Следственный эксперимент

— Где Никитина? — не поздоровавшись, без стука в кабинет, едва Юра успевает повесить верхнюю одежду на крючок, врывается начальник. Глаза огромные, злой весь, нервный, кажется, будь Аня в кабинете, от неё рожки да ножки остались бы. Черт его знает, что приключилось, но Аня была нужна срочно, а на месте не было. И не было уже больше двух недель, с той самой субботы, когда она проснулась с ознобом и температура, резко подскочившая за ночь, ничем сбиваться не хотела. Пришлось вызывать врача на дом, чтобы дали справку, а после неоднократно ее продлевать. — Болеет, — сухо отвечает Юра, садясь за стол и начиная бездумно копаться в рассыпанных по нему бумажках. И здесь без Никитиной порядка не было, она бы сама подошла и разгребла эту кучу в два счета, а потом бы ещё и оплеуху ему отвесила бережную за безответственность и нежелание держать всё на своём месте. — Я ее быстро вылечу, — недовольно фыркает, едва не ядом плюётся, у Юры от этой фразы начинает подгорать. Начальник их, в целом, мужик неплохой был, даже отличным шефом ему показался, едва Юра в отдел устроился, но вот этот никому не нужных перфоманс, что он сейчас устроил, явно походил на приступ беспричинного бешенства. Подпортили ему, видимо, настроение с утра пораньше звонком сверху, дали под хвост за низкую раскрываемость, вот он и решил в очередной раз сорвать свою злость на единственной девушке-следователе в отделе, которая, к тому же, своей болезнью и затормозила процесс распутывания бесконечной череды связанных друг с другом убийств в расследуемом им деле. Юра за Аню был готов порвать, и, окажись она в кабинете и завались этот невменяемый с претензией, без сомнения вступился бы, а если нужно, то и на место бы поставил. Но Ани, к счастью, не было, иначе, услышь она пару ласковых в свой адрес, расстроилась бы и ещё сильнее захандрила. — У неё погоны полетят сейчас, а она болеет, — уже чуть спокойнее, но всё равно с крайней степенью недовольства, как будто она украла у него что-то или не появлялась на работе специально, чтобы нервы ему потрепать. — Чем она болеет месяц почти? — Я-то откуда знаю? — Музыченко поднимает глаза от малоинтересных документов с таким видом, будто бы и не видел Аню эти две недели совсем, а не мотался к ней каждый день после работы, оставаясь до поздней ночи, пока она не засыпала спокойно рядом с ним и он не уезжал, борясь с желанием уснуть рядышком и спокойно проспать рядом с ней, сопящей своим заложенным носом и сонно бормочущей всякую чушь, до самого утра. Температура у неё не спадала, моральное состояние оставляло желать лучшего, и второе беспокоило гораздо сильнее, чем первое, хотя бы потому, что плакать она стала в два раза чаще и каждый раз, приезжая после работы, он заставал её с покрасневшими глазами. Причину даже узнать не пытался, она бы всё равно не смогла ничего, кроме уже ставшего привычным «Просто грустно стало» ответить. Анализы были в порядке, хоть в космос лети, но Аня порой просто с постели встать не могла, сил не было и в глазах сразу темнело. Набила себе так пару синяков, едва однажды в стенку не врезалась, понадеявшись, что звёзды в глазах пройдут раньше, чем она дойдёт до поворота на кухню, с тех пор шевелилась медленно и не позволяла себе вскакивать, не подумав о последствиях. Для мамы она исправно ходила на работу, чтобы та не переживала, Юра же возил ей супчики, апельсины, от которых уже щеки чесались, и себя, уставшего после работы, готового на любые подвиги, только бы Аня не чувствовала себя одиноко. — Ну, Никитина, — снова разъярённо выплюнув ее фамилию, громко хлопает дверью, оставляя опешившего Юру в покое. Ответ Музыченко, судя по звону в ушах, оставшемуся от хлопка дерева о проём, не устроил. Не знал, стоит ли ей звонить и беспокоить, Аня точно бы примчалась сразу, только вот как это сказалось бы на ее ментальном состоянии, вот это уже вопрос. А день ведь только начался! И почему он не спросил, зачем ему Аня так понадобилась срочно? Хотя бы чувствовал себя не таким взвинченным, а то совсем на работе сосредточиться не получается, всё Анька со своими красными глазами перед