Какая-то AU"Твоя подруга из-за красной занавески выходит ко мне и на ней лишь подвязки и подвески"
— Жида, не заставляй меня ждать, а тем более подходить самому, — Дима удобнее устраивается на диване, откидываясь на спинку. Говорит он с нажимом легким, но не агрессивно ничуть. Он знает, что его послушаются, знает, что сейчас все случится. На лице ухмылка, застывшая в предвкушении, и голодный взгляд, смотрящий на дверь. Мирону стыдно до горящей кожи на щеках. Он понимает, что это какой-то тотальный пиздец. Зря на это согласился, но уже никуда не денешься. Толкает дверь сразу опуская взгляд в пол, ведь его трясет. Шаги неуверенные, но хоть какие-то. — Моя ляля сегодня прекрасна, — мужчина смотрит на смущающегося и зажимающегося Фёдорова с наслаждением. Тело у него совсем худющее и слишком не пропорциональное. Зато на бледной коже отлично смотрятся черные ремни подвязок с металлическими клепками, оплетающие едва выделяющуюся талию, скользящие по бедрам к толстым краям чулков. Высоких, сетчатых, вульгарных и облепивших острые коленки и стройные ноги. Ошейник на шее становится каким-то финальным штрихом, от которого полностью разъебываются все фантазии. В жизни это выглядит куда лучше. А главное, что Дима знает где цепь к этому ошейнику. — Иди сюда, — Хинтер гладит свое бедро и видит поджавшиеся губы Мирона. Парень поднимает глаза, встречается с жадным взглядом, что скользил пару секунд назад по коже и делает следующий шаг. Федоров видит, как мужчина сжимает и поглаживает свой пах. Через ткань домашних штанов отлично видны очертания стоящего члена. Вот уже парень стоит почти в плотную к дивану. Дима тянет за тонкое запястье, заставляет оседлать его бедра и прижаться всем телом. Мирон дрожаще вздыхает и тихо шипит, когда мужчина кусает ключицы и сжимает до боли бедра. А еще рэпер жалеет, что выебывается в треках, ведь Шокк всегда найдет к чему приебатся и что подцепить.***
Какая-то AU
Дима любил странные вещи, не вписывающиеся в привычные серые рамки. Такие, чтобы манили взгляд, заставляли думать о них и обсуждать. Так, чтобы всегда крутилась в голове мысль о такой вещи и каждая нова встреча с ней вызывала у тебя улыбку и покалывала пытливый ум. А ещё Дима любил чужие реакции. Поэтому он делал что-то выходящее за морали других и следил за лицами и руками. А ещё слал нахуй все личные границы и вторгался в пространство людей без зазрения совести. И как же Дима был рад встретить Мирона. Мирона, в котором сочеталось это всё. Он был неказистым и слишком нескладным. С длинными волосами которые рассыпались кудряшками в разные стороны, с густыми бровями и орлиным носом. Не местный. Это понятно даже по говору с явным акцентом и поведению. Дима прицепился к новенькому моментом, стал для парня своеобразным гидом в их тихом городке и университете. Показывал ему корпуса и кабинеты, помогал брать учебники и защищал от одноклассников, которые решили, что он чужой. Хинтер не заметил, как влюбился. Сам по себе как-то втюрился до зубной боли и уходящей земли из-под ног. Он любил то, как Мирон дергался, когда лапища Димы зарывалась в его волосы, как смеялся заливисто пряча лицо в руках, как поправлял очки свернувшись и читая книгу. Но сильнее любил нежные поцелуи в закоулках зданий, прокуренные руки Мирона на своем лице в парках и его теплое тело под боком по ночам. Дима думал ,что это на долго. Что это навсегда. Но так не считал Мирон. Чемоданы. Билет на поезд. Впереди Россия, родина. Срезанные кудри. Короткий ежик. Слабая вымученная улыбка. Мирон говорящий "прощай".***
AU, в котором Дима художник, а не музыкант. За него говорит его грубое, резкое и колкое творчество, отраженное на холстах. Очередная выставка и очень интересное знакомство, что поменяет все в его жизни.
