20 августа, вторник
12:44
[ @SMg // @jjjae ]
SMg: Ты сильно будешь занят в пятницу? jjjae: Ты что-то придумал на мой день рождения? SMg: Есть одна задумка jjjae: В прошлый раз твои задумки были нереально крутыми Но, к твоему сожалению, в пятницу я на весь день занят — судя по хитрым переглядкам моих друзей, они что-то придумали И, наверное, я даже буду частично занят в субботу утром SMg: То есть, ты понятия не имеешь, когда освободишься? jjjae: А мы с тобой будем опаздывать? SMg: Да нет, просто мало ли тебя поздно ночью домой не пустят jjjae: Я живу один в съемной квартире, так что я сам себе комендант SMg: Вау, повезло Хотел сказать «я в твои годы», но я не настолько ещё старый jjjae: Ты старше меня всего на пять лет SMg: Временно на шесть jjjae: Не на шестнадцать же Так что ты там в мои годы?) SMg: … спал на картонке в гараже? Не думаю, что это будет интересно jjjae: Ого Это же жестоко :((( SMg: Таковы были обстоятельства, и попереть против них я не мог Но сейчас всё в порядке, правда, я тоже живу на квартире, просто не один Не парься из-за этого jjjae: Я рад, что сейчас всё хорошо И да, я постараюсь освободиться в субботу пораньше Но всё будет известно только в субботу SMg: Я понял тебя Буду ждать jjjae: <3***
23 августа, пятница
16:44
— Лишь бы не обоссался от радости, а то перемывать придётся. Сонджун выползает из-под обувной полки, но случайно задевает швабру и роняет её аккурат себе на затылок. У него сводит поясницу, кровь прилила к голове из-за наклона, руки размокли и замёрзли от тряпки, а по лбу текут друг за другом капли пота. Но теперь в катастрофически загаженной прихожей Минджэ было чисто настолько, что едва ли не блестело. — Не расслабляйся, ещё стирка и готовка, — Сынмин слезает с табуретки и вешает на край ведра тряпку, край которой падает в серо-чёрную от грязи воду. Сонджун вымученно стонет. — Он живёт один! У меня в общаге и то чище! — Потому что ты там почти не живёшь, да и ночуешь теперь с переменным успехом. — Ты сам постоянно тащишь меня к себе. — Потому что так удобнее. Сынмин говорит это почти наобум, а потом задумывается — и правда ведь удобнее. Когда Сонджун остаётся ночевать у него, он успевает выспаться, а ещё у них появляется куча времени на репетиции, сведение, свои аккаунты в сетях и на то, чтобы просто по-человечески пожить — приготовить завтрак, попить кофе, обсудить планы на неделю, месяц и квартал. А ещё, когда рядом Сонджун, Сынмина не душит одиночество, которого он всё ещё, на самом деле, боится. Но всё это остаётся только мыслями в голове, потому что стирка и готовка правда не ждут. Стиральная машинка уже занята одеждой, потому те самые злосчастные шторы, которые Минджэ так хотел поменять, придётся стирать вручную. Снимать их приходится вдвоём, потому что шторы оказались плотными и тяжёлыми, а табуретка под Сынмином крепкой не казалась, но всё обошлось — даже не понадобилось ловить ни шторы, ни самого Сынмина. Стирка перешла в относительно кривые руки Сонджуна, которого на кухню лучше было не пускать — во избежание травм и непредвиденного ремонта. Лучше самого Минджэ приготовить было сложно, потому Сынмин старался сделать хотя бы не слишком хуже — только что вышедшему из душа Сонджуну, по крайней мере, относильно понравилось. За ним осталась сервировка, пока в душе теперь Сынмин, а ещё шторы нужно было выжать и вывесить сушиться на балкон. Долгожданную передышку они встречают на полу, привалившись спинами к кровати Минджэ, а плечами друг к другу. — Время… — Сонджун лениво осматривается, но часов в комнате не находит. — Восемнадцать тридцать шесть, — у Сынмина наручные. — Пиздец. — Полный. Но мы это сделали. Лениво дают друг другу пять и слышат, как открывается входная дверь. Голоса у всех счастливые, особенно у Минджэ, которого сводили в кино