Следственный эксперимент

Для Юры за последние несколько месяцев стало настолько привычным просыпаться от звонка телефона, что в этот раз он даже не дёрнулся, сквозь необъяснимо мутный, но почему-то приятный сон услышав тихий из-за сбавленной громкости телефона рингтон. Первые пару раз такие пробуждения никаких приятных эмоций не приносили, учитывая, что обычно следовало за таким резким подъемом, но в этот раз даже ворчать не стал. Наоборот, с улыбкой ответил на звонок и был несказанно благодарен позвонившей ему с утра пораньше, видимо соскучившейся по нему за ночь его отсутствия Анечке, потому что не проснись он сейчас — ещё полчаса и руку не чувствовал бы от слова совсем. И неважно, что левая, своей без пары месяцев красавицы-жены ведь он не только правой хотел касаться, тем более, что практически месяц был лишён этой возможности и теперь планировал наверстать упущенное. Анечка выступила с неожиданным, но очень приятным предложением: с присущей ей в последние пару месяцев скромностью настояла на том, чтобы приготовить ему что-нибудь вкусное и домашнее на обед и привезти прямо на работу. Юра согласился, не раздумывая. Понимал, что она просто-напросто безумно сильно по нему соскучилась и просто ищет повод поскорее увидеться. На ночные дежурства его оставляли так редко, что казалось, не оставляли вообще, потому что мастерски с них сваливал, посадив на проходной кого-нибудь поглупее и менее занятого, вот невеста и расклеилась без видимых на то причин с непривычки. А здесь никого не нашлось и пришлось дежурить. Посидел на вахте до шести утра, пока не вернулся стажёр, заступавший на смену после него. Продремал, голову повесив, все это время, даже приснить что-то успел, а там, сдав пост, вернулся на их с Анечкой любимый видавший виды диван и отрубился мгновенно. Хорошо, что подушку домой не забрали, хотя она особой роли для уставшего Юры не сыграла бы, даже на полу готов был отрубиться, лишь бы поспать полноценно поскорее. Когда телефон в кармане встрепенулся, времени было около десяти, и за свой сон на рабочем месте Юре вполне вероятно прилетело бы, узнай шеф, как он хорошо здесь развалился. Но тот, к счастью, отсиживался в своём кабинете и пока об их с Юрой договорённости обсудить планировавшийся захват не вспоминал. — Спишь? — Паша постучал в дверь так тихонько, что ворковавший по телефону Юра и не услышал, пока Личадеев непосредственно не заглянул в кабинет. Прерывать разговор не собирался, подождал, пока Аня скажет все, что хотела, расспросит, чего именно ему бы хотелось, и только потом, сдобрив ее хорошее настроение тихим и нежным «я люблю тебя», чтобы сидящий в пяти сантиметрах Паша не поднял его на смех и не стал дразнить, положил трубку. А он и не стал бы, со своей Анькой ровно также, если не сильнее сюсюкался. Юра, положив трубку, вытягивает ноги и чуть сонно, глуповато глядит на Пашу, что тот не выдерживает и спрашивает, прежде, чем к теме перейти: — Как Анька? — Цветёт и пахнет, — отшучивается, пряча телефон обратно в карман и чуть приподнимаясь. Вопрос его не удивил, Паша ведь его Аньку знал больше, чем сам Юра, поэтому вполне мог интересоваться, как у неё дела, тем более, что явно от Смирновой узнал все подробности её феерического увольнения, которое растянулось на долгий месяц. Шеф, сам ставший инициатором, никак не хотел исключать Никитину из штата, Юра это позже уже узнал, случайно зацепившись языками со Смирновой. Аньке решил не говорить, она и так в слишком шатком эмоциональном состоянии пребывала последнее время, чтобы волновать её ещё и по поводу потерянной работы, на которую была возможность вернуться. Возможность-то была, желание, возможно, тоже, но вот силы и ресурс для этого напрочь отсутствовали. — Приедет в обед, заходи, убедишься, что жива здорова. — Да Анька переживает, что тогда отговорить шефа не смогла, вот я и… — чуть покраснев, закрывает лицо рукой и вздыхает. В голове вдруг такая каша образовалась, что переобуться в полёте не получилось, вот и стал язык заплетаться, как будто принял на грудь с утра пораньше. — Забудь. Привет передавай от нас с Анечкой. — Лучше сами зайдите и поздоровайтесь, Аня только рада будет, — встаёт окончательно, чуть разминая спину и садясь на подоконник. Пепельница едва не ломилась от окурков в ней, а убирать катастрофически лень это все было без Аниных пинков и недовольных вздохов каждый раз, как покурить садилась. Давненько он их в этом кабинете не слышал, да и не курила она с тех пор, как о беременности узнала. Чуть мотнул головой, отгоняя всё чаще пробиравшиеся в голову мысли, и пожимает плечами, глядя на чуть застеснявшегося Личадеева. — Правда, Паш. Она же сама уйти хотела, так что вы тут вообще не при чем. Даже десятой части того, что было, мы не рассказывали никому, — чуть глаза трёт, думая, стоит ли рассказывать. Стоило, наверное, чтобы хоть как-то причины объяснить и прекратить уже эту череду слухов вокруг Аниного ухода. А их было немало, пару раз приходилось силой сдерживаться, лишь бы не встревать в обсуждение причин ее ухода, так всем было дело. Вздыхает. Рассказать, определённо, стоило, может и ему наконец легче станет. Если Аньке помогал психолог, то ему помогал только он сам и выздоравливающая невеста под боком, так любящая ему ресницами шею перед сном щекотать и целовать мокро в колючий подбородок. Только рот открыл, а слова сами вылетели.  — Мы ребёнка потеряли, Паш, — чуть губы кривит, понимая, что больше и добавить ему нечего. Все кратко было и понятно, голос свой не узнал даже, как будто слетевшие с губ слова и не он произносил вовсе, а кто-то другой. И рад был бы, окажись это и правда частью чужой истории, а не их с Анечкой жизни. — Помнишь, она на квартире тогда рухнула? Вот она уже была беременна, а через два дня кровотечение открылось. И я ещё хорош, наехал на неё без повода, вот стресс и случился. Меня даже дома не было, чтобы вовремя отреагировать и в больницу отвезти. Вот ее и подкосило на месяц. Пластом лежала, плакала без остановки, ну какая тут работа? Юру от одних воспоминаний колбасило. И как только у него самого тогда крыша не поехала? Паша молчал. Удивлён был, видимо, или же нужных слов подобрать не мог. На поддержке ведь здесь уже вряд ли выедешь, а говорить что-то другое было как минимум странно. Они ведь не знали. Смирнова что-то слышала, но обрисовала парню всё так смутно, что тот ничего и не