Следственный эксперимент

И закрутилось. Каждый день куча новых, дополнительных анализов, исследований, чтобы точно убедиться, что всё в порядке. Даша какую-то особую ответственность чувствовала за беременность подруги, как будто её ребёнок был, а не Ани с Юрой. Решили до поры до времени никому радостную новость не рассказывать, даже родителям, что Ане давалось труднее всего, потому что каждый разговор с мамой она так или иначе в какой-то глупости, да прокалывалась, а потом на ходу придумывала миллион оправданий, в то время как Юра сидел, стоял или лежал рядом и тихонько над ней посмеивался. Решили, что чем меньше людей будет знать, тем меньше вероятность, что что-то пойдёт не так, тем более, что на работе свой роман они тщательно скрывали и сообщи Аня о своей беременности, пришлось бы раскрывать и эту тайну. Несмотря на всю их скрытность, которую она прекрасно понимала и в какой-то степени даже одобряла, Даша всё же посоветовала Ане взять отпуск, по крайней мере на самое опасное время, но та ни в какую не соглашалась. Почему-то уверенность в том, что раз всё получилось так спонтанно, то всё обязательно будет хорошо, не покидала. Тем более, что анализы были хорошие, даже слишком хорошие, фактически, как по учебнику, и это несмотря на Анино пристрастие к курению и зашкаливающий стресс в последние пару месяцев. Удивлялась, как так вышло, Аня только плечами пожимала, а Юра смеялся, мол, у нас с тобой такая регулярная физическая нагрузка, не удивительно, что дала свои плоды и положительно повлияла не только на Анино здоровье, но и на результат теста на беременность. Для профилактики всяких гадостей выписала ей витамины, что были незамедлительно куплены сияющим похлеще самого начищенного самовара Юрой в аптеке на другом конце Петербурга, потому что поблизости нигде не оказалось. Аня в тот вечер аж разволновалась из-за этих дурацких витаминов, когда он, отъехав на полчасика, исчез на целых три и здорово заставил её понервничать. Звонила раз двадцать, а он отъезжал от дома всё дальше и дальше в поисках нужных по списку витаминок. Пообещал, что найдёт, и нашёл же! Ане к его возвращению уже никакие витамины нужны не были, лишь бы сам доехал без приключений. Юра вернулся ближе к десяти вечера, тихо, стараясь не шуметь, закрыл за собой дверь, старался не шуршать пакетом и не звенеть ключами, только потом заметил, что на кухне горит свет. Несмотря на поздний чай, усталость и необходимость рано проснуться на работу, Аня не спала. Сидела, мешала что-то в чашке, рядом лежала аккуратно сложенная и разглаженная стопочка фантиков от конфет, которые она купила вчера для него и обещала ограничиться одной штучкой, чтобы ему больше досталось. Юра улыбнулся. Аня менялась по чуть-чуть, становилась более капризной, льнула к нему, как никогда раньше, словно защиты искала, а он и рад был ей всё, что она хотела, и даже больше дать, поэтому и поехал дальше за витаминами, даже не посмотрев, в какой ближайшей аптеке они есть. — Ты же говорила, что не будешь их есть? — с издёвкой, садится рядом, закидывает руку ей на плечо. Аня хитро смотрит на него, внутри спокойствие, приезд Юры и найденная ей заначка из конфет сделали своё дело и немного сгладили её беспокойство. Сладкого сегодня хотелось жутко, никогда такого не было, хоть сахарницу открывай и ешь сахар ложками. А дома, как назло, ни варенья, ни чего-то в этом роде, только купленные Юре днём ранее конфеты, местоположения которых она не знала, хотя и догадывалась, и её слово, которое нельзя было нарушить. Но конфеты всё же взяла. Пораскинула мозгами и поняла, что злится он на неё не будет точно, а ей хотя бы будет вкусно. Так и случилось. Даже оправдываться не пришлось, улыбнулась виновато и полезла обниматься. Тёплая была, как печка, а он даже руки с улицы не вымыл, так и стал её, горячую и вкусно домой пахнущую, обнимать, да порозовевшие