***
От грохота водопада закладывало уши. Дилюк не слышал даже собственных мыслей — лишь нескончаемый рокот массы воды, которая срывалась вниз с огромной высоты. Поблизости не было ни моста через реку, ни лестницы на скале. На что он только надеялся? На красную ковровую дорожку? Ноэлль была права: вся эта затея была безрассудной с самого начала. Белокаменная каэнрийская башня виднелась невдалеке и размерами больше напоминала цитадель. Она была так близко… Если бы не река, Дилюк домчался бы туда за час. Нет, должен же быть способ! Ноэлль и Дилюк разделились, чтобы до темноты обыскать местность. Оказалось, в лесу неподалёку от берега вилась тайная тропа и, судя по глубоким следам копыт, здесь совсем недавно проезжали верхом. Следы вели к реке чуть поодаль от водопада, там же и обрывались. Всадники словно испарились. Не могли же они улететь, в самом деле? — Ноэлль, нашла что-нибудь? — Они встретились через полчаса на месте, где оставили лошадей. — Какая-то странная штука, — кивнула она и повела Дилюка за собой. — Я не стала подходить близко, боюсь, это может быть опасно. Похоже на какой-то механизм. Страшно на что-то надеяться, но это не помешало острому осколку надежды вонзиться Дилюку в сердце. Если Барбатос действительно дарует ему чудо, Дилюк отныне зарекается пропускать утренние службы. Механизм посреди леса неподалёку от древней цитадели, исчезнувшие на берегу следы… Это могло что-то значить. Это должно было хоть что-нибудь значить. Может, это то самое, что скрыл наёмник? Путь он указал верный, но одолеть его по силам не каждому. Дилюк устало мотнул головой и поспешил за Ноэлль. Ноэлль привела его в пещеру, вытесанную в скале, её тяжело было заметить, если не знать, что ищешь. Пещера была маленькой и явно рукотворной, судя по идеально круглой форме. На стенах виднелись вырезанные узоры, которые при ближайшем рассмотрении оказались искусной вязью, заключённой в единую непрерывную композицию. Буквы лишь чем-то напоминали каэнрийский: скорее всего, какой-то древний диалект. Дилюк осторожно провёл рукой по переплетению символов, пытаясь представить, сколько сотен лет этому месту. Однажды каэнрийцы были хозяевами на суше и в море. Короли и королевы земель, защищаемых семью богами, склонили головы перед искусством алхимии, изобретённой каэнрийцами. С её помощью они создали бессмертную механическую армию, остатки которой ещё можно встретить в отдалённых уголках континента. Некоторые историки, читал Дилюк, уверены, что высокотехнологичный Каэнри’ах до сих пор бы держал колонии, если бы не Катаклизм. Стихийные бедствия обрушились на край без богов, и народы Тейвата объединились под общими знамёнами, чтобы дать ослабленным захватчикам отпор. Город свободы, Мондштадт, передал эстафету восстания всему континенту. Проводя по буквам, Дилюк вдруг почувствовал в одном месте лёгкую выпуклость. Уже особо ни на что не надеясь, он осторожно надавил на кусочек резной плитки и… Ничего не произошло. Дилюк сам не заметил, как затаил дыхание, пока с разочарованием не втянул в себя воздух. Глупо было ожидать чего-то другого. Всё это — всего лишь остатки древней цивилизации, не более чем осколки чужой истории, и точно не чудо, на которое он имел наивность надеяться… — Ваше Высочество! — В пещеру вбежала запыхавшаяся Ноэлль, выражение лица которой было ему непонятно. — Смотрите… Там! Ничего не понимая, Дилюк молча отправился за ней, силясь разглядеть то, о чем она говорит. Сначала он не поверил своим глазам, а потом совершенно по-мальчишески рассмеялся. Ноэлль восторженно ему вторила. То, что минуту назад было рекой, превратилось в выложенную каменной плиткой дорогу, на которой были вырезаны такие же знаки, что и в пещере. Теперь струи из водопада исчезали где-то под землей, а на месте реки словно выросло несколько слоев каменной тверди. Дилюк осторожно встал на первую каменную плиту, и земля под ним вдруг опасно задрожала. Улыбки с лиц путников испарились, как лужи под солнцем. Дрожь