глазами всплывает. После работы снова к ней, на этот раз без звонка и предупреждения, ключи у него все равно запасные были, вручила ему в тот раз, когда едва нашла силы, чтобы встать с постели и открыть ему дверь. Он тогда так испугался, когда пришлось минут пять в дверь звонить, чтобы хоть каких-то звуков в коридоре дождаться. Думал было, что выкрали и где-то удерживают, стал на телефон звонить, не подозревая, что Аня была ровно на середине пути и в тот момент, когда её передёрнуло от резкого рингтона, стояла, оперевшись на стеночку в коридоре, и ждала, пока мозг решит включить ей свет. Дома так тихо, что страх накатывает, обычно хотя бы звуки сериалов или шмыганье носом было слышно, сейчас же абсолютно ничего. Даже ключи бросать на полочку не стал, как делал это обычно, чтобы оповестить, что пришёл именно он, а не кто-то чужой, тихо снял ботинки у самого входа, чтобы грязь не разносить, и пошёл на поиски. Грея на ходу руки, чтобы в случае чего Аню холодными не лапать, прошёл из коридора в комнату. Она, ожидаемо, (как он сразу не догадался?) спала, по самые уши укрывшись пледом. Успокоительными не пахло, значит получилось наконец уснуть самостоятельно. Присел аккуратно рядом, как в фильмах, погладил по волосам, Аня только заулыбалась во сне, смяла подушку и устроилась поудобнее, подмяв ладошками щеку. Будить ее не стал, ушёл на кухню, проверить, как там дела обстоят. Все это время был и за маму, и за папу, и за друга, и за любовника, и за уборщицу, и за кухарку. Все и сразу, как он и любил, но только не в контексте захворавшей неведомой болезнью девушки, которую он безуспешно пытался вытащить из этого состояния. Приготовить ей что-то поесть было нетрудно и даже приятно, особенно, когда Аня не делала вид, что заинтересована едой, а на самом деле с аппетитом уплетала его кулинарные шедевры и просила добавки, с уборкой тоже проблем не возникало, помогал с чем-то действительно энергозатратным, вроде мытья полов, а исполнение остальных ролей ему было только в радость. Разогрел себе поесть, стал думать, чем бы ее развеселить сегодня после звонка от начальника, отголоски криков которого он слышал из-за закрытой двери, когда относил доделанный им Аникин отчёт, что она задолжала ещё в конце января. Тот только фыркнул в ответ, в голове явно поставил ещё один крестик рядом с Анькиной фамилией, словно ранил очередную часть кораблика в «Морском бое». Юре его недовольство было непонятно, работала Аня исправно, только вот приболела в самый разгар расследования, очень не вовремя, но о таком знать заранее невозможно было. Будь она в состоянии, работала бы из дома и даже на выезды с ним ездила, но ловить ее в предобморочном состоянии стабильно раз в полчаса было опасно для его сорванной на последнем выезде спины. Ане об этом не рассказывал, волноваться стала бы лишний раз, а ей бы о своём здоровье позаботиться, а не его спину лечить. Сам виноват, нечего было пытаться отодвинуть тяжеленный шкаф в одиночку, теперь страдал и каждую ночь мечтал о мягком матрасе, чтобы хоть как-то боль поутихла. Поясница ныла, даже когда он сидел без движения, и с одной стороны хорошо было, что Анька была не в форме и в силу обстоятельств просто не замечала его недуга. Постаравшись сесть поудобнее, шумно выдохнул. Какие-то неудачные времена в плане здоровья у них с Аней начались, не одно, так второе подкашивало. — Чего ты кряхтишь? — Аня появилась в кухне так неожиданно, что Юра, задумавшись, даже шагов не услышал. Обычно шоркала своими мягкими тапочками, а сейчас совсем ни звука, как будто боялась тишину и спокойствие этим нарушить. — Ничего, все нормально, — выпрямляется и хлопает себя по коленке, приглашает присесть. Из пижамы она так и не переоделась, волосы только в порядок привела, и тому недолго оставалось, парочка прядок выбилась и уже обрамляла лицо. Аня подходит, заправляя челку за ухо, аккуратно садится на предоставленное место у него на коленях. Он старался, правда старался не подавать виду, что тут же пожалел о своём предложении. Поясницу словно прострелило, он резко выдохнул через нос и нахмурился, а Аня приподнялась, освобождая ногу от