наконец-то щёки обсыпать поцелуями. И если Аниной проблемой было не проговориться маме, то Юре было трудно не спалиться на работе. Его сияющий вид навевал начальству всякие-разные дурные мысли, прежде всего о том, что он снова так или иначе стал прикладываться к бутылке, а это не сулило раскрываемости в их отделе ничего хорошего. Все спрашивали, чего он ходит такой радостный, Юра пожимал плечами и говорил что-то о хорошей погоде. На улице уже практически неделю беспрерывно шли дожди, превращая то, что некогда было снегом, в мерзкую кашицу, что так отвратительно пачкала ботинки и калоши брюк. Видимо после этой его фразы начальник и пригласил Юру к себе, предварительно позаимствовав у товарищей из ДПС алкотестер. Тот показал по нулям, а довольный собой и тем, как ловко ему удалось обвести всех вокруг пальца, Музыченко красиво ушёл обратно в кабинет, где не мог нарадоваться тому, как здорово всё складывалось. Всё, кроме их расследования. Там, к счастью для их с Аней, всё было тихо, только вот складывалось ощущение, что это есть ничто иное как затишье перед бурей, и от этого, учитывая Анино положение, было страшно. Старались не думать о плохом, папку, за время их совместной работы едва ли не в два раза потолстевшую, вообще не трогали без необходимости, даже дома не разговаривали об убийствах, чтобы атмосферу блаженного спокойствия, свою личную идиллию не портить мокрухой. Никакой договорённости по поводу того, что будет, когда маньяк снова объявится, не было. Юра одно только знал: Аню теперь нужно беречь в два раза сильнее, иначе никогда в жизни себе не простит такой оплошности. Свыкнуться с мыслью, что они на самом деле совсем скоро, всего лишь через каких-то восемь месяцев, станут родителями, было непросто, а перекроить свои годами вырабатывавшиеся привычки было ещё труднее. Начать решили с курения, отучать прежде всего пришлось Аню, что справилась с этой глупостью уже через пару дней и, по крайней мере по её словам, курить не тянуло совсем. С ней было гораздо проще, она ведь прекрасно понимала, какая на ней лежит ответственность за здоровье их ребёнка, Юра же старался не курить по крайней мере там, где было Аня, и даже свою излюбленную привычку начинать день с попыхтеть на подоконнике рядом с фикусом в их кабинете, а потом в него же стряхнуть пепел, сменил на перекуры с Пашей на крыльце отдела. Сменив сигареты на всё, что можно было пожевать, Аня стала жаловаться на то, что толстеет. Юра этого не замечал, более того, теперь ему хотелось трогать Аню ещё больше и чаще, какой-то невероятно притягательной казалась. Если раньше не уделял столько внимания тому, как они засыпали и менял положение, едва какая-то их частей тела начинала затекать, то теперь обязательным пунктом стало, чтобы она засыпала фактически у него в руках. Да, жарко было, но поспав так пару дней даже привык и пару раз ловил себя на том, что просыпались они в том же положении, что и засыпали, и это с Аниной особенностью крутиться в разные стороны во сне и забирать с собой всё одеяло, оставляя его ни с чем. И живота её не мог перестать боязливо касаться. Бывало, лежит она вечером, ждёт, пока он договорит по телефону или домоет посуду, листает что-то в телефоне или бездумно глядит в экран телевизора, а он подойдёт, приляжет рядом и неуверенно положит ладонь на живот поверх тонкой домашней кофты. Положит, помедлит несколько секунд, наблюдая за её оторопевшей реакцией, а после, всё также неловко, но уже немного смелее, медленно проводит рукой туда-сюда. И ведь не было даже живота ещё толком, и не появится как минимум ближайшие пару недель, а всё равно почувствовать это тепло хотелось. Да и Анька, к тому же, улыбалась практически до слёз, когда он так делал, а когда ещё и своей его накрывала, он совсем уж таял. Боялся этих двух полосок раньше, как огня, даже одного упоминания, а потом встретил Аню. И