Следственный эксперимент

— Ты так и будешь молчать? — его голос за спиной прозвучал одновременно со звоном брошенных на тумбочку ключей, заставляя едва вошедшую в прихожую Аню вздрогнуть. Такое чувство было, что за несколько часов молчания она отвыкла не то, что от его голоса, а в целом от любых резких звуков. Последним, что она ему сказала, было согласие переночевать сегодня снова вместе и у него. Теперь задавалась вопросом, зачем она согласилась на это, учитывая, что последние несколько часов она игнорировала все его попытки помириться и недовольно морщила губы, когда он отвлекал её от дел, которыми Аня, в свою очередь, отвлекалась от навязчивых мыслей. Как только убийца увидит ориентировку со своим лицом — пиши пропало, можно будет начинать прощаться со всеми знакомыми и родственниками и морально готовиться к тому, что при любом удобном случае в тёмном подъезде или переулке ей перережут глотку. Не знала, что сделать, чтобы до него достучаться. Обычно без слов её понимал, а здесь она прямым текстом неоднократно просила ничего не делать, а он не услышал. Юра снял куртку, разулся, повернул дважды ключ в замке, но проходить вглубь квартиры не спешил, ждал ответа. Аня в разговоре не видела смысла, молчать с её стороны было гораздо уместнее. С каждой секундой тишины у Юры всё сильнее закипала кровь. Терпения оставалось всё меньше. Был как никогда уверен в том, что делает, следовал своему плану, Аниной обиды не понимал хотя бы потому, что старался двадцать четыре часа в сутки находиться с ней, чтобы она ничего не боялась и чувствовала себя в безопасности. Вот и сегодня мог плюнуть на её морально измотанное состояние и отправить домой осваиваться в новой квартире и наводить порядки, но проигнорировал все её выпущенные иголки и позвал к себе. В машине ни слова ему не сказала, ехали, как чужие, даже когда он остановился у магазина не вышла, осталась ждать, хотя всегда раньше ходила с ним, даже когда ничего нужно не было, чтобы контролировать, что берёт. — Буду, чтобы ты ещё чего-то не отчебучил, — голос от молчания немного охрип, будто не она говорила, а кто-то другой. На деле же сохранять спокойствие ей дорогого стоило, она не хотела ругаться, не хотела мучить его молчанием, порой даже игнорировать, но по-другому не получалось. Приступы вины сменялись приступами гнева. Сразу в голове возникали мысли, мол, кем он себя возомнил, чтобы вот так распоряжаться её личной информацией и раздавать приказы налево и направо, не согласовав предварительно ни с ней, ни с Пашей, не говоря уже о начальстве. Понимала, почему мозг так реагирует на него, старалась выместить обиду и недовольство мыслями о том, какой он на самом деле замечательный, как о ней заботиться и как сильно она его за это любит, но в итоге всё равно злилась и буквально от каждого его вдоха появлялось желание придушить этого самовлюблённого придурка своими же руками. Злилась полдороги, потом ещё столько же собиралась с мыслями, чтобы хоть что-нибудь сказать, а затем Юре позвонили, чтобы сообщить, что ориентировки готовы и разосланы по всем отделам для проверки, и её снова накрыло. — Аня, что тебе не нравится, я не понимаю? — отходит к стенке и складывает руки на груди. Скулы напряглись, недовольно сжал губы. В тот момент до него наконец-то дошло, что как бы он ни старался, ссоры им сегодня не избежать. Ане, судя по её недовольному взгляду, очень этого хотелось. Всё-таки пятница — прекрасный день, чтобы вдрызг разругаться! Окинул коридор взглядом на предмет наличия бьющихся предметов, кроме его туалетной воды на полке и зеркала на стене ничего не было, значит за сохранность имущества можно было не волноваться, чего не скажешь о своей, а главное Аниной нервной системе. От её заскоков уже начинал дёргаться глаз, как случалось в первые несколько недель его работы в отделе, когда от количества тупых заданий мозги пухли, и едва он разбирался с одним, ему подкидывали новое ещё тупее. — Ты правда дурачок или прикидываешься? — на её губах горькая улыбка, глаза широко раскрыты и медленно моргают, будто специально, чтобы по этому жесту понял её настроение и то, что лучше отступить. Аня была права, он прикидывался, но только потому что хотел услышать от неё конкретное объяснение своего недовольства и объяснить