***
На празднике Дилюк так и не появился. После вчерашнего пира, где все лица слились в одно масляное пятно, а голоса — в нечленораздельный гомон, ему хотелось завернуться в одеяло и отключиться. Дилюк не помнил, как вернулся в покои после разговора с отцом. Не помнил и того, как плюхнулся на облюбованную Кэйей тахту, и тут же провалился в сон. Иногда его, кажется, выкидывало в реальность, и с каждым разом в комнате становилось всё темнее и темнее. В последний раз он моргнул, когда красное солнце пожирало кусочек неба, видневшийся в окне; открыв глаза, Дилюк оказался в полной темноте. Обивка тахты слабо пахла парфюмом Кэйи. Мята и сандал. Самого Кэйи в покоях не было. Дилюку не надо было проверять: он просто чувствовал его отсутствие. Сердце резанула ревность. Где ему ещё быть в такое время, как не в чьей-то постели? Люк не без труда перетёк из горизонтального положения в вертикальное. Из-за неудобной позы сна ломило мышцы, а голова казалась такой тяжёлой, будто череп был из свинца. Мысли о Кэйе сразу прогнали давившую на веки сонливость. Дилюк зажёг несколько свечей в комнате, умылся холодной водой и причесал пушистые непослушные волосы, завязав высокий хвост. Он схватил случайную книгу с полки и уселся ждать Кэйю на тахту. Под неровным светом пламени буквы расплывались. Собственная фантазия решила работать против него и периодически подкидывала такие грязные картины с участием Кэйи, на которые только была способна. Дилюк перечитывал одно и то же предложение в пятый раз, когда дубовая дверь в покои тихо приоткрылась. Кэйа на цыпочках зашёл внутрь, но, увидев мужа, округлил губы в негромком удивлении. — О. — Он вскинул брови. — Ты не спишь. Дилюк захлопнул книгу громче, чем хотелось бы, и отложил ее в сторону. — Где ты был? — Он поджал губы. — Как прошёл твой день, Кэйа? Что ты сегодня видел, Кэйа? Кого ты сегодня повстречал, Кэйа? — Развёл руками супруг и плюхнулся рядом. От него слабо пахло алкоголем и больше ничем. — Не ёрничай. — Перестану, когда ты перестанешь вести себя, как ревнивый придурок. — Пожал он плечами. Что-то в животе перевернулось от этих слов. Кэйе даже не нужно было стараться, чтобы понять, что его гложет. Он знал наверняка. — Знаешь, не зря тебя уже кто-то деспотом окрестил. — Ты в курсе этих слухов? — Дилюк тут же стушевался. — А кто нет? Я знаю, что напортачил с кровью, переборщил и всё такое, обойдёмся без нотаций. Договорились? — Я же не… Я про другое совсем. — Он помотал головой и закусил губу, пытаясь собраться с мыслями. — Просто… Ты же знаешь, что я бы никогда?.. — Я знаю, что ты мог бы меня убить, но точно не надругаться. — Уголки его губ дрогнули, как будто он попытался выдавить из себя привычную ухмылку, но не смог. Голос Кэйи был резким и острым, как битое стекло, когда он добавил: — Ты можешь быть безжалостным, Люк, и всё же — ты не монстр. Сейчас Кэйа был таким настоящим, каким Дилюк не видел его с той роковой ночи в кабинете отца. Он был прав. Дилюк мог убить его. Воздух вокруг Кэйи трещал от густого, наполненного горечью молчания. На языке вертелись вопросы, каждый из которых норовил вылететь быстрее другого. Было ли тебе так же плохо без меня, как мне — без тебя? В какой момент у нас всё полетело в Бездну? Были ли мы в силах сохранить то, что так бережно взращивали? Кэйа смотрел на него единственным глазом, и Дилюку казалось, что он видит в них отражение собственных чувств. Обида. Боль. Страх. Может, это была игра света, но сейчас Кэйа выглядел таким человечным, что Дилюк забыл как дышать. Это пугало и завораживало. Как будто открываешь подарок, гадая, окажется там игрушка или глупый розыгрыш с чернилами. Выстрелит в глаз или нет?.. — Как считаешь, наш лимит откровений на сегодня ещё не исчерпан? Я подумал, что было бы неплохо обсудить условия нашего союза. Чернила. Конечно, там были чернила. — Условия? — моргнул Дилюк не столько от непонимания, сколько от удивления. А ему уж было показалось, будто они сделали шажок в сторону взаимопонимания. — Хочешь составить пакт? — Я рассчитывал на неформальное обсуждение, но если захочешь составить пакт — составим. Дилюк не понял, серьёзно он это или нет. Он