Следственный эксперимент

Ровно в половине седьмого в единственной комнате тихонько звонит будильник. Так тихо и ненавязчиво, что Юра даже не услышал, зато Ане этого было более, чем достаточно, чтобы понять, что наступило утро и пора вставать. Оставалось собраться с силами. Глаза открывать, по правде, боялась, почему-то казалось, что весь сумбурный вчерашний вечер и сам переезд ей просто приснились. Голого плеча касалась Юрина небритая щека, к этому уже привыкла. Он, накрывшись до подбородка одеялом, тихо сопел ей в шею, не давая замёрзнуть. Одеяло во сне перекрутилось и теперь было короче положенной длины, оставляя стопы без тепла. Всю ночь крутилась, подстраиваясь так, чтобы постоянно хоть чем-то касаться тёплого Юры и не мёрзнуть, по итогу всё равно просыпалась от того, что высунутая из-под одеяла для терморегуляции рука была просто ледяной и мешала спать комфортно. Мысль, что она наконец дома и может спать в относительной безопасности благодаря сидящей на первом этаже консьержке, согревала ещё получше персонального усатого обогревателя слева от себя. Диванчик, по правде говоря, был маловат для двоих, с Юриной кроватью не сравниться, но грех жаловаться. В тесноте, да, главное, что не в одиночестве. В конце-концов, для их встреч его квартира подходила гораздо больше, как минимум благодаря своей удаленности от отдела. В комнате темно, хоть глаз выколи, до светильника на высокой ножке не дотянуться, придётся менять позу и будить Юру. А Юра с утра это просто бомба замедленного действия, разбуди на минуту раньше и будешь весь день страдать. Вредный и ворчливый, что Ане категорически не нравилось, но приходилось мириться и давать ему дополнительное время для сна. Только Аня подумала о том, как бы провернуть трюк со светом и не разбудить сопящего под боком Юру, как он делает глубокий свистящий вдох и с закрытыми глазами перекатывается на спину, позволяя прохладному воздуху обжечь тёплую от его прикосновений кожу на Анином плечике. Часть одеяла уходит вместе с ним, оставляя Аню в ещё более раскрытом положении. Пора была купить нормальную тёплую пижаму и перестать мёрзнуть по ночам. Спал уже явно не так глубоко, но всё равно спал, а будить его ещё одним, теперь более громким, будильником, ей не позволяла совесть и инстинкт самосохранения. Решив, что раз она теперь свободна, то можно добавить в комнату хоть немножко света, тянется через подлокотник и щёлкает выключателем, пара метров от дивана тут же наполняются тёплым сиянием. Юра слегка хмурится и закрывает глаза рукой, как будто сквозь закрытые веки это лёгкое свечение могло его ослепить. Ане хотелось максимально сгладить его утреннее недовольство, разбудить его как-нибудь приятно, чтобы и день прошёл так же, как утро. По его ласкам жуть, как соскучилась. Медленно, чтобы создать эффект приятной неожиданности, переворачивается на бок и закидывает на него ножку, носом практически уткнулась Юре в щеку и в следующую секунду, недолго думая, прижалась к его давно уже не лёгкой небритости тёплыми губами. Один раз, второй, чуть поближе к губам и задержавшись на секунду дольше, в третий совсем уж близко, практически в уголок рта, одновременно с этим почувствовала наконец, как на её спрятанное под одеялом оголённое бедро опустилась большая немного влажная ладонь и широко ласково погладила, практически до каёмки трусиков. Объект разбужен и не ворчит, можно приступать к дальнейшим действиям. — Если бы меня будили так каждое утро, — мечтательно произносит ей практически в губы, открывая глаза и сталкиваясь с её заинтересованным в продолжении взглядом, но от её блестящих глаз все мысли из головы исчезают. Он просыпался с ней рядом уже больше десяти раз точно, но почему-то такое по-дурацки тёплое ощущение чего-то родного и до боли близкого было именно сегодня. То ли потому, что разбудила искренней, льющейся через край, нежностью, то ли потому что обстановка изменилась, а Аня всё равно с ним рядом. — И что было бы? — облизывает губы, складывая ладошки у него на груди и опускаясь на них подбородком. Низ живота уже сладко тянуло, от его ладоней было удивительно тепло, а удивительно тёмные глаза выдавали его с головой. Юра выдерживает паузу, ловит каждый