наконец свой план. Запросто бы разложил ей всё по полочкам, если бы обошлась без игры в молчанку и попросила объяснить ему правила игры, которую он затеял и в которую втянул против её воли. Аня словно была в этой игре своеобразной пешкой, а на кону стояла не её жизнь, а очередное закрытое дело и парочка премий старшим по рангу сотрудникам их отдела. — Я хочу поскорее закрыть дело и забыть про эти трупы, как про страшный сон, — говорит, а голос почти срывается. Делает глубокий вдох, чтобы Аня его волнение не просекла, хотел уже присесть куда-нибудь, чтобы менее уязвимым под её испепеляющим взглядом себя чувствовать, но на пуфике стояла её сумка. Она даже пальто не сняла, дома было тепло, а она, словно не отрицая возможности, что в любой момент может развернуться и уйти, не спешила снимать верхнюю одежду и обувь. Все мысли о том, какое замечательное вдохновляющее на великие дела и хорошее продолжение дня у них было утро, просто растворились в искрящемся от напряжения воздухе. Казалось, ещё одна фраза таким нервным тоном, и под потолком лопнет лампочка, не выдержав очередного перепада. Глядит ещё раз ей в глаза, пытаясь вразумить, но бесполезно, она уже решительно настроилась выяснитьв все его намерения, чего бы это ни стоило их отношениям. — Что не так?  — Что не так?! — срывается, едва на носочки не поднимается от возмущения, писк её отскочил от стен и дал Музыченко по мозгам, сперва даже немного оглушив. — Что не так?! — повторяется, подступая у нему немного ближе, взмахивает копной волос и откидывает назад. Буквально колотило от возмущения, Юра боялся, как бы его приличные до жути соседи не вызвали на них милицию за такие вопли. Рваный вдох — и успокоилась, заговорив в следующую секунду голосом, в котором всё сильнее слышалась дрожь и подступающие в горлу слёзы. Подумал: «Только не это!», внутри всё шустро перевернулось в обратном порядке и сердце задрожало с новой силой, мешая ровно дышать. Снова подступает ближе, останавливаясь в паре сантиметров и глядя на него снизу вверх шепчет, до побелевших костяшек сжав кулаки. — Зачем ты полез?! Зачем ориентировки, зачем весь этот кипишь с камерами? Я же тебя попросила не лезть! Я же просила! — как маленькая девочка подпрыгивает на месте, закончив возмущение. Ей было страшно, ей было морально просто отвратительно мерзко, просто ужасно, просто убийственно хреново, так, что всю душу выдрать с корнями и выбросить на помойку, предварительно вытерев о неё ноги, хотелось. Глаза щипало, шумно выдохнула через рот и смахнула ускользнувшую из уголка глаза слезинку, вытерла о рукав пальто. Для полноты картины оставалось ещё нос рукавом подтереть и совсем от бессилия расплакаться. Ох, как она на него злилась! Зубы скрипели, глядеть на него не могла, но и рука ударить не поднималась, знала, что он даже не почувствует всей её злости, примени они свою слабую физическую силу. Молчат. Юра, завидев слёзы, даже отвернулся. Боялся что-то говорить в упрёк, зная, что это подействует как катализатор, но и уйти в другую комнату и оставить её одну просто не мог, хотя, наверное, стоило. — Давай спокойно поговорим и я объясню тебе все, Аня, — вздыхает, подаётся чуть-чуть вперёд, аккуратно касается пальцев, но она со всей силы, даже переборщив, выдернула. Даже не дала ему сообразить, отшатнулась, громко-громко выкринув при этом: — Не хватай меня! — Перестань орать! — нервы сдали, Аня даже стушевалась на минуту, удивлённо округлила глаза. До этого не слышала ни разу, чтобы Юра даже прикрикнул на кого-нибудь, а здесь как по щелчку пальцев переменился в лице и рявкнул на неё. Думал хоть так усмирить её разбушевавшиеся нервы, но сделал только хуже. — Услышь меня, и я перестану! — чеканила каждое слово, попадить ей что-то под руку, тут же разбила бы, чтобы привлечь к себе внимание. Больше не знала, как можно призвать его к диалогу! Все варианты испробовала, даже слезу пустила, но он, как стенка! Тупая, ничего не слышащая и не видящая глухая бессердечная стена! — Услышать тебя? — срываясь, смеётся. -Ха! — резко и демонстративно в ответ на её всё своё недовольство. — А меня послушать не желаешь, а? — А смысл тебя слушать? Ты ведь все равно гнёшь свою линию и меня даже слушать не хочешь! — Я спасаю тебя, идиотка! — буквально выплёвывает