понял, что, наверное, пришло время задуматься о будущем. С момента, когда Аня решила оставить ребёнка, прошло чуть больше недели. Наступили первые за многонедельный мрак за окнами солнечные деньки, Аня как-то после работы даже рискнула снять шапку, не боясь простудиться. Прошла так всего пару метров, Юра заметил и сердито натянул ей её посильнее на уши, не разрешал снять даже пока в машине ехали, а у неё уже вся голова вспотела. С их перемещениями тоже возникли проблемы, Аню вдруг стало жутко укачивать в машине даже на переднем сидении, больше получаса дороги с закрытой форточкой и елочкой-освежителем воздуха не выдерживала, просила остановиться и начинала глубоко дышать носом, стараясь отогнать подкатившую тошноту. Спасение нашлось в неожиданно оказавшихся у Юры в кармане ментоловых леденцах от кашля. Попробовали — помогло, напихали их в бардачок и ежедневно контролировали наличие. Весна потихоньку вступала в свои права, светать стало раньше и теперь Юра на ночь заботливо закрывал шторы, особенно по выходным, чтобы Аня могла высыпаться. Сам отчего-то долго спать не мог, в голове, помимо беременной Ани, о которой хотелось заботиться и всячески угождать, лишь бы не расстраивать, крутилось подозрение о затянувшемся затишьи их горячо любимого маньяка. Мог проснуться среди ночи и от бессонницы начать читать сводку криминальных новостей, уверенный в том, что обязательно какую-нибудь зацепку найдёт и работать станет чуточку легче. И курить посреди ночи вставал, пробуждённый очередным плохим сном, и глушил разбушевавшуюся фантазию рюмкой коньяка под утро, чтобы уснуть без задних ног, но всё равно просыпался около восьми, когда за окном ещё сумрачно, но машины уже вовсю рассекают по проходящей прямо за окном трассе. Выбирался тогда тихо из постели и снова уходил курить на кухонный балкон. Аня ругалась, что уже все занавески провоняли. Но в ту субботу позволили себе поспать подольше. Засиделись за фильмом и совсем забыли о том, что некоторым, особенно нуждающимся в качественном отдыхе, пора баиньки. Ане спать категорически не хотелось, Юре, по правде говоря, тоже, поэтому, посовещавшись, пошли на кухню пить ромашковый чай и продолжать начатый в конце просмотра разговор о неизбежном знакомстве с родителями. Аня было заикнулась, что хотела бы съездить домой хотя бы на недельку, когда можно будет, да рассказать маме всё лично, а там уже под шумок и с Юрой познакомить. Музыченко же предлагал устроить всё со своей стороны гораздо быстрее и отправиться в его родную Гатчину хоть завтра, он как раз там давненько не был, а мама ждала в гости и, по его словам, жаждела познакомится с его новой девушкой. Ане же таких переживаний раньше времени не хотелось, поэтому она отделалась спокойным «Посмотрим», чем ясно дала Юре понять, что завтра они никуда не поедут и вообще эту тему стоит закрыть до поры до времени, по крайней мере пока не станет отчётливо виден её беременный живот и они не будут вынуждены поведать их радость всем близким. Ленивое пробуждение состоялось около часа дня, от чего у Ани волосы встали дыбом. Сонливость, к удивлению, стала её чуть ли не самым главным беременным симптомом, с недавних пор могла уснуть везде и в любом состоянии, только вот с ночью накануне какая-то ошибка вышла. За пару дней до этого она привычно отрубилась на диване в кабинете, решив рентабельно использовать обеденный перерыв, укрылась принесённым из дома пледом, устроила голову на маленькой подушке, даже ноги под себя подогнула, чтобы влезть на диван полностью, благо, с её ростом это не стало большой проблемой. Начальник, не тревоживший их уже несколько дней, решил наведаться именно в тот момент, когда Аня спала беспробудным сном, даже стука в дверь не услышала, иначе бы подорвалась и стала приводить себя в порядок. Он заглянул, бросил взгляд на занимательную картину, открывшуюся его глазам, буквально