выпрямился и сложил руки на груди: — Какого рода условия ты хочешь обсудить? — Например, во сколько мы оба должны быть в постели. Тебе же не понравилось, что я пришёл поздно. А мне вряд ли понравится, если ты будешь допоздна работать. — Какое тебе дело до того, сколько я работаю? — голос Дилюка мгновенно приобрёл оборонительные ноты. — А тебе какое дело, сколько я сижу в таверне? — парировал Кэйа. — Ладно, — Дилюк фыркнул. — Я тебя понял. Самое позднее — час ночи. — Половина второго. — Час. Ночи. — Пятнадцать минут второго. — Кэйа, казалось, спорил ради спора. — По рукам. Пятнадцать минут погоды не сделают. — Вот видишь! Мы обсуждаем нашу совместную жизнь и не пытаемся откусить друг другу головы. — Будь так добр, говори за себя, — мрачно подчеркнул Дилюк, признавая, что из них двоих нападает он сам. — Я сказал «мы» из солидарности, не обольщайся. Хорошо! С этим разобрались. Тогда что насчёт постели? — Полагаю, ты всё-таки можешь спать на кровати, — немного помявшись, сказал Дилюк. — Построим границу из подушек посередине. Постель огромная, обоим хватит места. — Идея хорошая, только я, кхм, имел в виду другое. Другую разновидность постели, — Кэйа бросил на него осторожный взгляд. Дилюк приложил все усилия, чтобы ни одна мышца на лице не дёрнулась. Кэйа продолжил, удостоверившись в том, что Дилюк не собирается ничем в него бросаться: — Я тут подумал, если я тебе не нравлюсь в этом смысле, если не привлекаю, то… мы можем быть просто партнёрами. Может, друзьями даже, только с обязательствами перед страной. А спать — с кем угодно. Если мы обоюдно друг другу безразличны, м-м, в романтическом плане. Я понятно объясняю?.. — То есть, ты и бровью не поведёшь, если увидишь своего мужа в объятиях другого? — холодно спросил Дилюк. — Мой муж свободный человек. Он волен самостоятельно выбирать, с кем ему спать. — Это не ответ на вопрос. — Если я увижу тебя в объятиях другого, то пройду мимо и мысленно пожелаю удачи. Наш брак — это сделка. Ни мои, ни твои чувства ничего не значат. Мы лишь шестерёнки в этом механизме. — Кэйа беспомощно всплеснул руками. Закусил губу, а потом мягко спросил: — А ты? Каково тебе будет, если я буду делить ложе с другими? — Просто делай это так, чтобы я об этом не знал. И желательно все остальные тоже. — Рука непроизвольно сжалась в кулак. Дилюк понадеялся, что Кэйа этого не заметил. — Это тоже не ответ на вопрос. Как ты будешь себя чувствовать? — Мне надоел этот бессмысленный разговор, — скороговоркой выпалил Дилюк, скривившись. — Кстати, я передумал. Спишь на тахте. Дилюк встал и направился к ширме, чтобы переодеться, и тем самым закончить неприятную беседу. В спину ему донеслось бесцветное: — Я был с Бэй Доу на празднике. Она, кстати, жената, если тебя это успокоит. — Мне плевать. — Оба понимали, что это ещё одна ложь.***
Со свадьбы прошла неделя. Они толком не разговаривали, виделись только по утрам и за обедом. На ужин Кэйа не приходил, возвращался поздно ночью — ровно в час пятнадцать. Дилюк притворялся, что спит, а Кэйа притворялся, что верит ему. Казалось, его жизнь должна была измениться гораздо больше, но, как и раньше, он работал, тренировался, читал, выходил на конные прогулки. Кэйа одновременно присутствовал и не присутствовал в его жизни. Ещё один силуэт в театре теней, который, так уж случилось, был его мужем. Осознание, что в жизни всё-таки кое-что поменялось, пришлось на дату заседания Совета. Дилюк не помнил, когда так сильно нервничал. Наверное, лет в шестнадцать, ещё в первый раз. Отец тогда часто интересовался его мнением по тем или иным вопросам, но одно дело личный разговор, и совсем другое — высказывать свою точку зрения перед толпой взрослых. Теперь он и сам был «взрослым» — и заставлял его нервничать только один человек. Дилюк понятия не имел, как Кэйа себя поведёт, но знал, что он будет раздражать его в любом случае. Дилюк уселся за круглый стол по правую руку от отца. Раньше рядом с ним сидел Альбедо, теперь это место пустовало в ожидании Кэйи. Члены Совета тихо переговаривались до начала заседания, сверяли последние цифры, приводили в порядок документы, дорабатывали расписание караулов и вносили коррективы