Следственный эксперимент

В этом году, как и несколько предыдущих, Аня планировала пропустить новогодний корпоратив, и если бы ни Юра и его уговоры о том, что без неё ему там совершенно нечего делать, так и поступила бы. Она ни за что в жизни не отказалась бы от свободного от работы, надоевших лиц коллег и мыслей о том, как бы поскорее разгрести ту кучу забот, повисших над ней мёртвым грузом, но Юра считал иначе. Постоянно припоминал ей тот факт, что она не умеет и не хочет учиться отдыхать и расслабляться, а Аня лишь цокала языком и в шутку показывала язык, демонстрируя всю свою вредность. Уговаривал ее целую неделю, наседал каждый раз, когда разговор заходит о праздновании Нового года. Несмотря на то, что ни разу самолично не присутствовал на так называемом «корпоративе», описывал Ане в красках, как классно будет в этом году, как здорово они проведут время, и в конце концов она сдалась. Помнила, что празднование Нового года в отделе никогда не отличалось скучными конкурсами и кучкой пьяных коллег, все было цивильно, учитывая, что, несмотря на средний возраст коллектива, переваливший за сорок, большинство их сотрудников было вполне прогрессивным и полным энергии для чего-то веселее старческих празднований, и предпочитали водочке хороший коньяк либо виски, от которых априори опьянение не наступало так быстро, как от беленькой. Глянула на Юрины умоляющие глаза и сдалась. Личных планов на двадцать девятое декабря у неё не было, подружки и те слились, оправдавшись мужчинами и домашними предпраздничными хлопотами, а развлекать себя самой было занятием довольно скучным и неблагодарным. Их ставшее более массовым с приходом на помощь Паши расследование, как и десяток других поменьше, было отложено на день, чему несказанно обрадовался Юра, окончательно принявший на себя борозды правления и освободивший Аню от большей части работы. Теперь дело фактически вёл он, у него и правда получалось гораздо лучше, а Аня лишь консультировала там-сям, да не мешала. Юра называл это «берегу твоё ментальное здоровье», Аня втихушку читала его наработки, когда тот отлучался на обеденный перерыв или ей за кофе. О своём намерении дать слабинку Аня вспомнила через несколько дней после того, как эта идея возникла в голове, и дело было в недосыпе. В воскресенье их ждали в отделе с самого утра и, ожидаемо, задержались они там до позднего вечера, завалившись по своей воле бумажками до самой макушки и разгребая все это общими силами. Ни поесть нормально, ни в туалет выйти, работа-работа-работа. Благополучно проспав все будильники, собирались утром впопыхах, даже не позавтракав, там особо не до флирта было, а вечером, по возвращении домой, Аня просто свалилась в свою постель, что больше не казалась ей самой уютной на свете, по сравнению с Юриной-то, и благополучно проспала до обеда понедельника, пока будить ее звонками не начали мама, подружка, Юра и начальник отдела. Что что, а отсыпной они заслужили, и отнять его не мог даже самый главный человек на работе. Тот волновался, не заболела ли она, Аня сонно отчиталась ему о своём состоянии, пообещала быть завтра, как огурчик, и отключилась. Затем перезвонила маме, вкратце пересказала события предыдущего вечера, опуская подробности и подвернутой ноге и неоднократно проносившихся по спине мурашек, ну и напоследок сбросила Юре сообщение, чтобы тот не волновался. Минут десять лежала, вглядывалась в их диалог, проклинала свой старческий склероз и никак не могла вспомнить, что же она хотела сделать. Пришлось даже лечь в ту позу, в которой она засыпала дома у Юры, укрыться точно также одеялом и закрыть глаза. Там-то, практически задремав, и влетело ей в голову данное самой себе обещание. А обещания, Анна Сергеевна, нужно выполнять. В конце-концов, не просто ведь так у неё внутри все сжимается, стоит ему до неё просто дотронуться. С того дня и перестала шарахаться его и отвергать ухаживания. Стала чуточку теплее и не рычала, когда он позволял себе немного больше нежели дружеское похлопывание по плечу. Совсем уж давать ему вольную было рано, но Юра своим отношениям заслуживал гораздо больше, нежели её недовольное рычание и язвительные ответы на его не менее