понял толком, а углубляться не стал. Разное предполагали в отделе, безусловно, пусть и женщин там фактически не было, но уход старшего следователя здесь обсуждали даже те, кто в коридоре с Анькой от силы раз-два здоровались за все годы выслуги. Придумывать, чем бы заполнить неловкую паузу и развеять нависшую над Юрой хмурную тучку, что заставляла брови кривить, не пришлось. В кабинет снова стучат, на этот раз Юра даже рад был этому стуку, потому что в очередной раз разгонять тему Аниного выкидыша очень не хотелось. Особенно учитывая тот факт, что сама Аня вскоре заявится в отдел впервые за долгое время, и со своей проницательностью тут же поймёт по Личадеевским сочувствующим глазам, что тот знает чуть больше, чем нужно было. Ну и пусть. Признается ей, что рассказал все, чтобы допытываться сама не стала. Аня злится не станет, она такая до жути хорошая и добрая в последнее время, что только плечиками пожмёт, мол, ну ладно, и полезет обниматься, щебеча о том, как ей снова в автобусе все ноги истоптали. Так, к слову, и происходит. Она реагирует спокойно, видимо некогда доводившие до дрожи в пальцах стены отдела после долгого перерыва неожиданно стали действовать лучше любых успокоительных, правда пожимает плечами, даже брови не нахмурив, и, оставив пакет с контейнерами на своём столе, с довольной улыбкой и такими блестящими, словно собиралась плакать, хотя в глазах и тени печали не было, ступает к нему в протянутые для объятий руки. Воркует, даже не жалуется, что кто-то там в транспорте клинья к ней подбивал и пытался облапать. Смогла отбиться, судя по всему, либо же просто не хотела подсаживать его на коня посреди рабочего дня, решила оставить новости для их вечерних посиделок. — Ровно год назад я нахально ворвался в твою жизнь, — осторожно целует, едва-едва касаясь ее губ, замечая краем глаза, как его невеста безбожно краснеет, а после отчего-то недовольно хмурится. — Поехали заявление подадим? Шёпотом, чтобы вдруг никто не услышал. У Ани от такого неожиданного предложения аж глаза на лоб лезут. Затянули они с этим делом, безусловно, но она даже предположить не могла, что сегодня, поехав, чтобы отвезти жениху домашний обед вместо столовских харчей, над ней нависнет перспектива сидеть в душном кабинете и вносить свои данные в типовой бланк заявления на регистрацию брака. — Прямо сейчас? — глазами хлопает, а Юра, хитро губы облизнув, кивает. — А ты сомневаешься? Тут пешком дойти можно, главное, чтобы они на обед не закрылись, — старается быть убедительным, но на Аньку это, судя по всему, не действует от слова совсем. Услышав слово «обед», она резко вспоминает о непосредственной причине своего приезда и находит в этом очередную возможность перевести тему. — Поешь сначала, пока не остыло, — чуть неуверенно, отходит за свой стол и садится за чуть припыленную столешницу. Скучала, очень по работе скучала, тянуло сюда страшно, несмотря на все истерики и угрозы никогда в жизни сюда не приходить, поэтому и приехала сегодня. Терпеть больше не могла, хотелось хоть чуточку окунуться, раз Юра ничего добровольно не рассказывал.  — Юр, — начинает, местоположения своего не меняя, когда он садится напротив и со страшным аппетитом начинает уплетать принесённую ей еду, даже разогреть не удосужившись. Она и не сомневалась, что ее предложение как раз кстати окажется, он ведь и не ужинал дома перед дежурством толком, а на работе максимум напился кофе с утра пораньше, никаких признаков завтрака, вроде фантиков от печенья или баночек из-под йогурта, она и не заметила. — Что, зай? — бубнит с набитым ртом, зная, как ей это не нравится, но компенсирует все таким взглядом, за который она ему и не только эту оплошность простить готова. — Расскажи мне, как дело продвигается, — просит осторожно, чуть взгляд на него подняв. Боится, как бы он не завёлся от этой ее необдуманной просьбы. Ругаться очень не хотелось, на работе тем более. Ей ведь уходить скоро, а домой возвращаться поруганными не дело. — Он в Пашкином доме квартиру снимает, выжидаем, через пару недель брать планируем, — спокойно рассказывает, как ни в чем не бывало, только потом, сообразив, что Аня сама пришла к нему на работу, да ещё и спрашивать об их успехах начала, понимает, что что-то здесь не чисто, даже жевать медленнее начинает. Он ведь только-только вытащил её из состояния, в котором единственное, чего хочется, это лежать, плакать и проклинать тот день, когда ты родился, до которого её довела некогда любимая работа, а она сейчас очень тонко, фактически неощутимо, не будь он следователем и не выучи Аню так хорошо, как он это успел сделать за год их знакомства, и не заметил бы, намекала на своё внезапно возникшее желание вернуться. — Не говори, что ты хочешь вернуться. — Почему? — ресницами хлопает чуть разочарованно, как будто он её папа и не разрешает идти гулять с подружками. И понимала ведь головой, что её желание — просто порыв, а ничего поделать не могла. Сидела на столе и аж руки чесались от желания в пыльных папках покопаться, да на допрос какой-нибудь сходить, едва приземлённые после американских горок, что судьба-злодейка ей устроила, нервишки пощекотать. — Потому что я тебе не разрешаю, — настойчивее, тут же осознавая, что нужно придержать коней, чтобы и правда не разругаться в пух и прах. Глядит на неё строго, и правда, как отец родной, а не муж, как бы она ему за такие взгляды не предъявила. — Забыла, как слёзы лила и ныла, что не можешь больше? Аня взгляд вниз устремляет, хочет было что-то в ответ сказать, но стук в дверь не даёт. Юра только глаза поднимает, от этого звука за сегодняшний день глаз стал дёргаться, раз восьмой к нему уже кто-то забегал и каждый раз без явных на то причин. У девушки же напротив дар речи пропадает, когда в дверном проёме голова шефа показывается. Нет, она знала конечно, что он после ее ухода не застрелился и продолжил работать, но не ожидала просто, что в их с Юрой короткую встречу заглянет в кабинет. Как будто стоял под дверью и подслушивал, о чём они толковали. — Какие люди, — хмыкает, повторяя ту же фразу, что и в их последнюю встречу, только интонация была не такой мерзкой, но по Аниному самолюбию все равно резануло. Она губы чуть поджала, ища поддержки в замедлившем жевательные процессы Юре напротив. Интересно было, что он ещё ей скажет, а ещё больше, как отреагирует на заготовленную ею на всякий случай