Следственный эксперимент

На улице ночь, трасса зловеще пустынная, на горизонте то ли мгла, то ли туман, что-то непонятное и навевающее ещё больше ужаса. В Юриной машине, которую Аня узнавала с первого сигнала и подмигивания фарами, в этот раз что-то подозрительно постукивало сзади, и отвлекало сидящую на пассажирском сидении следователя от сладкой и тягучей дремоты, в которую она так и норовила провалиться, убаюканная монотонным жужжанием мотора и обволакивающим тёплом. Вдалеке ободряюще горела синим цветом пустая заправка, Аня клевала носом и надеялась, что в десятке сантиметров от неё Музыченко бодр, как зайчик из рекламы батареек, потому что у неё совершенно сил вести машину нет и в ближайшее время не появится. Вообще была суббота, выходной по всем правилам день, который закончился звонком дежурившего Личадеева на Анин мобильный и его обеспокоенным голосом. На фоне явно кто-то вопил в телефонную трубку и качество связи это очень даже сносно передавало, Паша устало попросил Никитину набрать Музыченко и съездить в область, проверить подозрительное здание, о котором сообщила уж больно дотошная бдительная жительница одной из деревень в районе родной Музыченковской Гатчины. Мол, там на днях ошивался подозрительный товарищ, которого доселе там никто не видел, громел ведрами на заднем дворе, таскал ночью воду из колодца, а через пару минут выплескивал в канаву, будто уборку делал либо затеял стирку. Подозрение вызывало прежде всего время суток, которые мужчина выбрал для наведения порядка. Не отреагировать на вызов просто не могли, Пашину нервную систему было прежде всего жалко, они-то с Юрой к скандалистам привыкли за время совместной работы и даже усмирять научились, чего не скажешь о Паше, который в последнее время только с карточными делами и возился. А тут такой сюрприз, да еще и в его смену. Одной бы ехать не рискнула, тем более на старенькой служебной машине. Просто не доехала бы, потерялась бы где-то на выезде из Питера и осталась там ждать подмогу. Юра же, услышав родное направление, сказал шустро собираться и одеться потеплее. Последнее Аня успешно проигнорировала, понадеявшись на хорошую погоду, что накрыла приближающийся к зиме Питер, и относительно тёплые по сравнению с предыдущими двумя неделями вечера. Не тут то было. Ограничилась кофтой с длинным рукавом и кожаной курткой поверх, думала, все равно будут в машине, там печка, да и ветра особого нет. Пожалела, едва высунув нос из подъезда. Замёрзла, прождав всего пару минут, возвращаться было лень, да и Юра был уже близко и заставлять его ждать было бы как минимум некрасиво с ее стороны. Она и так вытащила его из постели в столь поздний час, хотя вполне могла справиться сама. Одно успокаивало, если он согласился, значит ему не в тягость, а зная его особое отношение к Ане и их делу, даже в радость ее сопроводить. И вот сейчас ехали. Недолго, минут десят назад выехали из Питера, а Аню уже рубило и даже любезно предложенные водителем подтаявшие карамельки из бардачка не помогали проснуться. От сладости на языке только сильнее в сон клонило. Тихонько подвывало «Наше радио», совсем немного пахло бензином, от яркого света заправки слезились глаза. Засыпать было нельзя, иначе потом соображать трезво не сможет, но от тепла она совсем разомлела и от былой бодрости не осталось и следа. Ее утянуто, как ребёнка от сказки, даже не могла припомнить, о чем думала перед тем, как провалиться о забытие и отдаться в лапы своего взбудораженного подсознания. — Взять тебе что-нибудь? — вытягивает ее из дремоты, Аня даже не почувствовала, что они остановились заправиться. Он легонько коснулся плеча, а ее словно тором шарахнуло, словно обожгло. Вроде такое бытовое движение, давно привычное, обыденное, а отреагировала как-то нездорово. Аня ведь сама тактильная до безумия, а здесь вздрогнула так, что Юра заметил и резко убрал руку, боясь получить по щам раньше времени. — Что? — сонно хлопает глазами, зевнув в ладошку. Те слипались, она едва смогла сфокусировать взгляд и перевести концентрацию мозга с ощущений на зрение. — Кофе будешь? — усмехается ее сонному виду, одной ногой уже снаружи машины, на низком старте, выглядел