, как два южных полюса магнитов.       — Блейз, тебе не будет скучно за стойкой? — подает голос Драко заполняя тишину у барной стойки. Все вокруг кишит жизнью и праздничным настроением, все кроме этой зоны. Гермиона погруженная в свой мир, раскачивает огневиски в своем стакане. Сейчас все вокруг ей кажется таким далеким. Она замирает на какой-то мельчайшей детали и рассматривает, изучает ее, будто видит первый и последний раз. Так она секундой ранее наблюдала за смеющимся Роном, а теперь перетянула взгляд на Симуса, который заворожённо что-то рассказывал имениннику. Малфой чувствовал, что что-то не так.       Джинни ловила взгляды Блейза, а когда он обращался к кому-то другому, а не к ней терялась. Она чувствовала некоторую неловкость в сложившейся компании. Где-то справа стоял вросший в пол Поттер, а недалеко от него Астория, попивающая херес так, словно это был ее последний бокал на этой вечеринке и нужно было его как следует запомнить.       Хоть Джинни с Гарри расстались тогда на доброй ноте, что-то еще было не окончено. Многие ребята даже спустя две недели не знали, что избранный мальчишка и капитан женской команды больше не вместе. Для всех это была новость номер один, настолько, что даже шумиха вокруг Драко и Гермионы поутихла. Поттер был потерянным на этом празднике. Не мог найти себе место. Не хотел отвлекать Рона своими проблемами и тем более перетягивать одеяло на себя, привлекая больше внимания, чем надо. Так что он стоял у стойки, ожидая, когда кто-то с ним заговорит или Гермиона вернет своему стеклянному взгляду хоть капельку осознанности.        — Уже хочу свалить отсюда и тусоваться с вами. Я люблю выпить, но не умею делать крутые коктейли, как думала Вейн, когда просила подежурить за стойкой, — мулат крутит пальцем у виска. Этому жесту его тоже научила Гермиона, как и другим похожим. Правда он еще не понял точное значение, так что использовал в те редкие мгновения, когда вспоминал о своем новом знании. Джинни просияла, когда услышала, что Блейз выйдет из неволи алкогольных тар.       — Жаль! Ромильда думала, что ты устроишь шоу с подкидыванием бутылок и огненными напитками, — рыжая корчит разочарование, а сама ждет, когда он окажется рядом с ней и продолжит играть роль ее верного рыцаря. Блейз загадочно ухмыляется и уже хочет выдать вместо горящего алкоголя, искрометную хохму, как раздается голос Астории.       — Джинни, можно тебя, — она прозвучала немного громче, чем хотела, так что все стоящий у бара обернулись на нее. У взгляда отсутствовала какая-либо фокусировка, она смотрела в направлении рыжей девушки, но не видела ее. Вина достигает своего апогея, и она хочет скорее от этого избавиться. Оказывается, Блейз никогда не знал о чем говорил, когда заявлял, что алкоголь решает все проблемы. Он только добивает. Сначала в живот, потом выбивает коленные чашечки, и ты валишься на пол. А в завершение несколько пинков в солнечное сплетение, чтобы добить. Чтобы наверняка.       — Конечно, — неловкость, именно ее испытывает Уизли. Они с Асторией не виделись уже пару дней, а с четырнадцатого февраля перестали болтать на переменах. Джинни не была инициатором этого «перерыва», она пыталась подходить первой, но Стори каждый раз бежала, завидев рыжую копну волос, словно от огня. Девушки кивают друг другу и идут в сторону пустующего угла, где еще никто не успел пристроиться.       — Джинни, нам уже давно надо было поговорить, — нервный голос Гринграсс выдает ее с потрохами. Она вся кипит от волнения. Как из ушей еще не валит дым? Рыжая хотела было улыбнуться, но очередной взгляд на трясущийся подбородок Астории убивает это желание. — Салазар, я никогда в жизни не чувствовала себя настолько виноватой и отвратительной, — давит на жалость, но понимает это только когда озвучивает мысль. Это не ее первостепенная цель. Она хочет все прояснить, примет тот факт, что их дружба безвозвратно уничтожена, если Джинни того захочет, но должна выговориться, объясниться.       — Гринграсс...       — Джинни, прошу выслушай меня, я знаю, что ты не хочешь со мной общаться после того, что я сделала, но прошу, дай мне шанс объясниться, — Уизли прячет руки в карманы, концентрируя внимание на голосе слизеринки. — Я поступила отвратительно, просто жутко, ужасно и мерзко. Ты стала мне так близка за этот год, что я уже не представляю, как было до дружбы с тобой. Ты самая замечательная девушка из всех, и я так виновата перед тобой. Я не понимаю, как получилось так, что мы с Гарри, — взгляд мутнеет от первых слез. Нижняя губа содрогается от обиды на саму себя, за измену собственным принципам. — Я его поцеловала, я не хотела разрушать вашу пару, я не хотела рушить хоть что-то, но испортила все, что только могла. Мерлин, прости меня, я не хотела. Мне просто пришло письмо от родителей. Они сказали, что очень огорчены тем, что Драко расторг договоренность о браке. Отец уже нашел мне нового жениха...       — Стори, — Уизли достала руки из карманов. Больше не может молча слушать этот монолог терзаний и самокопаний. Астория слишком строга к себе, натянула на шею удавку из слов «надо» и «должна», забывая о личных границах и собственном «хочу». Родители тянут веревку и душат ее, а она сама толкается в сторону виселицы.       — Джинни, клянусь Морганой, я не хотела вас ссорить и разрушать ваши отношения. Все шутки про Блейза или других парней, которые засматривались на тебя это всего лишь шутки, я не думал... Ваша пара с Гарри. Вы идеальные.       — Астория Гринграсс, успокойся сейчас же, — Джинни рывком сковала руки шатенки. Глаза в глаза. Слизеринку трясло, словно в припадке. Из глаз лились слезы и, кажется, она уже не контролировала этот процесс. Все происходило само собой, подбородок дрожал, щеки горели от стыда, и она сама полностью без остатка хотела сгореть на этом месте. Уизли смотрела на нее долгие мгновения, а потом притянула к сердцу, обнимая так сильно как могла, стараясь остановить невыносимую истерику. — Мы с Гарри расстались не из-за тебя, все эти недели ТЫ меня избегала, а не я тебя. Ты из-за выдуманных проблем придумала себе причину этой истерики. Я ни разу не злюсь на тебя, — с каждым словом тело Стори тряслось все меньше. Карие глаза оторвались от пола и стыдливо взглянули в голубые.       — Но...       — На вечеринке в тот день, я поцеловала Блейза. У нас с Гарри и до этого всего шло не гладко. Точнее, все шло настолько идеально, что от этого становилось плохо. Мы с ним поняли это, признались друг другу в своих ошибках и договорились остаться друзьями. Астория, ты ни в чем не виновата, — тихие всхлипы шатенки медленно стихли. Она изучала лицо Уизли, пытается понять говорит она правду или все это только чтобы избавиться от нее. Готова сказать что угодно лишь бы эта глупая любовница отвязалась.       — Я видела, как ты смотрела на Блейза, я видела это. Я бы никогда так не поступила, если бы не видела. И ваше свидание. Нет, я начинаю себя оправдывать, это омерзительно, я виновата, — Джинни крепко обняла подругу, шепча ей на ухо нечто бессвязное, но значащее слишком много. Она несколько раз оставила легкие поцелуи на ее макушке и еще сильнее обняла. Они с Гермионой никогда не были такими подругами. Гарри и Рон были ей ближе, чем весь мир, чем все другие. Нет, они могли днями на пролет общаться, смеяться, ходить по магазинам, но это было не до конца. Не на все сто процентов. Астория стала для Уизли родственной душой, той самой лучшей подругой, практически сестрой. Они проводили вечера вместе, ходили в Хогсмид, болтали до отбоя и после в Выручай-комнате, чтобы все их тайные беседы оставались тайными. Все это было и Джинни не собиралась уничтожать связь, которую они строили.       — Я люблю тебя, Стори, ты моя подруга. Я прощаю тебя, но хочу, чтобы сначала простила себя ты сама, — слизеринка медленно покачала головой и снова обняла Уизли, шмыгнув носом и мысленно благодаря вселенную за такого человека как Джинни.       — Я тоже люблю тебя, Джинни, ты моя лучшая подруга, — и предательская капелька медленно стекла по румяной щеке рыжей девушки.       — Пойдем, нас, наверное, все потеряли, — они нехотя отлипли друг от друга и весело затопали в сторону толпы. — Знаешь Стори, если тебе нравится Гарри, то я не против, — карие глаза расширились до размеров галлеона. Она невольно закашливается и этому разговору не суждено было продолжится сегодня. Голос Ромильды прервал все веселые беседы и танцы.       — Время открывать подарки, — пищит девушка и все стеклись к дивану у камина.       Рон открывал все подарки с деланным счастьем и удовольствием. Нет, он правда рад новому набору перьев и чернил, именному кубку, пижаме с факультетской символикой, новому котлу. Именинник крутил его в руках рассматривая со всех сторон и понял, что котел отнюдь не новый, скорее всего даже не чей-то собственный, а выкраденный из кабинета Слизнорта. Симус принялся толковать длинную историю, о том, что еще на третьем курсе, они с Роном драили этот котел, когда остались на самую первую отработку в жизни. Уизли добродушно улыбнулся вспоминая, как горько плакал и глотал сопли, когда Снейп назвал его рыжим недоноском. Финниган тогда никому не рассказал, что его напарник расплакался как девчонка и Рон был несказанно ему за это благодарен.       Пока именинник переходил к следующему подарку верный друг Симус разинул рот и решил сейчас, спустя столько лет поведать о том, как Уизли довился слюнями от горя.       — А теперь мой, — его спасла Гермиона, которая мягко уложила ему на колени красивый альбом ручной работы. Рональд аккуратно провел по нему пальцами, словно боясь, что подарок рассыпется. Он медленно пролистывал первые парочку страниц и слушал тихий всхлип. Кто-то так растрогался, что пустил слезу. Грейнджер рядом с другом изо всех сил старалась сдерживать свои эмоции, но еще один всхлип сорвался совершенно внезапно. Уизли перевел взгляд на подругу. Он не понимал. Никто не понимал, что заставило ее так расчувствоваться. Рон медлительно понятнулся к ее щеке чтобы стереть упавшую слезинку, но останавил себя и просто притянул в свои объятия.       — Спасибо тебе Гермиона, за все, что ты для меня делала и будешь делать. Ты сама подарок свыше, кто бы там ни сидел, он знал, что тебя надо послать в мою жизнь, — это конечная. Грейнджер взорвалась немыми стенаниями. Слезы рекой лились из глаз. Плакала, потому что знала больше, потому что точно решила, что завтрашний день станет особенным. Рон еще что-то говорил ей, пытаясь успокоить, но параллельно с этим чувствовал, как свитер намокал от ее слез. Драко оказался рядом в нужный момент. Он ждал достаточно долго, чтобы не рушить идиллию дружбы. В его глазах злость, но не на именинника. Он злится, потому что начинает понимать, злится на свои знания и даже на Гермиону.       — Грейнджер, — прошептал ей в ухо Драко, отчего тело пробило на дрожь. Такое ощущение, что он внутри нее, где-то в левом легком. От такого чувства первым делом она постаралась откашляться, чтобы злой голос Малфоя перестал терзать ее внутренности.       — Все хорошо, я просто растрогалась, — новый всхлип. На фоне Рон получал уже следующий подарок. Рассматривал как на свету переливается золотая цепочка браслета. Улыбается во все зубы и радуется обновке от лучшего друга, пока Гарри толкает речь, что дружба стоит больше миллиона таких браслетов.       — Растрогалась, — повторил Драко сжимая ее бедра в своих руках, стараясь выгнать из себя злость и мысли. Меньше всего сейчас хочется идти на поводу у своей горечи и желчи. Ведь она не сделала ничего плохого, она просто расплакалась из-за эмоций, а вот чем конкретно были вызваны эти эмоции, это уже совершенно другое. Дело третье. Десятое. Не сейчас.       — А мой подарок ты найдешь за барной стойкой, когда вся эта пьяная вакханалия закончится. Моему дару для именинника уже несколько десятков лет, если вы понимаете, о чем я, — Блейз весело подмигнул всем и щеки Рона слегка порозовели. Он не знал, как реагировать. Новые дружки Гермионы все еще его смущали и вызывали смешанные чувства. Было слишком странно искренне радоваться подаркам сторонних людей, которые доселе были для него врагами. Уизли неловко поблагодарил Забини и получил от него еще один подарочек в форме дружеского удара кулачком в плечо. Так естественно, что хочется залиться истерическим смехом.       Еще одна череда подарков. Они текут к нему в руки со всех сторон и парню даже становится совестно, что ему уделяется так много внимания. Обычно все не так. Он не первый ребенок, не самый умный, не самый красивый, не самый сильный и храбрый. Он не избранный мальчишка и не Гермиона Грейнджер, у которой получается ровным счетом все за что бы она ни взялась. Ему не за что быть звездой и получать все взгляды округи. И теперь, когда каждый приглашенный глядел на него двумя глазами и выказывал свою любовь и признание, становилось не по себе. Он благодарил Асторию за новый смокинг и чувствовал, как адски горели уши. Когда подарки гриффиндорцев, пуффендуйцев и когтевранцев иссякли пошла новая волна даров от змеенышей. Рональд заерзал на месте и потупил взгляд, когда Дафна оказывалась рядом.       — Уизли, — ледяной голос снежной королевы зачаровывал, как у сирены, которая зовет моряка на кончину. Парень врос в диван ровно до того момента, пока на его коленках не оказалось две зеленые коробки. — Это от нас с Тео, — Драко издал смешок и Гринграсс стрельнула в него ментальными острыми сосулькам, сходу убивая. Малфоя веселило это «от нас с Тео». Нас. Веселило то, что раньше на это нас не было и шанса, а теперь оно так легко сорвалось с губ блондинки. Но мысли о несуществующей паре старшей Гринграсс и Нотта развеиваются под неловкие слова благодарности Рона. В коробках воск для метлы и новые шахматы. Комично. Мнимые враги так хорошо осведомлены об интересах Рональда. Он пытается потушить восхищение от новых резных фигурок, пока Ромильда лепечет что-то о продолжении праздника.       — А как же Драко? — встрял Блейз коварно ухмыляясь. Малфой зло посмотрел на бывшего друга и нехотя выпустил Гермиону из рук. Он уже успел обрадоваться, что о нем с удовольствием забыли и подарок окажется у именинника, но не в такой торжественный час.       Рон нервничал.       Точнее сказать, он ощущает неуверенность в подарке белобрысого слизеринца. Словно там была какая-то подстава или издевка. На столешницу перед диваном опустилась массивная коробка и все гости с диким интересом стеклись ближе, чтобы увидеть из первых рядов, а на следующий день разнести по замку новую хохму. Подарок Драко Малфоя не хохма и все убедились в этом, стоило Рональду снять крышку.       — Малфой... — таким красным Уизли мало кто видел. В коробке упаковочная бумага с эмблемой аврората Британии. Слизеринец кивнул, словно давая добро разорвать тонкую прослойку, которая отделяла взор от основного подарка. Рыжий так и сделал. Быстро дернул бумагу и замер. По залу разнеслось быстрое шипение, каждый передавал другому и уточнял не подводят ли его глаза. На плече Драко легкое прикосновение руки Гермионы. Она гордо кивнула и вдохновленно улыбнулась. Такое ощущение, что впервые за этот длинный вечер на ее губах была улыбка. Покрасневшие от слез глаза прояснились и всего на мгновение Грейнджер забыла обо всем. Видела только эту замечательную картину.       — Малфой... — снова процедил Рон, доставая из коробки жилет.       — Если хочется, то получится, Уизелдур, — момент настолько пропитался счастьем, что рыжий даже не замечает последнего коверканья собственной фамилии. Форма аврора полной комплектации с защитным жилетом и перчатками из драконьей кожи. А под всем эти именной значок «Аврор Уизли», но сейчас Рональд этого не заметил, не обратил внимание на такую мелочь. Завтра он вернется к этой коробке и детально изучит все содержимое. Но это будет завтра. А сейчас гриффиндорец медленно встает с дивана, смотрит в серые глаза и впервые в жизни улыбается в сторону ненавистного слизеринца.       — Спасибо, Драко, — имя школьного врага вырывалось изо рта, как нечто противоестественное. Рыжий протянул руку блондину и у Малфоя была всего секунда, чтобы решиться и пойти до конца. Он ответил имениннику крепким рукопожатием и это означало нечто большее, чем подарок и вся вечеринка. Звук рушащихся стереотипов оглушает и Гермиона снова подавилась тихим всхлипом, но музыка его глушит, скрывая от всех гостей.       — А теперь, раз все подарили свои подарки, давайте веселиться, — веселье. Ромильда сделала музыку еще громче и неловкий момент, когда Рон нехотя закрыл коробку с подарком Драко и собственноручно отнес ее в самый укромный уголок, не казался таким уж неловким. Гермиона кинулась на шею парню, что-то сумбурно шепча тому на ухо. Говорила как много это значит для нее и Рона. Восхищалась его находчивостью и даже немного ругала, за расточительную трату денег. Драко целовал ее в висок, щеку, губы и напомнил, что он Малфой, расточительство для него обыденность.       Все снова разбились по привычным компаниям. Гермиона и Драко присоединились к Джинни, Блейзу и Астории, которые весело шутили насчет подарков.       — Малфой, признайся, что тебя всегда интересовал мой брат, а Гермиона это лишь прикрытие, чтобы подобраться к нему! — смеялась Джинни допивая остатки огневиски. Слизеринец печально улыбнулся, щелкая пальцами, делая вид, что его поймали с поличным, на месте преступления.       — Драко, а как же я?! Я думал, у нас все серьезно, —Блейз взорвался наигранными рыданиями в плечо девчонки Уизли. Она умело подыгрывала его драме, осуждающе глядя на Малфоя и неловко постукивая Забини по спине. Астория хотела было продолжить этот театр, но поймала красный взгляд Гермионы и лишь продолжила хихикать. Грейнджер зачем-то смеялась громче всех. Эмоции били ключом, словно гормоны отплясывали канкан. Девочка, которая весь год скрывала все свои чувства и переживания, понемногу начинала взрываться. Где-то появилась трещина и началась протечка. Никто не замечал изменений, скидывают все на лишний бокальчик хереса, но Малфой научился читает ее междустрочие.       — Ладно, очень смешно, конечно, но где эти два начинающих алкоголика? Тео просил не спускать с него взгляда, — Драко смотрел по сторонам и нигде не видел светлую макушку Дафны и курчавую голову Тео. Астория резво опустила глаза, наполненные виной и сожалением. — Стори?       — Я забыла! Дафна и меня просила за ней поглядывать, но я забыла об этом и когда она попросила налить ей еще стаканчик другой, я сделала это, — шатенка спрятала глаза за ладошками и словно по сигналу по комнате пробежал веселый писк старшей сестры. Дафна и Тео в середине танцпола. Парочка растолкала всех святош и пустилась в дикий пляс, никак не вяжущийся с музыкой.       — Чур не я, — быстро протараторил Драко и Блейз взвыл, закидывая голову назад. — Прости Блейзи, сегодня ты следишь за ним. И постарайся чтобы не как в прошлый раз.       — А как было в прошлый раз? — спросила Джинни и получила в ответ лишь медленное отрицательное покачивание головой, которое обозначало, что информация засекречена.       Только единицы знали, что было в прошлый раз и эти единицы готовы хранить информацию до последнего вздоха. Джинн и Блейз внезапно испарились в воздухе, а затем и Астория ретировалась куда-то в сторону выжившего мальчика. Гермиона смотрела на смеющуюся Дафну и улыбалась. Она не так часто видела искреннее веселье Гринграсс. Кажется, что в прошлой жизни они были врагами, но никак не в этой.       Если бы не подтверждения на теле, что война была, Грейнджер и вовсе бы забыла, что такое существовало. Забыла бы, что видела реку крови, безжизненные глаза, покрывающиеся смертельной пеленой. Забыла бы о горах трупов и поисках крестражей до изнеможения, обо всех страданиях и болях, которые ей пришлось пережить. И в первую очередь о проклятье.       Но нет.       Это невозможно забыть ни при одном раскладе событий. Тень войны преследует, иногда овладевает сознанием, иногда дает отдохнуть, чтобы потом снова вернуться лавиной и обрушиться на расслабившийся разум. Нельзя расслабляться. Гермиона вздрогнула, когда Драко положил руку на ее плечо и привлек в свои объятия.       — Гермиона, — прошептал он, прижимая к себе. С ним она разучилась играть в маску «все нормально». Малфой выжимал из нее это, оставлял только честность и чувства. И теперь это играло с ней в злую шутку, не по ее прописанным правилам.       — Спасибо, что ты со мной, Драко, — совсем тихо, надеясь, что он ее не услышит. Думает, что так не подставляет себя, но провал. Осечка. Уже давно подставила. Блондин отстранился чтобы взглянуть в карие глаза. От слез ничего не осталось, но у самого зрачка появилось какое-то странное агатовое пятнышко. Темная магия уже слишком глубоко и Гермиона поддается. Драко потянул ее в сторону, где музыка не звучала оглушающе громко. Тянул в сторону, но складывалось ощущение, что пытался достать ее из ямы необдуманных поступков и решений. А Грейнджер сопротивлялась, упирается ногами, впиваясь ногтями в дно и всем своим весом рвалась вниз. В самую середину, где сгущается агатовая тьма.       — Я знаю, что за хуйню ты делаешь! — внезапно грубо и бесцеремонно. Это вырывало ее из мыслей. Весь вечер она плыла по течению праздника, отдаваясь друзьям, стараясь не думать. Но на самом деле думала слишком много, настолько, что забыла о контроле ситуации. Думала обо всем грядущем. О завтрашнем дне. Глаза припали к маленьким наручным часам. Ошибка. Уже сегодняшнем дне.       — Что? Драко, что ты имеешь в виду? Не говори со мной в такой манере!       — Ты собралась на ебаный упокой? Чем ты занимаешься, Грейнджер? Я же вижу, как ты себя ведешь. Они не понимают, а я вижу.       — Я не понимаю.       — Ты прощаешься с ними. Будто это твоя последняя вечеринка, словно твой последний день. Сначала эти взгляды на Блейза и рыжую, такое ощущение, что даешь им свое благословение. Истерические слезы из-за подарка для Уизелдура. Эта горделивая улыбка на мой подарок, а потом снова слезы. Ты хочешь сказать, что мне показалось?! Что я не то увидел?       — Драко, это уже не смешно.       — Я не хочу, чтобы ты проводила ритуал... — слова звучат слишком резко. В мгновение он погружается в мысли. Чувствует, что у него сейчас есть последний шанс ее уговорить, но подсказки в ее лице нет.       «Давай Грейнджер, что мне надо сказать, чтобы ты передумала?! Я в панике.»       — Я люблю тебя! — внезапно даже для него. Глаза пухнут, удваиваясь в размерах. Те слова, к которым никто из них не был готов так долго, теперь виснут в воздухе отравляя пространство. Она удивленно ахает. Нет. Нет. Нет. Что-то не так.       — Это подлый прием, Малфой, — она отшатывается на крохотный шаг, выпуская свои иголки. — Я ничего не хочу слышать, я сделаю то, что запланировала завтра и это не обсуждается.       — От меня поддержки не жди! Я не хочу смотреть как ты умираешь, как гробишь свою жизнь! — пытается манипулировать Драко. Это его последний шанс, последняя попытка. Если громкие слова не помогли, поможет это. Но нет. Снова промах. Она щурится и в скачущем свете комнаты ее глаза вовсе чернеют. Покрываются ночным мраком, прослойкой адовой тьмы. Решила.       — Я тебя услышала.       Еще пару часов продолжается все веселье. Тео и Дафна, не переставая трястись в танцевальной зоне, периодически замедляясь, чтобы осушить очередной бокал. Блейз, как коршун бдит, нередко отвлекаясь на Джинни. Асторию и Гарри вовсе не видно последний час, как и Рона с Ромильдой. Остальные играют роль массовки, создавая фоновый шум, делая вид, что они здесь кто-то, а не обезличенные «некто». Драко не пьет. Стоит у стойки, строго рассматривая фигуру Гермионы, которая примыкала то к одному безлицему волшебнику, то к другому. Малфой точно их всех знал, но не видел. Они не важны. Завтра он может потерять ее. Находит глазами настенные часы. Сегодня.       Он может лишиться ее уже сегодня.       

***

      Второе марта. Ночное празднество не осталось незамеченным. Все, кто вчера весело проводили время на вечеринке-сюрпризе, сегодня удрученно подпирали стены, а на уроках медлительно писали конспекты. Гермиона сегодня не пользовалась темными заклинаниями, так что вела себя как большинство одногруппников, прикрываясь алкогольным похмельем. Драко весь день следил за ней, не сводит глаз, не отвлекаясь. Ходил за ней попятам, слегка поодаль. Когда Блейз предпринимал попытки узнать, что между ними произошло, Малфой молчал, делая вид, что не расслышал. Он вообще с утра и слова не сказал. Словно взял обет молчания, во имя жизни возлюбленной. Только в его вере не существовало обетов, он вообще ни во что не верил. Только в свои силы, а здесь он настолько бессилен, что готов упасть ниц, удариться в молитвы святой Моргане или кто там всем заведует.       Тео и Дафна снова сторонились друг друга, избегая любых воспоминаний о вчерашнем. По пробуждению Тео нашел круассан на столешнице с той же самой запиской, которую он ей оставил в прошлый раз. Сохранила... Так или иначе она ушла засветло, оставляя парня досыпать. Следующий раз, которого конечно же не должно быть, за ним. Игра до первого влюбившегося, а Тео уже чувствовал, как приближался его проигрыш.       — Грейнджер, как дела? — голос Блейза вырвал ее из сладостного опустошения, из того чувства, когда ни о чем не думаешь, смотришь в одну точку и лишь звучание пустоты наполняет ушные раковины. Девушка вздрогнула, а сердце забилось чаще.       — Блейз, ты меня напугал!       — Я думал, что ты привыкла к тому, что живешь не одна. Да, я тут и могу заговорить в любой момент, — губы мулата растянулись в широкой улыбке, но было в ней что-то еще. Печаль? Нет. Озабоченность состоянием подруги? Возможно да. Скорее всего так оно и было. — Гермиона с тобой все хорошо?       — Да, похмелье мучает.       — Ты вчера практически не пила.       — Следил за мной? Я думала, что главным предметом твоего внимания была Джинни, — быстро находит то, за что можно зацепиться. Уизли идеальная тема, на которую можно перевести внимание. Нейтральная зона, в которой шатенка уже заранее чувствует свое превосходство.       — Кстати о ней, — коварная ухмылка, огонек в глазах. Парень кинул взгляд в сторону своей комнаты. — Милая, здесь Гермиона, сейчас я вернусь к тебе, — крикнул он, нарочито выделяя слово «милая». Глаза Грейнджер округлились, а щеки налились алым румянцем.       — Она... У тебя? — громко шипит и злобно смотрит на друга. Будто бы осуждая, словно готова в эту самую секунду обратиться в Молли и задать трепку юной дочери и ее новому ухажеру.       — Салазар, тебе надо было увидеть свое лицо в этот момент, — Забини пытается спародировать испуг и злость в одной гримасе, но так хорошо, как у Гермионы у него не получается. Он только пуще прежнего хохочет, а подруга с каждым звуком веселья из уст соседа, сильнее багровеет от злости. — Нет Грейнджер, она не у меня, я пошутил. Хочу сделать все правильно. Она... Особенная, — темные глаза выражают какое-то тепло и нежность, этот взгляд ей незнаком. Раньше Гермионе не доводилось замечать такое особенное свечение очей Блейза. — Хорошо, — мягко отвечает она и предпринимает попытку ретироваться, но Забини быстро вспоминает от чего его пыталась отвести подруга. — Что у вас с Драко? Не замечал вас сегодня вместе.       — Да, — перед глазами пелена от дыма, потому что внутри черепной коробки работа идет полным ходом. Шестеренки начинают гореть, придумывая новое оправдание, в которое Блейз сможет поверить. — Да, мы вчера немного повздорили, но уже помирились. Ночью приду поздно, у нас будет свидание.       — Свидание, — грязно повторяет Забини. — Хорошо, если он будет плохо себя вести, жалуйся, я научу его манерам.       — Спасибо, братик, — шутит шатенка и практически бежит в свою комнату, пока Блейз расплывается в глупой реакции на слова подруги. «Братик» звучит слишком лично и по-родному. У него не было сестер и никогда не было настолько близких людей, чтобы считать их сводными родственниками. Не считая Драко и Тео. Но они парни. Это другое. Дафна и Пэнси никогда не были ему чрезмерно близки. С Дафной у них даже был роман какое-то время и жалкое подобие чувств. А Пэнси... Пэнси — это Пэнси.       Часы до ритуала Гермиона томилась в ожидании, она снова и снова повторяла заклинание, которое должно помочь открыть артефакт. От ощущения приближающейся развязки тело не прекращало дрожать. Она куталась в плед и натягивала на ноги несколько пар носков, но это не помогало. Тело продолжало трястись. Грейнджер понимала, что это все не нормально, что это ломка и скоро шрам начнет ныть от желания получить подпитку. Сознание тянуло в сон, но боязнь проспать брала верх, поэтому она снова и снова вторила заклинание, как мантру.       За час до ритуала в ее комнату проник самолетик и первым делом она хотела его смять и обозленно сжечь, но инсендио не сорвалось с палочки, потому что на крыле имя, начинающееся на «Д», но при этом не звучащее, как «Драко».       «Дорогая Гермиона,       Блейз научил меня этим их слизеринским новомодностям. Я знаю, что ты тоже умеешь это.       Это Джинни, кстати, Мерлин, так необычно, я уже год никому ничего не писала. Только Фреду.       Зачем же я пишу, думаешь ты. Я хочу взять с тебя обещание насчет завтрашнего дня. Если ты сейчас задалась вопросом «А что завтра?», знай, что мысленно я злюсь. Завтра первая игра моей команды. Мы играем против когтеврана и я планирую выиграть.       Пообещай мне в ответном самолетике, что придешь, чтобы у меня было материальное подтверждение твоих слов.       

