Бывалые

      Сегодняшнее утро обещало быть намного лучше предыдущего. Проснувшись задолго до будильника и приехав к центральному зданию единого Совета раньше всех, Союз обосновался у ворот, довольствуясь собой. Единственное, в чём он сомневался и на что одновременно очень надеялся, так это на то, что нацист всё же послушает его. По правде говоря, СССР может и переборщил вчера, но он прекрасно знал, что Рейху не нужно повторять несколько раз. Что уж тут можно говорить, они оба знали друг друга как свои пять пальцев почти всё детство.       Мы не выбираем, кем родиться, но обычно всегда можем выбрать, кем станем. В случае же с ними двоими, да и со всеми остальными странами всё происходит как раз наоборот. Союз родился и вырос в приюте. Он никогда не считал это чем-то необычным, ведь все страны вырастают и выбираются именно оттуда. С самого начала у тебя нет ни матери, ни отца, ни имени, только цифра, которую тебе дают при рождении и называют ею на протяжении всего времени, а кем ты станешь, когда вырастешь, зависит от того, кто заберёт тебя. И тебе очень повезёт, если тебя заберёт в преемники страна или как это было с СССР, империя. Если же такого не происходит, то ты становишься либо городом, либо, раз всё уже совсем плохо, посёлком или деревней. Именно твой наставник даёт тебе имя, обучает языку и традициям, дисциплинам и многим другим вещам, а когда ты готов, наделяет властью после своей отставки. А до этого времени ты просто существуешь, надеясь на лучшее.       С самого детства СССР был нелюдимым. Никогда не шёл на контакт с другими детьми первым и не особо ладил с нянечками. Да и число ему выпало не совсем счастливое, что добавляло насмешек со стороны. Тринадцатый. Единственное, о чём он тогда мечтал, так это о том, чтобы покинуть приют как можно скорее, а все эти друзья и бессмысленные разговоры не считал нужным или важным. Он и сам не понял, как Рейх появился в его жизни гордого одиночки. Просто в один прекрасный день коммунист случайно увидел обиженного, плачущего, маленького мальчика, названного Третьим, сидевшего на полу уборной и не смог пройти мимо. Не зная, чем ему помочь, русский просто неловко уселся рядом и молча сидел, пока тот не успокоился. Подобное поведение удивило не только маленького Тройку, но и самого Тринадцатого, ведь детский плач не был чем-то необычным в приюте. Наверное даже самой вселенной неизвестно, почему Союз выбрал именно его, так как самому себе коммунист этого объяснить так и не смог. Просто, именно в ту секунду он решил для себя, что будет защищать Третьего.       Так начал зарождаться их звёздный дуэт. Сначала нациста очень пугала опека Тринадцатого. Ещё бы! Куда бы он не пошёл, за ним всегда следовал странный, известный на всю округу своей нелюдимостью, мальчик. Он сидел с ним за одним столом в столовой, появлялся на всех прогулках, хотя, зная его репутацию, коммунист всегда либо пропускал прогулки, либо находился в стороне. Тринадцатый встречал его после учёбы, даже когда у него самого всё ещё шли уроки и просто находился рядом, молча, словно преданный пёс, никогда не отвечая на расспросы немца, зачем тот постоянно ходит за ним. И Тройка смирился.       Время шло, они росли и вдруг настал тот момент, когда Тринадцатый проявил себя в первый раз. Это случилось в обычный вечер после отбоя, когда юный нацист напросился на ночную прогулку у двух других мальчишек, старше его самого. Уже шагая по тёмному пролеску, Третий даже и не подозревал, что вся эта прогулка была подстроена. А что ещё можно было ожидать? В большинстве своём дети жестоки. Подобные мысли пришли немцу в голову, когда он уже висел на высокой ветке, пока мальчишки смеялись над ним. Умоляя их спустить его, он уже и не надеялся на хороший исход событий, как вдруг из