таким бодрым, как будто на часах не половина двенадцатого ночи была. И снова эта подозрительная бодрость, то и дело пугавшая Аню. Вопрос о кофе он мог и не задавать, по Ане было видно, что ей просто жизненно необходим заряд бодрости. — Буду, и давай заправку наполовину, — тянется в сумку за кошельком, чтобы втиснуть ему пару сотен, но не успевает и остаётся запертой в машине в полном одиночестве наедине с покачивающейся на зеркале елочкой. Свет от вывесок бил прямо в глаза, хоть очки солнечные надевай, у соседней станции остановилась красная хонда с затемнёнными окнами. Остановилась, а никто не вышел, будто ждали чего-то или кого-то. Аня старалась не пялиться, а если и делать это, то не очень явно, чтобы те, кто в машине, ничего не заподозрили, но профессиональная деформация взяла своё и так или иначе ее взгляд падал на тонированные окна. «Странно», — подумала, складывалось ощущение, что машина вела их всю дорогу от Питера и сейчас нагнала. Стало не по себе, даже спать перехотелось. Пошарилась в телефоне, решила не заходить в мессенджеры, нечего зря волновать мамочку, ей и так ставшая чересчур опасной в последнее время работа дочери покоя не давала, то и дело кошмары снились, да давление от каждой новой статьи на новостных порталах с упоминаниями жестоких убийств в Петербурге подскакивало. Музыченко вернулся как всегда шумно, бросил бумажник на заднее сидение и протянул ей стаканчик с кофе. Тёплый, ещё и пахло вкусно, редкость для загородных заправок. Пригубить кипяток не решилась, лишь поднесла к губам и втянула сладкий согревающих аромат носом. Стрельнула глазками в окно, Хонда даже с места не сдвинулась, как стояла у бензоколонки, так и оставалась. Деньги с неё Музыченко брать отказался, сослался, мол, «я чек взял, пусть начальство бензин оплачивает». Они частенько так делали, выезжая за пределы Питера, пока прокатывало, видимо какие-то зачатки совести у начальства оставались и злоупотреблять доверием своих сотрудников они не все же не хотели. Кофе так манил, что даже язык обжечь было не жалко. Сделав буквально глоток, вспомнила о приготовленных впопыхах бутербродах в сумке. Сама не знала, зачем их приготовила, вроде и поужинала достаточно плотно, и особым рвением к ночным перекусам никогда не отличалась, а так или иначе, услышав о ночном выезде, приготовила парочку бутербродов из того, что было дома. На всякий случай, лишь бы были. Уже достав пакет, вспомнила о своём давнишнем косяке, из-за которого здорово поругалась с бывшим и который в целом повлёк за собой череду проблем в отношениях с последующим расставанием. Давно это было, да и прокол ерундовый, но ситуация была настолько абсурдной, что Аня до сих пор, по прошествии практически десяти лет, забыть не могла. — Крошить можно? — поднимает на него глаза, сталкиваясь с его взглядом. Он все это время наблюдал за ее действиями, за каждым движением рук, пытался предугадать, что она будет делать дальше и задаст ли какой-нибудь дурацкий вопрос, чтобы разрядить атмосферу. Вот и задала, чем Юру в головное положение поставила. — Можно, — кивает с мягко улыбкой, принимая положенную ему половину бутербродов и снова уставившись на бесконечно длинную монотонную дорогу. Они едва отъехали, красная Хонда подозрительно медленно ехала следом, у Ани холодок по спине побежали и мгновенно пропал аппетит. Откушенный кусок бутерброда встал поперёк горла, в животе тревожно забилось, а ладошки вспотели. Юра, кажется, тоже что-то заметил, иначе как объяснить его слишком частые поглядывания в зеркала на совершено пустой дороге. — Мне кажется за нами следят, — возвращает кофе в подстаканник и старается смотреть прямо на дорогу, не подавая виду. У них-то стёкла на тонированные, заметить их оглядки было проще простого. Чувствует, как защекотало внизу живота, Юра прибавил газу и шумно прокашлялся, прежде, чем нарочито тихо подтвердить ее опасения. — Мне уже тоже так кажется, — вырывается сперва вперёд, оглядываясь в зеркало и замечая, что идущая позади машина прибавила в скорости за ними. Сомнений не оставалось, их вели, и с этим нужно было что-то делать. — Что делать будем? — сжал руку покрепче на руле, второй почесал заросший