С любовью,

Джинни.»

      Гермиона тяжело дыша достала пергамент из толщи школьной сумки. Медлительно подошла к столу, где стояла чернильница с пером. Обещание. Она тянула с написанием этого слова на бумаге. Первым делом оформила крылья самолетика, лениво вырисовывая буквы своего имени, зачем-то добавляя еще второе имя и фамилию. Джинни точно посмеется, подумает, что подруга лишь прибавляет официальности таким образом. Но нет.       Перо не подчинялось ей. Не писало.       «Дорогая Джинни,       Я...»       И дальше натужное молчание. Пробел. Почему же она не может написать чертово слово? Она ведь в себе уверена, уверена во Фламеле, в Корделии, во всем.       Снова повторила заклинание. Это стало уже какой-то глупой привычкой. Таблеткой от волнения.       Дыхание сбилось, словно после длительно кросса. Нет. Надо взять себя в руки. Мысленное империо и рука с пером наконец-то поддается.       «Дорогая Джинни,       Я обещаю.       

Гермиона».

      Слово дано и теперь нельзя было проиграть в схватке с темной магией. Мрак не поглотит ее. Глаза находят наручные часики. Пора выходить. Отправила самолетик и суетливо начала стягивать вторую пару носков с ног. Перед выходом надо было перелить отвар во флягу, которую она одолжила у Гарри, без его ведома. Пару капель намочили ее рукав и пальцы правой руки. Гермиона наспех отпила остатки отвара, которые не влезали в объем сосуда и чуть было не вернула все обратно в котел. Мерзость.       Пока она зачаровывала самолетик, все время смотрела на часы. Пора. Бумажное послание улетело и Гермиона принялась собирать пергаменты в сумку, накинула на плечи кофту и взглянула на свои теплые ботинки. Рядом с ними пылились любимые кеды, которые ей подарил Драко. Первое доказательство, что у холодного слизеринца все же есть сердце. В груди болезненно екает и по шраму начинают разбегаться мурашки, создавая неприятное ощущение, от которого немеет конечность. Несправедливо. Они не должны были поссориться так. Он не должен был говорит то, что сказал. Еще мгновение она смотрит на обувь и чертыхаясь наспех перетягивая шнурки на кедах. Пусть хотя бы так он будет рядом, через силу, через не хочу.       Гермиона переступает порог своей комнаты не оглядываясь, проверяет все содержимое на ходу, рукой нащупывает флягу и спокойно выдыхает. Ничего не забыла все на месте. Тихо сбегает по ступенькам вниз.        — Удачи, Гермиона, — загадочно кидает Ариана в спину Гермионы. Девушка лишь кивает, чтобы не замедлять темп. Ей уже надо поторопиться. По хорошему, она уже должна подниматься по ступенькам башни, а не шумно топать по коридору. Мысленно повторяет все, что ей нужно для ритуала. Фляга с отваром, палочка, дневник, артефакт. От мыслей об отваре становится плохо, и она кривится. За поворотом слышатся хихикающее заигрывание и шлепающие шаги. Кто-то явно не пытается скрыться. Значит не обычные студенты, а старосты. Она пытается вспомнить какой сегодня день.       Понедельник?       Нет, вторник.       Гриффиндор.       Рон.       — Мерлинова борода, Гермиона, куда ты так мчишь? — звонко пищит Ромильда, ухватывая руку парня посильнее. Ее волосы взлохмачены, а водолазка на половину заправлена в брюки. Рон тоже выглядит не самым опрятным образом, но для него это скорее обыденность, чем исключение. Глупая зацелованная улыбка и опьяненный чувствами взгляд. Гермиона понимающе кивает и закусывает щеку, чтобы подавить улыбку.       — Привет, Гермиона, куда ты в такое время? — забавным голосом спрашивает Рон и она точно узнает этот тон. Позволяет себе открыто улыбнуться, покрепче сжимая лямку сумки.       — Я? Мы... Мы с Драко хотим посидеть на астрономической башне немного. Ничего страшного? — слегка поправляет кофту, и фляга звонко ударяется об артефакт, сея новое зерно для размышлений. Уизли понимающе кивает, но на деле даже близко не догадывается куда держит путь его лучшая подруга. Идет на свидание со смертью, а не с новым парнем.       — Гулять после отбоя, плохая идея, — рыжий смеется, крепе сжимая талию Ромильды. На лицах пары явные признаки усталости, после длительного забега или чем они там занимались. До окончания дежурства по меньше мере тридцать минут, но они уже направленны в сторону факультетской башни.       — Знаешь, Гермиона, — Рон звучит серьезнее, чем секундой ранее. Смотрит на подругу совершенно мягко и доброжелательно. — Он видимо неплохой парень. Ты счастлива с ним, — ей требуется долгая минута, чтобы понять о ком говорит Уизли. Глаза немного округляются и пару раз она потерянно моргает, пытаясь найти на веснушчатом лице хоть один признак издевки. — Прости, что не сразу это понял, — никакой шуткой и не пахнет. Рон говорит от чистого сердца, даже немного краснеет. Явно признается в благочестии Малфоя через силу и с натяжкой. — Это не из-за его подарка, ты не подумай. Я просто заметил это вчера.       — Спасибо Рон, — она потерялась. На несколько секунд даже забыла, что куда-то торопилась. Такое признание от Рона ценно и значит ровным счетом все для нее. Она думала, что придется еще долго приучать Уизли к слизеринцам, проводить длинные беседы, что они не зло во плоти, что они хорошие, от части и далеко не все. Но и на гриффиндоре есть невыносимые личности. Взгляд нехотя утыкается в Ромильду и она вспоминает куда торопилась. — Думаю, что Драко меня уже заждался. Хорошего вечер, ребят, — Гермиона последний раз осматривает уже остывшую пару и весело добавляет. — Рони, ширинка, — последнее что она слышит, это шумное «Что?» и дальше суетливую борьбу с заевшим бегунком на брюках.       Мимолетная беседа с Роном и Ромильдой сильно ее отвлекли. Она нехотя достает из сумки флягу и делает большой глоток отвара. Хочет назвать его «отравой» хотя бы в голове, но слишком сильно верит в силу слова. Будто если эту мерзость назвать не тем, чем является, то она в миг растеряет свое особенное действие. Делает еще один глоток, кашляет и прячет сосуд обратно в сумку.       «Dabit lumen pro tenebris, ego liberum me»       «Это же должно быть просто. Выпить отвар, немного подождать пока подействует и начать.»       «У меня есть время до луны в зените.»       «Славненько.»       «Драко... Наверное, хорошо, что я иду туда одна. Я не хотела бы, чтобы он меня видел.»       «Такой...»       Взбежав по ступенькам, Гермиона окинула взглядом свободное пространство. В одиночестве там было весьма дико и пугающе, зато вид на небо открывался отличный. Она могла проследить за движением лунного диска.       На часах без пятнадцати одиннадцать.       