язвительные вопросы. К выбору наряда для их следовательской «вечеринки» она подошла более, чем ответственно. По крайней мере планировала так сделать, но вышло не совсем так, и удлиненная джинсовая юбка с белой шёлковой блузкой, на которые ушла значительная часть ее скромной зарплаты, были куплены впопыхах за день до непосредственно праздника. И то, забыла бы, не потащи её подружка по магазинам за подарками. В слишком быстро наступивший предновогодний вечер Аня опаздывала. Бессовестно опаздывала. Такси, которое она заказала около получаса назад, тоже. Только с Аней опоздание приключилось из-за ее попыток вывести идеально ровные стрелки и не испачкать всё вокруг в попытках накрасить губы яркой помадой, а водитель такси просто потерялся во дворах и никак не мог найти нужный поворот. Аня прекрасно понимала, у неё первое время также были проблемы с поворотами, но простить не могла. Её ждали и уже явно пили игристое без неё, а она ещё даже не выехала. Стоя у подъезда, Аня чувствовала, что ещё пара минут ожидания ее аккуратно припудренный нос замёрзнет и отвалится, получится практически Гоголевская история. Она уже готова была идти пешком, ей все равно недалеко, как во двор заехал серебристый фольксваген и водитель посигналил, чтобы она сама подбежала ближе и они смогли выехать без происшествий. Проще было бы набрать Юру и попросить подбросить ее, но тот явно оставил своё средство передвижения дома и намеревался облагородить пару рюмок на корпоративе. А пьяным он за руль никогда в жизни не сядет, не раз это повторял и осуждал тех, кто так делал. Отдел выглядел ещё более празднично, чем вчера, когда они уходили из своих более или менее украшенных мишурой и гирляндами кабинетиков домой. Анечка Смирнова постаралась, больше некому. С её лёгкой руки в углу появилась живая и нарядно украшенная ель. До жути интересно стало, кто же тащил лесную красавицу с ближайшего елочного базара в отдел и чьи руки пострадали. Хоть где-то ей давали простор для творчества, на Новый год секретарь отрывалась по полной, потому что помимо её культурно-развлекательной программой никто не хотел заниматься. Ее приезд не произвёл никакого фурора, внимание на неё обратил разве что Юра и Паша с Сашей, от разговора с которыми он отвлёкся, когда она вошла. Подрулил тут же, сопровождаемый их заговорческими улыбками, оглядел с ног до головы и едва не присвистнул. При таком параде видеть ему свою коллегу не доводилось, даже не знал, какой комплимент из своего арсенала подобрать, чтобы не показаться льстецом и нахалом. — Шампанского, самая восхитительная девушка сегодняшнего вечера? — тонкий слой тонального крема не смог скрыть то, как покраснели в тот момент ее нарумяненные щеки, и что-то внутри ей подсказывало, что краснеть ей сегодня придётся ещё очень и очень много. Нужно было ответить что-то достойное, отшутиться, чтобы не думал, будто она способна растаять от одного комплимента. Хотя, что там скрывать, она уже растяла. — Это еще Людмила Ивановна не присоединилась, уверена, она отберёт у меня этот титул, — шутка приходит на ум сама собой и Аня понимает: она в своей тарелке и ничто и никто не испортит сегодняшний вечер. Юра прыснул, Аня вслед за ним, спустя секунду выпрямилась и с мягкой улыбкой и блестящими от предвкушения рассыпающихся на языке пузыриков глазами пролепетала: — Шампанское буду, если составишь мне компанию, — перевела взгляд на его руку, в который был уже изрядно подвыпитый стакан с виски. Вот так незадача. Она к таким крепким напиткам пока не готова. — Я поддержу морально и немного крепче, — усмехается и кивает на свою выпивку. Мешать виски с шампанским и правда было плохой идеей, особенно учитывая, что вечер только начался и виски ещё успеет закончиться, а шампанского у них было припасено гораздо больше. Рыжая Смирнова, которая выглядела сегодня гораздо ярче, чем обычно, видимо сменила краску для волос, шустро уволокла ее в свою компанию, Ане осталось только пожать плечами и обворожительное улыбнуться Юре в качестве извинения. Анечка лепетала что-то про Пашу и то, что они будут встречать Новый год вместе, хвасталась подаренным им же серебряным кулоном и длинными серьгами, что доходили