подбородок. — Нам долго ещё ехать? — остатки позднего ужина вернулись в пакет, а Аня сложила руки на коленках, как маленькая. Волновалась, ладони то и дело скользили по темной ткани джинсов, ноготками впивалась. — По навигатору минут двадцать. — Может свернём и на обочине постоим? — обеспокоенно и как можно более незаметно косится в зеркало. С большой вероятностью из тонированного окна на неё в этот момент тоже глядели, но Аня этого, к счастью, не видела. — Ну, фактически мы ведь никуда не спешим, там же в доме никого быть на должно. — Вопрос в другом: зачем мы им нужны и не хотят ли они что-то в доме подчистить, — Юра задумчиво поджал губы, а затем перевёл взгляд на Аню, у которой на лице тоже отражались мыслительные процессы. — И что делать? — знал бы он, давно сказал бы. У Ани почему-то от тревоги совсем голова перестала работать, хорошо, что рядом из коллег был только Юра, иначе ей бы припомнили ее хваленое хладнокровие, с которым она поступила в отдел на службу. Музыченко так делать не станет, слишком уж сильно она ему нравится, чтобы издеваться. — Попробуем оторваться? — подмигивает, резко повеселев. У него в планах, конечно, не было гонок, но из ситуации нужно было как-то выкручиваться, чтобы не потерять важные улики, если таковые будут иметься. — Смотри, чтобы мы не заглохли посреди дороги, — этой фразой даёт своё согласие, проверяет, точно ли пристегнулась. Для полного спокойствия ещё бы перекреститься, но было уже поздно. Она не сомневалась в том, какой Музыченко хороший водитель, пару раз он очень уж лихо избегал аварии в самом городе, да и в целом старался не нарушать. Аниным любимым перформансом была его ругань на водителей, забывающих о поворотниках, что для Юры были больной темой. Злился, сразу свирепел и ругаться начинал, хотя при Ане частенько нарочно избегал крепкого словца, заменяя чем-то помягче да покультурнее. Юра набирает скорость, в животе снова щекотно, Аня от непривычки цепляется за краешек сиденья и пристально наблюдает в боковое зеркало за стремительно удаляющейся красной машиной. Юра не сдавал, машина только сильнее разгонялась, из едва открытых окон начинало свистом бить по ушам и если бы он что-то сказал, Аня ни слова бы расслышать не смогла. Продует ее, и думать нечего, сейчас им главное оторваться да поскорее, а о сохранности своих ушей подумает позже. Хонда осталась за поворотом, Музыченко слегка сбавляет и дает Ане возможность закрыть сквозящее окно, пока она не окоченела в своей кожанке. Пару минут на перекур и закрывает и своё, холодно было, глубокая ночь, не хватало ещё, чтобы его ненаглядная коллега простудилась и покинула его хоть бы и на несколько дней. Ее больничный здорово бы оттянул раскрытие дела, не мог так рисковать. Он-то крепче, от одной рюмки водки с перцем оклемается, а вот Аню простуде лишний раз подвергать не хотелось. До самого поселка почему-то молчат, только в зеркала то и дело зыркают, лишь бы красная подозрительная Хонда из-за поворота на вырулила. Только когда равняются с дорожным знаком с названием населённого пункта и аккуратная дорога меняется пыльной и сплошь покрытой камушками, он начинает ругаться и невольно вспоминает деревню, где находится его дача, мол, там давным давно центральную дорогу облагородили, могли бы и здесь постараться. Разговорчики закончились, когда они добрались до цели и припарковались у изъеденного лишайниками косого забора. В доме напротив горел свет, видимо сообщившая гражданочка решила лично проконтролировать, как следователи отреагируют на ее сигнал, и не уляжется спать, пока не раздобудет сплетен для завтрашнего обсуждения с другими, менее бдительными соседями. Домик и правда выглядел зловеще, особенно его потрескавшиеся стены и полусгнивший порог с кучей складированных рядом пустых вёдер. Светлые тряпки на веревках для сушки белья только антуражу добавляли, как и заросшие дорожки и калитка с миллионый раз облупившейся голубой краской. Не сказать, что прям как из фильма ужасов, скорее просто чья-то глубоко запущенная дача, но идти туда, а тем более искать что-то в доме, не возникало никакого желания. — А вдруг там труп? — Юра звенит ржавым тяжёлым замком, ключ от которого