О лжецах, королях, и да правят они долго

Здравствуй. Надеюсь, это письмо застанет тебя в добром здравии и преисполненным ликующей надеждой. Пишу тебе с радостной вестью. Твои последние сведения оказались крайне полезными и позволили нашей армии продвинуться дальше на юго-запад. В Долине Ужаса Бури сейчас идут самые ожесточённые сражения и наши солдаты погибают каждый день, пытаясь её удержать. Будь уверен, совсем скоро ты увидишь родные знамёна из дворца угнетателей нашей свободы, и наконец вернёшься домой. До тех пор, ты должен продолжать свою великую миссию. В этот раз нам нужна информация о стратегии врага в грядущем сражении за Долину. Победа будет за нами. Империя восстанет из праха и ты останешься в истории как герой, подарившей своей нации будущее. P.S. Как и всегда, сожги письмо после получения. Кэйа швырнул письмо в огонь, словно держал в дрожащей руке не клочок бумаги, а ядовитую змею. Запечатанный конверт без опознавательных знаков пролежал под периной целый день, и если бы Кэйа сегодня что-то ел, его сейчас непременно стошнило бы. Под вечер он наконец заставил себя его вскрыть. После ужина Дилюк — честный, порядочный, заботливый Дилюк — всунул ему пирожок с мясом, завёрнутый в салфетку. «Опять не ешь? Кэйа, ты не ответственен за грехи своей страны. Не ты развязал эту войну, но когда ты станешь королём, то впредь не допустишь подобного. Я верю в тебя. Помни об этом, ладно?» О, Кэйа помнил об этом каждую секунду своего существования, и это медленно убивало его, точно неизлечимая болезнь. Он не помнил, когда в последний раз спал, не видя кошмаров, или с аппетитом ел. Шёл сто восемьдесят первый день войны. С каждым днём Кэйа всё меньше узнавал себя в зеркале. Кем он был: будущим королём, добывающим важные сведения о враге для отчизны, или обыкновенным лжецом, предающим самого близкого человека? Отец прочил его героем, но Кэйа не чувствовал ничего героического, когда снова и снова отправлялся шпионить. Он проделывал это не раз и не два, и ни разу не был пойман. Кэйа даже жалел, что Рагнвиндры были так наивны. Они видели его жертвой обстоятельств, мучеником, которого собственные родители отослали в чужую страну только для того, чтобы после объявить войну, используя в качестве повода абсурдные обвинения в похищении, прекрасно зная, что уже после начала боевых действий Мондштадт ни за что не выдаст Кэйю, ставшего ценным заложником. Не выдаст — но и не убьёт. Может, отец знал, что Кэйа не согласится на такой грязный план, поэтому перед поездкой в Мондштадт его ни о чём не предупредили. А потом король передал через шпионов письмо, в котором подробно описал, что должен делать Кэйа, чтобы Каэнри’ах одержал победу. Завтра, а если быть точнее, уже сегодня — стрелки часов уже перевалили за полночь — Дилюк отметит свой восемнадцатый день рождения. Кэйа заставил себя не думать о том, какой подарок он преподносит ему на совершеннолетие. Заставил себя не сомневаться в том, что поступает правильно. Сомнения ранили острее, чем кинжал, и разили точнее, чем стрелы. Кэйа переоделся в неприметную одежду, позаимствованную из людской как раз на случай ночных вылазок. Спрятав длинный локон под рабочей шапкой, он вышел на балкон и вдохнул холодный ночной воздух. Где-то там, в Долине, солдаты Каэнри’ах сейчас терпят лишения, голод, ранения, разлуку с родными. Они не выбирали умирать на этой войне, и, если Кэйа не смог предотвратить эту войну, то в его силах поскорее её закончить. Так будет лучше для всех, верно? Верно? У него не было богов — только звёзды, ответом которых всегда было безмолвие. С лёгкостью Кэйа перепрыгнул на соседний балкон, оплетённый толстой, крепкой лозой, ползущей вверх по стене. По ней он принялся лезть всё выше и выше, почти не переживая, что его кто-то увидит. В начале войны каэнрийских шпионов вычислили