Следственный эксперимент

Аня просыпается от будильника, но не своего. Юрин. Но почему-то слишком рано. У неё сегодня выходной, а ранний подъём ей всё равно был обеспечен, дел было невпроворот, к тому же из-за постоянного беспокойства стало постоянно подташнивать, она едва смогла уснуть, долго ворочалась, пыталась удобное положение подобрать, чтобы ничего не затекало, чтобы нигде себя не передавить, не дай бог, а потом пришёл Юра и всё стало хорошо. Шторм внутри поутих, сразу легче дышать стало. Он ещё не спал, не успел бы просто за пару минут. Аня развернулась, обвила горячий торс руками и носом в грудь уткнулась. Юра улыбнулся ей в макушку и стал по волосам гладить, так нежно, что ей не по себе стало от накатившего не пойми откуда тепла. Практически решилась, но решила не портить момент. Пока не была готова, нужно было настроиться. Под одеялом было тепло, тёплый свет сбоку совсем не резал глаза, наоборот, только сонливости прибавлял. Проснулась она даже не столько от громкого рингтона, как от того, что чьи-то сухие губы настойчиво зацеловывали её шею, а ладонь оглаживала бедро, задирая всё выше к груди лёгкую ткань купленной ею неделю назад весьма соблазнительного вида ночной рубашки. Вот, видимо, Юра и соблазнился. Бретельки уже съехали с плеч, одеяло за ненадобностью было аккуратно сдвинуто в ногам, а сам Музыченко, сообразив, что не проснуться она не могла, продолжил свои заранее запланированные утренние ласки, уделив внимание прикрытой тканью груди, прошёлся по кружевной оборке лёгкими касаниями губ, аккуратно сжал, заставляя её облизнуть губы и сглотнуть стон. — Юрий Юрьевич, а не опоздаете ли вы на службу? — с видом строгой учительницы спрашивает, желая хоть чуть-чуть отвлечь его от поглаживания её ног. — Я специально вчера доделал отчёт и завёл будильник на полчаса пораньше, так что время рассчитано, — отрывается от её губ и спускается ниже, мокро проводя губами от груди до пупка, задерживая поцелуй чуть ниже у самой кромки трусиков, зная, как она млеет от ощущения его губ на грани её удовольствия. Но не в этот раз. Когда Юра просто дотронулся до её живота, Аню словно током прошибло. Создалось впечатление, что он всё знает, стало так страшно, что всё томное наваждение как рукой сняло. В голове, словно вспышка, появилась мысль о её беременности, к горлу снова подкатила тошнота, успела остановить его, едва тот зацепил резинку белья и был в шаге от того, чтобы начать его стягивать. — Подожди, — будто обожглась, резко отпрянула от него и села, притянув колени поближе к груди. Сердце дрожало, как сумасшедшее, Юра глядел на неё затуманенно и с непониманием, на его памяти ни разу от такого начала утра не отказывалась, тем более так резко, в один миг поменяв своё мнение. Он отступать не хотел, был решительно настроен переубедить её, тем более, что очень и очень хорошо умел это делать, как показывала практика. Снова приближается к её губам, затягивая в липкий и нетерпеливый поцелуй, но Аня вся сжимается и тем самым портит всю малину. Насиловать он её не стал бы, конечно, но расслабить поцелуями всё же стоило попробовать. У Ани от его действий перекрывало кислород и кружилась голова. Тело хотело, но голова не позволяла, и соврать тоже не могла, так быстро не смогла бы сориентироваться и придумать что-то правдоподобное, а на ложь, тем более такую откровенную, Юра тут же обидится. А ссорится им было нельзя, такая новость в воздухе витает, а она никак решиться не может. Волновалась страшно, глотала воздух, как выброшенная на берег рыба, боролась с той внутренней нерешительной и боязливой Аней, которая неистово и с удовольствием душила настоящую Аню. — Юр, подожди, пожалуйста, — мягко отпихивает его, отползая ещё чуть-чуть назад, упираясь лопатками в холодную спинку кровати. Вопреки её ожиданиям, снова начинало потряхивать. Юра смотрел, выжидающе, ждал, когда она продолжит, а Аня впервые в жизни захотела онеметь, или как минимум отмотать время назад. Боже, какими