Ловить восхищенные взгляды на свои творения было прекрасно. Дима любил свою небольшую, но преданную аудиторию. Почему небольшая? Творчество его не для всех было и это он прекрасно понимал. Выставки в небольшой галерее чисто для своих. Новые лица тут появлялись редко, а если и мелькали, то вместе со знакомыми ему людьми. Честно признаться, Диме нравилось подобное. Его собственный уютный мир, где ты аккуратно наводишь порядок и легко отсеиваешь ненужных людей, которые не смотрят в том же направлении что и ты. С импульсивностью Димы это было просто. Он медленно минует небольшие секции стендов, переходя из зала в зал, здоровается с гостями его маленького представления. Некоторых он знал не просто по именам, он знал их судьбы и семьи. Это сближало. Улыбается тепло и мягко его постоянной посетительнице. Девушка отвечает такой же улыбкой и игриво строит глазки. Уже не первый год так, но Хинтер не хотел падать в кого-то с головой. Любовь порушит его громкое и колючее творчество. Минует очередной зал и замирает посреди помещения. В глаза бросается бритая башка и синяя футболка. Дима делает пару шагов в бок и рассматривает профиль мужчины. Нет, он ни разу его не видел у себя за все время. Незнакомец рассматривает одну из любимейших картин Хинтера. Горящий храм. Всегда это казалось символичным. Дима подходит ближе, осторожно, не навязчиво, видя в глазах посетителя не только интерес, но и ту самую искру. Искру понимания. Если такую правильно раздуть, человек проникнется тобой и творчеством, станет последователем. Оказывается близко и ловит легкую улыбку чужих губ, прежде чем к нему обратятся раньше. — Интересные у вас работы, — посетитель чуть поворачивает к нему голову, сверкая голубыми глазами, в них самих горел какой-то огонек, — такой неряшливый, но живой стиль. Колоритно. Дима хмыкает и благодарит, кажется, что его новый собеседник ждал начала незапланированной беседы. В любом случае Хинтер складывает руки на груди и поднимает брови, играя оценивающе взглядом. — Разбираетесь в искусстве? — Настолько не похож? — Незнакомец ухмыляется поворачивается чуть больше к Диме на пятках и складывает руки за спиной, расправляя плечи. Стал похож на орла, сидящего на иссохшемся старом пне, — на самом деле больше предпочитаю живопись средних веков и ренессанса. Они улыбаются смотря уже друг на друга, а не на картину. Что-то в лице и образе напротив подкупает и Хинтер пока не может понять, что. Скользит снова взглядом по лику и шее с черной надписью. Голос у мужчины был необычным и четким, как и линии на его картинах, но не рваным и не разбросанным хаотично. — Дмитрий, — протягивает руку, кратко облизнув пересохшие губы. — Мирон, — пожимает крепко в ответ и кивает головой. — Не видел вас на своих выставках раньше. — О, я впервые. Можно даже сказать случайно, но мне тут пока нравится. Мирон вскидывает подбородок, осматривая мельком всё помещение и пробегаясь взглядом по картинам и их создателю. — Буду рад показать вам свои картины, — Дима чуть наклоняет голову, как хищный кот наблюдающий за добычей с хитрыми глазами. Вот только он уже тут не единственный охотник и это подначивает. — С радостью послушаю о творчестве от самого автора.***
AU, в котором Мирон слеп не с рождения, но с очень раннего возраста. Он влюблен в творчество Димы Бамберга.Дима же на одном из своих концертов замечает молодого парня, что сидит на диванчике, смотрит куда-то мимо и улыбается широко качая головой.