прекратилась, чтобы через секунду стать ещё сильнее… И снова замолкнуть. Они с Ноэлль переглянулись и поняли друг друга без слов. Дело было отнюдь не в открывшейся дороге — эти камни стояли здесь несколько сотен лет и простоят ещё столько же. Дрожь в земле — это шаги. Шаги гигантской каэнрийской машины, вдруг проснувшейся от крепкого сна. Скорее всего, она была оставлена здесь похитителями в качестве стража. Дилюк обнажил меч и встал в боевую стойку, явственно всем телом ощущая приближающуюся со стороны леса вибрацию. Он умел противостоять людям и был превосходным воином, но никогда прежде он не бился против машины, они были огромной редкостью, и чаще всего — в нерабочем состоянии из-за отсутствующих запчастей. Дилюк видел такую лишь однажды, в музее Сумеру, куда он уезжал учиться в юности. Потенциал и возможности этих конструкций до сих пор не были до конца изучены. Хищный глаз стража сверкнул среди полуголых ветвей ближайшего дерева. Бежать было некуда, лошади разбежались вместе с немногочисленной поклажей. Дилюк крепче сжал клеймор и сделал шаг навстречу машине, закрывая собой Ноэлль. Вид стража не убавил решимости Ноэлль, она без колебаний вытащила своё собственное оружие из ножен на спине. Выступив вперед, она поравнялась с Дилюком и кивнула. Ветер поцеловал её серебристые волосы, глаза вспыхнули отвагой. — В мои года я уже должна быть рыцарем. У меня нет особых талантов, высокого происхождения или острого ума, но у меня есть мечта. Позвольте доказать, что она чего-то стоит. Дилюк не успел ей ответить, прицел стража сфокусировался прямо на Ноэлль и со свистом выпустил залп снарядов. Молниеносная реакция позволила Дилюку увернуться от предполагаемой ударной волны, но её почему-то не последовало. Вместо этого он услышал скрежет металла. Это взревел раненый страж. Ноэлль отбила снаряды лезвием меча, и те срикошетили прямо в налитый жёлтым светом глаз стража. Она стояла в клубах дыма и пыли, тяжело дыша, в это мгновение она напомнила ему Джинн. Грозная, честная, преданная воительница предстала перед его глазами — настоящая дочь своей отчизны. И почему, Бездна подери этих рыцарей, ей до сих пор не дали титул?.. — Оставляю его на тебя, — серьёзно кивнул ей Дилюк и добавил: — Сэр Ноэлль. — Я вас не подведу, мой принц! Дилюк ни капли в этом не сомневался. Схватив меч, он побежал по плитам на другую сторону реки, туда, где белели шпили каэнрийской башни. Он бежал, пока лязг стали о сталь не стих где-то позади, а свист выпускаемых машиной ракет не слился с завываниями занимающейся бури. Он не знал наверняка, почему больше не слышал боя, была ли окончена битва, каков был её исход. Рваные облачка пара поднимались в воздух. Совсем скоро он сгребёт Кэйю в неуклюжие объятия и больше никогда не отпустит. Это всё, о чём он мог думать.***
Шпили разрушенной цитадели затерялись в буране. Северный ветер превратил снежинки в крошечные стеклянные лезвия. Они царапали нос, жгли глаза и облепляли лицо. С каждым шагом ноги наливались свинцом. Дилюк плотнее закутался в плащ, который совсем перестал греть. Земля Снежной была такой же суровой и безжалостной, как и её покровители. Он не помнил, сколько шёл — время на холоде то растягивалось, то летело совсем незаметно, разоружая и не оставляя шансов предположить, какой отрезок пути ещё предстоит. Дилюк остановился и прищурился, закрывая глаза рукой. Чем дольше он вглядывался в затянутый снежной вуалью горизонт, тем громче билась изнутри мысль, что он просто-напросто потерялся. Сердце сжал первобытный ужас, когда где-то впереди мелькнул огонёк — и тут же погас. Сжав зубы, чтобы не так сильно стучали, Дилюк продолжил путь. Вот будет здорово, если ему просто померещилось. Мысли о том, какая бесславная это будет смерть, он с переменным успехом гнал прочь. Кто-то рявкнул, явно отдав приказ. Слов Дилюк не разобрал, зато понял, что вспышка ему не привиделась. Это утешало. Из-за снежной бури можно было даже не пытаться предположить