фразу, которую вынашивала всю дорогу, всё же предполагая, что вероятность встретить его даже в холле отдела не сводится к нулю. Он выглядит победителем в этой ситуации, словно и забыв о своем нежелании увольнять её, оглядывает с ног до головы, а Аня радуется мысленно, что выглядела достойно не только внешне, с этим у неё проблем никогда не было, но и внутренне чувствовала себя увереннее, чем в их последнюю встречу. Переглядываются, Юра себя третьим лишним чувствует, хотя лишним в этой ситуации явно был не он и не Анька. — Вернуться не хочешь? -, произносит неожиданно и без подготовки, провоцирует ее этой фразой, словно и правда стоял под дверью и их с Юрой завязавшуюся перепалку подслушивал. Аня снова хлопает глазами на Юру, что сидел с таким видом, словно он в кинотеатре и ждёт развязку сюжетной линии. Ее это злило, мог ведь встрять и хоть что-то ему в ответ на откровенные издевки сказать, а не делал этого. Забыла в тот момент, что шеф ни слова об их связи не знает, да и вполне вероятно, что в причину её ухода так и не поверил. — Нет, не хочу, — чуть отворачивается, понимая, что в эту игру сегодня она будет играть одна и со стороны Юры поддержки не дождётся. По крайней мере до тех пор, пока ситуация до предела не накалится. — Зачем пришла тогда? Вещички свои забрать? — едва не хихикает злорадно в ответ на ее замешательство. Одного не понимала, почему Юра молчит? По лицу его впервые ничего не было понятно, сидел, как сидел, по на неё, то на шефа поглядывая, ведерка с попкорном не хватало, а у Ани уже нервные клетки оголились буквально за пару фраз из не совсем приятного разговора. Она молчала, думая, что бы ответить такое, да вот только заготовка никак не писалась с темой их разговора, а поразить начальника хотелось, чтобы не думал, что сможет так просто испортить ей настроение. Не останавливается, хмыкает довольно, на Музыченко поглядывая, словно в сговоре с ним состоял, а Аня и не в курсе. — Правильно, нам тут в конце месяца новенькую девчонку обещали, после института сразу, вот к Юрию Юрьевичу ее и приставим, чтобы место не пустовало. Последней каплей эта издёвка стала. Аня, чуть губы поджав, ухмыляется и облизывает губы, от нервов начав прокручивать подаренное Юрой кольцо на безымянном пальце. — Интересно, почему же Юрий Юрьевич мне ничего не рассказал, — продолжает уже смелее, видя, что Юра напротив, кажется, просек, что она собирается сказать и был абсолютно за, всеми руками и ногами. Оставалось только сформулировать, чтобы до шефа все дошло быстро, безболезненно и объяснять не пришлось. Выдерживать слишком долгую паузу — подозрительно, поэтому ляпнула, как получилось, главное, что смысл удалось передать и, судя по выражению лица шефа, она получила желаемый результат. — Не переживайте, жениха накормлю и уеду, приставляйте кого вам угодно. Чуть улыбается, заручившись поддержкой мужчины напротив, что, подмигнув ей в знак поддержки и восхищения, возвращается к уплетанию приготовленного любимой невестой обеда с ещё большим энтузиазмом, чем до этого. Пытается поскорее расправится с едой, раз они решили все же подать сегодня заявление и тем самым обратный отсчёт к официальной возможности называть друг друга мужем и женой запустить. Очень этого не хватало, мыслили уже давно так, а вот язык на людях не поворачивался. — Вот как, — шеф лишь губы поджимает, чуть обиженно. Огорошила его внезапно вернувшаяся Никитина, иначе и не скажешь. Он-то думал, что отношения у них сугубо дружеские, что общаются, как коллеги, а вышло, что крутили роман у него под носом, а он даже и не заметил. Теперь всё в картинку сложилось: и приезды их совместные, и взгляды хитрые, и истерика её, после которой Музыченко волком на него глядел и грозился уволиться к чертям собачьим при любом удобном случае, а сам шеф слёзно просил его этого не делать и не оставлять отдел без толкового следака. — Ну ты подумай, может жених и разрешит тебе вернуться, — цокает языком, поглядывая на Юру, что с недавних пор то и дело взгляды на него бросал косые, каждое слово на ус наматывая. — Жених как раз и запрещает возвращаться, — вставляет с ледяной невозмутимостью Юра, поднимая на него глаза и давая понять, что разговор окончен и нападок он больше не потерпит. Терпение лопнуло. Не здесь и не при Ане, а с глазу на глаз он с ним с удовольствием поговорит, обсудит дело, и новую девочку, что только после института к нему приставить собирался тоже обсудит с огромным удовольствием. — Я к вам после обеда зайду и мы все обсудим. А сейчас, будьте так добры, оставьте нас наедине. И тот даже дверью на выходе не хлопает. — Не грубо? — Аня переспрашивает осторожно шепотом, едва дверь закрывается. Ей даже не по себе стало от того, как он холодно отреагировал на Юрины слова, а от стальных ноток в голосе будущего мужа так тем более. Даже ей самой страшно стало, хотя и знала, что Юра ей в жизни больно не сделает. Неужели он и правда настолько против, что готов был сказать об этом шефу напрямую? Судя по всему да, иначе как оправдать его небывалую уверенность она не знала. — Он в осадке, зай, — хмыкает весело, заканчивая доедать то, от чего отвлекли, как ни в чем не бывало. Вот такой же Юра, как дома, абсолютно, а где тот, что дерзил шефу минуту назад? — Дай в себя прийти, а то он уже надумал мне новенькую сватать. — Что за она? — чуть ревниво, хоть и попыталась максимально это скрыть, да не получилось совсем. Юра чуть голову наклоняет в сторону, словно спрашивая, серьезно ли она это спрашивает и правда ли надумала ревновать. Аня в знак согласия молчит, а он на смешке выдаёт облегчённо. — Поехали подавать заявление, а то я с ума от этих ревнивых ноток сойду сейчас. И через долгих полтора часа очереди и прочих бюрократических штуковин, от которых у Юры сдавали нервы, а у Ани разболелась голова, что она спихнула на слишком душный кабинет и отсутствие в нём кондиционера, оплатив пошлину, выписав все нужное и ненужное из потрёпанных паспортов, они наконец выходят из неуместно помпезного помещения Дворца бракосочетаний с забронированной датой в первых числах сентября, как девушка и хотела. Так просто, как будто они не жениться собираются, а в магазине что-то покупают, только вот товар чаще всего сдать можно, а вот мужа или жену без разбитого сердца не получится. Поздравляют друг друга скромным поцелуем на выходе из здания, щурятся от солнца, что как по заказу