— Ладно-ладно, я возьму. Зачем правда не знаю, но возьму, — голос Жени льется с улыбкой, и Мирон 'смотрит' туда, где предположительно она была. За столько лет он научился 'чувствовать' пространство вокруг, но сейчас всё слишком было возбуждено, чтобы нормально работать. Парень благодарит девушку и слышит помимо гама и гула толпы, что расходилась после концерта, как затихают шаги его сопровождающей. Поправляет очки, чуть сползшие с носа и снова поворачивает голову к сцене. Там не факт, что никого не было, но он бы всё равно не увидел. Хотелось шутить на эту тему, но вряд ли его кто-то поймет, Женя так вообще не особо любила подобное. Казалось, что она только нервно посмеивается, а сама отворачивается, закатывает глаза и думает, как это низко и грубо. Ну или не отворачивается и делает это в лицо, потому что Мирон не увидит. Никогда не увидит. А вот Дима видит, как к нему тянутся люди, с счастливыми глазами, уставшие, но такие всё ещё объебанные адреналином. Расписывается на бумажках, фотках, дисках и даже зачетках. По привычке даже больше, не первый год в этом. А потом ему подсовывают что-то невероятно красивое. Странный рисунок, кажется абстрактным, но имеет свою суть и смысл. Дима поднимает глаза на девушку тянувшую это и его сразу передергивает. Он весь концерт отвлекался на толпу прыгающих фанатов, а на диванчики в углу, где сидела она и разговаривала со странным парнем, что кажется лучше всех читал его текста вместе с ним, но не поднимался с места. Так и хотелось выйти к ним и, во-первых, сказать какого хуя они пиздят, а, во-вторых, потянуть их в толпу. Ну точнее не их, а именно его, потому что Дима был уверен, что парня вставляет и звук, и голос, вот только почему-то он не выплескивает это. Девушку он просит чуть подождать, хорошо, что она подошла одна из последних. На удивление ему не отказывают. И вот уже через минут пятнадцать они идут вместе в тот угол с диванами. — Вот, прости, что так долго, — картинка с автографом оказывается у парня в руках, и тот её трогает, 'читает' и после улыбается совсем счастливо. Кажется, ради этого Женя с ним и возилась, — и, Мирон, я привела кое-кого. — Дима, — Хинтер решает прервать всю эту осторожную лабуду и тянет руку для приветствия. Мирон стопорится и поворачивается в сторону такого знакомого голоса. Он внезапно начинает очень сильно мяться и улыбаться. — Мирон, — протягивает руку, но как-то мимо мужчины. Хинтер не придает этому значения особо и пожимает руку, слыша, — никогда не думал, что пообщаюсь с любимым артистом. Дима не был тугодумом, ничуть. Он иногда просто не замечал чего-то элементарного. Например, странное поведение своего собеседника, он отмахивал думая, что мало ли под чем люди на его концертах. Вообще если бы Женя тихо не шепнула ему на ухо, что Мирон — слепой, то мужчина бы прямо спросил, чем так обдолбался, что взгляд сфокусировать не в состоянии. А они между прочим говорили почти больше получаса об искусстве во всех его проявлениях. Мирон казался удивительным, не только из-за своего недуга, но и потому что слушал, а главное слышал мужчину. Разбирался хорошо во многих областях, был начитанным и не стеснялся того, что неполноценен. Он вообще не стеснялся. Говорил остро иногда, шутил черно и грубо и обаятельно улыбался. Если бы не темные очки и слова девушки, он бы действительно ничего не заметил. — Был, очень рад пообщаться, — ребята из группы уже зло смотрели в спину, им нужно было убирать все и ехать дальше, тур не будет ждать, — надеюсь удастся ещё когда-нибудь пересечься. — Хотелось бы, — Мирон чуть наклоняет голову, словно думает над чем-то, — можно тебя обнять? Вопрос вызывает тихий смешок и улыбку, не так как от остальных фанатов. Кивает, хотя знает, что его не