практически до самых ключиц и переливались от яркого верхнего света и мигающих гирлянд. — Мы вообще собирались играть в фанты, ты с нами? — будто опомнившись, бьет себя по лбу. Отказаться Аня не смогла, хоть и настроение пока была не совсем настроенное на веселье и о сохранности помады на губах она беспокоилась гораздо больше, нежели о способах поднять свой настрой. Отдала Анечке, что собирала дань с каждого из присутствующих в невесть откуда взявшуюся шляпу, сережку. Содержимое едва успела окинуть взглядом, кто-то крайне рисковой пожертвовал секретарю телефон, кто-то ограничился зажигалкой, резиной для волос либо же запонкой, как сделал это Юра, рукава рубашки которого теперь были закатаны. Напряжённо как-то было, то ли из-за того, что молоденькие курсанты то и дело обращали внимание на ее декольте, то ли просто отвыкла от таких массовых празднований. До слуха доносилась ненавязчивая новогодняя мелодия, она вертела в пальцах ножку бокала шампанского и изредка прикладывалась губами. Хоть что-то радовало пока Юра не обращал на неё внимания. — Итак, дорогие коллеги, внимание! — привлекает внимание всех присутствующих Смирнова, явно приняв на себя роль конферансье сегодняшнего мероприятия и перекрикивая музыку. — Мне нужен доброволец, — начинает свою явно заранее заготовленную речь, а Аня отвлекается на движение справа от себя. Она стояла у стола, опершись бёдрами о столешницу, когда рядом с ней, в точности повторив ее позу, приземлился Юра и ободряюще улыбнулся. Могла и не поворачиваясь понять, что это именно он: по запаху. То, как пахнут его духи, выучила в первый месяц совместной работы, а проспав ночь у него дома могла определять Юру даже в те дни, когда он пренебрегал парфюмом и шёл работать только умывшись и почистив зубы. Очень хотелось сейчас прилечь к нему на плечо, но вокруг столько народу, что на неё сразу обратят внимание все, в том числе и Юра, который явно спишет такой жест на чрезмерное количество выпитого шампанского и не воспримет как проявление нежности. Чокнулись. — Павел Игоревич, что сделать этому фанту? — бедному Паше пришлось оправдывать свой новый статус и помогать Анечке в проведении конкурсов для развлечения подвыпившей толпы. По его виду и не скажешь, что ему это в тягость. Юра смеялся, Аня сдержанно улыбалась, наблюдая за тем, как коллеги, на первый взгляд серьёзные люди, выполняют категорически абсурдные задания без капли стеснения, будто у них не отделение следственного комитета, а кафедра эстрады. Их с Юрой фанты оказались одними из последних. Сперва Юре пришлось вспоминать любой детский новогодний стишок, чтобы получить запонки обратно, а следом за ним свои танцевальные способности демонстрировала и Аня. Ее это, к слову, слегка развеселило, по крайней мере она перестала хмуриться и теперь не выглядела такой скучающей, как раньше. Юра беспокоился. Спрашивал постоянно, что не так, что случилось, но кроме обезнадёживающей улыбки и ее «все хорошо, правда» ничего не получал в ответ. После танца она словно оживилась, будто выбросила все свои загоны из головы и теперь даже лишняя расстегнувшаяся пуговица на блузке, никак не опошляющая ее внешний вид, наоборот, добавившая изящности ее образу, не смущала. Они станцевали вместе один медленный танец, затем составили компанию Анисимову с Личадеевым, которым Анечка устроила передышку и заставила зажигать импровизированный танцпол, пока сама готовила реквизит к следующим конкурсам, а после музыка вновь замедлилась и Юра под шумок, поняв, что все внимание сейчас будет приковано к выдумщице Смирновой, увлёк Аню за собой в коридор, аккуратно сжав нежные пальцы. На удивление, она легко пошла следом. — Что такое, Юр? — теряясь в догадках, зачем он ее вывел, решает спросить прямо. По-честному, она весь вечер только этого и ждала, но хотелось немного поиграть в дурочку. — Вот любишь ты вопросы задавать, — возмущённо вскидывает брови, наслаждаясь ее тихим смехом в ответ на свою неуместную шутку. Ведёт по темному коридору в прекрасно известном обоим направлении, постепенно отдаляются от шума и смеха компании людей в погонах. Тишины и правда хотелось, почему-то в этот раз в купе с пузыриками шампанского от гомона