вышло из-за тучек, чтобы день этот ещё лучше сделать, и договариваются полноценно отпраздновать вечером, когда он вернётся. Юра садит ее в такси и отправляет домой радоваться и рассказывать маме, приезд которой был запланирован на конец следующей недели. Волновался, как мальчишка, думал, как же женщина пример избранника дочери, учитывая, что у них с Анечкой все очень уж быстро происходило, а мама ее и половину всех подробностей не знала. Но больше этого волновался лишь за то, как бы на ту ночь, когда они должны были встречать будущую тещу в аэропорту и сделать это самостоятельно Аня никак не могла, ему не влепили дежурство. Поэтому, недолго думая, по приезде в отдел, увидев вывешенный на стене свеженапечатанный Смирновой график, где чёрным по белому было написано, что все его неприятные ожидания оправдались, поменялся дежурством с очередным стажером, которому провести ночь в отделе предстояло сегодня и который еще не до конца понимал всю иерархию, оттого и Юру, как старшего по званию, чуть побаивался. Злости особой на начальство не было, скорее страх за свою шкуру и мокрые ладошки, пока Анин номер набирал и собирался с духом, чтобы всё ей рассказать. Аня, услышав, что он остаётся на дежурство ещё и сегодня, без объяснений бросила трубку и в последующие двадцать раз, пока Юра не оставлял попыток до неё дозвониться, просто не отвечала на звонки либо же сбрасывала. Вздохнул и бросил эти попытки. Гудки слушать надоело. Заднюю давать было поздно, Юре ничего не оставалось, как сбежать ближе к концу рабочего дня в магазин, купить что-то перекусить, потому что на невестину милость после своей выходки он мог больше не надеяться, да выбрать себе фильм понуднее, чтобы смочь под него дремать и иметь возможность чуть что подорваться на телефонный звонок или вызов. Но надеялся, что обойдётся, ему ещё с Анечкой утром мириться. Аня же дома в это время дорезала салат, который должен был стать дополнением к их праздничному ужину, и думала, из какой емкости лучше будет вывалить ему этот салат на голову, когда он вернётся. Злость сменялась жалостью к самой себе. Она ведь такая умница, зашла в магазин, купила им бутылочку белого сухого, чтобы все как у людей, рыбку запекать поставила, при условии, что до этого все утро простояла у плиты и когда уезжала к Юре от готовки уже тошнило. А теперь оказалось, что все зря. От злости чуть не выбросила все в мусорку, даже не доведя до готовности. Толку-то? Она ведь его порадовать хотела, а смысл, если он все равно будет перебиваться сегодня бутербродами с чаем и магазинным салатом? Поклевала в итоге грустно салат, съев все овощи по-отдельности и обругав себя за то, что в очередной раз взяла то, что ему нравилось, но не ей, а вино запихнула обратно в холодильник. Ну как запихнула, на самое видное место поставила, чтобы точно заметил, а после страдал от угрызений совести за сорванные им же построенные Аней планы. Могла, безусловно, выпить пару бокальчиков в одиночку, но только хуже себе этим сделала бы, и страданий было бы явно не избежать даже под совсем легким градусом. Посмотрела сериал, поговорила с мамой, обрадовав ее новостью, что заявление все же подали, соврала, что у них все в порядке, сделав тон голоса максимально жизнерадостным и ничуть не расстроенным неожиданным дежурством будущего мужа. А она сегодня ещё и на бывшего шефа наехать хотела из-за того, что Юре дежурствами покоя не даёт, а этот дурачок, как оказалось, сам на них напрашивается. Спать снова пошла она. Просидела на кровати, в одну точку уставившись, даже слезу от одиночества пустила. Одну правда только, быстро успокоилась и закрутилась в одеяло по самую макушку, чтобы хоть как-то отсутствие мужчины рядом компенсировать. Всё равно не так уютно, как с Юрой было. И ведь жила себе как-то раньше. Засыпала одна регулярно, не расстраивалась до слез, когда планы отменялись, ужины не готовила по полдня, потому что времени за работой не было. А теперь и о работе забыла совсем, так ее сорвавшаяся беременность подкосила. Впереди ее ждала свадьба, умница муж, которому ярко светило повышение, кастрюли, сковородки и, если все вмешательства в ее организм оказались аккуратными и ничего не повредили, а гормональный фон восстановился за те несколько месяцев, что она принимала таблетки и соблюдала все наставления подружки-врача, их с Юрой ребёнок. А будет ли она счастлива с таким багажем? Хотелось убедить себя, что да, но совсем в этом не была уверена. Разглядывала кольцо своё до поздней ночи, пока глаза сами не закрылись и Аню не утянуло в сон. Домой Юра возвращался с видом побитой собаки. К пяти утра не спасал уже ни кофе, от которого по правде говоря уже блевать тянуло, ни любимый сериал, что смотрел в тайне от Анечки, чтобы не обиделась, узнав, насколько он продвинулся вперёд, хотя смотреть обещались вместе. Сперва даже за руль садиться не хотел, все боялся, что уснёт за рулем и беды наделает, но свежий летний утренний воздух его чуть отрезвил и домой по пустынным утренним питерским улочкам, сопровождаемый слишком жизнерадостным для раннего утра после ночной смены радио, домчал ещё быстрее, чем обычно. Открыл дверь тихонечко, ключ проворачивал медленно-медленно, чтобы лишнего шума не наделать, ботинки скинул еле слышно и на цыпочках прошёл на кухню. Сушило от кофе страшно, чуть пошумел краном, набрал воды сырой, прямо оттуда, фильтром бы только гремел сильно, а тут ещё скромно получилось. В спальню даже не шёл, ясно было, что раз в гостиной ее нет, значит легла спать в их постели. Умылся, принял душ, только тогда, чистый и приятно пахнущий, пошёл к видящей десятый сон Ане. Тишина и спокойствие, редко ему доводилось вот так вот со стороны спящей Аней любоваться, тем более одной в их постели. Откинул чуть одеяло, лег рядом, со спины к себе прижав осторожно, мягко ладонь на открытой из-за задравшейся маечки коже на талии уместив, что от дыхания плавно вздымалась. Дышал ей за ушко, чуть своей хулиганской небритостью касался плеча. Не специально, просто так получилось. Она чуть сжимается от его касаний и спешит отодвинуться. Сонно, лениво, но уверенно как никогда, словно кроме этого и выхода другого не было. — Ещё обижаешься? — едва слышно, боясь, что она отодвинулась сугубо рефлекторно, а он сейчас своими расспросами разбудит и потом будет себя винить. Он и так виноват был, не поспоришь, но эту вину был в состоянии