глазами он на неё смотрел, словно она сокровище, икона, а не простая женщина, ей даже не по себе становится, удивляется, как раньше такого боготворения не наблюдала. Снова целует, Аня уже не знает, что делать, лишь бы хоть немного потянуть время и удерживать его на расстоянии, простое «я не хочу» здесь не сработает, потому что хотела так, как никогда раньше, словно мужчины у неё тысячу лет не было. — Подожди, мне нужно тебе что-то важное сказать. — Не хочу я ждать, — шепчет ей прямо в губы, прикусывая нижнюю. — Это у тебя выходной, ты выспишься, а мне еще на работу ехать, — с шеи снова на ключицы, а ей невыносимо тяжело, как будто грудь сейчас разорвёт от волнения, так быстро и сильно стучит сердце. Юра почувствовал, но внимания не придал, списал всё на возбуждение, которое она так яростно отвергала. Ещё бы, разбудил её в такой редкий выходной, да ещё и с утра пораньше. Без злого умысла, хотел, чтобы утро у них обоих началось приятно, но Аня, судя по её активным отстранениям и протесту в глазах, не была настроена. — Юр, я кое-что узнала вчера и мне нужно тебе рассказать, — добивается наконец его спокойствия. Сидел, странно подогнув под себя ноги, глазами на неё хлопал и дышал тяжело, а в ответ на её реплику закатывает глаза и недовольно вздыхает. Аня невольно его шумный выдох перехватывает, сминая во взмокших пальцах краешек одеяла. — Неужели оно не может подождать двадцать минут? — ей богу, как ребёнок, которого позвали домой раньше положенного времени. — Не может, это важно, — быстро поднимает на него взгляд и тут же опускает обратно на цветастый пододеяльник. — Послушай меня, пожалуйста. Снова недовольно вздыхает, Ане уже и не хочется ему ничего рассказывать, но держать всё в себе и его в неведении больше не было сил. Она всю себя изъела, все губы от волнения искусала, и больше так себя мучить не могла. Слова жгли язык, нужно было его подготовить как-то, а не бросать в него простым и ясным «я беременна», которое она практически произнесла, но Музыченко вовремя оборвал её своим вопросом. — Это связано с делом? Здесь уже пришло время Ани тяжело вздохнуть. Они ведь и правда ничем, кроме дела не занимались, о чём он ещё мог подумать? Договорились ведь, что дома о проблемах на работе ни слова, и она не стала бы нарушать данное ей слово, даже если бы приспичило это обсудить. Ну разве могла она его губы, так трепетно её ласкающие, променять на какие-то сухие догадки, тем более в такое утро? — Нет, это с нами связано, — выдыхает через рот, набирает полные лёгкие воздуха, берет его руки в свои, тот заметно напрягается от этого жеста. Шустро туда-сюда в его глаза, свои едва в сухом состоянии держит, моргает часто, снова делает глубокий вдох и, закрыв глаза, медленно и чётко, на выдохе, чтобы точно всё расслышал, произносит: — Юр, у нас будет ребёнок. Тишина. Боится глаза открывать, чтобы с его взглядом не столкнуться. Боялась в нём прочитать то же недовольство, с которым он вздыхал несколько секунд назад в ответ на её просьбу подождать и выслушать. Прикусывает губу, собирается силами и глядит на него. В его карих глазах одно лишь непонимание, какой-то до дрожи доводящий холод и помутнение. Он мотает головой, как будто отгоняет севшую на голову муху, затем изгибает свою чернющую бровь, левую, и глядит на неё исподлобья. Сердце дрожит, она слышит жуткий шум крови в висках, взглядом испуганным в него вцепилась и не отводила, ожидая хоть словечко, лишь бы не молчал. Тишина с каждой секундой натягивалась, забирая всё больше и больше нервных клеток и крепче затягивая тревожный узел вверху живота. Она слышала, как он медленно, словно пропуская вдох за вдохом, дышит. Глядели друг друга в глаза, у Ани словно речь отняло, в голове как диафильмы мелькали кадры последних двух дней и останавливались на настоящем моменте, на сверлящих её карих глазах, обрамлённых темными густыми ресницами. В душе умоляла. «Хотя бы слово скажи, только не молчи». — Ань, ты сейчас