сразу же — по цветным линзам, скрывающим остроконечные зрачки, а потому мондштадтская стража очень беспечно относилась к возможности проникновения извне. Естественно, на Кэйю бросали косые взгляды, и если бы король распорядился установить за ним слежку или приставить конвой, он не смог бы так легко раз за разом проникать в его кабинет — если бы смог вовсе. Но король и его сын верили Кэйе. Окно кабинета короля было слегка приоткрыто. Без малейшего труда Кэйа оказался внутри и, сидя на подоконнике, смог наконец перевести дух. Пусть его тело и было подготовлено к тяжёлым физическим нагрузкам, но преодолённые два этажа отозвались огнём в мышцах. Отдышавшись, Кэйа приступил к делу, стараясь не думать о том, как после этого наутро собирается поздравлять Дилюка. Документов, казалось, было больше, чем виноградников в Мондштадте. Военные советы включали в себя огромное количество документации, и Кэйа был уверен, что хранящиеся записи в кабинете короля — это далеко не всё, но даже этого хватало, чтобы он мог сполна выполнять порученное. Закопавшись в бумагах, Кэйа не заметил, как до крови искусал все губы, и понял это только тогда, когда рот обжёг вкус железа. Искать иголку в стоге сена, когда из освещения лишь тщедушный огарок свечи, было задачкой не из простых. И наконец — вот оно. Численность и списки вооружения посланных с обозами в Долину. Осталось снять копии. Кэйа взял копировальное стекло, залил в его раму специальную жидкость, поджёг фитиль — и рама засветилась, давая не очень яркий, но зато ровный свет. Копировальное стекло было изобретением сумерских алхимиков, по своей сути являвшимся жалкой копией такого же прибора, созданного ещё в Старой Империи — только в каэнрийском стекле не было ни фитиля, ни необходимости постоянно обновлять жидкость. Положив под стекло оригинал, а на него — чистый лист бумаги, Кэйа принялся обводить слова и цифры, прерываясь лишь на редкие окружающие звуки. Каждый раз, заслышав мышиный писк или порыв ветра, он внутренне сжимался, но потом всё равно возвращался к работе несмотря на инстинкт самосохранения, кричащий уносить ноги как можно скорее. Жаль, не докричался. Кэйа не шелохнулся, когда услышал провернувшийся в замке ключ. Он просто застыл в той же позе, в которой работал — опустив взгляд на копировальное стекло, с карандашом в руке и в дурацкой рабочей шапке. Готовый поверить во всех архонтов разом, Кэйа взмолился, чтобы это был не Дилюк. Пусть король казнит его лично, только бы не видеть наполненных разочарованием, горечью и злобой глаз Дилюка. Если боги и существовали, они были полными ублюдками. Кэйа невольно задержал дыхание, будто бы надеясь задохнуться раньше, чем Дилюк успеет что-то сказать. — Кто вы и что делаете здесь? — Спустя мгновение после того, как дверь распахнулась, с трогательной, но опасной наивностью выпалил Дилюк. Он не узнал его. Будь Кэйа настоящим шпионом, обученным не только добывать сведения, но и избавляться от свидетелей, юный принц уже бы свалился наземь с торчащим из шеи отравленным дротиком. Кэйа будто услышал треск тонкого льда, по которому он ходил всё это время. Он чувствовал, что однажды провалится — и единственный человек, в чьих силах будет помочь, сделает всё, чтобы Кэйа остался в непроглядной, холодной тьме, куда он собственноручно себя загнал. Он ожидал этого, а боль всё равно была такая, будто тысяча мечей пронзила его сердце. Медленно — так медленно, что секунды растянулись на века — Кэйа поднял голову и явил Дилюку лазурь, светящуюся в затравленном взгляде. Он не отвертится, и даже будь возможность, Кэйа бы не нашёл в себе сил ею воспользоваться. Устал. Как страшно он устал носить кандалы, выкованные из свинцовой горечи и вкуса предательства. Если так он наконец освободится, то так тому и быть. — Что ты делаешь здесь в такой час, Кэйа? И