взмах её пушистых ресниц и выдаёт чистейшую правду. — Ты такая красивая, что я уже и не помню, — усмехается и, вытянув шею, мягко касается губ. Руки продолжали хозяйничать под одеялом, и пока одна удерживала Аню от побега на свою половину, вторая сдвигала её ночнушку всё выше и оглаживала талию. Аня охотно отвечала на поцелуи, и едва он заканчивал один, она брала борозды правления в свои руки и начинала следующий ещё с большим желанием и нетерпением. От ощущения её языка во рту сон как рукой сняло. Стойкое ощущение, что сейчас им позвонят, кто-нибудь войдёт в комнату или произойдёт какая-нибудь очередная аномалия, которая вновь помешает им заняться наконец любовью, не покидало. Ровно до тех пор, пока она не застонала тихонечко от того, как он проник пальцами под бельё и легонько шлёпнул по попке. Смело перекидывает через него ногу и садится верхом, приземляясь на самое интересное место. Ерзает, чтобы устроиться поудобнее, Юра только сглатывает, мечтая отшлёпать её, чертовку, за такие выходки, рывком поднимается, опираясь рукой на кровать, и стягивает с её плеч донельзя задравшуюся сорочку. Наконец-то мог посмотреть на её во всей красе. Её соблазнительно обвившие его бёдра, аккуратный животик, небольшую округлую грудь с заострившимися вершинками сосков, тёмный шёлк волос, небрежно отброшенный за спину и ниспадающий до пояса. С неё бы картины писать, а она торчит целыми днями в пыльном кабинете и нервы свои треплет этими убийствами и трупами. Пальцами по груди и рёбрам, лаская нежную бледную кожу, задерживаясь и дразня невесомыми прикосновениями чувствительные соски. Приглаживает её мурашки, губами сперва на шею, затем ниже, на ключицы и только потом, помедлив, на грудь. Выгибается от того, как умело его язык ласкает острые вершинки сосков, обсыпает её грудь мелкими поцелуями, сам буквально тащится от того, как она орудует пальцами у него в волосах и вздыхает, боясь быть слишком громкой и переходить на стоны. Она будто специально дразнит, проходясь по его налитому кровью члену вверх-вниз, он буквально чувствует её намокшие трусики, что она так и просит снять с неё. — Успеем? У него предательски красные щёки и алеющее пятно от её губ на шее, она довольная собой улыбается. Он гладит её клитор через влажную ткань, Аня стонет, вжимаясь мокрой промежностью в его каменный стояк, вновь провоцируя его на инициативу. Было уже плевать, даже если бы Аня сказала, что сейчас без десяти восемь и им срочно нужно выходить на работу, дабы не отхватить от начальства. Сил сдерживаться больше не было, они и так тянули чересчур долго, постоянно позволяя обстоятельствам нарушить их планы. Не сегодня, не сейчас. — Плевать, тебя я хочу сильнее, чем на работу, — шепчет, сцеловывая его улыбку, теряя последнее слово в очередном несдержанном вздохе. Она разгорелась, как спичка, каждое прикосновение отдавалось приятной болью внизу живота и желанием ощутить его так глубоко внутри, насколько это возможно было, каждый его поцелуй действовал как порция бензина, подлитая в костёр. Как же она сейчас жалела, что после душа не поленилась надеть бельё! Юра запустил обе ладони ей в трусики и потянул ткань вниз, намекая, что пора бы им обоим избавиться от лишней одежды, а пока она верхом, сделать это сам он, несмотря на всё своё желание, не сможет. Аня меняет положение буквально на несколько секунд, оставляет бельё на подлокотнике дивана и возвращается. Теперь уже боялась так явно дразнить, опустилась чуть пониже, как бы случайно задевая его член своей влагой. — С ума схожу, какая же ты красивая, — шепчет ей в шею, заставляя в очередной раз покрыться мурашками и забыть о том, что хотела сделать секунду назад, — и горячая, — прикусывает кожу, даже чересчур сильно, зализывает укус и втягивает кожу губами, желая оставить след да потемнее. — Прекрати издеваться-ах, — не успевает засмеяться, он обхватывает сосок губами, срывая очередной стон в свою честь. Сам едва держался, но хотелось довести её до откровенной мольбы, что не заставила себя ждать. Эта девчонка обладает телепатией, не иначе! — Ну давай уже, — хнычет, упираясь мягкой грудью в его, чувствует, как он мучит и проводит головкой между раскрытых истекающих соком