загладить. Аня вместо ответа только одеяло повыше на нос натягивает и сопит тихонько. Юра вздыхает. Ведёт себя, как маленькая. Возвращает небритую щеку ей на плечо, тёплым дыханием чуть приоткрытую из-за съехавшей с плечика майки грудь опаляя, заставляя кожу покрыться приятными мурашками. Стряхивает, не желая из приятной неги раньше времени, да ещё и с помощью его колючей щеки выбираться. Вот если бы поцеловал, это другое дело, а тут царапать вздумал. И спать к тому же мешает. — Ну прости меня, — чуть жалостливо, губами к плечу прижавшись и все-таки ее разбудив своими чуть влажными касаниями и холодным носом. С ее стороны чуть недовольный вздох в утренний полумрак комнаты и небрежный жест, которым поправила съехавшую с плеча бретельку. — Нет, — отрезает, снова награждая его усталым вздохом и расслабляясь на своей подушке. Чуть ёжится от его колючести, а он снова загребает ее к себе поближе, устраиваясь подбородком на плече и начиная дремать. Возразить не может, слишком устала, да и повода нет. От него даже пахнет приятно: на сигареты ни малейшего намека, только запах шампуня и зубной пасты. Все равно обижалась на него и скрывать своей обиды не могла, как и забыть о ней так скоро. А он только крепче к ней в объятиях прижимался, спустя несколько минут уже блаженно похрапывая рядом с ее ушком. И вот могла ведь отодвинуться снова, чуть дернуть плечом, чтобы он скатился и лег нормально на свою половину, но любила ведь его, вредину, поэтому прикрыла глазки и постаралась отрубиться, игнорируя покалывание от его усов на своём плече. По крайней мере пока за окном не рассветет окончательно. Когда организм наконец выспался, Ани рядом уже не было. Он развалился на кровати фактически в позе морской звёзды, чего обычно себе не позволял, потому что так или иначе Аню придавливал какой-либо из своих рук или ног, та часть, где обычно спала девушка, уже остыла, а это значило, что ей надоело валяться, прижатой женихом, и даже как-то удалось все провернуть, не разбудив его. Что не удивительно. После фактически суток в полудреме без нормального сна хотя бы на час, да ещё и рядом с пусть и обиженной, но прекратившей отталкивать его девушкой, выключился Юра буквально за считаные минуты и даже каких-то провалов припомнить не мог. Перевернулся на спину. Никак не мог припомнить, принёс ли с собой телефон, чтобы хоть глянуть, который час, потому что по открывающемуся из окна пейзажу было непонятно. Дома было подозрительно тихо, ни шума воды, ни гула телевизора в гостиной. Тихо и спокойно, даже вылезать из постели не хотелось, так и провалялся бы целый день, если бы не острый интерес с тому, куда подевалась Аня. Провести день в постели был согласен только в ее компании, иначе было неинтересно. Уже когда стоял на кухне, глядя на прикрытый фольгой на плите противень с давно остывшим вчерашним ужином, который поначалу и не заметил, вернувшись ночью, внимание привлекает внезапно провернувшийся в замке ключ и тихонько вошедшая в квартиру Аня, что осторожно кладет ключи от машины обратно в карман его куртки, и только потом замечает его вопросительный взгляд, что сверлил ее все это время. Попалась. Она чуть виновато улыбается, словно и забыв о своей обиде. Поняла, что застал ее на месте преступления. К машине ведь своей и близко ее не подпускал, а за руль и вовсе посадить боялся. Водила Аня вполне себе прилично, но Юра все равно за сохранность обеих его «красоток» переживал. — Иди ко мне, угонщица, — вытягивает руки вперёд, а девушка тут же в них ныряет, осторожно к груди его прижимаясь и чуть виновато морща носик и хмуря слегка подведённые карандашом брови. — Я чуть-чуть плохо припарковалась и дверь поцарапала нечаянно. Юра готов завизжать был от того, что она разобиделась наконец. Такая она Аня, что сил сопротивляться порывам не было. — Считаю, наш конфликт исчерпан, — улыбается, щёлкнув ее по носу, а после слишком слюняво чмокнув в кончик припудренного носа. Даже его новости о поцарапанной машине из себя не вывели, вот, что значит выспался. — А царапину отработаешь, — хитро приговаривает, мягко ее по обтягивающим ягодицы темным брючкам похлопывая. Аня кривит губы, сперва недовольно, перспектива отрабатывать свой косяк всем известным способом была конечно довольно заманчивой, да и вряд ли Юра стал бы ее к чему-либо принуждать, не покажи она своего явного желания, но все равно не прельщала в полной мере, учитывая, что вчера они повздорили и на его извинения Аня ответила емким «нет». А теперь от каждого поцелуя и поглаживания готова была переобуться, только вида показывать не желала. — И откуда в тебе силы только, — хмыкает, тактично убирая его ладони со своих бёдер, перекладывая чуть выше, чтобы прекратить всяческие поползновения. — Я выспался, и мне сегодня не нужно на работу, — продолжает ее гладить всячески, лишь бы об их вчерашней перепалке не вспомнила и вновь не завела свою шарманку. — Продолжать? Я ведь даже из-за того, что ты машину взяла, не ругаюсь. Чего ты вздыхаешь? — Да потому что все равно ведь тебя вызовут вечером, и мне придётся одной ночевать, — пожимает плечами, чуть грустно на него взгляд поднимая. «Ну и что это было?» — проносится в голове, пока морщит брови и крутит ус недовольно. Как по щелчку человека подменили. Улыбалась ему так нежно всего пару минут назад, а сейчас чуть ни слёзы в ресниц смахивает. Определённые сомнения в голову закрались, исполнения которых в период ее восстановления уж никак допустить нельзя было, поэтому, на свой страх и риск, решил эту тему поднять, на случай, если Аня вдруг ещё не идентифицировала определённые симптомы. И были ли они вообще? Он заработался так, что и не заметил толком, было у неё что-то в этом месяце или нет. — Ты таблетки пьёшь? — так тактично, что аж самому противно становится. Видел ведь, каждый вечер видел, с каким лицом страдальческим Анька прописанные ей противозачаточные глотает, а все равно решил перестраховаться. Начать решил издалека, не станет же он у неё в лоб спрашивать, не беременна ли она? Тем более, что в себе был на сто процентов уверен, для презервативов во время секса отдельное окошко появилось, куда галочку мысленно ставил. — Какие таблетки? — чуть рассеянно поднимает на него глаза, объятия совсем немного расцепив, будто готовясь к финальной части своей обиды — побегу. Всю свою аптечку в голове за секунды прокрутила, мысли почему-то за