Следственный эксперимент

Под ногами неприятно хлюпает ещё ночью летевший ей на голову хлопьями снег, солнце слепит глаза и не даёт смотреть перед собой, только под ноги, на заляпанные грязью и промокшие насквозь замшевые сапожки, что надевала Аня только на сухую погоду. Ночью было сухо и кладбищенски тихо, ей даже не по себе стало, поэтому домой и не вернулась. Ощущение, что кто-то её будет поджидать около подъезда, а Юры рядом, чтобы помочь, не окажется, не покидало, поэтому, обнаружив, что наличных на такси с собой нет, а телефон разряжен, пошла прямиком в сторону работы по единственной освещенной улице. Здесь не подворотня, камеры у каждого магазина, вряд ли нападать на неё станет. С погодой прогадала, не подумала даже, что за ночь может так потеплеть, теперь придётся сушить сапоги весь вечер, либо же идти на приём в клинику в мокрых. Ни одно, ни второе не прельщало, коробки с её вещами так и стояли неразобранными в коридоре её новой квартиры, слишком быстро съехала, потом ещё и с Юрой эта дребедень получилась, до вещей руки никак не доходили. Носить-то ей было что, а вот с обувью ещё предстояло побороться. Сейчас, когда у неё оставалось немного времени перед долгожданным походом к врачу, а обиженный чёрт пойми на что Юра не изъявил желания помириться и провести выходной с ней, в её плане на день, составленном в ожидании, пока на телефоне набежит хотя бы десять процентов заряда батареи, появилась форточка для завершения своего переезда, уборки и разбора чемоданов. Не любила это делать, но нужно было, как и квартиру после их бурного вчерашнего утра и её ночной истерики в порядок привести, да коньяк припрятать подальше, чтобы на глаза не попадался и не норовил затуманить её уязвимое сознание. Никуда не спешила, шла себе, периодически, замечтавшись или заглядевшись на солнечные пейзажи Питера, по которым уже успела соскучиться, меряла лужи, думала, какое из изысканных блюд, представленных в кулинарии находящегося рядом с домом супермаркета, выбрать на обед. Живот урчал с самого её пробуждения, со вчерашнего обеда ни крошки во рту не было, есть хотелось страшно, слона, казалось, проглотить готова без ножа и вилки, а готовить не было ни сил, ни желания. Вот если бы для кого-то, ещё подумала бы, а для самой себя можно было и полениться. В конце-концов, не разнесёт же её от одного магазинного салатика. Строго-настрого запретила себе звонить Юре и просить прощения. За свою вчерашнюю истерику с последующими оскорблениями она извинилась час назад, а то, что ему не понравился тон и фраза, сказанная этим тоном, это уже его проблемы, пусть сам с ними разбирается. Прокручивала в голове то, что сказала, и никак не могла понять, на что именно он так отреагировал. Она ведь не была против того, чтобы он её провожал, наоборот, иначе бы не пошла за ним вчера вечером, а свернула ещё на повороте к своему дому. И мириться первой предложила, потому что не привыкла ссорится надолго, тем более с искренне любимым человеком, который так много для неё делает. Одним из его недостатков и была глупая детская обидчивость, вот слово ему не так скажи — и сразу станет показывать свой вредный характер, а Аня чересчур остро на это реагировала. Вот и получился скандал на пустом месте, хорошо, что до битья посуды не дошло. Одолеваемая мыслями о том, за что ей такое наказание в виде коллеги, перешедшего в разряд любимого человека, досталось, добралась до подъезда. В сапогах едва не болото было, в пакетике болтался готовый салат в большом пластиковом контейнере и пара булочек, потянула тяжеленную подъездную дверь на себя и наконец-то ступила в теплое помещение. И пахло приятно, по-домашнему, кто-то готовил что-то вкусное и аромат тянулся аж до первого этажа. Темновато правда было, свет днём не включали, а окна загородили строительным краном, кому-то на верхних этажах реставрировали балкон. — Вернулась, голубушка, — видимо не только ей январское солнышко хорошего настроения прибавило, консьержка, воодушевлённо попивая чаёк из винтажной расписной чашки, отрывается от просмотра миниатюрного телевизора