количество противников и их расположение — без толку. Приблизившись, он кое-как разглядел очертания башни, преодолеть полуразрушенные стены труда не составит, но если похитители не глупцы, в каждой бойнице сидит минимум по лучнику. Впервые за сутки Дилюк допустил мысль, что разыгравшаяся буря ему все же на руку. Вихревой ветер швырял снег — точно художник размашистыми мазками наносил белила на холст, они сливались, перемешивались, закручивались в причудливое непонятное полотно, которое искушённые ценители спустя сотни лет назовут произведением искусства. Стихия покажет лес, а потом убедит, что за тобой следят, поманит и обманет, задурит голову, нащупает страх и дорисует ему лишний ряд зубов и когти, чтобы разорвать на куски, если вовремя не отвести глаз. Тень, скользнувшая за деревьями, могла быть кем угодно: шапкой снега, упавшей с дерева, косулей, наваждением. От того никто не заметил, что на территории цитадели затесался чужак. На случай провала, у «чужака», впрочем, имелся запасной план, скроенный почти что на коленке: если что-то идёт не так, он вырезает всех и каждого, кто возомнит, будто его можно напугать числом. При мысли о том, что с Кэйей могли что-то сделать, пальцы кололо, а руки сжимались в кулаки. Он шёл сюда... Сколько, сутки? Он не считал. Но он будет считать каждую паршивую сволочь, и он готов сбиться со счёта. В карауле всего пара дозорных. Дилюк пронёсся мимо них, взмах клеймора — и снег окропила кровь. Головы покатились в сторону, точно тяжелые мячи с песком. Дилюк перешагнул трупы вместо порога. Он пришёл не для честного поединка. Он пришёл как палач. Кроме двух дозорных, на улице никого больше не было — видимо, не надеялись, что принц доберётся сюда, либо уповали на то, что он сгинет в метели. Сняв с трупа связку ключей, Дилюк отворил дверь. За стенаниями ветра никто не услышал, как щелкнул замок. Наёмники сгрудились у вялого костерка, изредка перебрасывались ругательствами, кажется, спорили, стоит ли доставать карты, или их мгновенно сдует, и передавали по кругу флягу со спиртным. Пойло перешло коротышке с густой бородой. Он страшно обрадовался, потёр руки и, ко всеобщему негодованию, выронил флягу на пол. Железный звон и продолжительное бряцанье прервал возмущенный зычный крик: — Твою же! Какого!.. Совсем лыка не вяжешь? Так неча руки тянуть! Разбазарил вот, а это последняя была! Э, алё, ты чего... Провинившийся наёмник медленно и молча указал подрагивающим пальцем в сторону Дилюка. Недоумение на лицах за долю секунды сменил животный страх. Они недооценили наследного принца Мондштадта тогда, а теперь лицезрели Дилюка, бледного, точно его поцеловала сама смерть, и зазубренный меч, с которого капала ещё свежая кровь. Месть взяла след и явилась прямо к ним на порог. Битва оказалась короткой и стремительной. Поражало одно: откуда только силы брались держать меч. Он не ел минимум несколько часов, не спал более суток, и всё же клеймор ощущался не тяжелее обычной палки. Казалось, Дилюк сражался благодаря чистой, незамутнённой ярости. С поразительной лёгкостью он выкосил всех, кроме нерасторопного коротышки, его Дилюк схватил за грудки, едва не вбил в стену и рявнул: — Где он? — Н-не убив-вайте меня, я прошу, прошу вас… — Где. Он? — Сквозь зубы процедил Дилюк и встряхнул его ещё раз. — Принц у нас, там, наверху, с командиром. — С командиром? — просипел Дилюк, когда страшная догадка пронзила сознание. Большинство наёмников — воры, убийцы и… насильники. Кто знает, что с ним могли сделать? Кто устоит перед красотой и уязвимым положением молодого принца? Дилюк не стал тратить время на убийство коротышки — пусть считает, что Архонты даровали ему ещё один шанс — и ринулся к винтовой лестнице, которая змеиными кольцами закручивалась высоко вверх. Каждая ступень отдавалась в ногах тупой болью: только сейчас он ощутил накопившуюся усталость. Тяжёлое дыхание с хрипом вырывалось из груди. Утирая с лица пот и чужую кровь, он поднимался выше и выше, но