предсказуемо лежал под старым мокрым от дождя и грязни ковриком. Аня с видом послушной ассистентки светила фонариком и оглядывалась по сторонам. Казалось, вырулит сейчас красная тонированная Хонда из-за поворота — и все, ищи свищи их по ближайшим канавам по частям. Мысли эти сами собой в голову лезли, бесконтрольно. Уж слишком часто она видела разделённые человеческие тела в последние полгода своей жизни. — Давно тебя это пугает? — подмигивает и тянет на себя дверь. Та неприветливо и пугающе скрипнула, за ней последовали половицы в пороге. Аня шла за ним следом, чтобы в случае чего успеть выбежать. Откуда в ней такая пугливость развилась? — Чисто, Ань, иди смело. Будь в доме труп — в доме бы пахло, здесь же пахло только старостью да сыростью. Стёр перчаткой с выключателя пыль и с громким треском щёлкнул. Одинокая лампочка под потолком зажужжала, и в комнате стало чуть-чуть светлее. Бардак был жуткий, книжки какие-то, посуда вымытая, но запылённая, несколько пустых банок. И гвоздь программы, прямое доказательство того, что тащились в эту глушь они не зря — нож, обыкновенный кухонный, но чем-то очень уж подозрительно напоминающим кровь испачканный. То, что нужно было вымыть в первую очередь, если кровь и правда принадлежит не местному поросёнку. — Звонить Паше? — Звони, пусть выезжают с ребятами навстречу и опечатывают дом, — забыв о том, что в перчатках, чешет свои усы, и сам морщится от того, как неприятно выходит. — Сильно мы получим, если это не человеческая? — А чья? Видели подозрительного мужика, похожего на наш фоторобот, приезжает только ночью, один, днем никогда не бывает, значит здесь он что-то прячет, — кивает на стол, решая ставить обороты, чтобы его речь не была похожа на наезд на ни в чем не виновную Аню, что стояла и хлопала глазами, выслушивая его эмоциональное высказывание. — Что именно, мы уже нашли, — вздыхает, чтобы подуспокоиться, оставляет Аню справляться с ножом и пакетом, в который его нужно было упаковать до приезда криминалистов, а сам двигается дальше в темноту. — Звони, мне кажется, мы что-то ещё сейчас найдём. Так и происходит. Аня, с женской аккуратностью справившись с ножом, едва кладёт трубку, как Музыченко вышагивает из темной комнаты, в которой судя по всему свету и в помине не было, держа в обтянутых голубым нитрилом руках бутылку, клетчатый носовой платок с засохшими пятнами и клочок бумаги. И если первые два предметы не вызвали у Ани особых вопросов, то на последнем она четко видела каракули, сложившиеся в ее домашний адрес. — Знакомый адрес, не так ли? — хмыкает, разворачивая лист таким образом, чтобы она смогла прочесть. У самого сердце глухо билось о грудную клетку и периодически подскакивало куда-то ближе к горлу, а Аня словно побледнела прямо на глазах. — Блять, — шепотом, оперевшись на стол, как будто земля из-под ног ушла. Руки мелко затряслись, если бы что-то в них было, то незамедлительно оказалось бы на полу.- Вот сука. — Не ругайся, зайка, тебе не идёт, — хмыкает, распечатывая очередной зип-лок пакет. Нужно было показать ей своё спокойствие, иначе Аню хватит удар от волнения за сохранность своей жизни. Глянул на неё: все ещё бледная, но хотя бы не плачет и не стоит истуканом. Разряжать обстановку у него никогда не получалось, но попытаться стоило. Она ведь все-таки девушка, конечно, она испугалась, подтвердив свои невысказанные догадки о том, что за ней следят и пытаются припугнуть. — Настойчиво рекомендую перестать шляться одной, как ты любишь это делать. — Пойдём в машину, мне не по себе как-то, — вздыхает и направляется к выходу, Юра, уже привыкший к ее уходам от ответа, идёт следом. Он отреагировал на резкий хруст дерева и Анин шумный вздох. Оступилась, гнилая половица не вовремя треснула прямо под стопой. Чуть не улетела вниз, ногу, кажется, подвернула. Подхватил, как получилось, вроде хотел за талию, а получилось, что одна рука на груди оказалась, а второй ухватил ее за плечо. От падения спас, а нога все равно сильно ушла вниз и уперлась во что-то твёрдое бетонное, разодрала калошу, ещё и впридачу поцарапалась об обломанную доску и торчащий гвоздь. Покраснела мгновенно, до сих пор дрожала от полученных новостей