на классный фильм и которому подарили какой-то странный подарок в красивой упаковке. И у Сонджуна, и у Сынмина проскочила завистливая мысль о том, что Хвиджун неплохо в этой жизни устроился — заплатил десяток тысяч вон за подарок и ходит счастливый, а не горбатится за просто так, потому что ни в одном кармане после квартплаты заначек не осталось. Таков, увы, закон жизни — лёгкость и свобода идут в комплект к деньгам, ко всему остальному прилагается тяжкий труд. — А стоп, в смысле? — Минджэ замирает на пороге и разглядывает прихожую. Ещё утром на полу был грязный след от его же кроссовок, а на зеркале оставались разводы от пыли и, кажется, снега. Пахнет каким-то цитрусовым моющим и стиральным порошком. — Я сейчас правильно понимаю или… — На колу тебя крутили! — Сонджун выскакивает из-за угла и смеётся, тут же, правда, приваливаясь к стене и мечтая не съехать по ней на пол. — Заценил? А, а? Джэ, ты заценил? Мы всю-ю-ю квартиру отмыли! Он разводит руками, показывая и на пол, и на шкафы, и куда-то в комнату, и даже на поднырнувшего к нему Сынмина. — А ещё мы приготовили поесть и постирали. Минджэ оказывается в шоке, он не может ничего толком сказать и просто смотрит по сторонам. А разувается аккуратно в этот раз, ставит кроссовки на отмытую обувную полку, а не бросает кое-как перед дверью. Теперь его квартира и правда напоминает родной и милый дом, а где-то в груди свербит чувство очень сильнный признательности и благодарности. — Но это не всё, — Сынмин переглядывается с Хвиджуном, и ему кивают в ответ, а потом Минджэ хватают за руки и ведут в комнату. Джунхёк семенит за ним следом, закрывая ладонями ему глаза, а Хвиджун достаёт из взятого рюкзака ту самую красиво завёрнутую коробку. На счёт три Джунхёк убирает руки, и Минджэ видит… чистые, конечно, но голые окна, которые обычно всегда зашторены. Он смотрит на коробку в своих руках, на окна и снова на коробку, а потом на Хвиджуна, который легко чмокает его в щёку и поздравляет ещё раз. — Ты серьёзно? — Минджэ начинает широко улыбаться, входя в ещё больший шок. — Ты реально подарил мне новые шторы? — Ты же говорил, что хотел их! Вуаля!***
20:23
Все наготовленные вкусности перетасканы на пол в комнату, по небольшому телевизору включена на фон какая-то историческая дорама, в которую залипает Джунхёк, а за это время были повешены новые шторы — красные с чёрным рисунком. Уселись в круг возле кровати и заранее постелили приготовленный для гостей матрас — все пятеро остаются ночевать у Минджэ, и это не обсуждается. Зато обсуждаются невероятно правильные подарки, планы на предстоящий учебный год и зиму, празднуется поступление Джунхёка, вспоминаются все прошлые дни рождения и делаются несколько фотографий на память об этом. Ничего, казалось бы, особенного, но Минджэ чувствует себя маленьким ребёнком, которому подарили настоящую, хоть и бытовую сказку, которого действительно любят и ради которого готовы на такие вещи. — Я всех вас очень люблю, — он не прекращает улыбаться этим вечером и тянется обнять всех сразу, раскрывая по-медвежьи широкие объятия. — Главное, что это взаимно, — Хвиджун тянет за собой Джунхёка, Сынмин подползает с другой стороны, а Сонджун обходит и наваливается на спину. Они все вместе, в полном составе, в тепле, накормленные и радостные, и больше, казалось бы, не надо ничего, но Минджэ чувствует, что ему чего-то не хватает. И понимает — прямо сейчас ему не хватает Минги. Они обязательно встретятся завтра и проведут вместе целый день, он себе обещает, но тот факт, что он пока не может позвать его сюда, в их компанию, неприятно колет под рёбра. Впрочем, не слишком надолго — Сонджун, пока время ещё детское, предлагает игру, правила которой, наверное, выдумывает на ходу, но никто не оказывается против.***
24 августа, суббота.