и переводит взгляд на исчезнувшую постоялицу, оказавшуюся чрезмерно востребованной сегодня утром. — Забирай свои цветочки, пока у меня аллергия не началась, — кивает на стоящий в вазе в метре от старушки букет, аккуратно упакованный в бледно-желтую бумагу и перевязанный лентой в тон. Аня просияла. Сомнений, от кого они, даже не возникало, видимо замучила Юру совесть и он решил принести свои извинения наиболее джентльменским способом. Взяла букет, прижала к себе, бросила сквозь улыбку до ушей «Спасибо» и взлетела по лестнице, через каждую пару ступенек зарываясь носом в смесь мелких жёлтых цветочков, чем-то похожих на мимозу, и неизвестных ей фиолетовых. И неважно было, что совсем не пахли, зимой редко встретишь ароматные цветы, холода во всём виноваты, главное, чтобы глаз радовали как можно дольше, за красоту их на отсутствие запаха можно и глаза прикрыть. Стучала каблуками, забыла уже, кажется, о том, какие у неё вымокшие и промерзшие насквозь ноги. — Да, — грубо отвечают на другом конце провода, но Аня даже внимания не обращает, думая, что холодность в его голосе вызвана её неожиданным звонком и тем, что отвлекла его от чего-то важного, не раз такое было. Предполагала также, что с Юрой кто-то, рядом с которым он не может позволить себе его, и её по правде говоря, любимое и так ласкающее слух «Слушаю, зай» или «Да, Анечка». Ну уж точно не продолжает обижаться. — Мог уже и подождать меня с цветами, раз решил помириться, — прижимает плечом телефон к уху, а свободной рукой проворачивает ключ в замке, старается не помять букет, от третьей руки не отказалась бы сейчас. Юра молчит пару секунд, затем шумно делает глоток чего-то и гремит чашкой, у Ани улыбка с лица не сходит. Была всё же в беспросветной тьме переживаний и ссор щель, через которую что-то хорошее пробивалось. И всё благодаря Юре, ворчливому, но отходчивому. — С какими цветами, о чём ты? — Музыченко на другом конце как водой окатило. Подумал сперва, что Аня шутит, либо же позвонила ему специально, чтобы похвастаться. Ел себе спокойно, думал, как бы доставить машину до ближайшей заправки, чтобы вечером встретить Аню около клиники и уже там извиниться, а тут она звонит, вся такая радостная, да про цветы какие-то щебечет, словно птичка. — Скромность вам не к лицу, Юрий Юрьевич, — цокает языком и проходит в квартиру, не раздеваясь, идёт на кухню и сразу же набирает воды в пустую банку. Уже позже, когда разберёт вещи, подрежет и поставит их в вазу, а пока и так сойдёт, лишь бы не завяли слишком быстро. — И где ты нашёл такие красивые, у нас сплошная безвкусица рядом в цветочных, — улыбается, аккуратно поправляя листочки, опирается о стенку, прижимает телефон к уху покрепче. Настроение игривое было, всегда после ссор хотелось поскорее помириться и забыть все обиды, тем более, что оба набедокурили и были неправы. В голове розовый туман, в животе бабочки, а на губах широченная и до чертиков счастливая улыбка, коей давно не было. — Приезжай ко мне вечером, я что-нибудь вкусненькое приготовлю, — едва прядь волос на палец накручивать не начала, ну точно легкомысленная героиня мелодрамы, любовница главного героя, получившая наконец знак внимания, — надену что-нибудь красивенькое, что легко снимается. Говорила так сладко и заманчиво, что любой бы согласился не раздумывая, а Юра так тем более, если бы не одно но в виде этих треклятых цветов, которые её так порадовали, но которых он не отправлял. Слишком много какой-то непонятного происхождения розовой романтичной пыли, которую нужно было поскорее развеять ладошкой, дабы до правды докопаться и спустить Аньку с небес на землю. — Ань, какие цветы? — повторяет, совсем потеряв нить её повествования. Вряд ли она сразу после очередной стычки стала бы звонить ему и хвастаться букетом, чтобы заставить ревновать ещё сильнее, а потом ещё и так настойчиво зазывать к себе на романтический ужин с продолжением. И он-то не против, но сперва нужно понять, о каких цветах идёт речь. — Я ничего тебе не передавал, — замолкает, соображая, что произошло. Кто-то передал ей цветы. Сто