и непростительно крепко вцепилась в плечо Юры. Так близко, что губами чувствовала его дыхание, а от смеси запаха жвачки и сигарет ее собственное застопорилось где-то в районе ключиц. — Дойдёшь? — сглотнул, она закивала и, не отпуская его плеча, несмело шагнула. Юра держал крепко, каждый раз, когда она морщила губы, ступив на ногу слишком сильно, порывался поднять ее на руки и донести до машины. Она этого как огня боялась, ей и после нескольких секунд в опасной близости к нему было не по себе, внутри что-то трепетало и не успокаивалось. Уже дойдя до машины, присев на корточки напротив сидящей на пассажирском Ани, задрал порванную калошу до колена и стал ощупывать ногу. Аня про себя радовалась, что успела перед выездом побрить ноги, а то дико неловко вышло бы. Нога болела, даже когда ее не касались, а когда Музыченко, пусть и аккуратно, крутил стопу в разных стороны, совсем уж невыносимо было, Аня от боли недовольно мычала и резко втягивала воздух своим красивым носиком. — В травму же ты не захочешь ехать, да? — поднимает глаза, не убирая рук со щиколотки, проводя туда-сюда. Руки у него были тёплые, хоть он и обходился без перчаток, а температура была около ноля. — Подвернула просто, ничего страшного. — У тебя всегда ничего страшного, — вздыхает, в очередной раз поражаясь ее упрямству. Ей кирпич на голову упадёт — встанет, отряхнётся, вставит своё «ничего страшного» и пойдёт дальше. А нога — дело серьёзное, с таким не шутят. Везти её в травматологию против её воли было жестоко, в аптечке, если он не выложил, когда в последний раз наводил порядок, вроде как был эластичный бинт, а это куда лучше, чем подуть на подвернутую ногу и пытаться вылечить её народным «у котика боли, у собачки боли, а у Анечки не боли». Она всё ещё морщила нос, и поглядывала из-под ресниц на поцарапанную ногу. Обработать царапины и перемотать поврежденное место, а там уже решит, что делать с ней и её травмой дальше. — Тогда бинтом замотаем эластичным. Отказ он не принял бы, поэтому на её реакцию внимания и не обратил. — Юр, почему ты обо мне так печёшься? — спрашивает, пока он аккуратно заматывает ее тонкую щиколотку выуженным из аптечки бинтом. — Ты же сама знаешь ответ на этот вопрос, — усмехается, закрепляя бинт и отряхивая колени. Глядит ей в глаза, борется с желанием по щеке погладить. Аня устало зевает, от таких перепадов настроения, вызванных их приездом в это богом забытое место, её организм стал просто молить о хотя бы паре минут отдыха с закрытыми глазами. Не заметить её вымотанное состояние было крайне трудно, пусть она и держалась молодцом и старалась скрыть усталость. — Отвезти тебя домой? — Давай ребят дождёмся, — теперь поездку домой хотелось отсрочить как можно скорее. Предчувствие, что ее там ждали, не покидало. Юра, кажется, ничего не заподозрил, лишь кивнул, похлопал себя по карманам и достал пачку. Нужно было отвлечься, от близости Ани крышу сносило, а от мысли, что отвези он ее домой, с ней может произойти что-то крайне нехорошее, внутри саднило. Покурил быстро. Походил по окрестностям, поковырял носком землю у входа и разворошил заиндевевшую жахлую траву у забора, пока разговаривал по телефону. Нос замёрз, да и пальцы покалывать начали. Морально легче не стало, умиротворяла только мысль о сидящей в машине Ане, у которой помимо него сейчас никого, кто мог бы подставить плечо и успокоить, не было. Когда возвращается, Аня уже глубоко дремлет, примяв щеку ладошкой и отвернувшись к окошку. Настроения не было ни рубиться в камушки на телефоне, ни читать удручающую сводку новостей. Вотсапп разрывался от гневных сообщений девчонки, с которой он планировал скрасить вечер и от которой так подло сбежал по первому Анькиному зову. Телефонный разговор во время перекура только усугубил его положение и ситуацию в личной жизни и в постели в частности, он даже голос повысил. Не выносил этой пилежки мозгов без повода, сразу дал понять, что между ними ничего, кроме редкой близости по обоюдному желанию снять стресс, а старая подруга напридумывала себе отношений и считала своим долгом выносить мозг по поводу и без. Угрызений совести совсем не испытывал, не раздумывая променял секс на компанию