почему ты так одет? — срывающимся голосом спросил Дилюк, словно цепляясь за призрачную надежду, что у всего происходящего может быть какое-то разумное, логичное, а главное, обнадёживающее объяснение. Его взгляд умолял опровергнуть подозрения, которые Кэйе было нечем крыть. — Ты уже знаешь ответ. Разве нет? — проглотив ком в горле, ответил Кэйа и стянул с себя уродливую шапку. Казалось, Дилюк оторопел от ответа больше, чем от того, что застал Кэйю с поличным прямо на месте преступления. С остекленевшими глазами он застыл на месте, напоминая одну из многочисленных статуй Архонтов. Шок рассёк его красивое нежное лицо как свежая рана. Глаза его медленно наполнялись слезами, и всё, что он смог вымолвить, это: — Почему? Что Кэйа мог ответить? «Ничего личного»? «Это мой долг»? «У меня не было выбора»? «Ты здесь ни при чём»? «Мне жаль»? От всех этих слов разило оправданиями и ложью. Кэйа встал, обошёл столешницу, которую не было видно за ворохом бумаг, и сделал несколько шагов Дилюку навстречу. Тот едва заметно попятился, заторможенно покачивая головой из стороны в сторону так, будто надеялся, что Кэйа вдруг исчезнет. — Ты заслуживаешь правды, Люк, — почти бесцветно ответил Кэйа. — Я предал, потому что мог. Уши на мгновение заложило от звона, раздавшегося от встречи ладони Дилюка со щекой. Пощёчина оказалась настолько сильной, что Кэйа пошатнулся, но всё же устоял на ногах. В глазах Дилюка стояли слёзы, поджатые губы мелко тряслись. Всё, что оставалось Кэйе — беспомощно смотреть, как в этот самый момент сердце Дилюка, не знавшее предательства, сгорало в пламени гнева и презрения. — Я понятия не имею, кто ты, — севшим голосом прошептал Дилюк, выхватил меч из ножен, висящих крест накрест на стене, и направил на Кэйю. Он даже не шелохнулся, когда остриё глухо ткнулось ему в грудь. — Ты не должен делать это своими руками. Тебе это не нужно, — сочувственно произнёс Кэйа. — Предай меня суду. — Да что, Бездна тебя подери, ты несёшь?! — закричал Дилюк, начиная задыхаться, и меч в его руках задрожал. — Ты понятия не имеешь, что мне нужно! Мне нужен был ты! Ты, который делал вид, будто тебе не плевать на мою страну! Ты, который улыбался мне в лицо, а за спиной передавал сведения тем, кто оккупировал мои территории! Ты, которому я доверял! Он никогда не видел, чтобы Дилюк так плакал. Он казался большим ребёнком, который впервые столкнулся с оглушающей жестокостью этого мира. Кэйа хотел утешить его. Хотел сказать, что всё это — обыкновенный кошмар, и когда Дилюк проснётся, он будет рядом. Хотел сказать, насколько сильно ему жаль, что всё так обернулось. Хотел объяснить, что совершённое им — не его идея, и шпионить у Дилюка за спиной было всё равно, что ходить по битому стеклу. Хотел, но не мог. В горле встал ком. Что он сделал с Дилюком? Что он сделал с тем трогательным мальчиком, который так трепетно держал его руку в день их первой встречи? Который на крови клялся быть всегда вместе? Который вместе с Кэйей объедался переспелым виноградом и со всем не по-королевски утирал рукавами вымазанные в соке губы? Который не спал в ожидании, что Кэйа прокрадётся к нему в комнату? Что он сделал с юношей, который был в него влюблён? — Ты не простишь себе этого, Люк, — в отчаянной попытке предотвратить неизбежное прошептал Кэйа. — Я тебя знаю, я… — Ты ничего обо мне не знаешь! Гневный крик. Взмах меча. Темнота. Красная нить, связывающая их, натянулась и порвалась. Кэйа обнаружил себя стоящим на коленях с прижатой к правому глазу рукой. Тяжело дыша, он отнял дрожащую ладонь и, еле сфокусировав на ней взгляд, разглядел липкую кровь. Она же заливалась в пораненный глаз, стекала по щеке, отдавалась металлическим привкусом во рту. На секунду Кэйа подумал, что Дилюк ослепил его, но оказалось, задето только веко. Кэйа медленно поднял голову, прищурился