начинало давить на виски. Мигрень, как правило, плохо кончается, нужно было немножко отдохнуть и их отдалённый кабинет идеально подходил на роль комнаты тишины. Войдя, вместо того, чтобы включить полноценный верхний свет, Юра щёлкнул старенькой настольной лампой на Анином столе. — Сюрприз? — она улыбается так, что и света дополнительного не нужно. Опираясь о столешницу своего рабочего места и через плечо наблюдает за тем, как он закрывает дверь изнутри, чтобы точно никто не нарушил их тет-а-тет. Страха за себя не было, он частенько так делал, когда не хотел, чтобы их разговоры услышал случайно перепутавший кабинет стажёр или начальник, решивший наведаться без стука. — У меня подарок для лучшей в мире коллеги, — впервые видела взволнованного Юру, даже неудобно как-то стало, прежде всего оттого, что у неё для него ничего не было. Они не договаривались, вот Аня и не подготовилась, хотя мысль купить ему что-то крайне милое и ненужное возникала неоднократно. Щёки теплели, даже ладонь приложила, чтобы убедиться точно, и не прогадала. — Не хочу при свидетелях, разговоров потом не оберемся. Он медленно, даже как-то неуверенно, подходит к своему столу и берёт заранее оставленную там коробочку. Уж как на него глазела девушка-консультант, когда он долгие полчаса выбирал подарок из нескольких вариантов, разрываясь между тем, что нравился ему и тем, на котором настаивала продавец. Решил всё же, что он Аню куда лучше знает, доверился своему вкусу и теперь искренне надеялся, что угодит ей подарком. Главное, что от чистого сердца, это уж она точно должна оценить, а эффект неожиданности как раз сыграем ему на руку. Уж что-что, а сюрпризы, он был уверен, Аня, как и любая другая девушка, любит. — Они даже не заметили, что мы ушли, — под его влюблённым взглядом беспощадно розовеют щеки и сбивается дыхание. Она сглатывает, несмело принимая подарок. Казалось, что руки дрожали у обоих, хотя Ане вполне могло так показаться из-за своих вздрагивающих пальцев. Обычная белая коробочка, ничем не примечательная, одно было ясно: там что-то из ювелирки и от этого ей ещё больше не по себе стало. Он потратился, а она без ответного подарка, как дурочка. — Я вспомнил, как ты расстроилась из-за серёжки и решил, что лучше подарить что-нибудь нужное, — говорит это ровно в тот момент, когда Аня поддевает ноготком крышечку и тянет вверх. На чёрной подушечке и правда лежали серёжки, маленькие, чем-то даже похожие на ту пару, одна из которых и осталась где-то в подполе ныне перевёрнутой в ходе обыска вверх дном и опечатанной дачи. Пропажу Аня обнаружила не сразу, думала, что потеряла у Юры в машине или дома, но ни в одном из мест её пребывания в тот вечер исчезнувшего украшения не оказалось. Расстроилась, конечно, но быстро забыла. В конце концов, это всего лишь вещь и не стоила она тех слёз, что она пролила вечером дома, осознав, что потеряла её по своей глупости и безответственности. — Я об этом даже не подумала, — мотает головой, будто не может поверить, что всё происходит именно с ней здесь и сейчас. — Спасибо, — проводит языком по отчего-то пересохшим губам, Юра напротив невольно перенимает это жест и, улыбаясь, как будто это ему подарок подарили, а не он, делает шаг к ней ближе. Так близко, что чувствовал от неё не то, что запах духов, а даже лёгкий аромат игристого и мандаринов. — Мы ведь не договаривались, у меня ничего для тебя нет, — виновато поджимает губы. Неудобно перед ним было ужасно. — Брось, я специально не хотел тебя этим напрягать, ты и так летала как угорелая, а тут ещё и я со своим подарком, — глаза выдали её полностью, как бы ни старалась скрыть всю ту бурю эмоций внутри. Ей было до жути приятно, ей до дрожи в коленках нравилось стоять в паре сантиметров от него в полумраке их совсем не вдохновляющего на романтичные подвиги кабинета и вот так вот разговаривать, каждый раз подыскивая обходные пути в те моменты, когда кажется, что вот-вот и всё решится. — А вообще, Анечка, я желаю нам с тобой в этом году во что бы то ни стало закрыть это проклятое дело и… — смеются, потому что Юра слов не смог подобрать и в итоге каждый завершил фразу в голове по своему. Накрывает её ладонь на столе