00:09
— Будем драться за право спать на кровати с именинником? — Сонджун сжимает руки в кулаки и смотрит на сидящего рядом Сынмина. Они уже, в принципе, облюбовали постеленный у окна матрас, и все эти выяснения не очень-то нужны, но… — С Минджэ сегодня спите вы двое, — Хвиджун включает в розетку зарядку от своего телефона. — У вас двоих просто ужасные кровати, так что хотя бы сегодня отоспитесь нормально, пока есть возможность. Минджэ кивает его словам и хлопает по кровати по сторонам от себя. Сам он укладывается в середине и ничего не имеет против того, что его «запирают» с двух сторон. Джунхёк выключает свет и идёт к Хвиджуну на телефонный фонарик, а после наступают приятные и тёплые темнота и тишина. Минджэ засыпает быстро, а в его мыслях только завтрашний день и то, какие сюрпризы будет нести он.***
15:29
— Садись, — Минги отщёлкивает потушенный окурок куда-то в сторону и садится на свой мотоцикл. Они с Минджэ опять за городом, на какой-то не то учебной площадке, не то заброшенной парковке — на асфальте есть старая разметка, но по ней чёрт поймёшь, что она значит. Минги в той толстовке, которую Минджэ подарил ему, и она на удивление здорово вписалась в его повседневный образ, а вот то, что сам Минги сдвинулся назад, немного выходило за рамки. — Эм… Мне за руль садиться? — За руль. Научу тебя водить. — Зачем? — Минджэ не то чтобы боится, просто… Ладно, да, — он боится. — Попробуешь, каково это. Вдруг тебе понравится. Минджэ очень неуверенно подходит ближе, как будто впервые мотоцикл видит. Ноги деревенеют от накативших страха, волнения и непонимания, потому садится он крайне неловко, но Минги крепко обнимает его со спины и целует в щёку, чтобы успокоить. — Не бойся, я тебя всему научу. — А тебя тоже кто-то так учил? — Уже ревнуешь? — Есть такое. — Нет. Меня учили словами, но помогало это так себе. Считай, что самоучка. Минги показывает всё, что нужно знать и уметь, медленно и понятно рассказывает и показывает, как держать руки и как правильно поворачивать. Минджэ всё ещё волнуется, переспрашивает всё по три раза, потому что всё вдруг вылетает из головы, чувствует себя таким глупым и беспомощным, но его продолжают крепко обнимать и целовать в щёки. Трогается с места поначалу неуверенно и дёрганно; страшно, но он пробует, и у него получается — прямо как у того парня, который однажды вышел на сцену клуба к Сонджуну и Сынмину. И если тогда Минджэ думал о том, какие его хёны молодцы, что поддержали и помогли поверить в себя, то сейчас он думает лишь о том, что Минги, наверное, хочет свести его с ума и довести до могилы — тем, что просит довериться и рискнуть, просит сделать то, о чём Минджэ знает еле-еле самые основы. И если бы не было ощущения чужих рук на своих руках, чужого тепла за спиной и если бы не было тихого и чертовски приятного голоса на ухо, то Минджэ и не решился бы на такое никогда. Но Минги был с ним, оставался за спиной, держал за руки и шептал, что всё получится. Минджэ ведёт от всего этого, хочется прильнуть ближе и остаться так на целую вечность, но вместе с этим он смелеет и пробует заново, но уже намного уверенее. И получается намного лучше. Напряжение постепенно уходит, и на смену ему приходит сладко ноющее в руках и в ногах удовлетворение, Минджэ улыбается всё шире и шире, пока спокойно едет по диагонали через всю площадку и поворачивает, не слишком сбавляя скорость. И это ощущение постепенно затягивает, становится необходимым, как воздух, и вновь колется искрами под кожей. Смесь непередаваемая и пьянящая не хуже дорогого алкоголя — Минджэ напивался последний раз никогда, но больше ему пока что не с чем сравнивать. Он останавливает мотоцикл и всё-таки льнёт к Минги, втирается