и столкнулся взглядом с Дилюком. Влажные покрасневшие глаза Дилюка расширились от испуга, рот округлился в удивлении. Он словно не до конца верил, что кровь Кэйи была на его руках, и единственный, от кого его нужно защищать — это он сам. Они смотрели друг на друга — преданный и предатель — и ни у кого не было сил отвести взгляд. Кэйа знал, что видит Дилюка в последний раз — и неважно, погибнет он этой ночью или выживет. Это было прощание. Он жадно впитывал его черты: россыпь бледных веснушек на щеках, смешные завитки на висках, упрямый вздёрнутый нос, лёгкую округлость щёк, напоминавшую о детстве. Соль обожгла глаза, но Кэйа проглотил рвущиеся наружу слёзы. В грудной клетке сердце глухо и быстро ударялось о рёбра, отказываясь верить, что Дилюк теперь — чужой. Чужой. Жуткое слово. Дилюк поддел остриём меча его подбородок. Кэйа уже не различал эмоций на его лице — они менялись так часто и так быстро, будто Дилюка изнутри разрывало на части. Наконец, ледяным голосом он тихо отчеканил: — Ты уедешь до рассвета и никогда не вернёшься. Ваша армия падёт, и вы преклоните колени перед моим отцом. Это было не милосердие и не великодушие. Это была слабость, закравшаяся в сердце Дилюка в тот самый момент, когда он впервые встретил Кэйю. Слабость, которая могла стоить свободы его стране, его людям, его династии. Смог бы Кэйа убить Дилюка, поменяйся они местами? Ответ нашёлся раньше, чем он смог его осознать: не смог. Ибо что есть судьбы народов, когда дело касается любви? В бессилии Дилюк бросил меч и позволил Кэйе встать с колен. Не удержавшись, он бросил последний взгляд на Дилюка, но тот уже не смотрел на него. Тупая, усталая боль читалась на его прекрасном, искажённом горем лице. Кэйа никогда не признавался ему в любви, прекрасно зная, что Дилюк ответит ему взаимностью, но быть вместе им не суждено. Зачем обрекать друг друга на страдания, если всё давно уже предопределено? И всё же сейчас, когда все карты были на столе, а козыри разыграны, Кэйа не смог удержаться, чтобы не вывалить Дилюку единственную правду, которая у него осталась: — Я… — Не надо. Просто уходи. Кэйа ожидал угрозу или вспышку гнева, но из Дилюка словно высосало остатки жизни. Отрешённый голос и до жуткого спокойное выражение делали его похожим на марионетку, которая лишь отдалённо напоминала человека, которым он когда-то был. — Прощай, — прохрипел Кэйа и вылетел из кабинета Крепуса, чтобы успеть собрать вещи и выехать до утра. «Прости», — набатом стучало в его голове, когда он бросал скудные пожитки в седельные сумки. «Прости», — вертелось у него на языке, когда он в последний раз окидывал взглядом башни королевского замка. «Прости», — билось у него в груди, когда он глотал жгучие слёзы, оказавшись далеко от крепостных стен. «С днём рождения».

***

Мерно покачивающийся экипаж баюкал Дилюка в своих тёплых объятиях, заставляя вздрагивать каждый раз, когда подбородок сталкивался с ключицей. Он пытался фокусировать взгляд на пейзаже за окном, но безуспешно. Долгая неделя кропотливой работы над торговыми договорами сделала своё дело. В какой-то момент Дилюк перестал отличать цифры от букв, а землю от неба. Мысли в голове путались, словно клубок нитей, с которым поиграл шаловливый котёнок. Как только экипаж тронулся в путь, Дилюк тут же начал клевать носом. Во сне он различил какое-то слабое шевеление, а потом — нечто твёрдое под своей щекой. Плечо. Дилюк по-собачьи вздохнул и боднул носом обладателя плеча, устраиваясь поудобнее. Мгновенно отключившись, он не почувствовал лёгкого касания губ на своей макушке. Дилюк вздрогнул, проснувшись от истошного ржания лошадей и быстрого торможения. Из-за резкого пробуждения сердце стучало глухо и быстро, отдаваясь звоном в ушах и тяжестью в голове. Очнувшись, Дилюк молниеносно достал ножны своего меча из-под сиденья