Ани и парочку шагов вперёд в их общем деле. Переживет как-нибудь, не впервой ему напряжение старым добрым методом снимать придётся. Главное, что Аня цела, черт его знает, что случилось бы, поедь она самостоятельно. Как минимум переломом обошлось бы, если бы ей вообще удалось попасть в дом. Никитина продолжала самозабвенно сопеть и даже на прилетевших на свою смерть сошедших с ума, как иначе объяснить их жизнедеятельность в такой мороз, Юра не знал, насекомых внимания не обращала. Личадеев набрал Юру, чтобы уточнить поворот, тот поморгал заехавшей на улицу машине фарами и снова откинулся на сидение. В пакете оставалась половина бутерброда, кофе с стаканчике едва прикрывало дно. Если горячим он был вполне сносным, то холодную жижу, да ещё и приторно сладкую от того, что он снова забыл размешать сахар, Юра пить не собирался. Хотелось чего-то свежего. Он потянулся в бардачок за леденцами или жвачкой и имел неосторожность коснуться Аниной коленки. Поэтому та и проснулась. — Разбудил, — о своём желании взять леденец и думать забыл. — Я и не задремала толком, слышала, как ты ругался, — хлопает ресницами, а после протирает глаза. — В следующий раз, когда я буду звонить, скажи, что у тебя дела, я съезжу сама или отложим. Слишком уж большие жертвы ради работы. — Ну, это я уже сам в состоянии решить, — заметив знакомые очертания на горизонте, открывает дверь. Продолжать эту полемику не хотел, как и не хотел, чтобы Аня слышала до мурашек неприятный разговор с отвергнутой им особой. — Пойдёшь? — оборачивается на неё, в ответ кивок, а сам встаёт, чтобы открыть дверцу с ее стороны и галантно подать даме руку. Помнил о ее повреждённой ноге, поэтому придерживал за локоть и не рвался вперёд со скоростью света, как делал это обычно. Приехавший Личадеев с деловым видом отправил своих подчинённых осматривать дом, а сам пошёл следом, с хитрой ухмылочкой подглядывая то и дело на Музыченко и то, как он трепетно сжимал локоть неприступного и временно хромого товарища старшего следователя. Юра одним взглядом дал понять, что лучше не задавать сейчас никаких вопросов и потом как-нибудь он ему всё объяснит. А Паша всё равно улыбался. Чувствовал, видимо, что ему уже очень ярко светит повышение в должности и строчка в папке с делом, что когда-то из его неопытных рук вернули Никитиной. К концу исследования дома, оказав помощь всем, кому только могла, Аня совсем выбилась из сил и отрубилась, едва они с Юрой выехали из посёлка. Сопела тихонько, отвернувшись к окну и укрывшись Музыченковской курткой, он даже радио не включал, чтобы не разбудить, да и подумать ему было о чём. Везти ее после найденной записки с ее адресом к ней домой, даже предусмотрительно оглядев подъезд, он не хотел и не стал, на въезде в город сразу свернув на короткий путь к своей квартире. Переночует у него, а если совсем уж насупится, в чём Юра сомневался, вспоминая её испуганные глаза при виде записки с адресом, да ещё и ушибленную ногу, то отвезёт домой и будет дежурить под подъездом, пока она не выйдет на работу. Мысль сообщить начальству о находке не покидала. Он и так между делом напоминал ему, что Анну Сергеевну стоит беречь и всячески оберегать, и Юра пытался это делать ровно настолько, насколько ему это позволяла сама Аня. Аня сонно хлопает глазами, когда они останавливаются и Юра глушит мотор. Выходить не спешит, сейчас поставит её в известность, вдруг придётся снова заводить машину и ехать через полгорода к ней. — Переночуешь у меня, — утвердительно, взглядом даёт понять, что давно принял решение и не потерпит возражений. — Окей, — она сглатывает, пытаясь сморгнуть остатки сна. Знала, что так будет лучше, и что как минимум сегодня возвращаться домой для неё небезопасно. Он снова оказался в нужное время рядом. Что бы она делала, отправься проверять дом сама? Возвращалась бы домой с дрожащими от страха коленками и не сомкнула бы глаз до самого утра. В машине она хотя бы вздремнула, да и до утра будет спать со спокойной душой, потому что не в пустой квартире с периодически подёргивающейся ручкой входной двери. Вернула Юре куртку и хрипло прошептала «Спасибо». Он мягко улыбнулся в ответ и вышел, чтобы открыть ей