складок. Ох, как он играл, как хотел подразнить так, как делала это она, затевая всю эту опасную игру. Обнажает зубы в хитрой улыбке и мотает головой, вновь повторяя дразнящие движения. — Ну пожалуйста, — шепчет, мило улыбаясь, прямо в губы, целует в следующий миг глубоко, вылизывая его рот. Сосредоточенно касается его языка, Юра переводит ладони с бедер ей за спину, резко садится и входит сразу до основания. Пользуется её замешательством и кусает приоткрытый от неожиданности и сбившегося дыхания рот. Именно такого неприлично громкого стона и именно такой дрожи он добивался. В её глазах муть, она закусывает губу и блаженно улыбается, слегка откидывая голову назад и раскрывая искусанный рот в очередном, вызванном его первым толчком внутри неё, стоне. Вся мраморная шея, вся бархатистая грудь в его распоряжении. Юра разогрел её настолько, что до того, чтобы кончить, ей было необходимо просто почувствовать его внутри, почувствовать ту наполненность, от которой в прошлый раз по телу будто разряд тока прошёл, заставляя её изгибаться от тёплой неги, разливающейся от макушки до кончиков пальцев. Каждая фрикция отдавалась дрожью в ногах и стоном, задерживающимся где-то посередине, чтобы пощекотать и лишить её возможности говорить. — Подожди-подожди, — сбивчивым шепотом, упираясь аккуратно в грудь и чувствуя, что остановилась вовремя, давая себе время перевести дыхание и давая отсрочку подобравшемуся в опасную близость к ней оргазму. От его нетерпеливого ритма сбивалось дыхание, нужно было слегка притормозить его, чтобы растянуть их по-настоящему «доброе утро». — Не спеши, — целует, слегка приподнимаясь, практически выпуская его из себя, а затем с до безумия пошлым звуком садится, ощущая его так глубоко, как у самого Юры не получалось. Руки на талии, её тело медленно двигается вверх-вниз. Так медленно, что Юра сходит с ума и сам начинает кусать губы, чего прежде никогда не делал. Грудная клетка вздымалась в тяжёлых выдохах, горло щекотало от желания простонать так громко, чтобы слышали все соседи, а не только скромно покачивающаяся на его члене Аня. Чёрт подери, какая же она! Секс для него всегда был чем-то мучительно страстным, быстрым, не терпящим промедления, но сейчас, когда Аня заливалась краской и выдыхала ему в рот каждый раз, когда насаживалась до упора, у него просто сносило башню от ощущения близости её податливого нежного тела. Теперь мелко подрагивал он, ощущая её липкие ладони, глядящие его татуировки, ощущая тысячу маленьких иголочек, что впивались в тело от каждого её стеснительного, но такого удивительно сладкого вздоха. Кончая, спрятала лицо в его плече, сжимая ладонь так крепко, что от ногтей остались полоски. Обхватила его, ласкающего её губы, не пропускающего ни единого её вдоха, ногами, задрожала, зажимая его член и без того узкими стеночками, пытаясь двигаться, чтобы помочь кончить вместе с ней. Контролировать себя, когда внутри её стало ещё уже и влажнее, было просто невозможно. Его оргазм был гораздо тише, замер, крепко прижимая её к себе, сминая её мокрые губы, насаживая её до основания. Рваное движение, ещё одно, послабее и она наконец чувствует его сокращения и излившуюся в неё сперму. Хрипло и тяжело выдыхает что-то несуразное, оставляя горячий мокрый след от языка на её взмокшей покрасневшей от бессчетного количества поцелуев и укусов шее. Не разрывая объятий, медленно Юра ложится на спину, слишком остро ощущая холодную простынь лопатками, зарываясь пальцами в её волосы и прикрывая глаза. Голова не варила от слова совсем, пятна перед глазами и лёгкое, словно она и правда ничего не весила, Анино тельце у него на груди. Ощущение реальности отсутствовало, гладил её мокрую спину, бёдра, чувствовал, как из её промежности ему на бедро стекали горячие мутные капли, а сама Аня не переставала мелко дрожать и пытаться выровнять дыхание. Всё тело приятно покалывало, и иногда, словно напоминание о сокрушительном оргазме, накрывало тёплой волной, заставляя низ живота сжиматься. — Ради этого стоило пережить две неудачные попытки, — смеётся, пряча лицо у него на груди. Юра сдувает с лица чёлку и касается губами её влажного виска. Зацеловал её всю, не было места, которого бы он не