казалось, что ступеней меньше не становилось. Умоляю, Барбатос, пусть с ним всё будет хорошо. На вершине башни ветер пел свою заунывную песню ещё громче, чем внизу. Холод острыми зубами впивался в щёки и нос. Перед глазами всё плыло из-за переутомления, ступени сливались одна с другой. Вдруг земля на секунду ушла из-под ног, и в животе что-то болезненно перевернулось от страха, Дилюк опасно пошатнулся и чуть не скатился кубарем вниз по лестнице. Успев схватиться за выступ в стене, он закрыл глаза и перевёл дыхание. Стоило внимательнее смотреть под ноги — рядом с бойницей, в которую буря горстями забрасывала снег, образовалась корка льда. На краткий миг Дилюк в сердцах подумал, что лучше разбить голову, чем сделать ещё несколько шагов по этим проклятым ступеням. Он с рычанием оттолкнулся от стены и продолжил восхождение. По ощущениям, спустя примерно тысячу ступеней, Дилюк стоял напротив двери в небольшое помещение под крышей башни. Так оно и происходит в сказках, да? Отважный принц приходит вызволить свою возлюбленную, или, в его случае, возлюбленного, из высокой-высокой башни, где он, томясь, ждёт спасения и поцелуя истинной любви. Будучи глупым мальчишкой, Дилюк мечтал перед сном, как он однажды спасёт Кэйю от каких-нибудь карикатурных злодеев, и король Каэнри’ах сам предложит ему руку своего сына, разорвав дурацкую помолвку с принцем Снежной. Боги действительно большие любители пошутить над чаяниями смертных. Дилюк попытался отворить дверь, но она оказалась заперта изнутри на засов. Не теряя больше драгоценного времени, он с разбегу навалился на дверь. Та не поддалась с первого раза, и Дилюк разбежался ещё раз. Послышался хруст — то ли его плеча, то ли засова. С третьей попытки щербатая дверь поддалась, деревяшка осыпалась под ноги щепками. Дилюк поднял расфокусированный взгляд, давая глазам привыкнуть к темноте. Окон не было. В камине тревожно потрескивали дрова. Сделав осторожный шаг, Дилюк едва не споткнулся о жестяную тарелку, которая будто была отброшена в сторону. Может, это Кэйа попытался бороться с помощью подручных средств? Но тогда… Где же он? Помимо небрежно сколоченного стула у камина, вязанки дров да груды меховых одеял где-то в углу в комнате ничего больше не было. Здесь явно совсем недавно кто-то был. Неужели командир, о котором говорил коротышка, услышал потасовку и сбежал с пленником? Дилюк устало опустился на скрипящий стул и подставил руки ласковым огненным языкам. Надо было согреться: мало толку, если он даже за меч схватиться не сможет. Он постарался ни о чём не думать хотя бы на пару минут, потому что от лихорадочных мыслей хотелось лезть на стену. Сил не хватало даже на то, чтобы как следует отчаяться — только на тлеющее уныние, пеплом осевшее в груди. Послышался шорох. И ещё один. Какая-то возня. И снова. Голос, настолько слабый и тихий, что ветер мог безвозвратно унести его прочь: — Дилюк. Это ты? Дилюк подскочил от неожиданности. Звук шёл из дальнего угла. Утонув в бесчисленных меховых одеялах, там лежал Кэйа, слабо сверкая глазами-звёздами. Дилюк бросился к нему и упал перед ним на колени с обезумевшими от волнения глазами, под которыми залегли глубокие тени. Он осмотрел Кэйю на предмет ранений. На первый взгляд, с ним всё было в порядке, но он был очень слаб и по взгляду было ясно, что Кэйа прилагает нечеловеческие усилия, чтобы оставаться в сознании и ворочать языком. — Я знал, что ты придёшь, — одними губами произнёс Кэйа, прижался лбом к его плечу и обмяк без чувств. Дилюк взял лицо Кэйи в дрожащие руки, всматриваясь в побледневшее лицо. На его шее слабо пробивался пульс, а повязка чуть съехала с глаза, обнажив тонкую полоску шрама. В горле встал ком. До этого Дилюк не видел последствий того, что он сделал с Кэйей в тот день. Обуреваемый одновременно стыдом и облегчением, он был готов разрыдаться, крепко прижимая к себе бессознательное тело Кэйи. Машинально зарывшись холодными пальцами ему в волосы, Дилюк сжал зубы, представляя, как