видят и наклоняется обнимая парня. Подбородок тычется в плечо, а руки хлопают легонько по спине. Мирон сам его обнимает как ребенок, немного осторожно по началу. В тот момент Дима еще не знал, что этот маленький разговор и встреча, будет самым ярким событием за весь тур. Отыгран тур. Прошло уже пару месяцев. Новый материал пишется, а из головы не выходит тот разговор и голос. Дима даже не понимает почему. Хотя, наверное, его поразило такое желание существовать и развиваться, не смотря на отсутствие важнейшего органа чувств. Найти Мирона оказывается трудно. Ну а как иначе. Ни знание его любимого автора, ни последняя книга что он прочел, ни музыка что вышла у Лондонских селеб не помогает найти хотя бы что-то о нём. Зато легче найти Женю. Профиль на сайте помощи BM, Женя числилась как их сотрудница. Сиделка и сопровождающая. Выцепить ее контакты — легко, договорится о встрече — уже проблематично. В принципе в ходе разговора Дима понимает, что Мирон вполне самостоятелен, и она лишь отправляется с ним на прогулки и выполняет бытовую работу. Вытянуть адрес не удается, но номер телефона вполне. Пара часов сомнений, и он уже на пороге чужой квартиры. Мирону не удобно было переписываться, программы для озвучки и ввода текста на русском плохо работали. За дверью раздается трель звонка, а после шаги. Дверь ему открывает сам парень, улыбаясь немного потерянно. — Проходи, — пара шагов назад, Дима сам закрывает за собой дверь, — не ожидал что когда-нибудь такое случится, но очень рад, — тянет руку Хмнтеру, чтобы пожал и улыбается увереннее, когда чувствует чужое тепло, — если будешь что-то трогать, то положи потом точно на место, чтобы я найти смог. — Без проблем, — Хинтер залипает на лицо парня без очков. Глаза такие необычные. Они мутные, будто затянуты белым туманом и смотрят прямо. Мирон медленно ими моргает и развернувшись на пятках идет куда-то, позвав Диму одним лишь жестом. Двигался он действительно так хорошо, миновал и цветок напольный в горшке и стулья на кухне. Просто Дима еще не знает, что в этой квартире он живет с самого детства и тут ничего почти не менялось с того времени. Чай, вазочка с печеньем и конфетами. Парень на против и снова разгоревшийся диалог. Странно, что они так легко начинали разгонятся по любой теме, но обоих все устраивало. — Ты так много читаешь, — мужчина проводит пальцами по корешкам книг и бегло читает названия с авторами. Много зарубежных, новых и старых, некоторых ему не знакомых. Дима улыбается замечая свою любимую, достает ее, чтобы покрутить в руках и пролистать мельком, будто это помогает вспомнить весь сюжет и героев. Ставит на место и двигается взглядом дальше. — Читал. Я давно сам ничего не читаю, — улыбка вышла бы печальной, если бы парень реально жалел о тех днях, — мне читают друзья, я люблю слышать в живую, обсуждать. Дима оборачивается, смотрит на сидящего на диване Мирона. Тот будто осматривает комнату, хотя на деле просто прислушивается. Он часто прислушивался ко всему. К квартире, где могло что-то скрипнуть или пиликнуть, к улице за окнами где-то сигналили машины то говорили люди, к своему собеседнику, кажется понимая очень быстро насколько тот близко и в каком состоянии. Вот сейчас Мирон двигается на диване, потому что услышал Димин легкий шаг. Он улыбается, когда Хинтер садится рядом, но его глаза направлены мимо. — Можно задать странный вопрос? — Фёдоров почти как школьник интересуется, будто новую тему не до конца понял. Хинтер кивает, мысленно отвешивает себе снова подзатыльник и говорит краткое "конечно". И вот они замолкают оба. Дима в ожидании, а Мирон в своих мыслях. Секунда, пять, двадцать. Мужчина не торопил, не за чем, за пару дней их интенсивного общения он привык к вот таким