ей в лицо, крутя пальцем у виска. Разошёлся ни на шутку, но ничего с собой поделать не мог. Вывела его Аня своим детским, да что там, откровенно бабским поведением. Думал, что хоть в тридцатник ему с женщиной повезло, но куда там! Старше, а всё равно себя как малолетка ведёт: чуть что — сразу сопли и слёзы, чуть что — скандал без выяснения причин, а уж как накручивать себя любила — словами не описать. Мог терпеть, терпел, но сегодня не выдержал! Аня не подозревала даже, скольких бессонных ночей и неприятных разговоров с нужными людьми ему стоило раздобыть разрешение на изъятие записи с камеры наблюдения, расположенной даже не снаружи, а внутри самой табачки. И всё ради того, чтобы её обезопасить и поскорее этого изувера поймать, только вот вталдычить ей в голову, что всё, что он делает последние полгода, он делает исключительно ради её блага, не представлялось возможным из-за этой упрямой овечки. — Ты делаешь сейчас все, чтобы этот кретин покромсал меня на куски и обрадовал этим мою маму! Она снова вспомнила о матери и снова стало не по себе. Мама ведь до сих пор не в курсе, в какую грязную схему попала её дочка, что с ней происходит и что полученное ей письмо не было чьей-то тупой шуткой, на которую не стоило обращать внимание, а было подкинуто специально, чтобы испугать именно Аню, чтобы дать ей понять, мол, мы знаем о тебе всё и даже больше. Юра снова закатил глаза и нервно выдохнул, чтобы чуть-чуть отпустило. — Ты круглосуточно у меня на глазах, как он тебя тронет?! — начинает спокойно, разжевывая каждое слово и буквально вкладывая ей в рот, но под конец срывается и снова кричит. Соседи уже стучали по батарее, призывая успокоиться. В ушах уже от собственных воплей звенело. Глянул в глаза, её опасно заблестели в предвкушении продолжения ссоры. Промелькнула мысль рывком притянуть к себе и закончить ссору старым добрым методом, только что-то подсказывало, что огребёт от неё за такие жесты и всё станете ещё хуже, хотя казалось, что хуже и быть не может. Вдох-выдох, и так несколько раз, чтобы не зайти во взаимных оскорблениях уж слишком далеко. — Я тебя из виду не упускаю, ношусь с тобой, как курица с яйцом, а ты ещё и носом воротишь. — А, то есть я ещё и виновата в том, что меня убьют и выпотрошат, как собаку? А тебе, бедненькому, сложно наверное постоянно со мной быть? — мотает головой из стороны в сторону, сама словно удивляется тому, что происходит и что несёт, чего уж было говорить о охеревающем от самого себя и новой Анькиной личности Юры. — Так оставь меня в покое! Набери любой из своих тёлок и они прибегут к тебе с удовольствием, их охранять не нужно! И обхаживать не нужно полгода, лишь бы дала! Юра не знал, плакать ему или смеяться. Довели ситуацию до абсурда, начали с одного, а закончили совсем в другой степи. Горько усмехается, потирая виски. Голова болела ужасно, а тут Аня ещё и мозги ему выебать вздумала. Чего-чего, а упоминания его былых похождений по бабам он точно не ожидал, очень уж к слову пришлось. — Блять, какая же ты дура! Аня отшатнулась, как от удара. — Дура, идиотка, да! — усмехается и щурит глаза. — Ещё что-нибудь добавишь? — грудь тяжело вздымается, кулаки напрягла и губы едва различимо дрожат. — Знаешь что, Юр, ты абсолютно такой же, как все остальные! Главное, чтобы присунуть было куда, а с чувствами и поиграть можно, так ведь? — грустно улыбается, сглатывая подступивший к горлу ком. Не думала так на самом деле, утром убедилась окончательно в том, какой Юра хороший, но обида в ней была гораздо сильнее и от всего хорошего, что она в нём увидела, не оставила и следа, всё стёрла подчистую. — А я поверила! И я жалею, что поддалась гормонам! — Отлично, — всплескивает руками, подходит к двери и рывком открывает. От сквозняка хлопает дверь на кухне, ключи тихонько покачивались в замке, Юра сжал зубы так крепко, что те, казалось, потрескаются сейчас, внутри всё клокотало. Все эти обвинения, что ему пришлось выслушать, абсолютно беспочвенные, за уши притянутые, стали последней каплей. Видеть её не мог, всю душу выела, готов был квартиру разнести и то вряд ли помогло бы успокоиться. — Вперёд, раз я такой плохой! — махнул рукой, даже не глядя в её сторону, чтобы лишний раз не трепать себе и без того оголённые нервы. - Вперёд! Только