экипажа. И только сомкнув руку на рукояти меча, он понял, что Кэйи рядом нет. Нарастающая волна паники ударила в дверь экипажа, но та была заперта. Снаружи раздавались звуки битвы — лязг мечей, топот шагов, неразборчивые вопли. Что, Архонты побери, здесь происходит? Лезвие клеймора глухо мелькнуло в слабом свете луны. Дилюк был готов вонзить его в щель между створками дверей, как вдруг из-за них послышался голос рыцаря: — Ваше Высочество, это слишком опасно! Оставайтесь внутри! — Где мой муж?! — взревел Дилюк, ощущая болезненную пульсацию вены на виске. Заперли его здесь, как какого-то дикого зверя! Нет, скорее как загнанную овцу на заклание! Рагнвиндры никогда не прятались за чьей-то спиной — и Дилюк не собирался что-то менять. — Выпусти меня, иначе я выломаю дверь! Где Кэйа? Где он? — Его Высочество, он… — Слова рыцаря оборвались на полуслове. До ушей Дилюка донёсся звук булькающей крови в горле и глухой стук тела о землю. Дилюк вонзил закалённую сталь меча в двери, навалился всем телом на рукоять, и экипаж с жалобным всхлипом поддался. Выбравшись наружу, Дилюк окунулся в пыл битвы. В ноздри ударил острый запах крови и стали. Дилюк огляделся — и облегчённо выдохнул, заметив среди сражающихся отблеск голубой серьги. Кэйа тоже его увидел и махнул рукой, с задорной улыбкой вытащив меч из груди очередного бандита. Кровь окропила его смуглую щёку, с растрёпанных волос слетела атласная лента. Их разделял десяток метров, не больше. Дилюк ринулся навстречу Кэйе, прорубая себе путь через бандитов. — Заканчивайте с этим! Живее! — Послышался крик из гущи схватки. Дилюка окружили — он не успел среагировать. Вражеский меч снёс бы ему голову, если бы не выросший из ниоткуда Кэйа, который отразил удар. Его меч отлетел в сторону, но бандит почему-то не спешил убивать раскрытого, безоружного принца Каэнри’ах. Он замедлился, и Дилюк отрубил ему руку, с размаху опустив тяжёлое лезвие. Кровь брызнула на землю и бандит истошно закричал. — Взять принца! Отступаем! — Вновь раздался голос командира. Всё произошло в несколько ударов сердца. Раз — перед ними выросло несколько всадников. Два — Дилюка отрезали от Кэйи. Три — командир схватил Кэйю и приставил к горлу кинжал. — Кэйа! — Дилюк, потеряв голову, попытался прорваться к нему. — Брось меч и подними руки так, чтобы я их видел… Ваше Высочество, — его титул командир выплюнул, как оскорбление. Дилюк осмотрелся. Королевские скакуны были убиты или сильно ранены, как и рыцари. Дилюк остался один на поле боя. Мечи бандитов были направлены на него. Это были хорошо обученные воины в доспехах без опознавательных знаков. Это не просто грабители с большой дороги. Это наёмники, опытные и, бесспорно, не дешёвые. Если им нужен был выкуп, почему они взяли только Кэйю? За Дилюка тоже можно было выручить целое состояние, которого хватит на всю оставшуюся жизнь не только преступникам, но и их правнукам. Дилюк столкнулся взглядом с Кэйей. Одними губами тот произнёс: «Они убьют тебя». Дилюк еле заметно кивнул, уже зная, что делать. У наёмников было предостаточно возможностей разделаться с Кэйей, но почему-то ни одной они не воспользовались, из чего было предельно понятно: убийство Кэйи вообще не входило в их планы. В битве они сражались с ним гораздо осторожнее, чем с Дилюком — что наводило на мысль, что в живых нужен был именно он. И Кэйа это тоже знал. Всё это — фарс, пустые угрозы. Дилюк сжал рукоять крепче, встал в боевую стойку и занёс оружие. Кэйа попытался вывернуться из захвата, но ему уже успели сковать наручниками руки. — Люк, осторожно! — предупредил его Кэйа об ударе справа. Его волокли к лошади, а он всё не спускал глаз с Дилюка. «Нет, нет, нет», — одна мысль заставляла Дилюка ломать кости наёмников, как сухие ветки. Он сносил головы так легко, будто это были гарпастумы ветра для детской