Грейнджер выудила из сумки все необходимое, палочку, искромсанный кусочек мела, будто бы пожеванного. Она нашла эту вещицу в гостиной Гриффиндора, так что возможно его действительно грызли. Аккуратно положила артефакт на пол и начертила неровный круг трясущейся от волнения рукой. Отвар еще не начал действовать, потому что ее трясло, как в последний раз. Доходило до того, что круг получился не столько овалом, как в дневнике Фламеля, сколько ломанной линией, сходящейся в одной точке. Затем она села, крепко сжимая древко палочки и принялась усердно глотать неприятную отраву жидкость. Щипает себя, больно, практически до крови. Из-за нарастающей паники не контролирует силу. Чувствует, как витиеватая рукоятка палочки вонзается в кожу, оставляя новые ранения.       «Если бы здесь был кто-то еще, я бы не так волновалось. Легко быть храброй у кого-то на глазах.»       «Когда никто не видит, можно дать слабину.»       Быстро мотает головой. Дурные мысли прокрадываются через ослабленную от отвара щелочку в ухе, проскальзывают в самый мозг, а оттуда в душу и сердце. Заполняют, отравляют не хуже, чем темные заклинания.       «Но никто бы не смог меня поддержать. Блейз, Гарри, Джинни, Рон и Дафна не смогли бы смотреть, как я извиваюсь во время ритуала. Драко высказал свое отношение и позицию. А другим я не настолько доверяю.»       Неуверенно задергивает рукав и смотрит на зудящий шрам. Он чешется целые сутки, просит о темном, молит о помощи, подзарядке со стороны. Гермиона несильно сжимает его, накрывая ладошкой. Так немного спокойнее. Часики на руке показывают без семи минут начало ритуала.       «Да почему так долго!»       Время тянется, как жвачка из «Сладкого королевства»... Сладкое королевство. Гермиона не может сопротивляться и улыбается этому воспоминанию. Ее мутит от мыслей о еде, но при воспоминании об их фирменных карамельках становится тепло на душе. Одновременно с этим приходит болезненный укол по воспоминаниям. Если ритуал пройдет плохо, она может больше никогда их не попробовать.       Нет.       Снова щипает руку и достает из сумка последнее нужное. Ножик. Маленький перочинный ножик, который когда-то давно ей подарил отец, когда они ездили в деревню и собирали ягоды в палисаднике. Помимо ножика там был не детский штопор, ложечка, пилка, давно севший фонарик и еще пару отсеков, которые заржавели и перестали открываться. Накануне Гермиона чистила его пару часов, боясь заразить себя какой-нибудь болячкой, пока будет делать надрез.       Прошло еще две минуты.       Она переступила порог неровного большого круга. Такое ощущение, что она рисовала его для целой компании. Чувство одинокости медленно заражало ее внутренности, отравляло душу. Сейчас не до этого. Гермиона смотрела в даль, думала обо всем и ни о чем. Боялась хоть что-то впустить в свою голову, чтобы не отвлечься или не начать жалеть. Хотелось просто покончить с этим. Она могла бы послушать Драко, могла бы вернуть мадам Пинс дневники и получить свое наказание, а потом длительное лечение в Мунго, где ей не смогли помочь после войны. Она ведь уже пыталась. Не получилось. Могла вернуться к исходной точке, забыть про ауру тьмы, с которой все и началось, но нет. Тогда бы это уже была не Гермиона Грейнджер, а какая-то потерянная версия бывшей лучшей ведьмы поколения.       Поэтому она стоит здесь, проводит взглядом корявое очертание круга и снова повторяет слова заклинания, боясь забыть. Будто бы могла их забыть. Больше никогда. Они в ней навечно       Ровно одиннадцать.       — Пора, — Гермиона еще раз прокрутила последовательность действий в голове, вспоминая, что за чем должно идти. Она поднялась с пола и топнула ногой по земле, словно проверяя на прочность, удостоверяясь, что от наплыва темной магии камень не начнет крошиться. Сжала в руке ножик и прислонила лезвие к ладошке. За долгие годы он слегка притупился и ей пришлось давить сильнее, доставляя себе приумноженную боль. С губ сорвался протяжный звук, и первая купля крови капнула на пол. Порез был немного глубже, чем нужно было, так что ей пришлось откинуть ножик куда-то за пределы круга и скорее приступить к ритуалу.       7 раз.       Кровь большими каплями падала на артефакт заливая его и Гермионе показалось, что она услышала характерный звук. Но ничего не происходило. Кровь продолжала течь по пальцам, пачкая кеды, джинсы, кофту, но это не отвлекало. Медлить нельзя. Она быстро подняла палочку с пола и направила кончик в сторону сферы, лежащей на полу.       — Dabit lumen pro tenebris, ego liberum me, — совсем тихо, практически не содрогая воздух. Словно скажи она сразу громко могла лишиться последнего шанса на победу. А так, у нее есть еще пару попыток, до того момента, пока она не начнет срывать голос от криков волшебных слов. Она повторила его еще раз, немного громче, а затем еще с большей уверенностью. Атмосфера вокруг поменялась, воздух стал практически осязаемым, а артефакт издал неприятный скрежет и распался на две части. Гермиона практически отвела палочку чтобы взглянуть поближе содержимое внутри волшебной сферы, но знала, что это может застопорить процесс. Крепче сжимает древко и повторяет заклинание громче. Круг должен загореться, она не остановится пока не почувствует тепло пламени у самых своих щек.       Капли крови стекаются в одну небольшую лужицу, которая взлетает на уровень глаз волшебницы. Еще один раз и заклинание заставляет кровяной шар направиться к белой меловой линии. Алая жидкость течет по ломанному кругу. Гермионе хочется проследить за этим, но не должна. Смотрит на разделившиеся дольки артефакта и крепче сжимает палочку.       — Dabit lumen pro tenebris, ego liberum me, — тепло. Она чувствует, как что-то лопается и в мгновение круг загорается черным огнем. Гермиона даже бы не заметила его, если бы не чувствовала пугающее влечение и обжигающие поцелуи на коже. Черные языки пламени с нее ростом, прячут бедную маленькую гриффиндорку в своих темных объятиях и зовут к себе. Что-то ее туда тянуло. Сладость мрака звала к себе, обещала, что боли в шраме исчезнут, тьма спасет, тьма поможет. Только отпусти палочку. Не повторяй заклинание. Сделай надрез больше, на всю руку, чтобы кровь до последний капли стекла на пол, подпитывая этот пожар.       «Я должна!»       — Dabit lumen pro tenebris, ego liberum me, — Гермиона противостоит, снова повторяет заученные слова. По телу пробегают мурашки. От напряжения ладошка сильнее кровоточит, заражая сознание мыслями о неприятных ощущениях.       Надо сконцентрироваться.       Из палочки вырывается темная ниточка магии и медлительно устремляется в сторону двух половинок артефакта. Дыхание сбилось. Корделия писала, что первые минуты ритуала были самыми сложными и невыносимыми. Но это только на первый взгляд, Гермиона знала, что дальше только хуже. Она зашипела от неприятного зуда в шраме и посмотрела на свое клеймо грязнокровки. Задернутый рукав прятал под собой первые буквы, но Грейнджер чувствовала, словно там что-то шевелится.       