пятьдесят процентов, что не он, в своей голове он был уверен, а раздвоением личности не страдал. Кто-то оставил букет у консьержки в парадной дома, куда она переехала пару дней назад. Кто-то, помимо него, знает её новый адрес. От понимания, кто знает её новый адрес, по телу выступил холодный пот, а голове ни одного культурного слово не осталось, только великий и могучий русский мат, едва не вылившийся наружу. Соображал он явно гораздо быстрее размечтавшейся о щедрости его романтичной натуры Ани. — Как не передавал? — оседает на ближайший стул, замолкая, слушает его размеренное дыхание в трубку и уставившись на теперь не вызывающий таких ярких эмоций букет. Молчит, несколько долгих секунд проводит в тишине, собирая в голове кусочки пазла, дополняет финальную картинку единственным подходящим кусочком. Поняла. — Юр., — сглатывает, теряя половину и без того короткого звука, чувствует, как сердце начинает бешено колотиться, а ноги становятся ватными. Ладони стали горячими, она словно приросла к стулу и боялась пошевелиться. Опять. Музыченко это её дрожащее «Юр» стоило пары тысяч нервных клеток. Выдохнул, собирая все мысли воедино и выстраивая связную цепочку, запустил одну руку в волосы, глаза прикрыл, чтобы на внешние раздражители типа работающего в углу кухни телевизора не отвлекаться. — Анечка, солнышко, отнеси цветы на площадку, пожалуйста, — от его спокойного голоса становится только тревожнее, но она послушно подходит к столешнице и достаёт цветы из воды. Только тогда замечает вложенный глубоко в стебли белый листок, размером в пачку сигарет. Трогать не рискует, мало ли, что в него могли закрутить, уже пожалела о том, что так активно пыталась понять, пахнут цветы или нет, как бы не надышалась какой-нибудь гадости. — Юр, там записка, — тихонько, как будто не букет, а бомба, от малейшего звука разорвать может. Чёрт его знает, чем связка цветов была напичкана, жучок вполне возможно там мог оказаться, а она и не заметила бы, не имела привычки долго возиться с цветами, ставила в упаковке, а те и вяли через пару дней, потому что свободы листочкам не хватало. — Ничего не трогай, делай, что я говорю, — во второй раз за день носится под дому, на ходу дожёвывая свой бутерброд и собирая разбросанные по привычке ключи и документы. — Отнеси цветы на площадку и делай свои дела, слышишь? — в ответ молчание, Аня и правда зависла, на пол капало с мокрых стеблей, а взгляд словно приковало к мелким жёлтым покрытым пыльцой бутонам. — Ань, слышишь меня? — повторяет, вытаскивая её из транса. — Ты приедешь? — Да, скоро приеду, — успокаивает, хотя ему самому пара стопок успокоительного не помешала бы. — Закройся и сиди дома, поняла меня? — Поняла, — и отключилась.

***

У двери её квартиры лежал засохший жёлто-фиолетовый букет в яркой обертке. Странно, что никто из соседей ещё не подобрал, думали, видимо, что они посреди коврика дожидаются свою хозяйку, даже не подозревая, что сама она их там и оставила. Записку Юру выудил, рискнул собственными руками, даже перчатки не надевал, а сам букет отнёс от греха подальше в мусоропровод. В руках был свой, поскромнее, да и упаковка не такая пафосная, зато абсолютно безопасный и без сюрпризов, букет. Альстро-что-то там, Юра не запомнил, слишком сложное было название, которое флорист повторила дважды, а он пропустил мимо ушей, и ирисы, их-то название он хорошо помнил. В темноте не видел, что именно было накорябано на белом листочке, свернул обратно и решил прочесть уже в квартире, оставалось дождаться, пока Аня соизволит доползти до двери и откроет ему наконец. Давил на звонок пару секунд, чтобы звук не прерывался и точно услышала, после короткого «Я» в ответ на её «Кто?» слышит долгожданный щелчок щеколды. — Такой сойдёт в качестве извинения? — проходит в квартиру и протягивает ей букет, улыбается, чтобы волнение своё скрыть. Записка будто огнём руку жгла, чувствовал, что там что-то если не страшное, то очень неприятное, что долго было Аню напугать, а по иронии судьбы и с Анькиной помощью оказалось в его распоряжении. — Тот ты, я