игры в мяч. Ещё чуть-чуть, ещё несколько шагов, только бы успеть прежде, чем его усадят на лошадь... Последний наёмник, не успевший забраться в седло, упал замертво, истекая кровью на истоптанную тяжёлыми сапогами землю. Стук копыт уносил Кэйю прочь вместе с оставшейся горсткой наёмников и их предводителем. От бессильной злости глаза опалили слёзы. Окровавленный по самую рукоять клеймор с глухим звоном ударился о землю, когда Дилюк вцепился себе в волосы и нечеловеческим голосом завыл. В нём ничего не осталось, кроме холодной ярости. Он найдёт Кэйю, даже если придётся ползти, чтобы это сделать. Механическим движением Дилюк поднял с земли двуручный меч, вытер краем плаща от грязи и крови, засунул в ножны. В ночной тишине он различил шелест высокой, уже пожухшей травы в стороне от тракта. — Расскажи мне всё и я сохраню тебе жизнь, — сухо сказал Дилюк, нависнув над чудом уцелевшим наёмником. Стоило отдать ему должное: он преодолел довольно большое расстояние для человека с его ранениями. — В-ваше Высочество! Умоляю… я всё, всё расскажу… — Считаю до трёх, отброс. — Для наглядности Дилюк лязгнул мечом в ножнах. — Они везут его в старую каэнрийскую башню, кха-кха, на северо-запад… В древности Каэнрийская Империя простиралась по всему континенту и держала колонии во всех концах света. Острые пики белокаменных дозорных башен торчали из земли тут и там, как зубы ненасытного чудовища, выдавая собой древнюю каэнрийскую архитектуру. Ныне некоторые из них были снесены или переоборудованы, но даже в самых отдалённых уголках ещё можно было отыскать эти шедевры монументального искусства. Ни время, ни бедствия не заставили башни содрогнуться, чего нельзя было, впрочем, сказать об Империи, павшей в результате далёких войн. Современная Каэнрия унаследовала историю и культуру, но не земли. Теперь великолепные башни и дворцы служили убежищем диким зверям, чудовищам или людям — и не всегда можно было различить, кто есть кто. Одним словом, информация о «старой каэнрийской башне» не стоила даже монеты. Что уж говорить о жизни. — Этих башен по миру разбросано как грязи. Дорогу знаешь? — Это у подножия вон той горы, через реку. Внешность наёмника, как и его познания в географии окружающей местности, выдавали в нём чужестранца. Впрочем, это тоже мало о чём говорило — нанимателем мог быть кто угодно. — Кто вас нанял? — Я-я не знаю… я всего лишь солдат, Ваше В-высочество. — Какова цель? Выкуп? — Да, да, принца вернули бы живым и невредимым его родным в Каэнри’ах при условии, что за него заплатят. — Родным в Каэнри’ах? — Как-то подозрительно. — Не в Мондштадт? — Э-э, не знаю, я слышал о Каэнри’ах… Ваше Высочество, я правда больше ничего не знаю, умоляю, пощадите… — Есть ещё что-то важное, о чём я должен знать? По лицу наёмника пробежала какая-то странная тень. Чёртов мерзавец что-то скрывал. — Нет… нет, Ваше Высочество. Это п-правда всё. Прошу вас, пощадите… У Дилюка не было времени допытываться. Молча обнажив свой меч, он равнодушно воткнул его наёмнику прямо в грудь. Что бы тот ни скрывал, Дилюк так или иначе об этом узнает. Осталось где-то раздобыть лошадь, припасы и отправляться в путь. В голове раздался укоризненный голос Джин: «Возвращайся в Монд, ты, самонадеянный болван! Соваться в логово наёмников в одиночку? Ты совсем спятил? Надо собрать людей, узнать их условия — возможно, удастся обойтись и без крови вовсе». Может быть, воображаемая Джинн была права. Может быть, Дилюк бы прислушался, не будь ему так плевать на доводы рассудка. Всё, что его волновало — это вернуть Кэйю домой как можно скорее любым возможным способом. Дилюк не сможет сидеть сложа руки и ждать, пока рыцари его спасут. — Ваше Высочество! Мой принц! — окликнул его женский голос. Неужели кто-то выжил? Дилюк обернулся и увидел молодую девушку-рыцаря с серебряными волосами. Он