в графики поставок вина. Мерное жужжание вполне себе могло бы успокаивать, если бы не отсутствие Кэйи. До полудня оставалось меньше пяти минут, а его всё не было — и это начали замечать остальные. Пустующее место рядом с принцем притягивало к себе взгляд так, как привлекает внимание пятно на белоснежной скатерти. Дилюк подумал, что убьёт его за этот позор, как только разыщет. Но искать не пришлось — за секунду до того, как часы на башне пробили двенадцать, Кэйа неслышно открыл двери зала и прошёл на своё место. Его даже не сразу заметили из-за гула множества голосов, и Дилюк вздрогнул, когда он упал в кресло рядом. — Итак, раз все здесь, — Дилюк почувствовал, как отец мысленно выдохнул с приходом Кэйи. — Можем начинать. Начнём с вопроса о торговых путях… Несколько часов велись бурные обсуждения новых договоров об экспорте вина в Снежную, о размере пошлин в Ли Юэ, о результатах последних экспедиций Гильдии, о вспышке новой болезни где-то на границе и прочих увлекательных вещах. Кэйа подпирал голову рукой и выглядел так, будто сейчас уснёт. Иногда он что-то коротко чиркал на бумаге и вставлял малосодержательные комментарии — скорее для галочки, чем из желания помочь. — Что с украденными реликвиями из Храма Сокола? Магистр Джин, прошу вас. — Информация о том, что Похитители Сокровищ будут перевозить груз через Спрингвейл, оказалась неверной, — раздосадовано сообщила она. — Нам не удалось их перехватить. Либо наш информатор подвёл, либо кто-то сообщил им о засаде. — А кто ваш информатор? — подал голос Кэйа, привлекая всеобщее внимание. — Доверенное лицо, — уклончиво сказала Джин. — Я правильно понимаю, что его единственная мотивация снабжать нас информацией — это лишняя монета в кармане? Недавно я разобрал его доносы и, судя по всему, в среднем только один из трёх является правдой. Он плохой лжец. Вычислить выдуманные доносы было легко, он часто путается, много логических дыр. Не быть ему писателем, — усмехнулся Кэйа под поражённые взгляды членов совета. Джин смотрела на Кэйю, как будто тот был призраком или мифическим зверем. — Ваша… то есть, наша сеть информаторов крайне ненадёжна. Нам нужно внедрять своих агентов, а не вербовать кого-то со стороны. В первую очередь они должны быть преданы королевскому двору, и только во вторую — звонкой море. — Когда ты успел прочитать все эти документы? — ледяным тоном осведомился Дилюк. — Между первым и вторым бокалом вина. Его Величество позволил мне взглянуть, — Кэйа очаровательно улыбнулся и благодарно кивнул Крепусу. Дилюку захотелось вцепиться себе в волосы. Кэйа нагло пользовался доверием отца в каких-то своих целях, а Люк не мог выложить ему всю правду и как-то предостеречь. Какую ещё информацию он мог выудить из короля? И что он будет с ней делать? Дилюк решил, что с этого дня приставит к Кэйе соглядатая. — Что ж, раз ты обнаружил наши ошибки, может, сам и займёшься обучением информаторов? — Дилюк с вызовом сверкнул глазами. Он понимал, как было глупо злиться на Кэйю за справедливое замечание, и всё же — злился. Как будто ему не плевать на Мондштадт, секреты которого он сдал с потрохами! Дилюк не успел узнать, что ответил бы Кэйа. Только он открыл рот, как в разговор вступил Крепус, одобрительно прогудев: — Отличная идея, сын мой. Думаю, нам не помешает свежий взгляд на эту проблему. Обсудим детали лично, принц Кэйа. — Конечно, Ваше Величество. — Но смотрел Кэйа не на короля, а на Дилюка. Глаз полыхнул озорством, словно он обыграл Люка в игре, о которой тот даже не подозревал. После недолгих обсуждений новых рекрутов Ордо Фавониус, заседание было окончено. Зашуршали бумаги, заскрипели стулья — все поспешили на долгожданный ужин. Выйдя из зала Совета, Дилюк выцепил Кэйю из толпы и схватил за руку, затаскивая в узкий коридор. Он несильно впечатал его в стену и рявкнул, гневно раздув ноздри: — Что ты, Бездна тебя подери, творишь? И не строй из себя идиота, ты прекрасно знаешь, о чём я. — Я вникаю в дела государства, раз уж мне суждено им править вместе с тобой. — Кэйа не повёл и бровью. — Ты не будешь им править, — процедил Дилюк. — Это моя страна и мой народ, ты здесь лишь для того, чтобы красиво