надеюсь, выбросил? — прижимает цветы к себе одной рукой, а второй обвивает его шею, подтягиваясь и целуя, уже после того, как получает утвердительный кивок. Аня в домашнем и своём очень смешная, как будто и не она совсем, никакой строгой юбки и собранных на затылке волос. Вещи разложила, натянула свои любимые домашние штаны, с которыми Юрины большие ей спортивки в жизни не сравнятся, укуталась в любимую тёплую кофту с длинным рукавом, всё прикрыла, не давая ему даже возможности погладить оголённые участки тела. Довольствуется ладонями на талии и бедрах, успевает в висок чмокнуть мокро, прежде, чем она выкручивается из кольца рук. Пока он разувается, мчится на кухню, взмахнув волосами, Юра залюбовался невольно её скрывшейся в комнате фигуркой и округлыми бёдрами, так и замер с развязанными шнурками на ботинках, пока она не спросила громко, будет ли он чай. Выглядело всё, будто он просто пришёл в гости, на деле же им предстояло немножко поработать сверхурочно на благо родного отдела и собственной безопасности. Юра разворачивает записку, приложившись к чашке с чаем, Аня напротив уплетает салат с булкой, активно шевелит челюстями, а глаз не сводит с сосредоточенного на написанном Музыченко. Обычно от волнения аппетита не было совсем, но сейчас буквально от еды не могла оторваться, ещё салат не доела, а уже думала, чего бы ещё схомячить и не уломать ли Юру на доставку еды. «А ещё полтора часа назад ты грозилась сама приготовить ему что-нибудь вкусненькое», — ехидно посмеивается её внутреннее я, но и его насмешки Аня заедает очередной вилкой овощей с курицей и заправкой. — Будешь читать? — сворачивает лист вдвое, решая спросить её мнение, мало ли, как она отреагирует. Зная её темперамент, она могла снова впасть в панику, а этого очень уж не хотелось. Спокойная и домашняя Аня нравилась ему гораздо больше той тревожной нюни, которую он видел слишком часто в последнее время. В этом и его вина была, не отрицал, но всё равно доводить её до учащённого сердцебиения и, упаси господь, слёз в очередной раз не хотел. — Перескажи лучше, — тянется и отпивает из его чашки, продолжая трапезу. Не сложись обстоятельства так, что Юра с её лёгкой руки узнал о букете, и прочти она записку в одиночестве, вряд ли бы была так спокойно, а Юра рядом значил абсолютную безопасность по крайней мере в пределах квартиры. Прав был, пока он с ней, никто её не тронет, если только очень сильно постарается. — Когда мне готовиться? — Снова запугивает, — вздыхает и отбирает у Ани с этого момента ставшую его чашку из тёмного стекла. — Думаю, он это сделал, чтобы показать, что следит за тобой. Но в подъезд его всё равно не пропустят, особенно, если предупредить бабку, — замолкает, а Аня даже вилку откладывает. Вот, как мозг их следовательский работал. В унисон, с разницей в доли секунды одна и та же мысль в голову пришла. — Вот он дурачок, не подумал даже, что она его описать сможет, — сопровождаемая одобрительным киванием со стороны Юры, улыбается. Впервые у неё надежда на положительный исход появилась. Запись с камеры была, но качество её оставляло желать лучшего, а здесь живой свидетель, да ещё и такой бдительный. Хоть бы не отвлеклась в тот момент на свой сериал! — Хорошая ты наживка, солнышко, — подмигнул, а в следующую секунду буквально взвыл прямо в кружку от того, как резво она его лягнула под столом за неосторожно брошенную фразочку. И даже смягчающее «солнышко» не сгладило её гнева, только раззадорило. — Ну что на этот раз? Правда ведь, мы благодаря тебе гораздо больше узнали, чем от тел, что он оставляет. — Не забывай, чего мне это стоило, — опускает глаза в свою порцию, добралась наконец до дна и собиралась распрощаться с казавшимся сегодня особенно вкусным салатом. Глянула в телефон, времени до записи к врачу оставалось совсем мало, благо, ей нужно было только переодеться, в душ сходить она успела как раз перед приездом Юры, поэтому и открывала так долго. Не такси же ей вызывать, в самом деле. — Отвезёшь меня к врачу? Юра кивает и поправляет ей волосы. Отвезёт, конечно, зря что-ли машину заправлял?