паузам ослепшего парня. Тот словно просто уходил в себя чтобы что-то найти, ну или просто задумывался. — Я когда-то просил Женю описать мне тебя, но у неё слабо получилось. Опиши ты, пожалуйста. Где-то под темечком начинает покалывать и вдруг грудную клетку бросает в ледяную воду. Мирон лишился еще до средней школы зрения, это кажется было первым, что узнал Дима у него. Мирон не знал, как выглядит мир сейчас, не знал, как выглядят люди вокруг него. Да, те самые близкие ему люди. Женя, например. Они все представлялись запахами и звуками, ощущениями. В его сознании они выглядели по-другому. Возможно совсем по-другому. Такое странное осознание, но почему-то оно прямо въедается в кожу. Дима чуть ухмыляется и двигается ближе к парню, тот в немом вопросе наклоняет голову. — Вряд ли я смогу описать, самооценка хромает на обе ноги, давай лучше, — касается руки чуть вздрогнувшего Мирона, и тянет его ладонь к своему лицу, — ты сам посмотришь. Они застывают снова, Дима отпускает его ладонь и кажется даже дышит чуть ровнее и спокойнее, пока чужие пальцы касаются щеки. Парень не робеет, улыбается чуть-чуть, и наконец скользит пальцами выше. Медленно действительно изучая лица. Оглаживая скулы и челюсть, скользя едва касаясь по векам. Он рассматривает так Диму, сам двигаясь ещё чуть ближе и разворачиваясь на диване к собеседнику полностью. Лоб, нос, губы. На губах Мирон зависает. Давит мягко и наконец спускается к подбородку, чтобы по шее пройтись до затылка и там уже огладить бритый череп. — Ты необычный, — на лице Федорова восторг, который Диму радует, — красивый. Спасибо, что разрешил. Тепло ладоней парня пропадает и тот довольно соединяет в голове полученный образ и голос. — Да без проблем, Мир, — Хинтер все еще в восторге от того какой Мирон одновременно до чертиков простой и насколько дьявольски сложный. Чистейший оксюморон. Зато этот человек точно слушал не из-за образа, внешности или распиаренного ебла. Он слушал потому что находил что-то свое. Он был не фанатом. Он собрат по разуму.***
AU, где VGB — независимая спец. служба предоставляющая свои услуги за определенную плату и полное взятие любой ответственности. Их отряд нанимает известный политик Иван Евстигнеев для своей защиты и устранения конкурента. Отряду придется разделиться чтобы сработать чисто и быстро.
— Ты волнуешься что ли? — Мирон улыбается ласково-игриво, смотрит неотрывно и в его глазах плещутся огоньки, — Дим, это не первая моя вылазка, ты чего. Его рука в перчатках поглаживает предплечье мужчины сквозь всю эту форму, чтобы успокоить. Хинтер удивлялся, им обоим уже давно за 30, но Мирону удавалось сохранять внутри себя что-то совсем детское и наивное. Но только во взгляде и выражении лица, да и то не всегда. Он серьезен и конечно понимает почему Дима чуть взвинчен. Ему не нравилась вся эта идея. — Мойша, я всегда буду волноваться, — тянет к себе и целует в лоб, чуть стягивая ткань черной маски. Они стоят так несколько минут, пока рация не захрипит приказом о выходе. Дима глухо смеётся, когда Мирон её делает тише. — Пиздуй, и только попробуй сдохнуть, — поцелуй-укус в губы и мужчина позволяет Федорову поправить маску и перехватить крепче автомат. Смотрит на него уходящего к темным машинам, а сам возвращается к Ивану Игоревичу. Сегодня он служит щитом, пока его любимый человек клинком. Через 15 часов отряд атаки вносят в категорию погибших, и Дима не чувствует ничего кроме боли.***
NC, AU, в котором Мирон и Ваня разбежались, но первому слишком не хватает его тепла, а второй просто послал нахуй любые отношения. Спустя месяц после разрыва Мирон приходит ушатанный в хлам к Диме и просто просит трахнуть. С тех пор кровать и подушки Хинтера чаще видят лицо Фёдорова чем он сам.