своей, мягко гладит, а Аня не спешит ее убирать. Замолкают оба, как по импульсу, почему-то посерьёзнели, Аня взгляд то опустит, то поднимет обратно, чего не скажешь о Юре, который налюбоваться ею не мог. Ни разу у неё таких блестящих глаз не видел. Сглотнул, слова костью застряли где-то посреди гортани и мешали дышать. Атмосфера до боли романтичная, да и помешать им вряд ли кто-то сможет, все веселятся и если и заметят их исчезновение, искать не станут, подумают, что просто ушли, не попрощавшись. А может быть пора.? «Мужчина ты или нет, в конце-то концов!» Аня и опомниться не успела, как он аккуратно коснулся ее губ и замер, ожидая реакции. Она могла и ударить, если ей что-то не понравится или сочтёт эту его выходку уж чересчур наглой, но та лишь вздрогнула и переместила свободную руку ему на плечо, мягким жестом примяв плотную и слегка взмокшую ткань рубашки. Думал, что оттолкнёт, но нет. Уже спустя секунду в ответ на его аккуратный поцелуй она не менее нежно испачкала его губы своей алой помадой, напрочь забыв о том, как некоторое время назад пеклась о ее сохранности. Мягко, тепло, мучительно медленно и одновременно с этим нетерпеливо. У неё не то, что пара-тройка бабочек в животе, там самый настоящий рой, задевающий каждую клеточку своими резными перламутровыми крылышками. Щекочут, заставляя улыбаться прямо во время поцелуя и заражать своей улыбкой целующего её Музыченко, что едва за губы кусать её не начал, лишь бы прекратила хохотать. Если бы сейчас Аню спросили, кто она, как её зовут и что она делает в кабинете, она бы вразумительно смогла ответить только на последний вопрос и то, ответ был бы таким, что вопрос получился бы по факту риторическим. «Целуюсь», что она ещё смогла бы ответить? Собрать пустоту в голове и порхающие в ней редкие мысли во что-то вразумительное было ну просто нереально. Для неё сейчас был только целующий её и щекочущий её губы своими усами Юра, какой-то далёкий-далёкий шум на фоне и мигающая от старости лампочки в ней и перепадов электричества настольная лампа. Знал бы Юра, кому придёт в голову идея подёргать за ручку их кабинета, голову бы оторвал заблаговременно, потому что перепугались они в тот момент страшно, земля из-под ног ушла. Юра практически отозвался, но Аня не позволила: накрыла его губы ладонью и взглядом дала понять, чтобы он ничего не делал и вёл себя как можно тише. Прижался губами к её пальцам, опустил ладони ей на талию и стал ждать. Хотелось зарыться носом в её локоны, пощекотать губами где-то рядом с ухом, чтобы улыбнулась и вздрогнула от пробежавших по спине и шее мурашек, но за дверью явно стоял Паша, которого без сомнения Аня отправила проверить, куда исчезли Музыченко с Никитиной. — Ну что, Паш? — Юра закатывает глаза, когда слышит решительно настроенную на вынос двери Смирнову. Ох уж эта неугомонная женщина, если конкурсы, то обязательно нужно участие всех и каждого. — Закрыто, — Аня была готова спорить, хоть и не видела Пашу, что он в тот момент пожал плечами. — Анечка, я же тебе говорил, что они ушли, а ты «иди проверь, иди проверь», — передразнивает. В этот момент по всем правилам приличия Смирнова должна была обидеться, но судя по вполне себе сговорчивому писку, который последовал через пару секунд после Пашиных кривляний, конфликт они разрулили, даже не успев поругаться. Услышав, что незваные визитёры покинули порог их кабинета, смирившись с мыслью, что их единственная подходящая по возрасту компания бросила их и сбежала налаживать личную жизнь, Аня убрала наконец уже зацелованную руку и, бросив один только взгляд на будто обезумевшего от своего счастья Юру и его тёмные блестящие не менее её собственных, она абсолютно уверена была, глаза, тихонько рассмеялась. От осознания. Внутри так легко и спокойно было, как будто у них на плечах не лежала гора рабочей ответственности и нераскрытое дело, как будто кроме вот этого залитого полумраком кабинета, украшенного мишурой и гирляндами, и Юриных поцелуев в лоб и кончик носа и ничего не существовало. Стояла, уткнувшись ему в плечо, крепко-крепко, до побелевших костяшек, обнимала и не могла надышаться этим умиротворением. И стоило сопротивляться столько времени?