Мёд и стекло

      С момента обнаружения останков прошло три дня, как Отабека вызвали в полицейский участок.       — Вам знакома эта вещь?       Отабек растерянно посмотрел на протянутый ему телефон. На развёрнутой на весь экран фотографии виднелась позолоченная медалька-косточка. Такие вешают собакам на ошейник. Одна сторона косточки выглядела так, словно её пережевали и выплюнули — вся позолота была сцарапана, а на краях виднелись грубые, странные зазубрины, как если бы кто-то неумело заточил медальон об железо или камень.       Отабек сглотнул. Сотрудник полиции терпеливо ждал ответа, и парень отрицательно помотал головой.       — Впервые вижу, — ёмко ответил он. — Как это связано с Юрой?       — Нашли во внутреннем кармане куртки, — пояснил мужчина. — Точно ничего?       И Отабек понимал, что это важно, но не мог сказать ничего.       Как штука, подобная этой, могла оказаться в куртке Юры? У него никогда не было собаки — только кот, да и тот без ошейника. И что-то подсказывало Алтыну, что Юра не стал бы подбирать мусор с улицы. Да и что в этой штуке интересного? Такая мелочь… И всё же факт оставался фактом: во внутреннем кармане его куртки, там, куда обычно кладут самое ценное, оказался позолоченный, обтесанный медальон в виде косточки. Вещь, которую он связал бы с Юрой в последнюю очередь. Полный абсурд.       Отабек понимал, что это важно, но… он не мог сказать ничего. Только чувствовал что-то неправильное, но был бессилен перед этим чувством. Такое страшное, безнадежное бессилие. Безвыходное безучастие. Он не смог ничего поделать, когда Юра пропал, как и не сумел его найти. А теперь, когда останки мальчика выудили со дна канала, он не мог помочь полиции приблизиться к истине хоть на шаг.       Отабек не мог. Ни-че-го. И эта немощность сжирала его изнутри.       Алтыну казалось, что от него ускользнуло само понимание жизни. Как если бы паззл мира разрушился, и всё, что он мог, это смотреть на разлетающиеся во все стороны осколки. Как же так получилось, что Юру выбило из картины Вселенной? Ведь он тоже часть этого паззла. Отабека раздирало от этого гложущего чувства несправедливости.       За пару дней до поминок Алтын впервые за долгое время навестил свою тётю. Он лежал на продавленной кушетке в зале, сложив руки на груди, и смотрел в пустоту. Тётя занималась глажкой. Тихо пыхтел утюг. На кухне варились хинкали. За стеной храпел её мужчина.       — Ты, Отабек, просто слишком молодой, — хмуро приговаривала женщина, разглаживая складки на застиранной до катышек футболке. — Ты ещё ни жизни, ни смерти не видел. Поэтому тебе так плохо.       Она не умела, совсем не умела утешать.       — Я видел смерти, — в конце концов, у Отабека умирали родственники. — Но смерть Юры… неправильная.       — А как оно в природе бывает? — пожала плечами тётя. — Разве все животные умирают правильно? От старости? Нет! Кого-то съедает хищник, кого-то сбивает машина. Не бывает неправильной смерти. Они все правильные.       Её громкий, прокуренный голос звучал чёрство. От этой холодности хотелось спрятаться, но Алтын прекрасно понимал — не её, тёти, вина, что её так сильно закалила жизнь. Он спросил себя: неужели все смерти правильные? Непрошенный образ Юры вспыхнул перед его глазами — вот мальчик засыпает, уронив голову Отабеку на колени, уставший после вечерней тренировки. Золотые волосы трепещут от ветра, несущего в себе запах Невы. На набережной прохладно, и Отабек накрывает хрупкие плечи кожанкой, слишком большой для него. Вместе с ощущением тяжести по коленям расползается приятное, ни с чем не сравнимое тепло.       Отабек вздрогнул и понял, что, подними он голову сейчас, слезы обязательно польются по щекам, поэтому он лишь сильнее вдавил затылок в кушетку.       — Этого не должно было произойти, — тихо сказал он. — Это ошибка.       Тётя вздохнула.       — Знаешь что, Отабек? — она выразительно посмотрела на парня. — Ты по любому веришь, что это любовь всей твоей жизни и лучше ты уже не найдёшь. А помнишь, что я говорила тебе?        «У тебя этих любовей ещё знаешь сколько будет? Ого-го сколько!» — вспомнил Алтын её напутствующий тон и, нахмурившись, дёрнул головой.       — Откуда ты знаешь? Может, это и правда была она.       — Да не существует такой любви, ты, дурень! — фыркнула женщина. — Думая так, ты себя закопаешь нафиг. Если не отпустишь этого своего Юру, то протащишь его гроб на своих плечах всю жизнь. А оно тебе надо? — она взглянула на Отабека, но тот продолжал пялиться перед собой своими чёрными слезящимися глазами. — Поэтому всё, — взяв в охапку стопку наглаженных вещей, тётя скрылась в ванной; её голос удалялся. — Ноги в руки — и вперёд! Живи, люби и ни о чём не думай.       Легко тебе говорить, обиженно думал Алтын, сжимая пёстрое покрывало в кулак. Закрывая глаза, он всё ещё чувствовал тяжесть на коленях. Шелковые пряди волос в руках. Возвращаясь на год назад, Отабек помнил, насколько солёными были щёки Юры, когда он целовал их в ту ночь. Он сделал бы всё, лишь бы вернуть тот миг. Он обнял бы Юру крепко-крепко, прижав к себе, и сидел бы так до самого утра — и все беды миновали бы их.       Отабек был готов к тому, что их любовь не просуществует вечно. Он был готов к тому, что они расстанутся — через год или пять. Что их дороги разойдутся. Что когда-нибудь они будут друг для друга лишь назойливым воспоминанием. Или вовсе никем.       Отабек был готов ко многому, но не к тому, что Юры просто не станет.

***

      На выходе из спортивного комплекса кто-то пихнул его в бок.       — Ох, прости, — с небольшим акцентом выговорил этот чудак и оглядел Алтына с ног до головы. — Эй, я тебя знаю. Отабек, кардиозал, правильно? — он улыбнулся безупречной голливудской улыбкой. — Я из секции по плаванию.        «Оно и видно» — подумал про себя Отабек, невольно задерживая взгляд на широких мускулистых плечах. У незнакомца оказались чёрные волосы, причёска андеркат и светлые, холодного оттенка глаза.       — Мы не знакомы, — уверенно заявил он.       — Я совсем недавно в Петербурге, — развёл руками парень. — Совсем ничего здесь не знаю.       Отабек хотел было ответить что-то, как за спиной возникла Мила, и незнакомец отстал. Алтын невольно проводил взглядом его ладную, спортивную фигуру. Мила проследила направление алтынова взгляда и выдала насмешливое «охо!». Выражение её лица стало кокетливо-ехидным.       — Я знаю его. Он первак в СПГТУ. Приехал из Канады, но уже успел вписаться во все студенческие тусовки Питера, — она поправила рукава чёрного лонгслива и поиграла бровями. — Ты ему понравился.       Отабек показательно фыркнул под нос.       — Не заинтересован.       — Да ладно тебе, — отмахнулась Мила. — Не вечно же вдовцом ходить…— осеклась. — Ладно, прости.       Алтын перевёл взгляд с девушки на асфальт. Он был мокрый после недавнего дождя. В усеянных тут и там лужах плавали желтые листья. Осень в Петербурге была какой-то неприлично яркой. Сегодня тринадцатое. Три дня назад был год.       — Я вызову такси, — сказал Алтын, чтобы разрядить обстановку, и полез в карман за телефоном.       Подбирать костюм не пришлось — его гардероб почти полностью состоял из чёрных и серых вещей. Он надел чёрную худи и джинсы. Нагло и неформально, но Юра бы не потерпел, чтобы на его поминках тусовались люди во фраках. Ещё при жизни Юра часто шутил, что хотел быть похороненным под Ариану Гранде. «И чтобы гроб несли, приплясывая, — хихикал он, хрустя чипсами на зубах. — Как в том меме с неграми». Он вообще хотел много странного. Например, чтобы его прах отправили на Марс. Слыша подобный бред, Отабек обычно закатывал глаза.       Похороны состоялись чуть больше недели назад самым обычным образом. Отабек на них не присутствовал — ему казалось, что в такие важные моменты семью Юры стоило оставить наедине. Так или иначе, они с Милой заглянули на кладбище позже.       