коснулся, но вот такой нежный, смешанный с его хриплым смехом, поцелуй был как раз вовремя. — Я тебя очень, — шепчет, подставляя губы для поцелуя, и наслаждается ответным, ласкающим слух, признанием. Очень хотелось бы глянуть сейчас на часы и понять, что время близится к ночи и они могут спокойно лечь спать, но увы, будильник оповестил об очередном прошествии пятнадцати минут, а следовательно времени у них оставалось совсем мало. Вопреки ожиданиям, утренний секс энергии не добавил. Да, проснуться помог ещё как, но заветное полежать и перевести дыхание пришлось сократить как минимум вдвое. Времени оставалось ровно на быстрый душ. В отдел первым приехал Юра, опоздав на двадцать минут и проскочив мимо стоявшего спиной к выходу начальника, так не вовремя оказавшегося в холле. Опоздал бы меньше, если бы не пришлось чистить машину от выпавшего за ночь и успевшего заледенеть снега. Дежуривший сегодня на вахте Анисимов, очевидно, сообразив, что Юра опаздывает, незаметно для других оставил ему строчку между парой не особо внимательных и никогда не опаздывающих сотрудников. Для Юры-то проспать было обычным делом, но начальство частенько выражало недовольство его опозданиями, поэтому сегодняшний, пусть и липовый, приход вовремя будет ему только на руку. Чего не скажешь об Аньке, ей-то точно на ближайшем собрании прилетит за опоздание. Оставалось надеяться, что отмазка с переездом прокатит и её личное дело окажется нетронутым. — Аня не с тобой? — тихо, чтобы никто не слышал, спрашивает, пока Музыченко оставляет в журнале свой автограф. Юра отрицательно мотает головой, одновременно с подписью расстёгивает куртку. Этому вопросу даже не удивлялся, весь отдел благодаря их совместным появлениям на работе поговаривал об их романе, поэтому даже если бы этот вопрос задал ему непосредственно шеф, ответ был бы точно такой же. Анисимов же знал всё с самого начала месяца, с той самой пьянки, после которой Аня впервые осталась у него уже в качестве девушки, а не коллеги. — Будь другом, черкани за неё, она скоро будет, — шёпотом, Саша только и успевает, что кивнуть, прежде, чем Юра бодрым шагом скрывается с места преступления подальше от глаз начальника. Волновался теперь за Аню, только бы успела проскочить незаметно. — Я принёс записи с камеры, которую ты просил отследить, — Юра даже куртку на крючок повесить не успевает, как в кабинет заваливается Паша, удивляясь тому, что помимо Юры в кабинете никого нет, а сам трепетно относящийся к своему внешнему виду Музыченко в той же одежде, что и вчера. То Аня ходила всю неделю в одном и том же, теперь этот герой-любовник, явно у девчонки ночевал, если времени переодеться не хватило, да ещё и такой обеспокоенный, дёрганый словно. — Ого, а где Анька? Так и хотелось ему по лбу дать за неожиданное появление, да ещё и без стука, а затем и за глупые вопросы. Что он, интересно, ожидал услышать? — Откуда я знаю, она мне не отчитывается, — совершенно непринуждённым будничным тоном, как будто бы не он довёл её до оргазма полчаса назад и не был главной причиной её опоздания. Пожал плечами, пригладил волосы и, взяв у всё ещё стоящего у Аниного стола Паши флешку, пошёл к своему рабочему столу. Печально глянул на грязную чашку, что обещал себе вымыть ещё несколько дней назад, и отставил на подоконник от глаз подальше. И есть хотелось, и кофе, и по Ане за такой короткий промежуток времени уже успел соскучиться и распереживаться за её опоздание на работу, а тут ещё и Личадеев голову дурить вздумал. Сидел бы лучше и делом занимался, вон, какую папку толстенную ему принесли с подозреваемыми для более подробного изучения, а он всё баклуши бил. Как же зря и невовремя Юра повернулся к Паше боком. На шее, ровно там, где заканчивался воротник рубашки, краснел свежий засос, ещё не успел потемнеть, но уже уверенно обосновался на положенном ему месте. — Охо-хо, — Паша едва не присвистнул, заметив интересную отметину, коей вчера и в помине не было. — Ты бы припрятал засос-то, а то не видать тебе Анечкиной милости, — Юра, как ошпаренный, хлопает себя по шее, подлетает к зеркалу и понимает, что попался. Нужно было сейчас собрать воедино все свои навыки актёрского мастерства и сыграть удивление, как