своего веса. Испугалась. — Ты чего? — вопросительно поднимает на него глаза, глядит обеспокоено, а он усаживает ее обратно, стараясь привыкнуть к тянущему чувству. — Все нормально, — опускает одну руку ей на колени, второй придерживает за талию, чтобы не упала. Аня все же не садится всем весом, пока Юра не подтягивает ее повыше и ей не приходится оторвать стопы от пола. Уже практически не больно, правда от прилечь на пару минут он не отказался бы. — Я вижу, что не нормально, — вздыхает, стараясь минимально шевелиться, чтобы хуже не сделать, только аккуратно обвила шею руками и гладила по коротким волосам на затылке у самой шеи, надеясь, что такая ненавязчивая ласка поможет ей вывести его на чистую воду. У него что-то болело, она от этого чувствовала себя крайне неудобно, учитывая, что сидела у него на коленях, подозревая, что болит именно служившая ей опорой нога. — Спину прострелило, — признаётся, наконец, не желая испытывать её терпение. — Всё, допрос окончен? Аня кивает, а потом ещё и к щеке губами прижимается, будто просит не злиться за её пытливость. Переживает, ничего ведь плохого в этом нет. А Юра и не может на неё злиться, хотя бы потому, что каждый вечер оставляя её спящую одну в квартире и садясь в машину, чтобы поехать домой, он уже скучает. И даже за сегодняшний рабочий день успел по ней затосковать. Сидела у него на коленке сейчас, и сразу всё будто на свои места встало, даже как-то на душе легче стало, иллюзия того, что всё у них хорошо, появилась. В порыве прижимает к себе покрепче. Аня тёплая такая, приятная, что уже и ноющей спины не замечает, может оттого, что она спустила одну ладонь с шеи и теперь мягко гладила поясницу именно там, где болело, а может ему просто удалось отвлечься от боли. Чудо-женщина. — Начальник тебе звонил? — спрашивает, мягко поглаживая её по бедру. Аня морщит брови, будто что-то неприятное вспомнила, а таким, скорее всего, разговор с Петром Сергеичем и был. Если он Юру умудрился до подёргивания глаза довести своими воплями, то чего об Ане говорить, она ведь гораздо чувствительнее в последнее время стала, нежели до этого. — Не спрашивай, я уже успела поплакать, — горько усмехается, потирая ещё не до конца проснувшиеся глаза. Когда раздался звонок с номера, уже давно забытого ей за две недели больничного, она фактически задремала. Взяла трубку неглядя, думая, что звонит Юра, надеялась на спокойный добрый разговор со ставшим уже обыденным обещанием приехать после работы и вопросом, чего ей привезти вкусного, чтобы поднять настроение, но вместо этого получила вываленную ей прямо на голову кучу грязи, обвинений и угроз увольнением, если завтра же она не выйдет на работу и не раскроет это гребанное дело. Аня промолчала. В ответ на его взбешённое «Ты поняла меня?» проглотила ком в горле и выдавила тихое, словно испуганное «Да», а после ещё несколько секунд слушала гудки. В отделе что-то происходило, что Юра держал от неё в тайне, а начальство не выдержало её двухнедельной пропажи и решило припугнуть увольнением. А может и не припугнуть, Аня уже вообще ни в чём не была уверена. Не удивилась бы даже, приди она завтра на работу и найди свои вещи собранными в коробки, а пропуск недействительным. — Придётся завтра выходить, видимо, ещё одной промывки мозгов о том, какая я бесстыжая, я не вывезу. — Ну куда тебе выходить, если ты температуришь, Ань? — вспыхнул, как спичка, стоило ей только заикнуться о преждевременном выходе с законного больничного. Странно было, что никто из врачей не норовил отправить её на работу под предлогом, что и так слишком долго сидит дома и лечится от неведомой хвори. Назначали анализы, витамины какие-то прописывали, даже не похоже было на государственную поликлинику, где обычно обкладывали гадостями при первой же возможности и закрывали больничный. Юру родители с детства учили, что стоит всегда долечиваться до конца, и ему это ни раз на руку сыграло. Хотел и Ане это вталдычить, да не выходило. Взгляд её был более, чем убедительным, у Юры даже слова против не осталось. Делать было нечего, значит завтра начальник наконец успокоится и работа вновь пойдёт