***
Тикки сначала приняла это за глупую шутку. На крайний случай — опрометчивая фраза, брошенная в приступе паники, потому что с серьёзностью заявить о таком не мог ни один человек. Даже Маринетт. Тут, конечно, можно было спорить вечно, но нет. Даже Маринетт не могло прийти в голову что-то такое, пусть и связанное напрямую с Адрианом. Но свою подопечную она с самого начала позорно недооценила, потому когда та достала откуда-то громадный пыльный чемодан и начала перечислять вещи, которые стоило бы забрать с собой, то Тикки смотрела на всё это так, будто над ней только что жестоко поиздевались. Собственно, почему «будто»? Не для того ведь она два года слушала, как эти два идиота не могли узнать друг друга за масками, чтобы после раскрытия и полной взаимности одна из них решила водрузить чемодан всяким хламом и улететь куда-то далеко от Парижа. — Маринетт, перестань, ну куда ты денешься? — покачав головой, дружелюбно усмехнулась пятнистая квами. Но голос выдал её с головой: она нервничала. — В Милан, к бабушке Джине, — простодушно отметила та, по полчаса разрываясь между выбором пригодной для переселения одежде. — Какой Милан?! — ахнула Тикки, до конца наивно полагавшая, что это всё-таки шутка на первое апреля (и плевать, что за окном конец сентября). — Да, — тут же, успокоившись, чуть более невозмутимо произнесла кивнувшая ей Маринетт, всё ещё смотревшая на так не аккуратно свалившиеся с вешалок одеяния. — Точно. Ты права. Когда Тикки облегчённо выдохнула, подопечная вдруг щёлкнула пальцами. — В Китай, — голосом гения заключила она. Квами её чуть было не поперхнулась воздухом. Это было ещё более неожиданным, чем идея ринуться жить в Италию и прятаться там от возлюбленного. — В Китай-то зачем? Подопечная начала активно жестикулировать, то и дело что-то тараторя. — Италия слишком близко к Франции, Кот до неё быстрее доберётся, — произнесла Маринетт так, будто это было что-то само собой разумеющееся, — а пока он решит дойти до Китая, я либо успею прописаться у дяди Вана под другим именем, фамилией и биографией, либо улететь ещё куда-нибудь. Может успею накопить денег на пластическую операцию. Думаю, в таком случае будет лучше переехать в Корею в ближайшие несколько лет. — Допу-у-у-устим, — сглотнув застывший в горле ком, Тикки приподняла маленькую лапку, как бы прося передать ей слово. — А родителям ты как объяснишь свой внезапный побег? — А, не волнуйся, — беспечно отмахнулась она, как будто говорила о каком-то пустяке. — Пока они заметят, что меня нет, мне останется всего пара часов до Шанхая. Подопечная, как показывал этот разговор, была неумолима. И Тикки хотелось… по правде, она и не знала, чего ей хотелось, но уж точно не всего этого. — Маринетт, послушай, — взмолилась божья коровка, схватившись за, кажется, купальник, и попыталась оттащить его в сторону. — Я понимаю, Адриан и всё такое, ты узнала личность Кота, но, пожалуйста, не делай таких поспешных выводов. На кого ты Париж оставишь? — Или Бражник, увидев, что Ледибаг всё не появляется с Котом Нуаром, окончательно впадёт в депрессию и перестанет насылать на город акум, как это было вчера, или я… — сгибая пальцы, перечисляла героиня Парижа все имевшиеся варианты, но на сгибе указательного пальца внезапно запнулась. — Нет, отдавать Алье свой Камень Чудес я не хочу. — Ну спасибо, — саркастично поблагодарила её нахмурившаяся Тикки, скрестившая лапки на груди. Ненавистно зыркнув на развалившийся перед ней чемодан, с края которого неаккуратно свисала её старая майка, Маринетт тяжело выдохнула и прикрыла его. Переезд к дяде Вану, по всей видимости, потерпел грандиозное фиаско точно так же, как и её вчерашняя попытка самой признаться Адриану. — Слушай, а как ты думаешь, — приподнявшись и бросив на чемодан ещё один взор, выставила она очередную безумную идею, — если я скажу Адриану, что Маринетт улетела из Франции, а я на самом деле её потерянная и уже найденная сестра-близняшка, которую случайно подсунули в другую семью при рождении в Сибири, он поверит? — Нет, — устало процедила божья коровка, — потому что мы не в индийских фильмах, Маринетт. Тикки глубоко вдохнула воздух. Точно так же и выдохнула. И процедила: — Просто. Поговори. С. Адрианом. — А может притвориться, что я потеряла память? — будто не слыша свою квами, продолжала Маринетт. — Или убедительно сделать вид, что это ему всё приснилось? А вдруг поверит, а? Не выдержав, Тикки