Для мраморного надгробия мама Юры выбрала фотографию из школьного альбома — когда он закончил десятый. На этом фото его волосы были непривычно короткими и аккуратными. Казалось, кто-то пытался зачесать их назад, но несколько непослушных прядок всё равно выбились из челки, залезая в зелёные глаза. Мальчик смотрел вперёд, на губах красовалась лёгкая улыбка, а его лучистый взгляд даже спустя время казался Отабеку слишком живым для фото. Алтын смотрел на него, выгравированного белым по черному, и думал о том, как же это всё-таки мало — шестнадцать лет.       Это даже не четверть жизни.       Он ведь… даже не успел повзрослеть.       В маленькой, тесной квартире толпились люди.       Половины из них Отабек не знал, но догадывался, что они были родственниками Юры. Помимо них, он обнаружил тренера по фигурному катанию. Одетый в монотонно чёрные брюки с водолазкой, тот беседовал о чём-то с его матерью. Та была сухой, тонкокостной женщиной, с короткими светлыми волосами. В ушах торчали голубые серёжки-гвоздики. Когда они вошли в комнату, она мельком глянула на него, и Отабек испытал неприятное шевеление в груди от того, насколько сильно её глаза напоминали ему глаза Юры — такие же зелёные и сказочные. Только выплаканные и уставшие. Не отходя ни на шаг, рядом с женщиной вился её новый жених. Алтын не мог описать его как-то по-особенному. Мужчина как мужчина. Простой. Лицо доброе.       — Здравствуйте. Ну как вы?.. — спросила Мила юриного деда, когда он вышел поприветствовать их.       Тот вяло покачал головой. Зашевелил губами, скрытыми за седой бородой.       — Всё ещё не могу поверить.       Отабек понимал. Он тоже долгое время не верил.       Когда ему дали посмотреть на фото с места событий, он ничего на них не разобрал. Первым, что бросилось в глаза, была до боли знакомая куртка. Мятая, покрытая налетом и водорослями, она лежала задней стороной вверх. Гордый тигр, выполненный в лучших традициях японских гравюр, возбужденно острил клыки, выглядывая из-под слоя ила. Юра так любил этого тигра, вспомнил Отабек, сжимая телефон до скрипа чехла. Он ведь только ради тигра уломал деда купить эту куртку — она даже не была по сезону. Совсем тоненькая и лёгкая.       Из рукавов и воротника куртки торчали чьи-то кости.       Такие тоненькие. Хрупкие.       Отабек подумал: это не может быть Юра. Юра, которого он знал, состоял из плоти и крови. У него были румяные щёки и густые блестящие волосы. Длинные ноги, трогательные ключицы и теплейшая улыбка до ушей — вот, что такое Юра. А не кучка мокрых костей.       Как волны во время прибоя, на Отабека находила вялость — от бессмысленности собственного существования, от бессмысленности всего-всего. Вместе с усталостью, в нём зародилась надоедливая, как зуд, тревога. Всё валилось из рук. Он сбежал с последних пар, наплевав на жуткий дождь, и прошёл несколько кварталов прямиком к Екатерингофскому мосту. Там, вцепившись в ледяные перекладины, он сложился пополам, пристально глядя вниз. Его трясло. В нескольких метрах под мостом танцевали мутные, чёрные воды. Юра был там всё это время. Так близко — до общаги пешком подать. Отабек мучился ночами, гадая, где Юра сейчас… а он был здесь — в этом грязном, неглубоком канале.       Именно здесь, между ржавых прутьев арматуры, никем не найденный, незамеченный, Юра превратился в скелет. Вода оставила от него только каркас.       И тогда Алтын невольно вспоминал, как он провожал парня после занятий по фигурному катанию. Они неторопливо шли в сторону автобусной остановки, в одной руке Отабек нёс свой рюкзак, а во второй — сумку Юры. Не потому, что парень был слабеньким, просто Отабеку очень хотелось о нём заботиться. Они сели в полупустой автобус, в самый зад, к окну. Юра уложил голову на плечо Алтына, и сердце того запело.       — А я не знаю, кем буду в будущем, — немного грустно произнёс мальчик. — А ты?       — Знаю ли я? — переспросил Отабек.       — Ты вот учишься на электротехнике. И что, хочешь быть электриком? Тебе это нравится, типа, чинить вылетевшие пробки и лампочки?       Алтын задумался. На электротехнику он поступил бездумно, лишь бы был бюджет.        — Почему бы и нет? — хмыкнул он. — Кто-то же должен их чинить. И вообще, это интересно.        — Вот удивляюсь, как для некоторых людей могут быть интересны какие-то совсем странные вещи… без обид, — сказал Юра и нахмурился. — Мне вот нравится фигурное катание… но мне и играть тоже нравится, и физика нравится, и динозавры. А может, мне стать археологом? Стримером? Или физиком-ядерщиком. Не знаю…       Отабек посмотрел на его красивые глаза, слипающиеся от усталости, и поправил выбившуюся из-за уха светлую прядку. С другой стороны автобуса на них смотрела, нахохлившись, толстая бабушка в розовом берете, но Алтыну было плевать. Он был так сильно влюблён. В этого мальчика — в его равномерное дыхание, трепет золотых ресниц. В его живое, полное мечтаний сердце.       — Пока что будь просто Юрой, — сказал он, и мальчик улыбнулся. — Закончи школу. А там уже как получится. Как-то глупо предугадывать жизнь в твоём возрасте. Всё ещё впереди.       — Да, — согласился тот после недолгих раздумий. — Ты прав. Пока что буду просто Юрой.       С того дня он прожил не больше полугода. Отабек не часто плакал по жизни, но так уж получилось, что жизнь заставила его рыдать взахлёб в уже второй раз за эту неделю. Дождь лил, как из ведра, и затекал ему за шиворот, умывал лицо от слёз. В общежитие он вернулся с красными, затёртыми до боли глазами. Этого не должно было случиться, раздавалось в голове гулким эхом. Не должно, не должно, не должно.       — Я не знаю, что думать, — честно сказала Мила на поминках.       Отабек тоже не знал.       Они сидели в пустой юриной комнате. Пустой — потому что без Юры. Всё здесь было, как год назад — икеевская вешалка с кучей разноцветных шмоток, покрытый пылью ноутбук, кроссовки, с какого-то лешего оказавшиеся на книжной полке. Пробковая доска над столом, на ней — куча бесполезной фигни. Напоминалки по учёбе, читкоды для игр и глупые, старые фотки. На них Отабек старался не смотреть. Слишком много непрошенных воспоминаний.       Они зашли сюда с разрешения юриной мамы. В гостиной становилось слишком людно, и ребята чувствовали себя чужими. Чем больше родственников находилось в гостиной, тем больше среди них Алтын видел чистых зеленых глаз — ему казалось, что он сходит с ума.       А тут ещё растрогалась Мила — увидела фотку, пришпиленную кнопкой к доске, шмыгнула. Отабек неловко перевёл взгляд на окно.       — Ты просто попробуй понять мои мысли, — всхлипнула она. — Я не понимаю, как так можно… никогда не понимала. Ведь человек — это целая Вселенная. Столько мыслей, навыков, мечтаний… А Юра был… не знаю, как десять таких Вселенных. И его нет теперь. Просто потому, что кто-то решил, что имеет право эти Вселенные ломать. Я просто… я…       Разрушитель Вселенных. О, Отабек хотел бы хоть раз взглянуть ему в глаза.       Чтобы не смущать расклеившуюся Милу, он вышел из комнаты и упёрся носом в противоположную дверь. Коридоры в квартире Юры были слишком узкими и маленькими. Сквозь небольшую щель в дверном проёме можно было разглядеть зеркало и стиральную машину. Мама Юры тихо всхлипывала, и этот таинственный мужчина — Виктор, кажется? — утирал её слезы рукавом своей водолазки.       — Тихо-тихо, — успокаивающе приговаривал он. — Сейчас тушь размажется… Ты же не хочешь волновать папу? Он и так весь на нервах.       — Я п… понимаю, — заикаясь, ответила женщина. — Я просто думаю: я пережила собственного сына… — снова всхлип. — Я не могу, Юрочка всё время в моей голове… Он мне сегодня приснился. Смотрел на меня такой грустный-грустный…       — Опять не спала, — слегка строго произнёс мужчина. — Это вредно для ребёнка. Почему я должен отчитывать тебя, как маленькую?       Отабек невольно опустил взгляд на её живот. Он слегка выпирал — парень не заметил этого раньше, потому что избегал смотреть на женщину в принципе. Значит вот как… у Юры будет младший. Тот всегда хотел сестру или брата.       — У тебя будет новый сын, — продолжил говорить Виктор. — Держись хотя бы ради него.       — Новый… — женщина включила воду и осторожно смыла подтёки туши под глазами. — Но ведь дети это не игрушки, чтобы постоянно брать новых. Как же я его воспитаю, если я такая… такая… — из её рта вырвался стон, полный боли. — Если я такая плохая мать?       — Ты преувеличиваешь, — твёрдо сказал мужчина. — Ты замечательная мать.       — Тогда почему я не сохранила Юру? — вытерев руки полотенцем, она откинула с бровей редкую чёлку. — Почему не уследила за ним?       Послышался тяжелый вздох.       — Потому что мир Юры не лежал на твоих плечах. Потому что его мир — это что-то большее, чем ты. Понимаешь? — Виктор приобнял женщину, успокаивая поглаживанием по спине; после недолгой паузы, полной неровного дыхания, он, наконец, сказал. — Я тоже был в его мире.       И тут Отабек увидел нечто странное.       Его лицо, отражённое в зеркале.       Он был уверен, что видел улыбку. С ней было что-то не то — слишком много противоречивых эмоций. Боли и… умиротворения. Уголки губ слегка подрагивали, как если бы эта улыбка натянулась на лицо против воли. Его глаза — два голубых, холодных огонька — блестели от непролитых слёз. И Алтын… если честно, он запутался, пытаясь разгадать, что означал этот взгляд.       — Прости, — тихо сказал мужчина.       В этом простом слове было спрятано слишком много. Отабек почувствовал, как зашевелилась кожа на его затылке. Сердце гулко застучало в груди, и он упустил момент, когда дверь перед ним открылась. Мама Юры выскользнула в коридор, опустив голову, и поспешила вернуться к гостям.       Белый свет из ванной заслонила высокая мужская фигура. На худое лицо упала резкая тень. Отабек невольно сглотнул, ощутив странную сухость во рту.       — Будешь заходить? — спокойно спросил мужчина. — Или что?       Отабек молча перевёл взгляд на ванную комнату позади широких скалистых плеч и, не сказав ни слова, зашёл внутрь. Щёлкнул замком. Поднимаясь из недр души, всё тело охватил пожар. «Что же это такое? — беспокойно размышлял Алтын, бегая глазами по комнате. — Откуда это странное чувство?».       Непонятно как, из глубины подсознания показалась медалька-косточка. Грязная, пожёванная с одной стороны. Такая же загадочная, как и эта чёртова улыбка. Алтын взглянул в зеркало и понял, что всё это время его лицо держалось каменным — привычка, выработанная с самого детства. В семье, в которой Отабек рос, мужчинам не принято быть эмоциональными.       Посидев в ванной несколько минут, он вернулся в обратно в комнату. Уже успокоившаяся Мила стояла возле книжной полки и, склонив голову вбок, рассматривала корешки немногочисленных книг. Отабек несдержанно смял руками ткань худи.       — Как ты думаешь, — спросил он без вступления. — Это мог быть кто-то, кого Юра знал?       Девушка удивленно хлопнула ресницами.       — Что?       — Убийца, — пояснил Отабек, ощущая, как горят и пульсируют виски. — Это может быть знакомый Юры?       — Чего это ты так внезапно? — насторожилась она.       — …не знаю, — он и правда не знал. — Просто… предчувствие.       — У тебя тоже, да? — вяло улыбнулась Мила. — Но полиция никого не нашла.       — Полиция работает хреново.       — Хреново. Учитывая, что происходит в стране… — девушка фыркнула. — Знаешь, я уже боюсь говорить об этом. Такое чувство, что повсюду камеры. Но полиции и правда… нет никакого дела до Юры.       В представлении Отабека полиция должна была быть за людей, а не против них. Но у реальности на этот счёт было абсолютно другое мнение. Он был уверен, что в ходе расследования было упущено необъятное количество улик.       — Со мной такая же фигня, — призналась Мила, устало вздохнув. — Паранойя какая-то. Подозреваю всех подряд… даже себя, прикинь? Хотя, если быть честной, я думаю, что каждый из нас по-своему немного виноват.       Но это другое, думал Отабек. Это было совсем другое. Тревожное «А что, если…», непонятно как закравшееся в мозг. Беспочвенные, бессмысленные догадки, рождённые, скорее всего, от отчаяния. Но, как повелось в последнее время, сделать с этим странным чувством Алтын ничего не смог.       И он просто… отпустил его.