шутишь? Аня вдох пропустила. И это всё, что он скажет? — Я похожа на человека, который таким шутит? — глядит на него более, чем серьезно, у Юры внутри все холодеет от ее взгляда какого-то необъяснимо перепуганного его реакцией, как будто она маску нацепила и не хотела ее снимать. Он хлопал глазами, не в силах поверить в то, что она говорит. Заметив, что одних слов, чтобы убедить его, недостаточно, она откидывает в сторону одеяло и выбирается из тёплой постели. Холод неприятно бьёт по икрам, ледяной пол жжёт стопы, о тапочках она даже не вспоминает. Идёт, как в бреду, но уверенно, аккуратно за стенку придерживается, долго что-то ищет в сумке, присев на корточки перед креслом, где та валялась со вчерашнего вечера закрытой на все замки, чтобы он случайно ничего не увидел, упади та и вывались её содержимое на пол, как по закону подлости. Ругается тихо, пальцы не слушаются совсем, волнение то уходит, то подступает к груди с новой силой и сдавливает так, что она вдохнуть без дрожи не может. Возвращается с зажатыми ладошке тестами. Хорошо, что не выбросила вчера на эмоциях. Протягивает, он снова хмурится и берёт, едва не выронив, такими невесомыми оказались. Аня легонько улыбается. Он в шоке, вон, как пальцы дрожат, ещё похлеще, чем у неё. — У меня ещё один есть, могу сделать прямо сейчас, если ты не веришь. Он гипнотизирует тесты с минуту, перебирает между пальцев, вглядываясь то в один, то в другой. Аня считает секунды, те тянутся ещё медленнее, чем когда она ждала результата сперва тестов, а потом и осмотра. Две, пять, двадцать, она уже, кажется, окончательно успокоилась, если бы не произнесённая им в следующую секунду фраза. — Ох, блин, — откладывает пластик на одеяло и озадаченно запускает пальцы в волосы, шумно выдыхая. Тут же проснулся, как будто водой ледяной облили. Аня перед ним вся сжалась и уставилась на свои пальцы, обдирая кутикулу. Вот, почему так странно вела себя в последние пару дней. Вот, почему так легко отпустила на посиделки с Анисимовым и даже не звонила, когда он здорово задержался накануне. Внутри такой шквал эмоций был, что он ни одну не мог вывести наружу, те ускользали, как песок сквозь пальцы, одна сменялась другой, ещё более противоречивой. В тишине слышал её обрывистые выдохи, сидел, словно заморозили, боялся даже пошевелиться, а Аня никак место себе не могла найти, всё крутила головой то в одну, то в другую сторону, но глаз не поднимала. Доигрались во взрослую любовь, теперь придётся расхлёбывать и без сторонней помощи становится действительно состоявшимися взрослыми людьми. На тумбочке звонит будильник, от резкого звука в тишине её тонкие замерзшие плечи мягко дрогнули. Специально ведь завела пораньше, чтобы спокойно собраться и сдать анализы с самого утра без очередей и задержек, а теперь всё равно опоздает. Неудобное время она выбрала для признания, но иначе не решилась бы. Юра сам спровоцировал, может и к лучшему это было, потерпи она ещё денёк-другой и запуталась бы окончательно. Казалось, ни на секунду думать не переставала, даже ночью во сне думала о всех раскладах, от самого позитивного до мысли вообще ему ничего не говорить и сделать аборт. Звук будильника словно выводит Юру из ступора. Он, вздохнув, мягко берет ее ладонь в свою и сжимает. На миг показалось, что у неё губы дрожат, погладил большим пальцев её побелевшие костяшки. — Что ты решила? — тихо спрашивает, не желая больше сотрясать воздух своим ещё несколько минут назад сонным хриплым голосом. Аня пожимает плечами, будто отворачивается ещё сильнее, практически боком сидит. Варианта ведь всего два было, из чего тут выбирать? Одной было мучительно трудно. В конце-концов, ребёнка они сделали вместе, значит и он тоже имеет право решать, как с ним быть. — Я хотела с тобой посоветоваться сначала, — шепотом, крепче сжимая его пальцы, чувствует, что он, хотя некуда было, повторяет её жест ещё крепче. Не это ли та поддержка, которую она ждала? — Какой срок? — Аня