для полной демонстрации прихлопнула себя по лбу. Разговор продолжать без слушателя, кажется, смысла не было. — Я пойду спать, — безразлично бросила она, расторопно метнувшись на полку с корзиной-кроватью. — Как надумаешь пойти и нормально поговорить с Адрианом, разбуди меня. Мимолётно посмотрев на отдаляющуюся от неё пятнистую точку, Маринетт задумчиво оглянула лежавший рядом с ней чемодан. Выдохнув, она, вынужденная признать, что идея с самого начала была обречена на провал, сердито закрыла его ногой. Стук закрывающегося чемодана заполнил комнату. У неё не было совершенно никаких подходящих средств, чтобы улететь отсюда в далёкий Китай, да и к тому же без предупреждений предстать прямо у порога дяди Вана только потому, что она побоялась поговорить с-ещё-не-своим-парнем, было бы с её стороны верхом бестактности. Маринетт попыталась приблизительно представить себе, как пройдёт их приближавшаяся завтрашняя встреча и каких дел ещё начудит этот ушастый балагур, пока её не будет. Она представляла, как он незаметно для всех бросит какую-нибудь кошачью шутку и будет почти что на грани того, чтобы его личность так абсурдно вычислил весь класс, а потом, нисколько не стесняясь обилия всеобщего внимания, поцелует при всех, потому что… потому что он умеет. Ну вот просто! Других причин ему и не нужно было. Зажмурившись, Маринетт поняла, что из самых обычных представлений она снова перешла в свои старые девичьи мечтания, которые преследовали её с четырнадцати лет. Конечно, она была не против того, чтобы Адриан поцеловал. Нет, не так. Совсем не так. Она бы очень хотела поцеловаться с ним, она ведь так давно представляла себе их первый поцелуй. Но тут же Маринетт приостановила себя. Во времена этого пресловутого «так давно» Адриан Агрест был для неё именно Адрианом Агрестом и никем другим больше, и уж точно он не был в это время её нахальным напарником с манией бесконечного нуаровского флирта. «Даже когда он злит, то всё равно сводит меня с ума». Вообще, Маринетт находила эту оказию вполне забавной, а то и счастливой для себя, если закрыть глаза на то, каким образом её воздыхателю было преподнесено это признание. Она была бы не против проводить всё своё школьное время рядом с Адрианом. Она бы хотела сидеть с ним, одной рукой записывая материал, который им диктовала учительница, а другой держась с ним за руку (и хоть это было невозможно, потому как они оба правши, но сейчас Маринетт задумывалась об этом в самую последнюю очередь). Чтобы после этого он провожал её домой и у двери напоминал ей про свидание, а чуть погодя сам Кот Нуар приходил бы к ней в чернильную ночь, чтобы они, укрытые под одним пледом, вместе смотрели фильм. И снова, как месяц назад, забылись в этой паутине. В очередной раз впав в свою воображаемую Страну Мечтаний, Маринетт не заметила, что выронила из рук пёстрый пакет с купальником. Определённо, не будь она такой робкой по своей натуре, то вчерашнее событие стало бы для неё самым лучшим в жизни. — Тикки, как ты думаешь, этот Котяра не заставит меня прибить его? — спросила она, оглядывая большой зелёный чемодан и проталкивая его в то место, из которого и вытащила его. Ответом ей послужило молчание. То ли потому, что квами её спала, то ли потому, что та, уже по горло сытая её вечными тирадами об Адриане, банально не хотела отмечать на её вопросы. Маринетт, вопросительно изогнув бровь, подняла взгляд. — Тикки? — вновь позвала она свою маленькую подругу, и на этот раз та снова не откликнулась на зов. Подумав, что Тикки всё-таки заснула и что будить её не стоило, Маринетт твёрдо решила, что оставит её на некоторое время в покое и задумается над тем, как бы выдержать грядущую беседу с Адрианом… с Котом. С ними двумя одновременно, ладно. Раздался отдалённый плотной стеной топот, словно над ней бежало стадо слонов, и лязг сей тут же прервал её попытку затолкать чемодан обратно. Подняв голову, Маринетт посмотрела на закрытое окно над кроватью… …и с испуганным визгом отпрыгнула назад, когда к нему со всей возможной неожиданностью припал Кот Нуар. — Привет, — улыбчиво поприветствовал он её*.***