ниоткуда появился тот самый нелюдимый Тринадцатый, ходивший за ним по пятам. Наверное стоит умолчать о том, что произошло с теми двумя подростками, но досталось за это юному коммунисту знатно. Несколько месяцев не покидать комнату было не особо весело, однако, как можно было догадаться, у его окна часто гостил провинившийся Третий. — Ну зачем ты это сделал? — с грустью вздыхая, произнёс немец в свой первый визит. — Можно же было просто спугнуть их. — И они бы ушли безнаказанными, — вдруг ответил ему коммунист, заставив Третьего подпрыгнуть от неожиданности. Это был первый ответ Тринадцатого за всё время долгого молчания. — Так ты всё-таки умеешь разговаривать? — ошарашенно выкрикнул юный нацист, повиснув на подоконнике. — А ты на что надеялся? — спокойно посмотрел на него Тринадцатый. — Я думал, что ты немой. Но тогда почему ты никогда мне не отвечал!? — скорее радостно, чем сердито возмутился Третий, на что получил новую порцию молчания.       После этого случая и их первого разговора, если его можно было так назвать, дружба пошла на иной лад, даже несмотря на то, что Третий был младше его. Сам нацист решил конкретно взяться за своего нелюдимого друга и заставить его разговаривать хотя бы с ним. По-началу ему было тяжело общаться с Союзом, но со временем немец нашёл к нему подход. Сначала небольшие подводы к разговорам, затем уже шли неплохие диалоги и спустя месяцы им двоим уже всегда было о чём поговорить. Потом начались и первые приключения. Как оказалось, Тринадцатый постоянно гулял после отбоя и нередко пропускал уроки всё по тем же причинам, он гулял. Вылезая через окно своей комнаты, находившейся на первом этаже, коммунист часами пропадал на улице и успел изучить всю местность в округе. Леса, поля... всё это было для него своим, он никогда не смог бы здесь заблудиться. И вот, они сбегали уже вместе.       Вроде бы всё продвигалось довольно неплохо. Третий с Тринадцатым были не разлей вода, великий дуэт, каким их прозвали остальные дети, двое против всего мира. Иногда их двоих называли даже парочкой, чему друзья потешались. В этом не было ничего необычного, ведь так и объединяются обычные государства, но почему-то это наводило на них смех. Они даже придумали себе имена, о которых приходилось помалкивать при работниках приюта и которые остались с ними по сей день. Союз Советских Социалистических Республик — так прозвал себя Союз, сократив всё до СССР, Третий же добавил к своему номеру лишь Рейх, но коммунисту понравилось это сочетание. Было во всём этом только одно но: их никто не выбирал. И если коммунист относился к этому спокойно, то Третий Рейх сильно переживал. Самого Союза всё вполне устраивало. А почему он должен был волноваться? Они ещё не настолько выросли, чтобы их вышвырнули из приюта, друг находится рядом, чего ещё можно желать на данный момент? Но видимо Рейх думал совсем иначе.       Серым, апрельским утром, когда Союз вдруг не обнаружил своего друга ни в комнате, ни на учёбе, ни в любом другом уголке огромного приюта, он познал своё первое предательство. Конечно же, к вечеру переполошился и весь приют, проводились неоднократные поиски пропавшего подростка, но Третий так и не нашёлся. Ни через неделю, ни через месяц, ни через год. Сломлен ли был коммунист? Это ещё мягко сказано! Месяцами перебирая в голове разные, паршивые мысли, он успел даже похоронить Третьего, думая, что с ним что-нибудь случилось. И Союз замкнулся в себе, больше не разговаривая... пока его вдруг не выбрали. Это случилось неожиданно. В приют вдруг пожаловал Российская Империя, надеясь выбрать себе преемника. Почему ему приглянулся мрачный подросток, стоящий в самом дальнем углу комнаты и не обращавший на него совершенно никакого внимания, СССР не понимал, но в тот момент удивлению его не было предела. Его выбрал сам империя? Его? Но почему? Чем он это заслужил?       