От еще одного повторения заклинания, языки пламени посерели и будто бы стали еще выше. Гермиона могла думать только о том, что сейчас происходит и с каждым новым уколом боли в сердце или шрам она все больше задумывалась для чего ей это может понадобиться? Зачем жить? Глаза мельком перебежали от артефакта к перилам. За ними настоящее спасение, легкое, конечное. Прыжок куда легче, чем лелеющие прикосновения темного пламени и боли от изгнания проклятья из организма. Складывалось ощущение, что это не тьма из нее уходит, а наоборот, все светлое, что там осталось. Те крупицы счастья и добра, которые еще не успели оставить ее тело.       Дышать становилось сложнее, сердечная мышца забилась в адовом ритме. Быстро. Громко. Стук ударял в самые уши, от чего было еще волнительнее. Она пыталась дышать, но иногда забывала последовательность. Вдох. Вдох. Вдох. А дальше что? Вдох. Быстрый выдох и легкое головокружение. Если бы не отвар, к этому моменту она бы уже не смогла ровно стоять.       Руки задрожали. Она нехотя сконцентрировалась на трясущихся конечностях, стараясь их утихомирить. Вены почернели и проступили сквозь тонкую гожу гриффиндорки. По ним лился мрак. Кровь словно та самая грязь, о которой не уставило кричать чистокровное сословие. Она есть грязь. Внутри нее темная материя и вот она благодаря ритуалу выступила на поверхность, показывая себя миру. Серый огонь снова сменился на черный. Все, потому что Гермиона испугалась от увиденной картины. Тьма, разливающаяся по венам, стремительно заполоняла все прожилки, норовя добраться до сердца, залить его и утопить в гнили.       — Dabit lumen pro tenebris, ego liberum me, — нельзя останавливаться. Не сейчас. Никогда. Смерть не станет выходом, прыжок с башни никогда не будет правильным решением. Она должна попытаться, сделать все возможное для того, чтобы спасти себя.       «Я смогу»       Первый вскрик срывается с губ, когда языки пламени взрываются новым хлопком становясь выше. Больно.       

***

      Второе марта было для Драко ненавистной точкой. Он не хотел принимать тот факт, что возможно лишится Гермионы сегодня. Ненавидел себя за причастность к ее страданиям. Напуганный до беспамятства, он стоял и смотрел на то, как ее тельце содрогалось от боли, пока Беллатриса оставляла на ней порезы проклятым ножом. Он просто смотрел, пока ее отравляли, лишали шанса на счастливое будущее. С ним.       Единственное «но», которое он себе позволял.       Но тогда Драко ее не знал. Тогда Малфой не знал себя. Он был серой массой, которой хотели видеть его родители и все окружающие. Нет. Это не оправдание. Метка зудит, но терпимо. Единственное, что ему сейчас хочется это увидеть ее. Но Гермиона занята. Гермиона вне его досягаемости и в этом виноват он сам. Кулаки до боли сжимаются, белея, отрезвляя. Сам виноват. Мог признать ее правоту, мог поддаться уговорам и быть с ней.       «Смотреть, как она страдает? Пф, нет уж.»       «Идиот.»       «Сам идиот.»       Диалог с самим собой заканчивается на исходной позиции и с губ срывается протяжный рев. Злость на мир и его несправедливость рвется наружу. Просится. Хочет быть услышанной.       — Мерлин, Малфой, — голос Уизли стал его навязчивой тенью или почему он его слышит в коридоре Хогвартса, когда еще секундой ранее был совершенно один. Драко поднял голову, медленно раскрывая глаза и увидел перед собой парочку гриффиндорских старост.       — Какое смешное совпадение, — хихикает Ромильда, поправляя истрепанную прическу. Блондин зло смотрит на старост Гриффиндора и медленно разжимает кулаки, ощущая приятное расслабление по всему телу.       — Что смешного, Вейн? — совершенно брезгливо спрашивает он, поправляя пиджак, который задрался в рукавах, открывая вид на змеиный хвост метки. Драко замечает взгляд Рона, но там нет злобы или отвращения. Он словно смотрит с пониманием и чем-то еще, но слизеринцу не известны эти земные чувства.       — Мы минут тридцать назад видели Гермиону, она сказала, что торопится на ваше свидание, — Ромильда весело хихикает в руку. — А ты, вероятно, опаздываешь.       — Опаздываю, — повторяет Драко и морщит лоб.       «Прикрывается свиданием со мной, чтобы провернуть свой чертов план. Умная ведьма.»       «Умнейшая.»       Поправляет сам себя.       «Ну, конечно.»       — Малфой, я, — Рон мнется, выпутывая руку из тисков своей возлюбленной. — Можно тебя на секунду, — кивает. Даже представить не может, что понадобилось рыжему. Они вдвоем проходят пару метров в тишине, пока гриффиндорец не останавливается, призывая Драко сделать то же самое. Пару мгновений они молчат, пока это не начинает бесить Малфоя и он глубоко вздыхает, чтобы высказать Уизли все, что он думает о сложившейся ситуации.       — Я хотел сказать спасибо.       — Если за подарок, то ты уже благодарил и не думаю, что в этом есть какая-то надобность. Я просто запомнил, что говорила Грейнджер и...       — Я не о подарке, а о самой Гермионе, — Драко хмурится. Спасибо за... Грейнджер? — Когда я узнал, что вы вместе я несказанно разозлился на нее и на тебя. Мне казалось, что ты не заслуживаешь ее. Так, собственно, и есть, — Малфой хмыкает и даже улыбается. Так и есть. Не заслуживает. — Но будем честными, Гермиону никто не заслуживает, она слишком замечательная, — он краснеет и смотрит за плечо Драко на Ромильду, которая обнимает себя руками от прохлады коридоров замка. — Я нашел свое счастье и рад, что она нашла свое, даже если это счастье ты.       — Я должен поблагодарить тебя за это? — слишком много яда, но Рон лишь ухмыляется. Истинный Малфой никогда не изменится.       — Нет. Просто хочу сказать, что Гермиона действительно особенная и ее надо во всем поддерживать. В какой-то момент я потерял нить, между нами, не жалею о том, к чему это меня привело, но наша связь с ней слегка испортилась. На правах лучшего друга прошу тебя быть с ней рядом всегда и не обижать.       — А иначе?       — Тебе придется иметь дело со мной и Гарри. Я вижу, что она доверяет тебе, Малфой. Не подорви его, — говорит Уизли и неловко треплет Драко по плечу, обходит его, чтобы вернуться к Ромильде. Ноги совсем ватные, не могут сдвинуть тело с места. Он просто стоит, упершись рукой в стену и думает. В голове целый рой мыслей. Гермиона. Доверие. Чертов Уизли. Гермиона. Любовь.       «Я люблю тебя, Гермиона.»       Шум от гоготания дум наконец-то толкает его вперед, и он делает шаг, за ним еще один и еще, пока не переходит на бег. Полчаса назад она виделась с Уизелом и Вейн, значит еще не поздно. Не должно быть. В ушах свистит возможная правда, которую он всячески пытается отрицать. Должен успеть. Еще быстрее. К астрономической башне, к ней. Быть рядом.       