на цыпочках прошёл к столу притихшего Юры и принялся шёпотом, вечно на спящую, как младенец, Никитину поглядывая, расспрашивать о том, как дела обстоят с делом и не приставить ли им кого-нибудь из Московских ребят в помощь. Аня вся побледнела, когда Юра ей это рассказал. Думала, что тот отчитает её за сон на рабочем месте при первой же возможности, но обошлось. Провалялись они ещё примерно час. Юра никак не хотел прекращать ленивый утренний обмен микробами, всё провоцировал её на поцелуи, да округлившиеся бёдра через пижамные штаны поглаживал, а Аня и не против была таких нежностей. Всё равно ведь день абсолютно свободный, из планов только поездка в магазин за продуктами и максимум прогулка до ближайшей булочной, но это в случае, если ей вновь захочется чего-то сладкого и мучного на ночь. Умываться первой пошла Аня, Музыченко в то время сообразил им по чашке чая и только, Аня справилась удивительно быстро, хотя обычно торчала в ванной по полчаса, а сегодня даже красится не стала. Хотелось расправиться с планами поскорее, вернуться домой и бездельничать до потери сознания, чтобы к концу дня безумно хотелось чем-нибудь себя занять. Чашка приятно грела пальцы, а её содержимое проголодавшийся желудок. Не могла нарадоваться, что пока её не тошнит по утрам, по рассказам, это казалось ей самым страшным в первом триместре, просто не могла представить, как жила бы с постоянным ощущением, что тебя вот-вот вывернет наизнанку. Пила чай, пока могла себе позволить. Кто знает, может быть сейчас она накаркает и завтра же с утра будет первым делом обниматься с унитазом. Даже думать об этом не хотела. Как и копаться в оставленном на столе телефоне Юры. Вышло это как-то спонтанно, просто в один момент от звука уведомления что-то внутри дрогнуло и руки невольно потянулись и смахнули блокировку. Открылась страница Фонтанки, раздел с происшествиями, Аня тут же смахнула на главную страницу. Не хотела волноваться и читать эту грязь, и на работе этой чуши хватало. Никогда раньше его личные переписки не были в такой непосредственной близости к её ловким пальцам, она не знала даже сперва, куда податься, тыкнула в один мессенджер, где оказалась переписка только с ней, Пашей и Сашей Анисимовым, затем в другой, там, кроме переписки с мамой и сестрой, тоже не было ничего криминального. Продолжила поиски и напоролась на начатый несколько минут назад уже известной ей девушкой, закатившей Юре истерику в тот вечер, когда они поехали в Гатчинский район на маньячную дачу искать улики. — Нашла что интересное? — появляется со своим звучным голосом так резко, что она вздрагивает где-то внутри и едва не роняет телефон. Хотела показать всю невозмутимость, но, судя по всему, перестаралась. — Да, переписку с твоей бывшей, — Юра на эту фразу только усмехается. Аня так сильно вытянула губы, так старалась показать ему, что ей всё равно, что вышло чересчур, даже как-то комично. Но веселье его долго не продлилось. Эта Анина напускная серьёзность вдруг сменилась какими-то опасно грустными глазами, показалось, что ещё секунда — и ему придётся искать специально купленную для таких случаев упаковку сухих салфеток и убежище на ближайшие пару часов для себя, чтобы не попасть под её горячую руку. Вздыхает. Отшутиться не получится, за отправленную пару сообщений придётся отвечать головой. — Мы пару раз переспали перед тем, как я переехал, — замолкает, наблюдая за её реакцией. Трудно было придать голову уверенность и спокойствие и не начать её судорожно успокаивать, лишь бы не расплакалась, но он старался. — Не знаю, насколько законно называть ее моей бывшей, — пожимает плечами, хочет было добавить что-то ещё, но Аня перебивает, едва Юра открывает рот. — Избавь меня от подробностей, давай к сути, — голос не дрожал, уже хорошо. Значит была не так близко к слезам, как ему сперва показалось. — Она хотела встретиться, что я