Так и начался новый период жизни Союза, о котором он старался вспоминать как можно меньше. Жизнь за стенами приюта казалась такой свободной в мечтах СССР, но реальность разрушила все эти представления в пух и прах. Постоянный контроль, дисциплина, нелепая вера, власть и неравенство, которые окружали коммуниста ежесекундно, которыми он должен был управлять и которые ненавидел, сыграли с ним злую шутку, но это уже другая история. Со временем конечно же нашёлся и Третий Рейх. Новость о том, что Германская Империя подобрал мальчишку, сбежавшего из приюта и ошивающегося по улицам, сделав его своим преемником, просто не могла пройти РИ стороной, а значит не могла пройти и мимо Союза, но тогда эти вести лишь больше омрачили внутреннее подавленное состояние коммуниста.       Что было дальше, знает каждый ребёнок, изучающий историю в школе. Всё это уже прошедшая её часть. Кровавая, чудовищная, до сих пор не забытая, но прошедшая история. Казалось, что если бы он не совершил одну единственную ошибку, пожалев несчастного мальчика, то она не повлекла бы за собой целый ряд роковых ошибок, но кто знает... Сейчас же было намного проще, но если учесть всё произошедшее, для Союза была непростой даже обычная встреча. — Ты сегодня рано, — появился в поле зрения коммуниста зевающий Китай. — А ты наконец-то поспал, — улыбнулся ему Союз. — И тоже очень рано. Ещё же никого нет. — Я всегда прихожу первым, — пожав русскому руку, ответил азиат. — И открываю двери обычно тоже я. Ну, ещё можешь учесть то, что сегодня выходной и половины стран не будет. — Точно, — пропуская собеседника вперёд, усмехнулся СССР. — Как же знакомо. Раньше всем этим занимался я. — Привычка? Поэтому так рано пришёл? — повернулся и усмехнулся ему в ответ Китай. — Можно и так сказать... — О, — вдруг удивился китаец, смотря куда-то за Союза. — Ещё один. Да мы сегодня прям в одно время собрались. Это хорошо, без лишних ушей.       СССР полуобернулся и увидел в воротах Третьего Рейха. Нацист шёл к ним, смотря полусонными глазами на дорогу. В замке щёлкнул замок. — Сейчас отключу сигнализацию и можете проходить, — втиснулся в проход Китай.       Добравшись наконец-то до входа, Третий остановился и поднял на него пустой взгляд, а коммунист мысленно замер, внимательно смотря на него в ответ. Только бы он ничего не сказал. Ну пожалуйста! — Всё, — донеслось в глубине здания.       Переведя взгляд на дверь, нацист молча прошёл мимо Союза, зайдя внутрь. СССР облегчённо выдохнул и зашёл следом, смотря ему в спину. Кажется он всё-таки его услышал. — Как продвигается наблюдение за подозреваемыми? — поинтересовался Китай, устроившись за своим столом. — Можешь вычеркнуть Канаду из этого списка, — вдруг ответил Рейх прежде, чем СССР вообще успел подумать над ответом. — Я поговорил с ним. Он не видел США после церемонии, а сейчас почти сутками сидит в больнице рядом с ним. — Не мудрено, — выдохнул азиат. — Они ведь лучшие друзья.       И тут Союз заметил боковым зрением, что после сказанного лицо немца как-то презрительно скривилось. — Неужели остались те, кто верит в дружбу между странами? — насмешливо спросил Третий.       Китай замер, уставившись на него. СССР равнодушно повёл бровями, переводя взгляд на потолок: ну началось. Недолго музыка играла. — Я проторчал в этой больнице весь день, следя за ним. Может быть он и дежурит у его кровати, изображая сострадание, но опираться только на дружбу, когда этого капиталиста чуть не убили, довольно наивно и глупо. — Твоё дело — заниматься поиском, а не анализировать чужие дружеские отношения, — ответил Китай, от чего коммунист вдруг вернулся в реальность и с лёгким восторгом посмотрел на него. — Канаду можно записать в нападавшие в последнюю очередь и это тебе подтвердит каждый, кто причастен к Совету. — Ну уж простите, что я не вхожу в ваш "дружный" состав, — злорадно отозвался нацист. — Меня хотя бы не попытались убить на днях.       