У Маринетт никогда не были самые высокие оценки по физкультуре, бегала она вовсе не быстрее остальных одноклассников, — только если была в костюме Ледибаг — но в этот раз её скорости мог позавидовать даже сурикат, испугавшийся пролетавшего мимо орла. Не теряя ни секунды с того момента, как Котяра влез в её комнату, — без всякого приглашения, на минуточку — она со всех ног ринулась к люку и побежала в любое известное ей помещение, где можно было закрыться. Нуар, ясное дело, не отставал, бежал за ней чуть ли не хвостом, и за спиной Маринетт слышала бесконечный поток кошачьих шуток и попыток остановить её. — Принцесса, погоди, нам столько всего надо обсудить! «Я не готова, не готова!» — судорожно повторяла она про себя, миновав зал и чуть было не разбив по пути парочку тарелок из маминого любимого сервиза. Несколько длинных и размашистых шагов в сторону ванной. С невообразимой скоростью прихлопнуть за собой дверью, она поспешила закрыться там на замок. Это было невероятно унизительной ситуацией. Парень, обе личности которого Маринетт так трепетно любила, бесцеремонно заявился в её дом, а она оказалась вынуждена закрыться в ванной. Своего дома. От него. Такие вещи и правда не могли произойти ни с кем больше, кроме неё. — Принце-е-е-есса, — мягко и почти по-отцовски протянул Кот Нуар, коротко постучав по двери, — а ты куда собралась это? — З-зачем тебе это знать? — прижимаясь ухом к двери, как можно смелее воскликнула по ту сторону Маринетт, но в конце голос таки предательски дрогнул. — О, да так, мяуня задел тот факт, что ты мне ничего не сказала и решила оставить меня в Париже… одного, — страдальчески промяукал Нуар. — Кот, тут мои родители. Тебе не кажется, что для них эта ситуация будет, как бы тебе сказать… странной?! — последнее слово она в буквальном смысле выпалила, сгорая от стыда в представлении, как бы родители отреагировали на то, что их дочь только что пробежала целый километраж и спряталась в ванной, а теперь за дверью выясняла отношения с героем Парижа. — Не-не, я знаю, что твои родители ушли по делам, вот не надо, — хитро проворковал Кот. — И вообще, я к тебе с чистой совестью, поговорить пришёл, а ты от меня прячешься. Маринетт буркнула что-то про то, что он «с чистой совестью» ворвался в дом к девушке, которая в это время всё ещё была в пижаме. И не столь важно, что уже был день, что уроки недавно закончились, а она настолько спешила собрать чемоданы и ринуться в Китай, что даже не додумалась переодеться! Она поёжилась, глубоко пожалев, что не додумалась надеть хотя бы тапочки: кафельный пол был холодный, потому босые ноги неистово мёрзли. — Адриан, я не готова к разговору, — жалобно взмолилась Маринетт, понадеявшись, что его отточенная отцом воспитанность позволит ему оставить несчастную девушку в покое. — Хорошо, — согласно ответил ей собеседник за стенкой, и она успела искренне порадоваться, — тогда говорить буду я. И тут же помрачнеть снова. — Так нечестно, — решительно бросила ёрзающая на месте девушка. — Ты ввалился в мою комнату, загнал меня в ванную комнату и не даёшь выйти. — Так-так-так, я бы попросил! — с деланной серьёзностью приостановил её Кот Нуар. — Я тебя не заставлял прятаться от меня в ванной, это ты мне решила показать всё мастерство своего умения к бегу. Мне вообще было бы намного удобнее говорить всё это, глядя тебе в глаза. — Почему бы тебе просто не дать мне время на подготовку? — постепенно раздражаясь, выпалила Маринетт. — Не обижайся, — на выдохе произнёс её напарник, — но ты была бы готова к разговору лет через пять… в лучшем случае. А может и в нашей глубокой старости. Дай угадаю: чемодан ты собирала, чтобы отсрочить нашу с тобой беседу на долгие-долгие годы? — Был вариант переехать к дяде Вану, — проворчала она. — Ну вот, — подытожил герой Парижа. — А теперь слушай меня внимательно: я уже два года чёртовых года влюбляюсь то в первую девушку, то во вторую, и, вот сюрприз, обе заявляют, что у них уже есть те, кто своровал у них сердце. Впервые Маринетт пожалела о сохранности личности: интересно, как бы Кот отреагировал, узнай, что он тоже влюбился в двух девушек одновременно? — Я собирался оставить все попытки покорить тебя, потому что… не знаю, в какой-то момент я понял, каково это, когда ты любишь одного человека, а другой влюблён в тебя и всё становится комом, — в голосе Кота Нуара отчётливо промелькнуло понимание, — однако теперь я знаю, что всё это время ты была влюблена в меня. В другого меня, и своего шанса я упускать не собираюсь. Решительный голос Нуара затих, и он, сузив глаза, просверлил прищуром дверь, словно мог выжечь там дыру. — Ты можешь сидеть там столько, сколько хочешь, но я всё равно не оставлю тебя тут, — торжественно