своим чередом, с Анечкой в кабинете гораздо веселее было, даже в ту неделю, когда они ругались, как с цепи сорвавшись, по поводу и без, а после на выходных жарко мирились и не могли наласкаться вдоволь. Они и с Пашей сработались вполне неплохо, но всё равно не то, не так атмосфера. К Пашке же не подберёшься посреди рабочего дня со спины и не поцелуешь того крепко взасос, вопреки всем жестоким ударам по обхватившим кольцом рукам. Можно было, конечно, попробовать, но желания такого не возникало, по крайней мере на трезвую голову. А Анька, когда переставала сопротивляться и поглядывать на едва прикрытую дверь кабинета, вполне охотно отвечала на его ласки, пару раз даже приходилось вовремя останавливаться, чтобы слишком далеко их отношения на рабочем месте не зашли. — Может прогуляемся, раз ты себя уже лучше чувствуешь? — идея эта приходит ему совершенно неожиданно, но Ане, судя по тому, как быстро сменилось выражение её лица, приобретя воодушевленные нотки, его предложение приходится весьма по вкусу. Давненько она не выходила на улицу просто, чтобы пройтись, Юра вечно проявлял чрезмерную опеку о её здоровье, и даже в аптеку и магазин бегал с её списками, покупая всё нужное и то, покупку чего Аня никогда в жизни бы мужчине, даже своему, не доверила бы, не сложись так обстоятельства. Внезапно захотелось внести в их отношения немного публичности. Конечно, гулять в обнимку под окнами их отдела или рядом они явно не стали бы, но какой-нибудь парк, пусть и в центре, вполне сгодился, да и прогулки под горячий чай или что покрепче при свете многочисленных сияющих тёплым светом фонарей по обледенелому, кишащему народом вечернему Невскому никто не отменял. Как раз романтично смеркалось, нужно было только закутать Аню потеплее в двадцать свитеров, обмотать шарфом, и смело выдвигаться. — Прямо сам предлагаешь, и даже не будешь ворчать? — недоверчиво приподнимает бровь, а в глазах уже плещется радость от полученного предложения, словно у собачки, услышавшей между делом в разговоре хозяев заветное «гулять». — Не буду, поэтому собирайся скорее, — чмокает свою тяжелобольную женщину в губы и наконец облегчённо выдыхает, когда она вскакивает с колен и убегает в комнату. Аня всегда собиралась мучительно долго, этот раз, Юра не сомневался, исключением не станет, как бы он её ни подгонял. За время, пока Аня выбирала, чтобы бы потеплее надеть, и стоит ли красить губы, зная, что они будут пить что-нибудь горячее для поддержания тепла внутри и целоваться с этой же целью, он успел вымыть за собой посуду и в душ по-быстрому сходить. И всё равно ждал её, сидя в кресле в коридоре, пока она тщательно вырисовывала контур карандашом для губ, а после заполняла всё оставшееся пространство его любимой кремово-розовой помадой, что так ей шла и которую особо приятно было сцеловывать с губ, потому что делала их какими-то необъяснимо нежными и притягательными. Когда вышли из двора на оживлённую из-за того, что все возвращались с работы улицу, Юра, удивив этим жестом Аню, уверенно взял её за руку и мягко улыбнулся в ответ на её ошеломлённый взгляд, твердящий что-то вроде «Может не нужно?». Нужно было, хотел, и как-то неважно было на тот факт, что они так тщательно скрывали свои отношения, а сейчас шли непосредственно в районе их отдела и могли запросто наткнуться на кого-нибудь из коллег, на того же Пашу, что так любил пешком прогулироваться до дома с Анькой Смирновой под ручку, и который, что было очень странным и наталкивало на определённые мысли о том, насколько Личадеев сообразительный, до сих пор даже не догадался о том, что у Музыченко и Никитиной роман. Юра даже подумать не успевает, как яркая парочка выруливает из уже знакомого поворота и, отвлечённого хохоча с брошенной кем-то из двоих шутки, шустрым шагом идём прямо им навстречу. Паша с сигаретой в зубах, выпускает с каждым выдохом клубы сизого крепкого дыма, приглушая ослепительно-рыжую шевелюру своей пассии, что семенила рядышком. Аня рядом, кажется, и не обратила внимания на парочку спешащих домой коллег, иначе бы явно потащила его в какую-нибудь арку или кофейню, чтобы не спалиться, Юра