Союз, которому было крайне неловко наблюдать за всем этим, вдруг расплылся в улыбке, уже собравшись рассмеяться, но вовремя сдержал смешок, зажав рот кулаком. Несмотря на то, что ему совсем не хотелось здесь быть, этот цирк доставлял русскому удовольствие. Нацист с азиатом уставились на него. — Что? — спросил СССР, пытаясь вернуть своему лицу серьёзное выражение. — Австрия, Норвегия и Польша сегодня на выходном. Займитесь наконец-то делом, — хмуро ответил Китай.       Выйдя на улицу первым, отойдя от дверей на приличное расстояние и прикурив, Союз уставился на безоблачное небо. Сегодня был идеальный день для того, чтобы проследить за теми подозреваемыми, которые отдыхают. Но с кого начать? Наверное с того, кто находится ближе всех к Совету. Насколько русский знал, ближе всего жил Польша. СССР выдохнул, выпуская дым: и как его допрашивать, если они друг с другом не ладят? — Куда? — донеслось холодное напротив.       Союз опустил взгляд и увидел перед собой Третьего, да не просто Третьего, а Третьего с сигаретой в руках. — Что "куда"? — не отрывая взгляда от сигареты в руке нациста, произнёс СССР. — Выдвигаться куда? — посмотрел на него как на идиота Рейх. — Польша, — ответил русский.       Нацист сморщил нос при слове "Польша" и поднёс сигарету ко рту, затягиваясь. Такого зрелища Союз не ожидал. Сколько себя помнил, коммунист никогда не видел, чтобы Третий курил. Давно ли? — Выбрал мне самого противного, а сам куда? — выпуская дым, поинтересовался Рейх. — А с чего ты решил, что поедешь туда один? — равнодушно поднял брови СССР. — Не забывай, что ты под надзором. — Тоже мне, нянька, — раздражительно цокнул немец, стряхнув пепел и удалившись, даже не спросив адреса.       Доехав до места и велев водителю ждать, Союз вышел и увидел неподалёку уже знакомую фигуру, стоящую у подъезда. Услышав шаги, Третий обернулся и томно посмотрел на него, ожидая продолжения. — Что дальше? — Сначала поговорим, а там посмотрим, — открывая подъездную дверь, ответил коммунист.       Квартира Польши находилась на последнем, пятом этаже. Нажав на звонок несколько раз, коммунист с нацистом замерли в ожидании. К слову, Третий заметно скучал. Опираясь на перила локтями, немец исподлобья наблюдал за тем, как Союз ещё несколько раз нажал на кнопку звонка. Но им так никто и не открыл. Воцарилась неловкая пауза. СССР пялился на дверь в ожидании, начиная злиться и специально не поворачиваясь к своему сопровождению. Не хватало ещё лишних разговоров с ним. Нажав на кнопку и не отрывая от неё пальца, заставляя звонок истошно вопить, русский всё-таки не сдержался: — Только не говорите мне, что мы зря сюда тащились!       Вдруг немец отлип от перил и подошёл к двери, сжав кулак и постучав по ней со всей силой. Дверь поддалась и открылась, а двое врагов переглянулись. Решив не медлить, Союз зашёл первым, придерживая дверь. — Польша! — громко позвал коммунист, осматривая узкий, заваленный разбросанными вещами коридор, но никто так и не откликнулся.       Третий протиснулся следом, прикрыв за ними дверь и тоже осматриваясь. Обстановка обострялась. Коммунист напряг голову. Что здесь могло произойти? Почему дверь открыта, по всему коридору разбросан мусор и где сам хозяин квартиры? — Я проверю кухню и ванную, а ты займись комнатами, — тихо скомандовал Союз.       