стоять рядом со мной и не лезть под руку. — Я пью и гуляю — ты злишься. Я пытаюсь помочь — и ты снова злишься. Сдаётся мне, дело не в том, что я делаю и чего не делаю. Имей смелость это признать. — Да, дело в тебе. — Дилюку захотелось уколоть его побольнее. — Ты жив только потому, что я позволил. Делай вид, что чем-то занят, и не афишируй, с кем и в каких позах ты спишь. Это всё, что от тебя требуется. — Нет, Люк, — ласково прошептал он и наклонился к самому уху. — Я жив только потому, что был дорог тебе больше, чем благополучие твоей страны. Этим мы с тобой и отличаемся. Дилюк отшатнулся. Двуручный меч косил перед собой всё без разбора, но Кэйа всегда целился прямо в сердце — и никогда не промахивался. В горле встал ком. Руки отреагировали раньше, чем язык: кулак Дилюка вмазался в челюсть Кэйи. То есть, почти вмазался. Дорогой супруг успел блокировать удар, выставив перед собой ладонь. Дилюк втянул воздух через рот, явно намереваясь сказать что-то ещё, но вместо этого фыркнул и скривил губы в вымученной улыбке. Внутри поднялась новая волна гнева, которую Дилюк с трудом в себе подавил. Кэйа развернулся в сторону коридора, ведущего в столовую, предоставив Дилюку любоваться его спиной. Глаза обожгли яростные слёзы беспомощности, и он выкрикнул: — Может, я бы понял, если бы ты рассказал! Если бы ты просто не врал мне! На мгновение Кэйа остановился, не оборачиваясь. В пустом коридоре эхо его голоса произнесло: — Ты бы не понял.***
Над дворцом плыли облака — большие, тяжёлые, они принимали формы зверей и растений в воображении двух мальчишек, лежащих в траве. Они смеялись и перебивали друг друга, тыча пальцами в небо, и увлечённо спорили, похоже облако на лошадь или собаку. Убаюканные теплом и шелестом листьев, они умолкли, прикрыв глаза. — Эй, Кэйа, — позвал Дилюк, поворачиваясь на бок. — Хм? — друг отзеркалил его движение. — Этот принц из Снежной, который… за которого ты выйдешь замуж. Какой он? — вопрос этот давно вертелся на языке, но у Дилюка всё не хватало смелости его задать. — Дурной какой-то, но вроде неплохой. Дерётся только много. — Он тебя обижает? — Дилюк сделал страшные глаза. — Ты только скажи, я ему такую взбучку устрою! — Не-е-ет. Это ж мы так, в шутку. — Кэйа дёрнул плечом. — Он забавный на самом деле. Мы вроде как друзья. — Друзья. Ясно. Я понял. — В глазах защипало. Дилюк резко встал, мазнув высоким хвостом Кэйе по лицу, и зашагал к дворцу. Чем старше они становились, тем явственнее ощущался страх потерять друга. Принц из холодного, колючего края заберёт у него Кэйю, и он перестанет приезжать в Мондштадт. Они будут целоваться и заниматься взрослыми непотребствами, а Дилюк останется здесь, одинокий и никому не нужный. — Люк, ну ты чего! — Кэйа подбежал к нему и перегородил путь, взяв обе его руки в свои. Дилюк их не выдернул. Снизу вверх Кэйа заглянул ему в глаза. — Ты — мой лучший друг. — Вы поженитесь и ты забудешь обо мне! — с чувством выпалил он. — Мы всегда будем друзьями. Я никогда не променяю тебя на кого-то другого. — Кэйа крепче сжал его руки. — Давай поклянёмся? — закусив губу, предложил мальчик. Дилюк однажды был на свадьбе и видел, как жених и невеста обещают уважать и защищать друг друга. Когда-нибудь Кэйа даст такую клятву чужеземному принцу, но почему у них не может быть своей собственной клятвы? Ничего страшного, если Дилюк не может выйти за него замуж. Дружить им никто не запрещает и, пока Кэйа рядом, Люку больше ничего не нужно. — Давай. А на чём? — без раздумий согласился Кэйа. — На крови. Чтоб всё было по-взрослому. Дилюк помнил, как они пробрались на кухню, прошмыгнув мимо страшного, лысого шеф-повара с огромным ножом. Помнил, как они стащили этот нож и заперлись в кладовке, где среди швабр и щёток порезали друг другу ладони, чудом не отрубив себе в темноте пальцы. Он помнил даже, как ругалась Аделинда, обрабатывая глубокие порезы, и как схватился за сердце отец, увидев в детской капли крови. Помнил запах цветущих яблонь и гладкие волосы Кэйи, щекочущие нос, и жжение в ладони, и шершавый на ощупь бинт. Дилюк помнил тот день до мельчайших деталей. Забыл он только одно: В чём же они друг другу поклялись?