резко оборачивается, демонстрируя ему свои полные влаги глаза, что так упорно прятала весь их разговор, чтобы не разрыдаться в голос. Заплющила глаза, слёзы спокойно покатились по сухим щекам, оставляя липкие дорожки, она только носом тихонько хлюпнула и стёрла свободной ладонью. Юра вздыхает и, не выдержав этих жалобных звуков, загребает к себе подмышку, буквально за руку тянет со слышным, едва различимым «Вытирай слёзки». Терпеть не мог, когда она плакала, видел всего несколько раз и каждый раз как будто души кусок вырывали, вот и сейчас не смог сидеть сложа руки, когда она слёзы лила. Выдохнула. И, кажется, расслабилась, понял по тому, как расслабленно положила ладони ему на спину, обхватив его руками и прижавшись к груди щекой. — Четыре-пять недель примерно, — вытирает нос тыльной сторону ладони, возвращая руку ему за спину. Он трепетно касается тёмных завитков её волос, рассеянно гладит спину, пытается припомнить события месячной давности, которые повлекли такие неожиданные последствия. Аня же, буквально вжавшись в его грудь, выдерживает паузу и продолжает неуверенно. От своих мыслей было страшно, как будто противилась чему-то естественному и перекраивала годами складывавшееся мнение о семье, детях, своё отношение к так называемым залётам, сексу без презерватива и абортам. Как в кошмаре каком-то, только Юрины тёплые руки, защитно обхватившие, давали ощущение реальности. — Даша сказала, что срок ещё маленький и, если я вдруг решусь на аборт, то можно пока отделаться таблеткой, не так опасно якобы и последствия не такие страшные, но… — обрывается, шумно сглотнув перекрывший кислород ком в горле. — Но..? — переспрашивает Юра. Он, по правде говоря, оторопел, едва она об аборте заговорила, слушал это всё и сам свою Аньку не узнавал, как будто и не она вовсе говорила. Внутри боролись страх перед новым и неизвестным и лёгкое чувство эйфории от того тепла, что незримо излучала девушка в его руках. От этого её «но» проскочила надежда. Реши она всё серьёзно, не было бы этого «но» и такой дикой неуверенности в том, что она говорила. И кома в горле тоже не было бы. Отговаривать её не смел, её ведь тело и её жизнь, пусть и этот её кусочек он был с ней рядом. — Знаешь, я, — выдыхает, неожиданно для себя и для него улыбаясь так счастливо, как не улыбалась последние пару недель, загруженная работой, стрессом и не вовремя случившейся задержкой, — я, наверное, хотела бы его оставить. Долго об этом думала, пока ждала его возвращения, взвешивала все "за" и "против", постоянно возвращалась к словам подруги, предположившей, что может оно и к лучшему, терзала себя сомнениями, не могла перестать вычитывать опровергающие страшные последствия абортов статьи и в десятый раз за полчаса переубеждала себя, что она этого больше хочет, чем боится. Страх был больше из-за неизвестности, неопределённости их дальнейшей жизни и планов в целом, она ведь привыкла жить по чёткому графику, а он его давным-давно сбил и продолжал это делать по сей день. С его поддержкой стало легче. И совсем не страшно, когда он так обнимает и переживает не меньше её. Юра, выждав пару секунд, чтобы успокоить своё бешено стучащее сердце, мокро прижимается губами к её щеке и сжимает обеими руками так крепко, насколько хватило сил. Аня замирает. Это ведь хороший знак, да? — Ну, — улыбается, зарываясь носом в её волосы. Разве смог бы он сказать что-то другое? — Я, значит, тоже. Аня, почувствовав, как с плеч свалился десятитонный груз, закрыла лицо ладонями и спокойно тихо расплакалась. От счастья. И от того, что в Юре не ошиблась. Качались легонько из стороны в сторону, пока будильник не оповестил о прошествии ещё пятнадцати минут. Ей страшно, и ему тоже, а вместе бояться проще. Юра только тогда, мягко поцеловав Аню в лоб, а после в кончик носа, шустро засобирался на работу. Думать он сегодня, определённо, не сможет, но хотя бы видимость создаст. Всё равно ведь домой к ней будет тянуть теперь вдвойне сильнее.