разрубит напополам всякого, кто причастен к похищению. Гнев разгорался лесным пожаром, раскаляя добела желание отомстить. — Я поклялся тебя защищать. Я исполню эту клятву, — скорее для себя, чем для отключившегося Кэйи прошептал Дилюк. Как же просто было презирать и злиться на Кэйю до того, как он снова ворвался в его жизнь. Как же беспомощен он оказался — снова! — перед синими, как сумеречное небо Мондштадта, глазами, перед лукавой улыбкой и горько-сладкими речами. Как же страшно было представить, что он снова может исчезнуть, но отправившись не на родину, а туда, откуда не возвращаются. — Люк… — предостерегающе и тихо отозвался Кэйа спустя несколько секунд. Видимо, он то терял сознание, то снова приходил в себя. Фоновая тревога за то, что ему пришлось вынести, заглушалась другой — ещё не все заплатили по счетам. — Я рядом. — Он взял руку Кэйи в свою и неловко сжал. У Дилюка всегда было плохо со словами, но ему хотелось хоть как-то дать понять, что больше он никогда его не оставит. В ответ Кэйа странно мотнул головой, и его глаза расширились, смотря куда-то Дилюку за плечо. Внутри похолодело. Осознание пришло мгновением раньше, прежде чем шипастый моргенштерн размозжил бы ему голову. Дилюк вместе с Кэйей качнулся в сторону, увернувшись от выпада, но от неожиданности повалился на спину и зашипел. Клеймор в ножнах больно впился в позвоночник. Враг напал будто из ниоткуда — Дилюк бы услышал грохот двери, — но об этом он подумает потом, когда снесёт голову зарвавшейся шавке. Превозмогая боль и усталость, Дилюк вскочил на ноги и увернулся ещё от нескольких ударов, пытаясь подгадать момент, когда обнажить меч. Сделай он это чуть раньше, чем нужно — и толстые шипы вонзятся ему в раскрытую грудь, проломят ребра. Физическая подготовка командира была куда серьёзнее, чем у его подчинённых, не говоря уже об иных преимуществах, которые он имел над Дилюком. Одет он был во всё чёрное, и только глаза, цвет которых нельзя было определить в полумраке комнаты, опасно сверкали на бледном лице, нижнюю часть которого закрывала бандана. Дилюк опрокинул стул под ноги наёмника и, воспользовавшись кратким замешательством, вытащил меч из ножен. Впервые клеймор показался ему неподъёмным. Каждая мышца горела, Дилюк чудом держался на ногах. Он яростно парировал несколько ударов, после каждого из груди вырывался то ли стон, то ли хрип. Дилюк бился как волк, угодивший одной лапой в капкан: разума больше не хватало на тактику, стратегию, оценку положения, нет — он остервенело бросался вперёд и надеялся, что враг рухнет на землю первым и истечёт кровью у него под ногами. — Отвечай! Что ты сделал с принцем? — С плохо скрываемым отчаянием взревел Дилюк. Вместо ответа тот с размаху ударил моргенштерном, и шипы пронеслись в опасной близости от глаз Дилюка. — Говори, или я выбью из тебя ответ! Дилюк перешёл из защиты в нападение. Нужно было закончить бой как можно быстрее, иначе усталость возьмёт своё, и исход поединка будет решён. Ловкий наёмник легко уворачивался от тяжёлых, долгих замахов. Было в его стиле боя нечто такое, что разительно отличало его от своих подчинённых. В нём чувствовалось мастерство, упорядоченность, дисциплина. Словом, то, чего вряд ли ожидаешь от обычного сброда. Неудивительно, что именно он возглавлял шайку. Если убить его, остальные, которые наверняка расположились в соседних башнях, в ужасе сбегут. Один неверный шаг, осечка. Земля ушла из-под ног. Дилюк рухнул на пол, меч с глухим стуком вылетел из ослабшей хватки. Командир грозно навис сверху и занёс руку перед последним ударом, который превратит голову Дилюка в мокрое пятно. Дилюк попытался нащупать рукоять клеймора, но противник наступил ему на руку тяжёлым сапогом. Послышался хруст, похожий на треск хвороста в огне. Перед глазами всё потемнело от боли, и Дилюк осознал: возможно, это последнее, что он чувствует. Его дед умер от старости в своей постели, и самые близкие люди держали его за руку, когда неизбежное