только её лапку увереннее сжал и с лёгкой улыбкой двинулся навстречу. В конце-то концов, чего ему стесняться? Аня ведь не какая-то нелепая замухрышка, золото, а не женщина, это и слепому было ясно. Встреча состоялась напряжённая, прежде всего для оторопевшей Ани, которая настолько онемела от того, что их застали врасплох, что вместо того, чтобы выдернуть руку и сделать максимально непринуждённый вид, мол, я просто мимо проходила, а тут он, только сильнее вжалась ему в бок, а Юра выпустил руку и недвусмысленно приобнял её за талию. — Задержались сегодня? — спрашивает Юра, пожимая руку Личадееву, пока довольная встречей с подругой Смирнова обнимает Аньку со всех сторон без страха быть заражённой её затянувшимся гриппом. Тогда и обращает внимание на её порозовевшие не от холода щёки и сбившееся дыхание. Нет, она не была разочарована встречей или что-то в этом стиле, просто произошло всё слишком неожиданно и выглядели они с Юрой в тот момент явно не как коллеги. Коллеги не ходят за ручку после работы, особенно, если один из них две недели беспробудно болеет и на работе и вовсе не появляется. — Да, получили пиздюлей от Сергеича, — усмехается Паша, окидывая парочку и возвращая полный самодовольства и хитрых огоньков взгляд на улыбающегося Юру. Рассекретил его наконец-то, а то с ума порой сходил от своих подозрений, даже Аньку просил что-нибудь выведать у Никитиной, а та ни в какую не соглашалась, мол, они не в тех отношениях, чтобы о мужчинах сплетничать, словно забыла, как щебетала ей во время новогоднего корпората о их с Пашей планах и его умилительных подарках. — А вы… гуляете? — едва губу не прикусил, чтобы не засмеяться, Смирнова рядом, как показалось Юре, даже прихлопнула его по спине, стараясь быть незаметной, но чтобы парень её точно почувствовал. — Гуляем, погода хорошая, — возвращает ладонь на Анину талию и успокаивающе поглаживает, она словно каменная, даже не дышит, кажется. — Присоединитесь? — бросает ответочку на Пашин подкол, тот, казалось, даже стушевался на доли секунды, глянул на Смирнову, которая может и не против была, но нос её покрасневший и довольно лёгкое для долгих прогулок пальтишко явно не в её пользу сыграли. — Увы, дома кот некормленный, — хватая Аньку под руку покрепче, Паша пожимает плечами и довольно улыбается. Теперь-то Юра от него не отвертится, придётся выложить всё подчистую и с подробностями, а то ведь как-то не по-товарищески получается, про них со Смирновой с его лёгкой руки всё и даже больше знает, а сам скрывает даже сам факт того, что у них с товарищем Никитиной отношения. — Может быть на выходных выберемся куда-нибудь вместе? — Мы только за, — подаёт голос Аня, вернувшись, наконец, в реальный мир. Глянула на уставившегося на неё Юру, обдала его тёплым дыханием и улыбнулась. Глаза у неё наконец загорелись, словно выпила, хотя и капли в рот не брала, по крайней мере пока. Распрощались, как хорошие друзья, каждый пошёл своей дорогой, только теперь от парочки Никитиной и Музыченко спокойствием разило гораздо сильнее, чем до встречи с Личадеевым и Смирновой. Аня улыбалась, обняла его в ответ, уместившись подмышкой, шли в ногу, едва не вприпрыжку, чем здорово веселили поглядывающих на них прохожих. Шли, куда глаза глядят, искали, где бы взять чай навынос, проходили одну кафешку за другой, но той, в которую хотелось бы зайти, так и не встретили, хотя прошли уже гораздо больше пары километров. Забрели во дворы, на улице уже изрядно стемнело, Аня внезапно обнаружила, что где-то по дороге обронила из кармана перчатку. Руки замёрзли, карманы не спасали, как и попытки Юры отогреть её пальцы своим горяченным дыханием. — Я тебе их на резинки пришью к пальто, чтобы не теряла, — смеётся, когда они уже входят домой. Обратно шли тем же путём, но перчатки и след простыл. Может что-то подобрал и отдал в магазин или кофейню напротив, на случай, если хозяйка будет искать, а может и вовсе скинули куда-то в сторону проезжей части и теперь она валялась где-то в куче собранного машиной снега безнадёжно погребённой под слоем грязи. Аня совсем не расстроилась. Подумаешь, перчатки, главное, что настроение