не звони и не плачь мне в трубку, когда он снова зажмёт тебя в подъезде и в этот раз шмотки его не остановят! Не поеду слёзы тебе вытирать! На этом и закончил. Замолчал, пытаясь восстановить дыхание, просто ждал, когда она уйдёт. Не сомневался, что она это сделает. — Больно нужно, — хмыкает, хватает сумку и стремительным шагом выходит, хлопнув дверью. Искр в воздухе стало гораздо меньше, в голове только так же кипело, стук каблуков на лестнице только усугублял, нагоняя на мысль рвануть за ней и извиниться. — Так, — Юра собирает мысли в кучу, мотнув головой. Нужен старый верный способ усмирить эмоции, который ни разу не подводил. — Курить, потом всё остальное. Аня, совсем не соображая, что творит, фурией вылетела из подъезда, едва не столкнув с лестницы медленно поднимающуюся старушку. От злости на него едва не дым из ушей шёл, в голове до сих раз за разом всё громче и громче стучали его крики, хотелось заткнуть себе уши и поскорее избавиться от провоцирующего головную боль шума. Свежий воздух немного отрезвил, пока ждала такси, выкурила одна за одной две сигареты, первая правда истлела наполовину, задумалась, пальцы припекла себе. Попросила водителя выключить музыку и не разговаривать с ней, откинулась на сидение и закрыла глаза, будто потеряла ощущение тела, как будто её просто медленно-медленно несло куда-то в неизвестном направлении. Руки слегка потряхивало, но дыхание было пугающе ровным, как будто она просто ехала домой после работы, как будто ей ничего не угрожает, как будто они с Юрой не то, что не разругались, а его вообще не существовало в её жизни. Словно было начало июня, хотя за окном лютовала зима и неслись они по присыпанной снегом мокрой дороге вдоль замёрзшего до последнего подвала Питера. Мило поздоровалась с консьержкой на входе, пешком поднялась на свой третий этаж, спокойно открыла дверь и даже улыбнулась отражению в зеркале. Глядела на себя, улыбалась, всматривалась в неискренне счастливые глаза, резко передумав любоваться своим отражением, рванула на кухню и недолго думая плеснула на дно кружки давно купленного для избавления от головной боли коньяка, до которого никак не доходили руки. Вот тогда её и накрыло по полной программе. Не плакала, выла белугой, осев на холодную плитку и уткнувшись в собственные коленки. Кусала губы до крови, не знала, чем утереть нос и глаза, всё было мокрое, видимо очень плохо мизерная порция крепкого алкоголя сказалась на её подбитом состоянии. Сама виновата. Дура. Дура, дура, дура. Успокаивалась, глядела на молчащий телефон и вспоминала его слова о том, что он не приедет. Снова накатывало, снова злилась, только теперь не на Юру, а на себя. Снова и снова возвращалась к своим брошенным в горькой обиде словам и хотелось влепить себе пощёчину за это, вымыть рот с мылом, а потом ещё и язык иголкой наколоть. Телефон молчал, рядом с его именем в открытом диалоге светилось «в сети», но ни словечка из себя вытащить не могла. Столько мерзостей ему наговорила, не думая, столько гадостей, что даже оправдаться не смогла бы. Спустя пару часов, выплакав уже всё, что было, изнуряемая судорогами где-то внизу лёгких, от которых всё в груди сводило, чувствуя только невыносимую головную боль и растущее с каждой минутой чувство вины, рискнула набрать номер. В ответ короткие гудки, чтобы сдержать своё обещание добавил её номер в чёрный список, как пить дать. Не знала даже, в ком она разочаровалась сегодня больше: в несдержанной и закатившей скандал без явного на то повода себе или в сдержавшем своё слово и поддержавшем её импульсивное желание поссориться вдрызг Юре. Онлайн погас. Аня написала несколько чересчур эмоциональных сообщений, таких эмоциональных, что аж стыдно было. Как будто ей не тридцать пять, а пятнадцать, и повела она сегодня ровно на меньший возраст, не зная, что на неё нашло. Истеричка. Истерика, истеричка, истеричка. Удалила, когда онлайн снова загорелся, а количество галочек рядом с сообщениями не изменилось ни через минуту, ни через пять. Не прочитал. Очередная порция коньяка неприятно обожгла ободранное в крике горло и терпко отдала в нос. Консьержка так и не поняла, куда сбежала ещё два часа назад радостная и приветливая новосёлка, очень уж громко и несдержанно хлопнув дверью парадной.