Рейх поджал губы, усердно стараясь промолчать, и направился к первой двери. СССР двинулся вперёд, аккуратно переступая через вещи и мусор, но не успел он дойти до кухни несколько шагов, как вдруг позади раздался скрип двери и такой сильный грохот, что советы подпрыгнул. Следом раздался протяжный стон боли. Коммунист развернулся и рванул в направлении комнаты, но добежав, застыл: спальня была открыта, вся завалена книгами вперемешку с рабочими бумагами и мусором, а под ними лежал нацист, схватившись за голову. Польши здесь не было. — Твою мать, — выругался СССР. — Тебя не учили ходить аккуратно? Поднимайся! — Пошёл к чёрту, — сердито огрызнулся усевшийся на пол Рейх. — Я даже шага сделать не успел. Вся эта дрянь вывалилась на меня сверху!       Союз поднял взгляд и увидел над собой шкаф, встроенный в стену и располагавшийся прямо над дверью. По комнате раздался ещё один болезненный стон. Третий сидел, держась за голову и зажмурившись. СССР нахмурился. Неужели словил дежавю? Он уже видел такую картину много лет назад. Тогда, в первую встречу. Ладонь потянулась сама, но русский остановился и убрал руки по карманам. — Приходи в себя и поднимайся. Я осмотрю другие комнаты сам, — угрюмо произнёс Союз и скрылся в коридоре.       Третий открыл один глаз, уставившись в проход. Польши дома не оказалось. СССР проверил остальные части квартиры, правда уже с большей осторожностью, но хозяин так и не нашёлся. Позвонив Китаю с домашнего телефона, находящегося в кухне, он рассказал про всё случившееся, на что тот лишь спокойно ответил: — А... Так у него же сегодня праздник. Одиннадцатое ноября — День независимости в Польше. — Сегодня же двенадцатое! — рассерженно ответил коммунист. — Я совсем забыл, — спохватился на том конце провода азиат. — Этот праздник празднуют несколько дней. Вчера его не было, потому что он праздновал, а сегодня он уехал к себе на родину. Наверное поэтому дома такой беспорядок. Прости... — А дверь почему открыта!? — уже начал выходить из себя Союз. — Может забыл?       СССР остервенело повесил трубку, направляясь к выходу. Разве он похож на клоуна? Почему нельзя было сказать о таких важных вещах!? Совсем забыл? Это не оправдание! Уже подходя к выходу, русский вдруг притормозил и направился в комнату, в которой находился немец. Третий всё ещё сидел на одном месте, держась за голову, правда уже с открытыми глазами. — Ну что? — сердито поинтересовался нацист. — Польша у себя, — ответил Союз. — Зря приехали. — Великолепно, — саркастически воскликнул Рейх. — Так и будешь здесь сидеть? Если да, то я пошёл проверять остальных. Мне некогда с тобой возиться.       Третий медленно поднялся с места, опираясь руками на стену, и вышел из комнаты, опередив русского. Прикрыв дверь спальни, СССР ещё раз посмотрел по сторонам и направился к выходу, глядя на худую спину в сером пальто, мелькающую спереди. Выйдя в подъезд, Рейх вдруг остановился на лестничной клетке и схватился за переносицу, зажмурившись. Союз прикрыл последнюю входную дверь и замер, насмешливо наблюдая. Неужели так сильно настучало по голове? Вот тебе и карма за твой длинный язык. Секунда и немец вдруг привалился к стене, съезжая вниз. — Эй! — только и успел произнести коммунист, ошарашенно наблюдая за тем, как рука Третьего, державшая переносицу, бессильно падает вниз, а зажмуренное лицо приобретает расслабленные черты.       Подойдя и склонившись над ним, СССР легонько тряхнул упавшего за плечо. — Что с тобой, эй! Ты чего опять разлёгся?       Но нацист похоже был без сознания. Взяв остатки здравого рассудка в руки, СССР присел на одно колено и приложил ладонь ко лбу Третьего. Жар. Но откуда и почему так резко? Из-за книжек? Похлопав его по щекам, но так и не увидев никаких признаков пробуждения, русский поднялся на ноги. Пробежавшись беглым взглядом по сторонам, хотя в этом и не было толку, ведь в подъезде кроме них никого не было, Союз страдальчески поднял голову. Ну почему именно он? Почему именно сейчас? И что ему теперь делать?