будто в душе он не разглядел краснеющий след от Анькиных губ и не забежал специально в аптеку за пластырем, чтобы скрыть его. Личадеев, гадёныш, все его планы перемешал в кучу своим приходом. — Чем? — шумно выдыхает, поворачиваясь обратно и судорожно косясь на часы над входом. — Пластырем заклеить? — усмехается тупости ситуации, вот Пашка сейчас удивится, когда он, недолго думая, достанет из портфеля катушку бежевого на тканой основе. — Да хоть бы и пластырем, лучше уж, чем ходить и светить на весь отдел, — наблюдает за ним с долей подозрения, как Юре кажется, буквально сверлит затылок своими серо-голубыми глазами, дырку проделает сейчас. А актёр из Музыченко отменный, дай бог каждому такой выдержки не заржать, когда ты, совершенно случайно, находишь новый моток пластыря в портфеле, да ещё и нужной ширины, чтобы покрыть синяк на шее полностью. — И как ты только успеваешь и работать, и девок клеить, — задаёт вопрос в пустоту, мечтая услышать ответ и понимая, что хрена с два Юра ему ответит. Потому что никаких девок он уже месяца два не клеил, сох по Никитиной, как несчастный фикус у них на подоконнике, и даже мысли о других особях женского пола не допускал. Дверь с грохотом открывается, впуская вместе с Аней ледяной воздух и сладкий фруктовый запах её духов. Единственных духов, которые она нашла в куче коробок, её сегодняшний образ обязывал приятно пахнуть, да и настроение, несмотря на опоздание, было окрылённым. Ещё бы, после таких-то полётов с утра пораньше. — Привет, Паш. Влетела, тяжело дыша, бросила сумку на кресло и принялась развязывать шарф. Юра сперва внимания не обратил на то, что поздоровалась она только с удобно устроившимся на диване Личадеевым, а потом, когда он покосился на него, решил предъявить. Совсем расслабилась, замешкалась, видимо, совсем из головы из конспирация вылетела. — А, то есть, со мной мы уже не здороваемся? — деловито идёт за свой стол, чтобы включить, наконец, компьютер. Нужно было разобраться с видео, что Паша принёс на флешке, очень уж много информации могла дать ему одна видеозапись, последняя надежда, фактически, оставалась. — Привет, — специально поднимает на него глаза, сдерживая улыбку. Грудь её вздымалась в судорожных вдохах и выдохах, чёлка упала на глаза, щёки от мороза покраснели, а обкусанные до невозможного губы были намазаны чем-то блестящим. — Давай ещё начни обижаться на меня из-за того, что я с тобой не поздоровалась, — продолжает, всё-таки улыбаясь, только отвернулась перед этим к вешалке, чтобы Личадеев не заметил. Переобулась, поправила причёску и вернулась на место. Платье, видимо, как и духи, лежало на поверхности и было наименее помятым из всей её одежды, поэтому и надела. Хорошее платье было, красивое, так обтягивало всё то, что сегодня утром было заботливо оглажено Юриными руками, Музыченко радовался, что сидел за столом в тот момент, иначе бы у Паши появился ещё один повод для подтрунивания над ним. Старенький стационарный компьютер зашумел, обвещая, что готов к труду и обороне, он, не долго думая, вставил в разъём флешку и снова откинулся на спинку, ожидая, пока та прогрузится. — Я так жутко проспала, кошмар. Думала, что меня будут ждать с приказом об увольнении, — усмехается, быстро проходит к подоконнику, щёлкает кнопкой чайника и забирает Юрину немытую чашку. По голове бы дать ему этой чашкой, пять раз просила помыть, а теперь всё равно самой придётся. Юра поддерживает смех, бросая какую-то отвлечённую фразу о том, что пора бы научиться пользоваться будильником, а сам поглаживает спрятанное под пластырем место на шее. — Паш, ты смотрел папку? — Да, только там их большая часть благополучно в дурке отлёживается под круглосуточным контролем, — с радостью встревает в разговор, наконец и на его присутствие обратили внимание. — Юра, вон, камеры просил посмотреть, — Аня в этот момент оборачивается на сидящего, как будто речь не о чём шла, Музыченко, желая разорвать его на части из-за того, что всё-таки вмешался, когда она так просила его не лезть глубже, чем они уже докопались. — Идея на самом деле хорошая, только я не понял, почему именно эта. — Потому что мне так захотелось, не задавай глупых вопросов, — уставился в