антидепрессанты зацепилась, поэтому и заговорила уверенно, снова невольно начиная жаловаться, зная, как Юра это не любит, пусть и выслушивает постоянно без претензий, потому что ей это жизненно необходимо. — Не могу я их пить, я же говорила тебе. Хожу потом, как по голове чем-то тяжёлым дали. — Я не про те таблетки, Ань, — вздохнул, возвращая к себе поближе, садится в итоге на диванчик в углу кухни, ее к себе на колени утягивая, а она усаживается очень уж неохотно. Вздыхает, прежде чем непосредственно к сути перейти, и думает, в какую сторону уклоняться, если вдруг она его ударом по башке наградить решит, своим фирменным. — Зай, давай я схожу куплю тест? — хлопает на неё глазами, чуть брови приподняв в ожидании ответа, грустную улыбку уловив. В очередной раз ей напомнил о том, что договорились не ворошить до поры до времени, а теперь глядел виновато. — Я не беременна, Юр, это просто меня твои дежурства заколебали, — чуть поджимает губы, вставая с его коленей и неуверенным шагом выходит из комнаты. И погода за окном хорошая, а ей от одной фразы больно и обидно стало. Не так, безусловно, как в первые недели, но всё равно несладко, от того, что все вокруг, словно сговорившись, стали детей заводить, а им с Юрой уже и можно было снова попробовать, только сомневалась до жути, готова ли ещё раз и хочет ли этого он. Не хочет, наверное, раз так встрепенулся, едва вероятность нависла, да ещё и за тестом сбегать предложил. Поссорилось все же, хоть он этого и не хотел категорически. Делал все, лишь бы углы сгладить, был хорошим практически мужем, а все равно ее ранить умудрился и не знал, как теперь выкрутиться. Ещё и про тест ей наплёл, только хуже этим сделал, в очередной раз на больное надавив. И ссора их затягивается практически на неделю, потому что оба по своей упрямости первый шаг делать не желают. Хотя как не желают. Юра в тот же вечер, который, к слову, полностью провёл дома и даже дежурить не сорвался, вопреки Аниным предсказания, предпринял сомнительную попытку помириться: снова пришёл обниматься первым, но Аня лишь тактично отодвинулась на другой край кровати, а ему ничего не осталось как состроить расстроенную мордашку в ответ и уйти спать на диван в гостиную, чтобы не нарушать данной Аней самой себе слово перемолчать обиду. Но отходчивость ее, на которую большие надежды возлагал, в этот раз не сработала от слова совсем. Проспал на диване практически всю неделю, прижимал миллион и одну новую позу, чтобы ноги умещались и наутро не болела спина, а оценив нависшую над ними опасность расстроившейся помолвки, чего ему не хотелось категорически, снова скинул все рабочие обязанности на помощников и за день до того, как ожидался приезд Аниной мамы, написал заявление на отпуск за свой счёт, чтобы своими отъездами будущую супругу, пребывающую и без того в весьма подавленном состоянии и за неделю так и не проронившую ни одного ласкового слова в его адрес, не расстраивать ещё больше. Заявление ведь ещё забрать можно было, пока до сентября время оставалось. Очередной тихий завтрак на двоих, им приготовленный, сборы, ванна, занятая на полчаса, за которую ни слова ей не говорит в упрёк, чистка зубов и бритьё в раковине на кухне, и очередная попытка самостоятельно погладить выстиранную футболку, не прожёгши в ней дырку их стареньким утюгом. Аня только губы долго у зеркала красить и духами осторожно брызгается, буквально последние капельки из флакона распылив. Так мало, что Юра почувствовал, уже в коридоре оказавшись. Поймал ее буквально за локоть, когда она заказывала такси до аэропорта, смирившись с кругленькой суммой, что выдало ей приложение Яндекса. Вот же упрямица! Собиралась ехать сама, несмотря на то, что оба одновременно стояли одетые и собранные в прихожей, а Юра крутил в пальцах ключи от машины. Принципиальная дурочка. Все равно ведь им придётся играть в счастливую парочку, вряд ли она поведала маме всю суть их конфликта и та не отказалась от своего намерения приехать и познакомится наконец с женихом единственной дочери. — Совсем уже с ума сошла? — чуть злость свою не пойми откуда возникшую сдерживая, разворачивает к себе лицом, слишком сильно сжав нежное плечико. — Давай может хоть для мамы твоей сделаем вид, что у нас все в порядке? Аня чуть кривит губы, пытаясь осторожно выкрутить руку. Знал бы, как ей надоело обиженную из себя строить, да на его оставленные завтраки и цветы, что на столе на кухне практически каждый день появлялись, внимания не обращать. Последние даже завянуть не успевали, кухня и спальня постепенно превратились в маленькую оранжерею, мама ее явно удивится такому рвению зятя к одариванию дочери, а Аня не могла через себя переступить. Бесила его. Молчала, словно язык проглотив, а Юра только закипал, казалось, из-за этой ерунды сильнее. И ведь не объяснишь ей, дурочке, что ради неё всё это проворачивает, она как всегда мимо ушей пропустит и очередной повод обидится найдёт. До чертиков его доводила, а всё равно любил и хотел жениться. Ложечку серебряную готов был подарить, чтобы приятнее мозги его кушать было. — Ань, прекрати этот цирк, пожалуйста, я ни в чем не виноват, — мягким скольжением спускает ладонь с плеча к ее ладони и сжимает пальчики. Уже и предположить не мог, что с ней делать, чтобы помириться, если она с ним даже разговаривать отказывалась. Крыша дома от молчания ехала, а шеф ещё их крайне ехидный при любой удобной возможности Аньку упоминал, словно желая уколоть его да побольнее. И ведь неделя выдалась насыщенная на возможности хорошенько отдохнуть после работы, Саня с Пашей то и дело звали на их сугубо мужские посиделки, Анечка Смирнова неоднократно звонила Никитиной и предлагала приехать в гости на пироги, но Аня только отнекивалась и снова погружалось в свою едва развеянную тоску. — Поехали, опаздываем уже, — руку освобождает и выходит за дверь, оставляя на него входную дверь и прочие мелочи вроде выключенного света и утюга. Царапину на машине он так и не закрасил ничем, стояла, как дурочка, ждала с невозмутимым видом, пока он спустится, ключи не рискнула просить, да и он вряд ли бы дал без лишних вопросов, учитывая, что она с его машиной вытворила. Из подъезда выходит, словно он не следователь, а рок-звезда, волосы отросшие чуть назад зачёсывает и чуть затопорщившуюся на плечах кожанку поправляет, эпичного рокового саундтрека не хватало для полноты картины. Ну