Мирон полностью утыкается лицом в подушку, обхватывает её руками и жмет к себе ближе. Кусает ткань и жмурит глаза. "Попробуй не думать". Повторяет это постоянно про себя, словно мантру или спасительное заклинание. Но тяжело не думать, когда чувствуешь. Руки на своих бедрах, шлепки яиц о задницу и член бьющий по простате. Это было бы привычно, если бы позади его так быстро трахал Ваня. Имя которого всегда хотелось кричать на всю квартиру, забив на соседей и открытые летом окна. Под которым хотелось стонать, скулить и выть. Хотелось всё и сразу, до разрывающегося сердца и плавящихся мозгов. — Всё хорошо, ляля? —Голос сипловатый, более низкий и глубокий. Димин. Он даже замирает внутри, когда спрашивает, чуть наклоняется, ещё больше вдавливая в постель своим весом, так, что колени чуть разъезжаются. Мирон отлипает от мокрой подушки, чтобы его было слышно, но голову не поворачивает. Боится разрушить последнюю иллюзию нормальности. — Да, Дим. Мне хорошо, просто, — я хочу видеть, чувствовать и кричать под другим, остается лишь в голове. "Не под тобой" тоже тактично прячется в угол. Мирон незаметно сжимает руки под подушкой, вцепляясь в самого себя и простыни, — просто не останавливайся, пожалуйста. Фёдоров поддается назад, насаживаясь сам на член, чуть двигает бедрами и тянется вперед почти соскальзывая. Хинтер грубо натягивает до упора и возвращается к привычному ритму. Вновь комната наполняется звенящей тишиной, рыками и сбитым дыханием Димы, тихими и редкими стонами Мирона в подушку и звонкими, пошлыми шлепками.***
AU, в котором 4 года назад Дима уехал в Германию, бросив с криком и скандалом Мирона. Хинтер вернулся, поняв, что ошибся и что еще любит. Вот только Мирон уже лежит почти 3 года в псих больнице с прогрессирующими расстройствами и встретить раскающегося мужчину в состоянии только Ваня. Ваня, что влюбился, но не успел сказать и излечить.
Ваня садится на капот машины, не боясь поставить грязные кросы на чистый бампер. Сигарета в зубах, взгляд в старое одинокое здание окруженное темными деревьями. В голове полная каша и сотни вопросов. — Каким он был, до этого всего, — тихо спрашивает Ваня, видя только краем глаза подошедшего Диму. Взгляд у того не лучше, вот только еще больше наполнен тоской и кажется чувством вины. — Идиотом. Весёлым идиотом, — тоскливая улыбка и голос такой ровный, но спотыкающийся у самого конца, — смеялся и шутил, смотрел как щенок на все, с интересом и рвением. Его всё поражало, и он иногда был как ребенок. Евстигнеев кашляет в ладонь, понимая насколько его представления различаются. Он познал его закрытым и утопленным в кучи таблеток и лекарств. Редкие блеклые и поникшие улыбки, да и только. — Ты же любил его, — Ваня тихо продолжает, поджимает к себе колени и пытается успокоить трясущиеся руки, — каким он был для тебя. Дима чуть медлит с ответом, а в груди щемит так сильно. — Нежным. Он всегда читал меня и подмечал детали. Чуткий и заботливый, — Хинтер поправляет шарф и ворот пальто, понимая, как холодно становится, но это кажется не из-за спешно накрывающей страну осени. Это вина грызла изнутри, — прости, это я сломал его. Ваня поджимает губы и кидает на землю докуренную сигарету. Ему тяжело, но Хинтеру куда хуже. Мужчине с этим жить, со всем познанным, а парень просто смирится с тем что не успел, пусть будет и тяжело.***
AU в котором Дима полицейский, а Мирон любит писать резкие высказывания на стенах.