затылком в его плечо и мажет губами по краю челюсти, пока его не целуют. Чужая ладонь ложится на щёку, а кончики пальцев приятно массируют косточку за ухом. Поцелуй выходит жарче и развязнее, чем все прошлые, но при этом отзывается невероятным уютом и теплом. Минджэ по-другому наклоняет голову и уже почти мажет кончиком языка по губам Минги, но… — Рано ещё, — Минги отстраняется и доцеловывает его вверх по щеке. — Хэй! А сам, между прочим!.. — Я решил сыграть по твоим правилам. — Это нечестно, — Минджэ вырывается из его рук и обиженно фыркает, хотя уже через секунду жалеет об этом — у Минги слишком приятные и удобные объятия, и ему хочется вернуться в них, пока его мягко целуют за ухом и вниз по шее. — Теперь моя очередь оставлять интригу, — Минги наваливается на него со спины и обнимает. От мимолётной обиды не остаётся никакого следа.***
Они меняются местами, и Минджэ всю дорогу до дома думает только о том, сколько же всего в его жизни поменялось, сколько перевернулось с ног на голову, сколько заиграло новыми красками. Он невероятно благодарен Минги за всё то, что он дарит ему с такой невероятной лёгкостью, но под всеми эмоциями и чувствами (он уже понимает) кроется что-то гораздо большее, чем просто интерес или просто влечение. Минджэ привыкает к Минги слишком быстро, и сколько бы ни было на их пути трудностей, он готов каждую из них преодолеть и пережить. Потому что чувствует и знает, что Минги ради него будет готов на это же. — Спасибо тебе за сегодня, — говорит, когда у него забирают второй шлем, уже стоя напротив своего дома и понимая, что настаёт пора прощаться. — И… И за всё спасибо. — Тебе спасибо за то, что тогда подошёл ко мне. — Но ведь ты позвал. Минджэ мягко улыбается и обнимает Минги, укладывая голову на его плечо. То ощущение по-детски яркой радости, которое вчера подарили ему друзья, плавно перетекает в ощущение чего-то более осознанного и более… взрослого, что ли? Такого, которое раньше казалось бредом и чепухой, а сейчас кажется единственно верным и единственно настоящим. Ощущение тёплой стабильности и искренней нужности — когда ты сам нужен точно так же, как твой человек нужен тебе. Закуривает в очередной Минджэ уже у себя в квартире, усевшись на чистый теперь пол балкона. Солнце уже село, но синеющее небо, расчерченное сиреневыми облаками, ещё золотилось где-то у горизонта — из-за края рамы, впрочем, этого не видно было. Он чувствовал себя невероятно легко и свободно, как будто все его обязанности и проблемы остались на земле, а он взмыл в темнеющее небо и смотрит на всё с высоты небоскрёба, пока ветер треплет волосы и забирается под одежду. Это чувство оказывается самым прекрасным из всего того, что произошло с Минджэ за два дня и что для него сделали его близкие люди. Внутри его восприятия они всё это время были вместе и где-то рядом, не разделялись на вчера и сегодня, на друзей и… Минджэ не знал, как назвать то, что у них с Минги, но это было чем-то действительно настоящим и искренним среди всего серого и обезличенного. Он смотрит на то, как тлеет в его руке сигарета, и вдруг совершенно по-философски задумывается о том, что его жизнь на эту самую сигарету похожа — она не гаснет, продолжает медленно тлеть и идти своим чередом, но вкус у неё есть только тогда, когда из неё выжимаешь всё, что можешь выжать. Да, тогда она закончится, быть может, быстрее, но какой тогда смысл вообще прикуривать, если не собираешься затягиваться? Минджэ затягивается, перекатывает на языке серые клубы дыма и медленно выдыхает; дым сливается с сиреневыми облаками и рассеивается в них, пока где-то в груди тлеющий огонёк разгорается чуть ярче, а собственная жизнь отдаёт сладостью на кончик языка.