у неё в кой-то веки было хорошее, давно себя так безмятежно не чувствовала, хотелось порхать, петь, танцевать, прижавшись к Юре замёрзшими частями тела, и бесконечно долго целоваться. Но он из вредности уворачивался, прогулка у них заняла гораздо меньше времени, чем планировалось, пришлось возвращаться домой, чтобы отогреть эту дурочку и накормить ужином. Чай они могли и дома попить вполне неплохой, у Ани к этому напитку особая любовь, как оказалось, была, пара-тройка видов ароматных листочков всегда в шкафчике хранилась для особого случая. «Сегодня как раз особый случай», — оправдывает то, как он беспардонно насыпал чай в заварник и заливал кипятком, чтобы тот настоялся как раз к тому моменту, когда Аня выйдет из душа, а на сковороде пожарится яичница. Блюдо больше подходило для завтрака, но по-быстрому сообразить что-то более изысканное не получилось бы, все надежды были на его возможность подать даже такое простое кушанье как нечто ресторанного уровня. — Принесешь мне переодеться? — кричит уже из ванной, Юра едва услышал и громко, несмотря на позднее время и деликатных соседей, ответил «Да». Глянул на едва начавший шипеть на сковородке ужин и вздохнул. Забывчивости у Ани не отнять, стоит сейчас там, в чем мать родила, а ему ещё попробуй не соблазниться после двухнедельного воздержания. Сам не знал, как так вышло, больше хотелось ухаживать за ней и делать всё, чтобы хоть как-то облегчить её плохое самочувствие, секс отошёл на второй план. Выключил газ и пошёл искать в шкафу среди аккуратных стопочек её приятно пахнущих вещей тёплую пижаму, а не то подобие, в котором она спала и в котором вечно мёрзла. Надеялся, что хоть полотенце она в стирку не бросила, потому что второй ходки яичница на плите точно не выдержит и превратится в угольки. Дома стоял приятный полумрак, из приоткрытой двери уже веяло горячим ароматным паром, а войдя, Юра и вовсе почувствовал себя, как в бане. Одежда тут же стала неприятно липнуть к взмокшему телу, словно намекая, что ему стоит присоединиться к обнажённой девушке, спрятавшейся за шторкой и мягко вспенивавшей шампунь в волосах. Всё, что скрывали рисунки на тонкой клеёнчатой ткани, он дорисовал, благо, за то время, пока они вместе, уже успел хорошо все её изгибы изучить. Закусил губу, довольно наблюдая за манящей картиной, борясь с желанием плюнуть на все правила приличия, горящий ужин на плите, и присоединиться к этому пенному безумию, что устроила в своей ванной его Анечка. — Не смотри так, ты меня смущаешь, — смеётся, выглядывая из-за шторки, стараясь, чтобы он ничего лишнего не увидел. Он оставляет одежду на стиральной машинке и складывает руки на груди, Аня глазами хлопает только и продолжает скромно улыбаться. Вода льётся, смывая с тела часть пены, наполняя ванную паром, заставляя обоих тяжело дышать и улыбаться, чтобы хоть как-то сгладить неловкость ситуации. — Могу коленку показать, если хочешь, — выставляет из-за вымокшей шторки колено, крутит им туда-сюда, и Юра в конце-концов не выдерживает. Она закусывает губу, сдерживая смех, Юра рывком отодвигает шторку и совершенно не отвлекаясь на шум и зашкаливающую температуру плещущей на него горячей воды, целует, глубоко и нетерпеливо, чувствуя, как Аня цепляет пальцами мокрую футболку и тянет наверх, желая поскорее освободить его от прилипшей к телу одежды. Без разрешения пускает в ход язык, кусает, лижет, отстраняется ненадолго, чтобы от намокшей одежды избавиться полностью и забраться к ней. Жарко, мокро, ещё и температура воды меняется, как погода в Петербурге, спасибо местному ЖКХ. Губами на покрытую капельками намыленную шею, втягивает губами, заставляя её мурчать сквозь улыбку и прижимать его голову ближе, лишь бы не отрывался. — Я так соскучилась, — поборов нежное щекотание в груди, произносит шёпотом ему на ухо, а после касается губами. Добавить что-то ещё не успевает, Юра упивается её мягкой грудью, облизывает соски, спускается ниже к животу, заставляя её несдержанно стонать и прикрывать рот рукой, чтобы не быть слишком громкой, всё-таки в ванной акустика куда лучше, чем в других комнатах. Шампунь с волос давно смылся