ей ответил ты прекрасно видела, — стоит, расслабленно, напротив неё, ни руке не скрестил, ни ногой не дрыгает нервно, всем видом показывает, что говорит чистую правду. Жалел, правда, немного, что, не подумав, оставил телефон на столе, зная, что она обязательно придёт на кухню и станет пить чай, не дождавшись его, но что уж сейчас поделаешь. Нужно было исправляться и не доводить дело до греха, а именно беременную женщину до слёз. — Ты ничего не ответил, — пожимает плечами и оттопыривает нижнюю губу. Рука с открытой на телефоне перепиской и явно отсутствовавшим ответом отведена в сторону. Если бы она увидела ответ в переписке, даже вопросов не задавала бы, но здесь его явно не было, либо же он был удалён кем-то из двоих участников диалога. Она никогда не была жуткой ревнивицей и собственницей, пару раз даже периодически мелькающую жену на горизонте терпела, но здесь что-то щёлкнуло и в ней, как зажигалка, вспыхнула ревность. Как это так, её Юра и ещё с какой-то бабой переписывается? Не знай, что за она, приняла бы ситуацию гораздо проще, но сам факт, что когда-то совсем недавно, буквально за пару недель до того, как они впервые поцеловались, он её трахал, только разжигал тот костёр собственнических чувств, которые в неё зажглись от одного вида сообщения с предложением приехать и хорошо провести время вместе. — Как? — в миг оказывается рядом, сгребая и Аню, и свой телефон вместе с ней в охапку. Под шумок, чтобы не стала вырываться. Заглядывает, ответа и правда не было, видимо он по старой привычке ответил в уме и оставил диалог как есть. Привык игнорировать с того момента, как у них с Аней более или менее понятные отношения обрисовались, а сейчас так тем более не собирался ни с кем встречаться даже просто для разговора. У них тут, вроде как, семья намечается, какие тут уже гулянки и встречи с девушками из его бурного прошлого. — Так, — изгибает бровь, практически сталкиваясь носом с его небритым подбородком. Морщится. — Ты прочитал и ушёл в душ, создалось впечатление, что согласился на встречу, — ехидно так, даже на неё не похоже, а на вид само спокойствие. Юра глядел на неё, чуть наклонив голову. Единственный раз, когда она из ревности устроила ему сцену, был в тот вечер, когда они разругались в пух и прах и она на эмоциях начала отправлять его к «его тёлкам». Хмыкает, складывая руки на груди и немного отворачиваясь. Взгляд устремила в пол, очень уж занимательным занятием оказалось разглядывание дощечек паркета. — А она, кстати, ждёт, — задумчиво, растягивала слова, как только могла. — Боже, Ань, — закатывает глаза, тяжело выдыхая вверх, стараясь держать себя в руках и не увести конфликт в бесконтрольный поток оскорблений. — Ты же знаешь, что я в душ пошёл, потому что у меня такие жирные волосы были, хоть яичницу на них жарь, а мы собирались ехать в магазин, — видит, что этот аргумент ей доверия не внушил, тяжело вздыхает и, приобняв покрепче за плечи, добавляет: — Можешь сама ей ответить, да хоть голосовое записать, что у меня есть любимая женщина и в разовых перепихонах я больше не нуждаюсь, — закончив мысль, шумно чмокает в висок. — И добавить, что эта самая женщина от меня помимо всего прочего ещё и беременна, для пущей убедительности, — Аня стояла точно также, покачнулась слегка от поцелуя, но больше никак не отреагировала, не улыбнулась даже, хотя обычно любое упоминание её интересного положения вызывало улыбку. Юре не внушало доверия ее молчание, приободряющие поглаживания больше не срабатывали, будто только сильнее нагоняли на неё обиду. До взрыва оставались считанные секунды, нужно было срочно заканчивать этот сыр-бор. Юра снова вздыхает, на этот раз совсем потеряв надежду на спокойное утро, которые сопровождали каждый их день с того самого момента, когда она ему во всём призналась. — Мне сушить голову, или ты уже расстроилась и не хочешь никуда ехать? — Ответь