какой у неё мужчина! А она обижаться вздумала. Мама ее явно будет впечатлена, а вот самой Ане впервые за неделю своего молчания становится до жути стыдно за свои психи. Аж коленки трясутся. Ехали молча, Юра одной рукой вёл машину, второй осторожно ее дрожащую изнутри коленку поглаживал, радуясь, что не сопротивляется. Уже и забыть за неделю стыдного сна на диване успел, каково это, касаться ее без страха быть огретым по голове чем-нибудь тяжёлым, а тут даже руку не убрала, едва он решил рискнуть. Всё же так приятнее было ехать, да и привычку свою никуда не дел. Дурацкую совершенно, но забавную, очень уж его музыкальной душе нравилось ритм звучащих песен из своего плейлиста у неё на бедрышке отстукивать легонько, изредка под юбку пальцами ныряя и выжимая из неё притворно возмущённое «Юра!». Сбрасывает все звонки до единого, просит Аню отправить сообщение, что позже перезвонит, и она послушно выполняет, даже в ответ не кривится. Приезжают как раз вовремя. Аня от радости едва не плачет, Юра скромно, даже слишком для себя скромно мнётся где-то рядом, пока девушка обнимает матушку и, чуть помявшись, с непринуждённой улыбкой представляет своего жениха, влюблённым взглядом окидывая и тем самым давая понять, что простила наконец. Знакомство прошло чуть напряжённо, их недомолвки явно не остались незамеченными, как и букеты, которыми была едва ли не вся квартира заставлена. Хвалила его, а когда Юра отлучился перезвонить шефу, который ожидаемо попросил выйти на пару часиков, пока ребята отъедут на место преступления, завела с дочерью серьёзный разговор, по крайней мере по тому, как тихо они говорили, Юре так показалось. Он правда старался не подслушивать, но вышло не очень. Ане лучше об этом было не знать. Женщины сидели на кухне, попивая чай с купленным пирогом, за который Аня получила нагоняй от матушки, вставшей в плане ведения хозяйства на сторону Юры. Говорила, мол, такой щуплый, что только пирогами его и кормить, а Аня и оправдаться не смогла. Не станешь ведь её переубеждать, что в отличие от неё Юра может есть в любое время суток и всё равно в бедрах уже её останется. — Я отъеду буквально на часик, хорошо? — собравшись с духом, подходит со спины, осторожно сжимая ее чуть прохладные из-за работающего на кухне вентилятора плечи. Так тихо все сделал, что Аня даже вздрогнула от внезапно возникшего у уха голоса и того, как он тёплым чуть табачным дыханием ее обдал. И разве может она ему отказать, да ещё и при матери. А Юра ждет, улавливает коронное «а я говорила» в карих глазах, ее поджатые губы и короткий кивок, после которого она, чуть вперёд подавшись, впервые за неделю сама его целует. Мягко, аккуратно, просто коснулась, чуть улыбнувшись от забытого ощущения его колючих усов у себя на губах. Юра просиял. Чмокнул ее еще раз, чуть погладив плечико, откланялся и умчался на работу едва ли не вприпрыжку. Так и знал, что вызовут, поэтому искреннее надеялся, что действительно на час, а не до ночи, как это обычно бывало. Аня уводит маму гулять, устраивать ей вечернюю прогулку по Петербургу и продолжить их разговоры наконец наедине в каком-нибудь уютном ресторанчике. Хотела ей наконец рассказать о мартовских событиях, о том, как так получилось, что после было и почему, когда замуж ей выйти предложил, малейших сомнений у неё не осталось. Пишет ему, что на такси доедут до центра и его ждать не будут, чтобы ехал сразу домой и не волновался. И смайлик с поцелуйчиком в конце добавляет, чтобы напряжение снять. Юра уже привычно после работы заезжает за цветами и сигаретами. По времени было совсем ещё рано, даже не вечер, солнце чуть слабее грело, чем в полдень, да и светило уже не так ярко, но до сумерек оставалась ещё куча времени. Солнце залило квартиро нежным бледно-оранжевым сиянием, от тишины даже на стенку лезть не хотелось, а витавший аромат Анькиных духов только напомнил в очередной раз, что всё будет у них хорошо, главное не ссорится по пустякам и друг за дружку держаться. День казался бесконечно длинным, поэтому варианта лучше, чем завалиться наконец в их с Аней постель и поспать как белый человек, вытянув ноги, не находится. Со сном у него проблем не наблюдалось, но на чистом постельном, на своей подушке, чуть-чуть Аней пахнущей, что свидетельствовало о том, что она на ней и спала, пока он довольствовался диваном в гостиной, уснул в одежде и даже без одеяла. Проснувшись первым делом за телефоном в карман тянется. За окном темно, и дома так тихо, как будто никого нет. Быть ведь такого не могло, чтобы Аня с мамой ещё не вернулись, да и свет в коридоре, как ему показалось, горел. Аня обнаружилась на подоконнике в гордом одиночестве. В ночнушке и босиком, с зажатой в пальцах сигареткой и распущенными, по плечам смоляным водопадом рассыпавшимися волосами. Он дар речи потерял, едва она к нему повернулась лицом и, нежно сверкнув тёмными глазками, улыбнулась чуть нерешительно и словно как-то игриво. Приложила палец с губам, как бы намекая, что пока он пребывал в затянувшемся дневном сне, ее мама решила последовать примеру и теперь глубоко спала в гостиной за закрытой дверью. Этим гробовая тишина в квартире и объяснялась, Аня даже стоящим в углу кухни теликом наслаждалась без звука, видимо включила, чтобы себя категорически одиноко не чувствовать. Затянулась, пока он к ней подходил, ноги на батарею поставила и сидела, голые коленки поджав, когда он наконец настиг ее и без спроса заключил в свои объятия. Она выдыхает дым куда-то в сторону, сигарету, пока может, в пепельнице оставляет тлеть, а Юра все ближе к себе прижимает, пока она не сдаётся и не мурчит нежно в ответ, кладя свои руки поверх его, так трепетно и крепко ее обнимающих. Вот теперь точно всё так, как должно быть. — Ты лучшая в мире женщина, — шепотом и глаза прикрыв, чтобы не покраснеть от сказанное им фразы. Правда ведь так думал, без капли лести. Аня в ответ смеётся тихонько, чуть покрутившись в его объятиях, чтобы удобно было его за шею обнимать и прямо в глаза хитрющие глядеть. Он ей шикает, мол, тише, да палец в ей же повторенном жесте к губам прикладывает. Прислушиваются то и дело. Рада были конечно оба, что маме с ее приездом удалось их помирить, но будить сделавшую им такой подарок женщину своим хохотом было негоже. Сидит, голову задрав, улыбается, как будто сегодня ее день рождения, а Юра словно заразился этой ее радостью, стоит и