дверь, впуская внутрь машины немного ледяного влажного воздуха. Десять минут спустя она уже сидела у него на кухне, укутавшись в свежую футболку, и цедила из большой кружки «Нескафе» ромашковый чай. Ждала, пока он доест свои переваренные макароны, а Юра никуда не спешил, как будто поесть на ночь было его ежедневным ритуалом и сегодня, несмотря на позднюю ночь и тот факт, что по хорошему он давно должен спать, изменять своим привычкам он не собирался. Почувствовать себя как дома было трудно, как минимум потому что для ощущения дома ей нужна была собственная пижама и пенка для умывания лица. Юра же смог ей предоставить только свою футболку, что доходила ей практически до колен, и полный доступ к его шкафчикам в ванной, где она совершенно случайно наткнулась на тюбик со средством для умывания. Юра сказал, что вроде как оставила приезжавшая пару недель назад сестра, причин не верить ему у Ани не было, да и вряд ли она не воспользовалась бы ею, принадлежи средство какой-либо из остававшихся у него на ночь девушек. — Блин, Ань, я чёт не подумал, — будто опомнившись, поднимает на неё глаза, даже перестав жевать. — Ты не голодная? — Нет, — сдерживается изо всех сил, чтобы не рассмеяться, настолько нелепо он выглядел с набитым ртом и обеспокоенными сонными глазами. — И по правде говоря даже спать не так сильно уже хочу, — не придумав ничего уместнее, снова подносит чашку в губам и отпивает чай. Там и пить-то уже нечего было, но для вида сработало. Телефон ее предательски разрядился, а часов как назло не было. Время особой роли не играло, и без того ясно было, что на улице очень поздно и спать им осталось мало, но хотелось надеяться на лучшее. — Который час? — Лучше спроси сколько осталось до будильника, — нанизывает на вилку оставшиеся макароны и бросает взгляд на часы. — Без двадцати четыре. Глядит на него, глаз не в силах отвести. И Юра замер, улыбается только аккуратно, да вглядывается в ее манящие и до боли усталые карие. Всё вокруг будто замерло, от тусклого света слезились глаза. — И правда спать пора, — тихо, чтобы вдруг собственного голоса не испугаться. Вокруг было так пугающе тихо, даже тише, нежели несколько часов назад посреди давно уснувшей деревушки на окраине леса. Вверху у самого потолка потрескивала лампочка. Юра молчал. Молчал и улыбался, только горько как-то. Как ни пытался, что бы ни делал, не чувствовал взаимности с ее стороны, ни капельки, а распыляться громкими признаниями, лишь бы потешить ее самолюбие, не было настроения. Будь он лет на пятнадцать помладше — запросто, но не сейчас. О чувствах она и так знала, но целью-то его было совсем другое. Он хотел не сухо дать ей понять, что не против связать с ней остаток своей жизни и поверить-таки в «долго и счастливо», а пробудить в ней что-то хотя бы отдаленно похожее на его внутренние ураганы. Не заставить ее любить, ведь насильно мил не будешь, а сделать так, чтобы она влюбилась. Потому что он сам влюбился как мальчишка. Он опустил глаза буквально на доли секунды и облизнул губы. В голове проскочила слабинка, мол, может зря он так с ней, признался бы и дело с концом, но тут же была подавлена Юриным закаленным характером и парой тройкой печальных опытов. — Постелю тебе в спальне, в гостиной форточка до конца не закрывается, замёрзнешь ещё. Оставил тарелку в раковине, а сам ушёл шуршать постельным бельём в шкафу в коридоре. Аня разочарованно вздохнула собственной глупости и спрятала лицо в подобранных к груди коленках. Её наконец перестало потряхивать от осознания произошедшего и даже подвернутая нога о себе не напоминала. Сейчас он расстелит ей собственную постель, а сам пойдёт мерзнуть в гостиную, лишь бы она не простудилась. А утром ещё и завтрак приготовит, хоть и спать будет хотеть не меньше ее. А после она вновь откажет ему в свидании, потому что глупая и слишком старая для него. Спустя полчаса она фактически провалилась в сон, слыша будто сквозь вату в ушах, как Юра моей посуду на кухне, как что-то разбивается о плитку на полу и как потом тихонько ругается. Укутавшись в пропитавшееся насквозь запахом Юры и его дома одеяло, решила, что даст слабинку. Вот прямо утром, если не забудет, конечно.