***

      Время нещадно торопится. Луна все ближе и ближе к зениту. Руки от нервов вспотели, хотя скорее всего это кровь. Палочка нещадно норовит упасть на пол, но ее хозяйка сама Гермиона Грейнджер, и она не сдастся. Сильнее ухватывается за древко и снова вторит заклинание. Оно становится ее мантрой, единственное, что она помнит и может говорить.       Пламя сереет, тьма в венах расплывается по всему тело, и она снова вскрикивает от боли. Нельзя сдаваться, надо идти до конца. Боль не может быть настолько невыносимой, чтобы остановить весь процесс. Если прекратить ритуал, можно только все усугубить. Гермиона это прекрасно знает.       Новый приступ боли приходит с очередным всплескам магии и порывам огненных языков. Они облизывают плечи волшебницы и ей даже кажется, что кончики пламени багровеют. Это хороший знак и гриффиндорка улыбается. Изгибает губы, сквозь первую скатившуюся слезинку, а дальше протяжный крик из самого сердца. Благо никто не слышит. Она кричит громко, с надрывом, потому что больше не может терпеть.       — Гермиона? — голос словно из другого мира. Она погружена в этот круг пламени, не готовая вернуться в реальность, пока не освободится от проклятых букв на предплечье. Она отказывается так жить. В вечном страхе, что завтрашнее утро может стать для нее хуже сегодняшнего. Не хочет засыпать со страхом очнуться где-то в другом месте, после приступа лунатизма. Ей больно, но она все же оборачивается на голос, потому что знает наверняка кому он принадлежит.       — Драко? — пламя снова чернеет, потому что девушка ослабляет хватку на палочке. Прошедшие минуты впустую. По ее подсчетам прошло чуть меньше двадцати минут, а это уже больше, чем осилила Корделия. Она сжимает палочку крепче и одними лишь губами повторяет заклинание.       — Что мне делать? — Драко скидывает пиджак, быстро заправляя рукава на черной рубашке. Оголяет метку, впервые так бесстрастно показывая ее кому-либо, даже Гермионе. Для него она все еще болезненное напоминание, о своей ошибке. О неправильном, но необходимом выборе. Зато Нарцисса жива.       — Драко, — единственно на что ее хватает. Если скажет больше, то совсем потеряет силу удерживать огонь от затухания.       — Нет, Грейнджер, — смуглая кожа гриффиндорки побелела, а доселе шоколадные глаза начали наполняться тьмой. Вены на руках и шее вздулись и наполнились мраком. Ее было практически не видно за огненной преградой. Драко достал палочку из внутреннего кармана пиджака. — Если ты сейчас умрешь, я.… я... Я не смогу без тебя. Ты утонешь в этом, Грейнджер! Я буду рядом, мы вместо сделаем это. Мы утонем во тьме.       — Вместе, — кивает она и сорбает носом. Капли слез уже во всю стекают по щекам, падая на пол, смешиваясь с небольшой лужицей крови. Палочка дрожит в руках, трясется, как лист на осеннем ветру и хочется прижаться к теплому телу Драко, слушать как мерно бьется его сердце, говорить о чувствах, прошлом, настоящем и будущем. А будет ли будущее?       — Что мне надо делать? — она даже не успевает попросить о помощи, как Драко перекрикивает треск огня, замечая у нее под носом струйку темной крови. Он прибежал вовремя. Он успел.       — Найди ножик на полу и войди в круг, — от присутствия парня у нее появляются новые силы, открывается второе дыхание. Даже находит в себе ресурс говорить что-то кроме слов заклинания. Драко быстро подбирает с пола пошарпанный перочинный ножик и движется в сторону полыхающего круга. — Аккуратно, не обожгись и не смажь линию.       Огонь не обжигает, он словно специально уменьшается, чтобы пропустить Малфоя внутрь. Вбирает его, как новый источник тьмы. Как еще одну жертву. Пламя смыкается за спиной Драко и только сейчас он отчетливо видит ее. Темное свечение делает ее кожу еще более бледной, даже скорее серой. Глаза больше не кажутся медово-карими, а от любимого Драко румянца, ни осталось ни единого следа. Ее трясет, правая рука в крови, а предплечья и шея в темных полосах. Она пытается изгнать из себя мрак, но вместо этого он ее порабощает. Красная капля крови течет из носа, пачкая любимые губы. Алая жидкость на фоне белесой крови смотрится неестественно яркой.       — Сделай несильный надрез и капни 7 раз на артефакт, — он кивает и повинуется. Готов делать все, что она скажет, даже если главным условием будет порезать не только ладонь. Не может видеть ее в таком состоянии, это слишком больно. Невыносимо. Повторяет за ней, направляет палочку в сторону непонятной штуковины с шестерёнками.       — Dabit lumen pro tenebris, ego liberum me, — снова окунаясь в свою мантру, говорит Гермиона. Повторяет по меньшей мере раза три, прежде чем Драко понимает, что надо повторить за ней. Они говорят, вторя слова друг за другом, не сбиваясь с появившегося ритма. Руки парня покрываются такими же темными полосами, как у Грейнджер. Тьма сродни грязи. Чистокровный сын последователей Волан-де-Морта с такими же грязными венами, запачканными во мраке и неправильности поступков. Где все пожиратели, чтобы ткнуть им в нос эту одинаковость и похожесть.       Плевать.       Главное, что сейчас они стоят в этом круге и пытаются спасти себя и друг друга. Пламя медленно алеет, приобретая практически привычный оттенок. Под их монотонное повторение заклинания, с каждым разом становящееся все громче и громче, огонь растет, опаляя потолок астрономической башни. Драко смотрит на Гермиону и видит, как ее глаза заполняет агатовая кромка. Белки заливаются тьмой, а кожа совсем выцветает. На ее лице такое же удивление, потому что Малфой также меняется. Метка неистово танцует на предплечье, не желая уходить с тела, но кажется, будто отравленные чернила медленно растворяются и блекнут.       — Драко? — шепчет она, пока парень снова и снова вторит выученное заклятье. Волшебные слова окрашивают огонь в оранжевый и желтый. Гермиона позволяет себе улыбнуться. У них получается. — Я тоже тебя люблю, — чуть громче. Он отвлекается всего на миг. Слова заставляют его улыбнуться. Языки пламени совсем побелели, а из двух половинок артефакта вырвалась ослепительная вспышка выброса энергии. Два волшебника отлетели в разные стороны, размазывая очертания неровного мелового круга.       Драко со всей скорости влетел спиной в стену и пал ниц, практически бездыханно. Удар выбил весь воздух из легких, изо рта вырвался болезненный хрип, а потом тишина. Гермиону отбросило в противоположную сторону. Она отлетела на пару шагов и упала, ударившись головой о каменный пол. Палочка осталась мертвенной хваткой в ее руке. Волшебница закашлялась, нехотя подняла звенящую от боли голову и взглянула в сторону парня.       — Драко? — прошептала так громко, на сколько это было возможно. Хриплый голос был совсем не похож на ее собственный, привычный тон. Она взглянула на небо, пытаясь найти луну, удостовериться, что ей до зенита еще долго, что у нее еще есть шанс встать и попытаться снова. Но луна скрылась за крышей. Последнее, что она смогла сделать, это взмахнуть палочкой зачаровывая патронус. Настолько ничтожно слабый, что не было гарантии доберется ли он до получателя. Глаза еще пару секунд наблюдали за испаряющейся выдрой и затем голова упала, тихо стукаясь о каменный пол.       На фоне кружащегося сознания она услышала знакомый писклявый крик. А потом...       Потом уже знакомая тьма.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.