ей сам, не хочу в твои личные дела влезать, — уподобившись ему, вздыхает, отдавая телефон и пытаясь выбраться из обвивших ее рук, но безуспешно. Юра сжимает мягко и одновременно с этим цепко. А она и правда расстроилась. Не могла объяснить, почему, но настроение испортилось. Знала, что он не бросит, но от мысли, что на сообщение её он всё же ответил, а в этом что-то есть, стало тоскливо. — Выпусти меня. — Обижайся тут, чтобы я видел. — Я не обижаюсь. Переписывайся с кем хочешь, мне все равно, — снова делает попытку вырваться и поворачивается к нему лицом, с протестом заглядывая в глаза. Проще было ляпнуть что-то такое, нежели распинаться. — Выпусти, я пойду собираться. — Требую примирительный поцелуй, — хмурит брови и вытягивает обрамлённые колючей бородой и усами губы трубочкой. Никитина несколько минут сомневается, сдаётся, когда Музыченко строит расстроенную мордашку. Приходится поцеловать, даже самой как-то легче становится. Никуда он от неё не денется, и переживать нечего. Получив желаемое, Юра ослабляет хватку и позволяет ей спокойно уйти в комнату. — Собирайся, а то все помидоры разберут, без салата останешься, — посредственно шутит, думая, что она не услышит, но слух у неё оказался ого-го каким острым, он даже удивился, услышав громкий ответ из другой комнаты. — Я уже не хочу помидоры, от них спиртом несёт! С его любимыми нервными напускными нотками. — А от меня нет? — издевается, нагоняя ее в спальне и обнимая резко со спины, так, что она вздрогнула и подпрыгнула на месте, роняя на пол водолазку. Её изменчивое настроение не то, чтобы ему нравилось, но что-то в этом было. Вся жизнь превратилась в увлекательную игру, в которой он ходил по острию ножа и на каждом шагу так и норовил соскочить и порезаться. Несколько минут назад нос воротила, а теперь так к нему липнет, едва не мурлычет, а он и рад её такой видеть, чем выпустившей иголки или плачущей из-за очередной грустной сцены в фильме. — Не принюхивалась в последнее время, — смеётся, поворачивая голову и сталкиваясь с его носом. Аккуратно втягивает воздух и морщится. Чего-чего, а этого точно не ожидала, даже как-то грустно стало. — Мне духи твои больше не нравятся, кошмар какой. Юра, осознав это ещё несколько дней назад, когда Аня отказалась с ним обниматься, пока он не вымоет шею с мылом, спрятал старую туалетную воду в шкаф до лучших времён. У Ани, видимо, появился новый нелюбимый запах. — Зай, это даже не духи, — усмехается, чуть-чуть отстраняясь, а то мало ли ей совсем уж невмоготу терпеть станет. Сходит в душ ещё раз, если ей не нравится, и купить нейтральный гель для душа, только бы не ссориться по пустякам. Трудно с ней было, в интернете говорили, что такие американские горки закончатся вместе с первым триместром и всё снова встанет на свои места. Они же едва переступили первую треть этого триместра, а Юра уже готов был на стенку лезть. — Ох, что же с тобой делать, — кладёт подбородок ей на плечо, прикрывая глаза. Кожа у неё тёплая и мягкая, и пахнет так по-особенному, что он слов подобрать не может, чтобы описать. Вот только она так пахла, не существовало другого подобного запаха в природе, только его Аня. — Терпеть, — понимающе улыбается, чувствует, как Юра аккуратно ладонь на ее плоский живот опустил и так и замер у ее щеки. Внутри задрожало. Улыбается, сдвигает её чуть-чуть ниже, он никак запомнить не мог, где она особенное тепло чувствует, а она с тихим «Чуть пониже» исправляла, сглатывая собственный возглас умиления его трепетностью. Страшно было представить, как он будет рад, когда малыш начнёт вдруг шевелиться, точно уж их своих объятий никуда выпускать не станет, лишь бы его чувствовать. Папа из него отличный выйдет, это и сейчас видно невооруженным взглядом. — Надеюсь, это скоро пройдёт и ты будешь пахнуть, как раньше. Юра мягко целует в щёку, щекоча усами. Он тоже на это надеялся.