постучалось в дверь. Он умер с тихим достоинством, зная, что передаёт корону в надёжные руки — руки своего сына, отца Дилюка. Но кому передаст её отец, если единственный наследник погибнет здесь, на чужой земле, и некому будет принять бремя правления? Нет, Рагнвиндры не угаснут вместе с ним. Род не прервётся. И к тому же… Разве может он смириться и умереть сейчас, когда их с Кэйей хрупкий мир только начал отстраиваться заново? Пускай он не может ни поцеловать, ни прикоснуться, ни заснуть в его объятиях — это неважно, если Дилюк сможет просто быть рядом, как раньше. Видеть его улыбку, слышать его смех и смеяться в ответ глупым шуткам, украдкой касаться волос по утрам. Завести детей. Состариться вместе. Пусть не как любовники, но как супруги. Большего ему и не нужно. Осталось только выжить. Дилюк рывком отполз назад, и во все стороны полетели щепки от силы удара, с какой моргенштерн врезался в пол в паре сантиметров от него. Затылок обжёг жар камина. Комнату заполнила вонь палёных волос. Он запустил здоровую руку прямо в огонь, совершенно не чувствуя боли, зачерпнул горсть раскалённых углей и бросил прямо в лицо командира. Воздух разрезал крик боли. Дилюк не успел потянуться за клеймором, как из темноты на спину противника навалился Кэйа и накинул ему на шею ремень. Тот попытался вывернуться из захвата, но Кэйа с дикими глазами продолжал его душить, вцепившись мёртвой хваткой. Взгляд Дилюка хаотично заметался по комнате в поисках своего оружия. Вместо клеймора он увидел блеснувшую в руке командира сталь. Дилюк успел выкрикнуть: — Справа! Снежная мгла поглотила нечеловеческий вопль, погребенный за белокаменными стенами. Он даже не успел понять, что случилось: так быстро всё произошло. Кэйа просто… разжал руки и упал навзничь. В крови заклокотала чистая, концентрированная ярость. Она горчила больше, чем полынь, была стремительнее, чем вепрь, и горячее, чем солнце. Неумолимая, жестокая, фатальная. Командиру наёмников серьёзно повезло — он умер быстро только потому, что Дилюку Кэйа был важнее, чем месть. С жутким чавканьем Дилюк вытащил из груди врага клеймор, и тот, как мешок муки, упал наземь. Дилюк бросился к Кэйе. Не помня себя от страха за его жизнь, он повернул Кэйю головой к себе — и мир пошатнулся. Там, где был его правый глаз, зияла ужасная рана. Нож прошёл по касательной, щека, ухо и волосы были перепачканы кровью. Дилюк опустил ухо к его лицу и — слава милосердным Архонтам! — услышал тихий вдох. — Я теперь… — прошептал Кэйа, заставив Дилюка поднять голову, — как настоящий пират? Уголок его губ слабо дёрнулся в подобии улыбки. Из горла Дилюка вырвался странный звук. То ли всхлип, то ли нервный смешок. И больше он не смог противиться солёным, жгучим слезам, брызнувшим из глаз. Ему хотелось прижать Кэйю к себе, расцеловать его окровавленное лицо, и никогда больше не отпускать. В голове гремела, звенела и барабанила одна-единственная мысль, заглушающая все остальные. Люблю. — Эй, Люк, — прохладные пальцы Кэйи невесомо коснулись руки Дилюка. Другой он прикрыл раненный глаз. — Со мной всё в порядке. Меня чем-то опоили… Какое-то сильное снотворное. Я и боли-то почти не чувствую. Все будет хорошо. Дилюк хотел возразить. Хотел сказать: нет, ты не в порядке, ты, вероятно, потерял глаз — по-настоящему потерял, насовсем — и чем-то отравлен, ты так слаб и бледен, и мы Архонты знает где, а за окном буря. Все эти увещевания будут бесполезны, пока Кэйа не окажется в безопасности, под надзором лекарей, пока Дилюк не найдёт организаторов этой подлой измены, пока… — Я жив. И ты тоже. — Словно прочитав его мысли, каким-то чудом сохраняя холодное благоразумие произносит Кэйа. — Этого достаточно. — Ты прав, — вздохнул Дилюк и утёр слёзы. Он не стеснялся плакать при Кэйе, но было странно снова предстать перед ним таким... Уязвимым. Пожалуй, это то, к чему хотелось бы снова привыкнуть. — Так какой план? — Для начала найду, чем обработать твою рану. А потом я верну тебя домой.