серьёзное лицо даже на доли секунды сделать не может, губы все равно в улыбке искренне радостной растягиваются. И что им мешало так поступить неделю назад? Два взрывных характера и то, что в этот раз пошёл у неё на поводу и решил, что раз она хочет поругаться и походить обиженной, то пусть так и нечего ему лезть. — Я тебя люблю, ты же ещё помнишь? — чуть голову набок наклонив и прищурившись. Конечно он помнил, просто вслух хотелось ему признаться и желательно, несмотря на все свои выходки, услышать ответное признание. И оно явно не оставит себя ждать, по глазам видит. От того, что говорят шепотом, губы быстро пересыхают, и Аня, облизнувшись, целует его осторожно, чуть вытянув шею, чтобы дотянуться. Юра вздыхает. Целует ее, а на губах горечь табака, и пусть к такому ощущению на своих он привык, то сцеловывать его с Аниных очень не хотелось. Понимал, что отвадить ее от вредной привычки будет трудно, ума приложить не мог, как это сделать быстро и безболезненно, но решение этой проблемы очень уж хотелось найти, поэтому и решил Анечке свою мысль поведать, даже об ответном признании, что она так ждала, думать забыл. — Аньчик, бросай курить, — ладони опускает на талию, чуть оглаживая, целует в макушку, потом в лоб, когда она чуть голову задирает, а после в кончик носа, так мокро, что она жмурится и тут же вытирает рукавом. Вздыхает чуть грустно, Юра вклинивает тут же своё недовольнее «так» и придерживает подбородок, тут же по носу щёлкая, чтобы вешать его не вздумала. — Знал бы ты, сколько раз я пыталась, и все без толку, — плечами пожимает, глазки чуть погрустневшие на него поднимая и натянуто улыбнувшись. Юра снова быстро чмокает, понимает в процессе, что одного раза ему недостаточно и добавляет еще десять как минимум, заставляя ее смеяться чуть громче, чем им было положено, а потом снова ушки навострить, проверяя, не разбудила ли маму. Чуть в грудь его пихает с наигранным наездом. — Ты и сам ведь пыхтишь ещё больше, чем я. Работа у нас нервная, — пожимает плечами. — Хочешь я с тобой брошу? — завидев в глазах интерес, решает рискнуть. Он то на работе сможет прятаться, если очень уж невмоготу будет, а может и правда попробует бросить. Сможет ведь ради Аньки. Если от привычки менять девчонок, как перчатки, своим появлением в его жизни отвадить удалось, да привычке прикладываться к бутылке при малейшем стрессе, то что о курении говорить. — Посмотрим, кто дольше продержится. Пари звучало слишком заманчиво, чтобы отказаться, по крайней мере Юра был в этом уверен практически на сто процентов, но у Ани нашлась отговорка и на этот случай. — Я уже как-то месяц продержалась, мне хватило, — изгибает бровь, намекая на тот самый самый счастливый месяц, когда наслаждалась своим интересным положением и даже не догадывалась, чем дело кончится. — Цели нет, я без этого не смогу, — и снова плечами дёргает, нервно выдыхает и опускает взгляд. Юре все неймется. Только ведь помирились, а она снова грустная стоит и снова из-за поднятой им темы. Дурак, не иначе, зачем только заговорил? Была только одна тема, способная ее порадовать и одновременно с этим безумно больно сделать, и связано это было с беременность и детьми. Знал ведь, что думала о том, чтобы вновь попробовать сделать ребёнка, что вычитывает форумы эти глупые и гору таблеток регулярно принимает, лишь бы все восстановилось поскорее и можно было с уверенностью приняться за дело. И он теперь тоже хотел этого ребёнка, ни малейшего сомнения не возникало в желании стать отцом. — Хорошо, — выдыхает, словно не решаясь продолжить, — а если мы придумаем цель? Снова ставил себя под обстрел, только страшно теперь не было. Обнимет её, если вдруг расплачется, успокоит, скажет, что никому никогда не отдаст и что любит сильно-сильно, Аня и успокоится. Но рискнуть ведь стоило. — Единственная наша цель это поймать Осмолова, — хмыкает Аня, шепотом надоело разговаривать, но другого выхода не было. Не выходить же им на площадку, чтобы друг с другом поговорить, в конце-то концов? Удивительно, что назвала это именно «их» целью, хотя сама уже несколько месяцев в дело не заглядывала. Значит было в ней что-то, что осталось незакрытым, значит хотелось докопаться до истины и неудачная беременность, обратившаяся выкидышем и испорченной нервной системой, которую теперь так яро лечили, стараясь привести её обладательницу к позитивному взгляду на жизнь, не раздавили в ней её следовательский пытливый ум, желание докопаться до истины и засунуть свой нос туда, куда не следовало. — Уверена? — глядит на неё, молча, желая, чтобы она сама к ответу пришла в своей голове. Она молчит, долго, в глаза его сперва непонятливо вглядываясь, а потом, когда от такого длительного контакта на губах невольно улыбка начинает появляться, все больше и больше осознавая, что он не шутит. От лёгким ненавязчивым перышком влетевшей в голову мысли сводит лёгкие и становится трудно дышать. — Ты правда хочешь? — чуть неуверенно хлопает ресницами, а у самой в горле пересыхает в ожидании его ответа. Юра касается ее носа своим, глаза прикрыв, Аня перенимаем жест этот, губы в мягкой чуть смущённой улыбке поджав. Какой же он всё-таки… — Девчонку, чтобы была похожа на тебя, — обнимает, не позволяя шевельнуться, а Аня только выдыхает пораженно и принимает его колючие влажные поцелуи, глаза боясь раскрыть, чтобы не развеять, если вдруг происходящее сном окажется. — Девочки всегда больше на папу похожи, — пожимает чуть плечами, а на губах лёгкая улыбка появляется. Он тоже хочет. Боялась ли она? До безумия. Хотелось ли ей? До дрожи. Развеял ли он её сомнения? Абсолютно. Вспоминала его тёплые трепетные касания и аж плакать хотелось. Она ведь практически жена его теперь, на них и косо не взглянут, если они решат ребёнка завести, а о предыдущей их истории всего пара человек знает. Думала теперь, лишь бы все получилось, готова была хоть поселиться у врачей под присмотром, только бы мартовские события не повторились. Сидели и обнимались, пока в коридоре осторожные шаги не послышались, а в кухню лохматая голова Анькиной матушки не заглянула. Улыбнулась, завидев их идиллию, Аня только выглянула, чуть покраснев, из-за Юриного бока, повезло, что тот стоял вполоборота и тоже смог умилённый их нежностями взгляд будущей тещи видеть. Спать им идти посоветовали, да и только, и они послушались. Только сигареты все в доме спрятали да понадёжнее.