не помнил её имени. Слегка прихрамывая, воительница спешила к нему, вытирая с макушки кровь. — Как вы, сэр… Позвольте узнать ваше имя?.. — О, э-э, я ещё не сэр, Ваше Высочество. Меня не возвели в рыцари, я всего лишь оруженосец. Меня зовут Ноэлль, — Ноэлль сглотнула, как будто собираясь с силами. — Как единственный… как единственный оставшийся в живых член Ордо Фавониус, мой долг — сопроводить вас в королевский дворец и обеспечить вашу безопасность в дороге! — Нет, Ноэлль, — просто сказал Дилюк. — Твой долг — отправиться в Мондштадт, передать офицерскому составу информацию о местонахождении наёмников и потребовать от моего имени подкрепление. — Вы собираетесь в одиночку отправиться спасать Его Высочество принца Кэйю? — Её глаза удивлённо расширились. — Именно так. Мы дойдём до ближайшего населённого пункта, возьмем лошадей, пополним запасы, и на этом наши дороги разойдутся. — Постойте, вы не можете!.. — Я твой будущий король, Ноэлль. Если ты хочешь стать рыцарем Ордо Фавониус… Если ты верна короне, то ты сделаешь так, как я велю без пререканий. — Голос Дилюка был сухим и твёрдым. Он отвернулся, намереваясь осмотреть трупы бандитов и рыцарей в поисках чего-то полезного, прежде чем отправиться в путь. В первую очередь нужно найти карту, а она должна быть где-то у извозчика… — При всём уважении, мой долг — защищать будущего короля! — Ноэлль внезапно выросла прямо под носом Дилюка. Она шмыгнула носом, но её голос не дрогнул, оставаясь звонким и ясным. — Рыцарь я или нет, моё сердце принадлежит Мондштадту, а значит, я должна защищать его наследника до последнего вздоха! Ваше Высочество, я… — Ладно. Хорошо. Мы пойдём вместе. — У Дилюка не было сил спорить. По правде говоря, у него вообще не было сил, но сейчас это было не важно. — Правда? — просияла Ноэлль, но тут же опомнилась. — Так точно, Ваше Высочество! Я не подведу! Дилюк скептически покосился в её сторону. На вид Ноэлль было лет восемнадцать, может, девятнадцать. Засиделась она в оруженосцах, если быть честным. Большинство новобранцев получали рыцарство в шестнадцать, небольшая часть одарённых — чуть раньше, с нижним порогом в четырнадцать лет. Чаще всего те, кто не проходил отбор до восемнадцати, бросали мечту стать рыцарем. Не будь Дилюк так изнурён, то, возможно, даже поинтересовался бы историей этой девушки. Сейчас же были дела поважнее. Пока они в потёмках искали карту, Дилюк забрасывал Ноэлль накопившимися вопросами. — Как так вышло, что Кэйи не было рядом, а я оказался заперт, когда случилось нападение? — Приказ Его Высочества. Эм, другого, не Вашего Высочества. Принц Кэйа распознал слежку за некоторое время до нападения и пересел вперёд, к извозчику, дав указания рыцарям. Он решил разобраться со злоумышленниками, не вовлекая вас, чтобы… Чтобы, ну, не подвергать опасности. — Он недооценил уровень угрозы. Их было слишком много, — вздохнул Дилюк и выругался вслух себе под нос: — Чтоб тебя, Кэйа! Неужели я похож на хрустальную вазу? — Совершенно не похожи, Ваше Высочество, — с серьёзным лицом ответила Ноэлль, слишком ответственно отнёсшись к риторическому вопросу. Карта нашлась в кармане мёртвого извозчика. У наёмников не обнаружилось ничего полезного, лишь колода карт да несколько кусков заветренного хлеба. — Можешь сказать, где мы примерно находимся? — Дилюк, проспавший всю дорогу, понятия не имел, насколько далеко они уехали от столицы Снежной. — Мы неподалёку от этого поселения, там же мы должны были остановиться на ночь, — Ноэлль ткнула пальцем в нужное место на карте. — С припасами и лошадьми проблем быть не должно, нас ждут. Луна, слава Барбатосу, сияла холодным, ярким светом, покровительственно освещая дорогу в потёмках. В последний раз Дилюк взглянул на преданных рыцарей, уснувших вечным сном на своём посту, и произнёс: — Что ж, тогда в путь.