компьютер, щёлкал что-то, потом снова принялся ждать, видимо, пока запись скопируется ему на рабочий стол и он сможет выпроводить надоедливую почемучку Личадеева из кабинета под предлогом навалившейся работы. Работы и правда много было, случай с сожжённой девочкой они подвели к логическому финалу, нужно было всё оформить только аккуратно и подшить к общему объёму дела. Папка всё толстела и толстела, а ясности в деле было всё меньше и меньше. Одни они остались только через минут двадцать, предварительно напоив Личадеева кофе и расспросив подробнее о том, чем Саша заслужил дежурство и как у них продвигаются дела со Смирновой. Нужно было о чём-то трепаться, пока два тяжеленных видео общей продолжительностью в двадцать четыре часа сбрасывались на на ладан дышащий рабочий компьютер, как он только выдержал. От кофе проснулись окончательно, желудок молил о хоть крошке пищи, но увы, кроме отсыревших печенек недельной давности у них ничего не было и пришлось перебиваться хоть чем-то. По факту, даже если бы они и отложили утренние лобызания с продолжением, позавтракать бы всё равно не получилось, коробку с посудой Юра обнаружил на заднем сидении только откопав утром машину и случайно бросив взгляд в зеркало заднего вида. — Мы с тобой примерно к девяти приехали, да? — спрашивает, монотонно тыкая клавишей и извлекая раздражающий звук. Аня не понимает сперва даже, о чём речь, смотрит на него, сдвинув брови, только после его пояснения бросает короткое «Да», снова возвращаясь к своей части работы. Поднимать эту тему казалось ей необдуманным и крайне небезопасным шагом. Ей ясно дали понять, что будет, начни они поиски, но Юра, словно забыв все её слёзы и мольбу ничего не предпринимать, буквально лез на рожон. План определённо был, только он с ней ничем не делился. — Юр, я же просила ничего не делать, — тишину кабинета разрезает её тяжёлый вздох, глаз не отрывает от папки, одновременно ещё и пишет что-то, переписывает из блокнота в дело и обратно. — Ты понимаешь, что если этот придурок засветился на камерах, нам его найти раз плюнуть? — перестаёт искать в длинной записи нужное время, сосредотачивает всё внимание на Ане, что готова была в следующую секунду расплакаться. Её снова начинало трясти от страха, Юра это видел и понимал по подрагивающей в пальцах шариковой ручке, а ещё по тому, как нервно пальцами свободной руки она теребила серёжку в ухе. — Ему с нами расправиться раз плюнуть, — откладывает ручку в сторону и впивается в него неотрывным испуганным взглядом. Нервно получилось, со стуком каблука опустила закинутую ещё секунду назад на ногу ногу на пол, сложила руки на коленках и снова тяжело вздохнула. — Ты когда порезаться успел, ты же не брился даже? — проскользила, видимо, взглядом по его верхней части тела и зацепилась за квадратик пластыря на шее. — Губами твоими порезался, ты не заметила даже, — недовольный тем, как они ушли от темы, спешит вернуться к обсуждению и возразить, но, глянув на экран, мгновенно забывает, что именно хотел сказать. Резко бьет по пробелу, останавливая видео, замирает с восторгом в глазах, пугая такой резкой сменой настроения совсем растерянную Аню. — Попался, дружок. У Никитиной сердце в пятки, ладони похолодели и по спине мурашки пробежались. Ей снова и снова приходилось возвращаться в тот вечер, хотела она этого или нет. Подойти к столу не решалась, ждала, пока Юра вырежет нужный кусок, замедлит его достаточно и наделает стоп-кадров, чтобы разослать их по ближайшим отделам и начать наконец поиски. От его энтузиазма было тошно. А может быть тошнило от вновь нахлынувших воспоминаний и сковывающего тисками страха снова оказаться в ловушке. Аня узнала его куртку и слегка косолапую походку даже по не очень качественному изображению. На её кивок Музыченко смело отправил видео ребятам из техотдела, чтобы те доделали работу и попытались подлатать качество видео. В ступоре Никитина даже не знала, что сказать. Юра потянул за руку, хотел было усадить себе на колено, но она, недовольно и с дрожью выдохнув, поднялась и вернулась на своё место. И слушать его не хотела, не то, что какие-то попытки сгладить ситуацию терпеть. Её опять не послушали и сделали по-своему. Лучше бы соврала.