и теперь мыльные дорожки стекали по бледной коже, покрытой мурашками от ощущения его губ на своем теле. Не выдержав пытки, тянет его вверх, снова крепкую спину подставляя под горячие струйки воды. Он бесконечно часто убирает мокрые прядь от лица, облизывается, словно кот, когда слишком много капель попадает на лицо. Не самое комфортное место для спонтанного секса, но ждать, пока она закончит банные процедуры, и нести её в комнату, не смог. Хотел увидеть, как она шумно кончит в его руках, такая мокрая и разгорячённая, такая податливая и до покрасневших щёчек счастливая. Такая его, что дух захватывает. С нетерпеливым рыком ей в покрасневшие от слишком смелых поцелуев губы прижимает к холодной кафельной стенке, ладони на скользкие от мыла бедра, млеет от её дрожи и несмелых движений мокрой ладони на стоящем члене. По спине мурашки, сбивчиво мажет по её губам, выдыхая каждый раз, когда её влажные пальцы оглаживали головку и спускались ниже, слегка надавливая. Не может из-за этого сосредоточиться, а Ане это только на руку, так ей будет гораздо легче привести свой план в жизнь. Не прекращая движений вверх-вниз, она опускается на колени, свободной рукой придерживаясь за бортик, чтобы не поскользнуться. Ведёт руками по миллиарду татуировок, оглаживает пресс и дорожку коротких тёмных волос, цепляется за его затуманенный и полный предвкушения взгляд. Чувствуя, как от его тёмных глаз и приоткрытых губ внизу живота становится мучительно горячо, желая хоть как-то усмирить вспыхнувшую изнеоткуда похоть, ведёт губами по стволу и аккуратно, дразня, касается проворным язычком головки. Облизывает мокрые губы и повторяет. До слуха доносится его хриплый выдох, специально смотрит на него, не убирая губ от члена, зная, как это заводит, делает всё мучительно плавно, поверхностно, словно пробуя на вкус, изучая, вытворяя своим языком такое, что и слов, чтобы описать, не подобрать. Скромно, целомудренно, в какой-то только ей известной технике, от которой у Юры сносило крышу. — Ох, Анют, — хрипит, срываясь на очередной стон, когда она неожиданно берёт немного глубже и слегка втягивает щёки. Пальцы уже давно запутались в её волосах, боялся надавить сильнее, а самому было интересно, на какие же ещё финты способна его женщина. Помогала себе рукой, выпускала член изо рта, прижимаясь только губами или шершаво лаская язычком самую его чувствительную часть, дразнила его, наслаждаясь ласкающими слух постанываниями мужчины, обычно такого скупого на звуки во время близости и сейчас так откровенно кайфующего от минета. Выпускает член изо рта, собирает языком тянущуюся от губ паутинку слюны и снова опускается губами, чувствуя, что ему осталось совсем чуть-чуть. Кончиком языка по каждой венке. Юра слегка давит на затылок, проталкиваясь ей чуть глубже в горло и заставляя закашляться, когда выходит уж слишком глубоко. Терпит дискомфорт, компенсирует свою заминку мягким скольжением вверх-вниз по липкому пенису. Останавливается на головке, когда на язык попадают первые солоноватые капли спермы, а Юра, запрокинув голову, слишком сильно сжимает намотанные на кулак пряди и вполголоса стонет, закусив губу. Выпускает пульсирующий орган изо рта, шустро поднимаясь и облизывая губы, стирает пальцами то, что осталось. Пара капель попадает на живот, Юра вновь впивается ей в рот жадным поцелуем, усмехаясь сквозь её полустоны, что выжимает, быстро и беспощадно натирая влажными от её смазки пальцами клитор. Аня уже мелко дрожит, поддаваясь его рукам, больше не беспокоит ни холодная стенка, ни то, что они в очередной раз плюнули на защиту и его каменный и испачканный спермой член сейчас так умело проходился внутри, заставляя сбивчиво дышать и хвататься за мокрые плечи. Кончая, ударилась головой о кафель, Юра только хрипло засмеялся ей в шею, которая в тот момент была подвержена жестокому нападению его губ, и отпустил себя вслед за ней, кусая выступившую венку и придерживая за бедра. — Держи меня, иначе я упаду, — шепчет Аня, без сил опуская голову ему на плечо и щекоча влажными от капелек воды, попавших на них, ресницами. Вот теперь она точно была в полном порядке.