***

До постоялого двора они добрались едва начало светать. Дилюк продрог до костей в своём лёгком, рассчитанном на раннюю осень плаще. Ноэлль держалась на удивление стойко: она не жаловалась на холод или усталость, упрямо продолжая пыхтеть Дилюку в спину. Хозяйка гостиницы встретила двух грязных пропахших кровью путников с нескрываемым ужасом: — Во имя Царицы, что с вами произошло?.. Дилюк только открыл рот, как вдруг Ноэлль выступила вперед и затараторила: — Перед вами наследный принц Мондштдата, Его Высочество Дилюк из дома Рагнвиндров. На наш экипаж напала неизвестная группа лиц, в связи с этим мы просим вашей помощи. Нам нужны лошади и провизия. В обмен на вашу помощь корона щедро вам заплатит. Кроме того, нам нужно нанять гонца. Это дело государственной важности, не требующее отлагательств. — Лицо Ноэлль было полно торжественной решимости, словно она ожидала, что хозяйка откажется. — Мы ждали Его Высочество еще вчера вечером, но подумали, что задержка связана с погодой. По слухам, сейчас с северо-запада сюда движется снежная буря. Теперь я понимаю. — Хозяйка кивнула собственным мыслям. — Для нас будет честью оказать принцу Мондштадта любую посильную помощь. Ваша комната наверху не занята, можете принять горячую ванну перед дорогой. Я пока приготовлю лошадей, соберу припасы и найду, кому поручить передачу письма в Мондштадт. Разумеется, Дилюк не собирался ждать. Ему хотелось прямо сейчас взять из стойла первого попавшегося скакуна и броситься навстречу надвигающейся снежной буре, туда, где ждал его Кэйа. От переживаний Дилюк не чувствовал усталости, только ноги немного ныли от многочасовой ходьбы. Сердце долбило рёбра, призывая ехать прямо сейчас. Все чувства Дилюка, видимо, были написаны у него на лице. Ноэлль встала прямо перед ним и осторожно заглянула ему в глаза снизу вверх: — Ваше Высочество, пойдёмте. Вам нужно привести себя в порядок. — Да плевать мне как я выгляжу! — рыкнул Дилюк, как капризный ребёнок, и тут же смутился. Прочистив горло, он ровным тоном добавил: — Извини, Ноэлль. Ты здесь ни при чём. Можешь принять ванну первая, мне надо немного прийти в себя. Ноэлль бросила на него сочувственный взгляд и потянулась было ободряюще сжать его плечо, но быстро одёрнула себя, вспомнив, с кем разговаривает. Дилюк почувствовал укол разочарования: на самом деле, он не возражал. За исключением нескольких близких, почти никто не видел в нём человека — в первую очередь, Дилюк был длинным списком титулов и головой, на которую однажды водрузят корону. Может быть, именно глубокое одиночество в детстве заставило его так привязаться к Кэйе, который испытывал ровно то же самое на собственной шкуре. Быть одинокими вместе было не так тоскливо, как по отдельности. Как только Ноэлль поднялась наверх, Дилюк сбросил с себя тень ностальгии и сосредоточился на настоящем. Хозяйка любезно предоставила ему лист бумаги, перо с чернилами и конверт. Острым, убористым почерком Дилюк парой предложений описал произошедшее и дал ориентиры. Не сомневаясь, что справится и в одиночку, он всё же решил попросить подкрепление для транспортировки Кэйи — мало ли, какие раны он мог получить. Покончив с письмом, Дилюк вручил конверт хозяйке. Снаружи она уже приготовила двух лошадей и припасы. Только свёрток с ещё тёплым хлебом заставил Дилюка понять, насколько он на самом деле проголодался. С трудом проглотив слюну, он положил хлеб, сыр и вяленое мясо в сумку, решив поесть по дороге. Казалось, если он продолжит медлить, то его сердце просто остановится от тревоги. Дилюк не собирался дожидаться Ноэлль. Не то чтобы он хотел или не хотел брать её с собой — ему просто было всё равно, по большей части. Кэйа. Кэйа. Кэйа. Важен только ты. Мне плевать, друг ты мне или враг, или муж, или любовник, или всё вместе — я всё равно найду тебя. Здоровый ты, раненый ли, мне неважно — будь жив. Жди меня, пожалуйста, только жди. Не смей думать, что я тебя брошу. Не смей. Затянув растрепавшийся на затылке хвост потуже, Дилюк забрался в седло. Вторая нога не успела коснуться стремени, как его окликнули: — Ваше Высочество! Запыхавшаяся Ноэлль загородила ему путь, уперев руки в бока. Она так нахмурилась, что её от природы светлые брови почти встретились на переносице. Обиженно надув губы, она сжала кулаки и выпалила, залившись румянцем: — Прекратите вести себя как… Как ребёнок! Вы думаете, что я не смогу быть полезной? Это не так, я докажу вам!.. — Так я теряю драгоценное время, вот и всё. Хочешь со мной? Бери лошадь и догоняй. — с этими словами Дилюк потянул за поводья, объезжая Ноэлль. Не оборачиваясь, он выехал из дворика гостиницы на просёлочную дорогу и ударил коня по бокам. Он услышал, как девушка в спешке догоняла и на ходу благодарила хозяйку за помощь. — Не забудьте отправить письмо! Путники не заметили, как хозяйка гостиницы, улыбаясь им вслед, бросила конверт в жаровню.