— Да, спасибо. Хорошего вам дня, — мужчина закрывает папку и щелкает ручкой. Кивает старушке и улыбнулась отходит от лавочки, что была рядом с подъездом. Вздох даже тяжелый, уставший а взгляд сразу тянется к служебной машине. Можно было бы уже закончить и отправится в участок, но Дима ощущает на себе столь знакомый взгляд. Улыбается сам себе осторожно, будто это кто-то увидит и сразу его осудит, словно так нельзя совсем и кара будет очень сильное. Поправляет фуражку и смело ступает на невысокий бордюр и газон, что через пару шагов сменяется грунтом, камнями и мелким редким мусором. Через площадку, не спеша слишком к качелям, на которых сидел молодой парень, крутя что-то в руках. Внутри как-то тяжело становится, когда взгляд ненароком с парня переползает на его портфель что валялся на земле, а после на изрисованную стену дома из-за которой его и вызвали. — Так кто тут у нас такой? — С весельем в голосе спрашивает почти подойдя Дима. Парень поднимает голову, смотрит заинтересованно и чуть раскачивается. Дима же замирает у старых качелей, так и не решившись облокотится на балку с облезшей краской и ржавчиной, — Мойша, полагаю это твоих рук дело? Мужчина кивает в сторону изувеченной стены, ловит хитрый взгляд чужих глаз и мелькнувшую на мгновение самодовольную улыбку парня. В целом, ответ уже был ему ясен. — Может и моих, а что не официально? — Официально только для протокола, — чуть хмыкает мужчина, следя за длинными пальцами Мирона, которые крутили крышку от баллончика с краской. — Значит я еще не подозреваемый. Отлично. — А что так хочется? Федоров морщит нос выразительный и щурит глаза улыбнувшись солнечно. Хинтер неосознанно перебирает в голове все их встречи, когда парень и его уже наизусть выученное ФИО попадали к нему в документы. — Пока можешь оказаться только свидетелем, если хочешь, — мужчина поправляет очки по привычке, но тычется пальцами только в голую переносицу, опять дома забыл, — а если серьезно, ты бы был поосторожнее в следующий раз, вдруг не только бабульки увидят. Да и если бы ты писал слова из трех веселых букв, а не это, может быть и не вызывали бы вообще. — Сменить протест на хуй? Что-то у вас странные предложения Дмитрий Федорович, — парень кидает крышку к портфелю своему и обводит взглядом собственные написанные буквы, — в городе пиздец, об этом должен же хоть кто-то говорить. — Иногда лучше молчать, а своими лозунгами ты мало что сделаешь. Ничего не изменится в стране еще ближайшие лет двадцать. — Значит и у нас с вами ничего не поменяется. Я буду писать, а вы опять за мной бегать. Возраст то позволит? Хинтер не может не улыбнуться, не замереть в этих голубых полных огня глазах. Молодая кровь, энергия, мозги и мысли. Из него так и хлещет всем подряд, хотя наверное должен был уже вырасти из необдуманных поступков. Мирон встает с качелей, наклоняется за рюкзаком и поправляет футболку. Лето жаркое выдалось. — Поймаю на месте преступления и мало не покажется, — серьезно говорит Дима. — Заметано, удачи в поисках вандала, — кивает парень и разворачивается на пятках. Он сидел тут только чтобы его заметили и только чтобы к нему подошли. Он будто знал что обязательно подойдут. — Береги себя, — кидает в след Хинтер и ничуть не удивляется брошенному так неубедительно "обязательно". Страшно от мысли иногда становилось, что простые надписи на стенах перерастут когда-нибудь в что похуже.