изрёк он, пару раз перед этим постучав по двери. — Я буду ждать дня, когда ты решишь выйти. Я буду сидеть здесь месяцы… «О, нет, я не стерплю сплошные месяцы кошачьих каламбуров!» — И годы. «Да мои родители выгонят тебя за неделю, ты о чём?» — И столетия. «Ещё чего, я же не мумия, не собираюсь я столько жить!» — Маринетт? — раздался зов Кота, удивившегося тому, что её не было слышно слишком долго. Вновь стук в дверь, но ответа так и не послышалось. — Принцесса? — более обеспокоенно позвал её Нуар. — Ты… ты в порядке? Где-то несколько секунд они стояли ещё в полнейшей тишине. Пока Маринетт не осмелилась что-нибудь произнести: — На мне тапок нет, — не к месту вставила она, и Кот, не поняв смысла её реплики, недоверчиво посмотрел на дверь. — И? Маринетт что-то прорычала, прежде чем ответить: — Тут пол холодный, ноги совсем заледенели. Уже спустя мгновение после сказанного девушка услышала, как сдавленно ахнул Кот Нуар и как резко он несколько раз забил по двери. — Чёрт побери, да ты же себе там ноги отморозишь! — не на шутку перепугался хвостатый герой. — Выходи, или я не выдержу и выломаю эту дверь! — Я стесняюсь, — зардевшись, пискнула она, понимая, как глупо выглядело всё это, и радуясь хотя бы тому, что родители не застали их в такой абсурдной ситуации. Стук прекратился. Маринетт услышала, как её напарник со стуком припал лбом к холодной двери и как за прочным деревом раздались его тяжелые вдохи-выдохи. Кажется, шутки его успели подойти к концу, и в ход сейчас должна будет пойти тяжёлая артиллерия. — А теперь, — тихо, чуть ли не шёпотом, произнёс он, — давай серьёзно. Что ж… этого Маринетт боялась больше всего. К обыденным шуткам своего напарника она была куда более готовой, чем к серьёзному разговору. — Я устал убегать от людей, которых люблю, — почти мёрзло заявил Нуар, и Маринетт пыталась вспомнить, сколько раз заставала его таким. Все случаи можно было пересчитать по пальцам одной руки. — С какого-то дня я — не спорю, со скрипящим сердцем — признал то, что Ледибаг не сможет принять меня, потому что она уже любила другого. После этого мне пришлось насильно признавать и то, что тебе тоже нравится кто-то другой. «И это оказался ты» — напоминала себе Маринетт. — И это оказался я, — словно прочитав её мысли, выпалил Кот, — и поэтому я не хочу отступать. Я хочу бороться за то, чтобы у нас с тобой смогли сложиться отношения. Он прервался на то, чтобы отдышаться, но уже скоро продолжил: — Я буду добиваться того, чтобы быть с тобой. Я буду рядом как можно чаще и постараюсь сделать так, чтобы ты снова влюбилась в меня. «Снова? — Маринетт горько хмынула про себя от этого слова. — Я и не переставала тебя любить, глупый Кот». — Я буду бороться за наши отношения… за нас, — его голос стал мягче, а ладонь Нуара, судя по услышанному, легла на поверхность двери. Он сам ждал от неё хоть какой-то реакции, — если… если ты позволишь мне быть с тобой. Кот Нуар молчал, прислушиваясь к каждому шороху в доме. Благо, острый кошачий слух позволял ему это совершить. Но всё было тихо. Ни единого звука, будто за дверью и не было никого. Юноша сжал нижнюю губу, не веря в то, что она правда всё слышала, каждое его слово, каждое признание и каждое чувство в нём… и в то же время так безжалостно молчала. Он не знал, сколько простоял так. Может час, может и два, а может и всего минуту, но с каждой последующей трелью часов сердце стучало всё сильнее и болезненнее. А ответа на его оголённое признание так и не было, словно на него точно так же, как и при первой его любви, высекли кровавыми пластами крест. Словно его бросили. Ладонь, что лежала на двери, медленно скользнула вниз, и Кот Нуар издал вздох горечи. — Прости. Маринетт, стоявшая где-то там и прислушивающаяся к любому движению напарнику, замерла, услышав слова извинения и не поняв, к чему это извинялся он. Учитывая её поведение, извиняться стоило лишь ей. Она, безудержно боясь сделать нечаянный выдох и ненароком прослушать что-нибудь важное, замерла и прислушалась. — Я… я не хотел на тебя давить, — прямодушно признался Нуар, и у его собеседницы мигом сжалось естество. — Мне жаль, если одна из моих личностей тебя разочаровала. Я оставлю тебя. Честно, оставлю. Я не позволю себе заставить тебя быть со мной, если ты меня разлюбила. Послышались шаги, с каждым мгновением становившиеся всё тише и тише, и Маринетт болезненно сжалась, ощущая, что в ванной стало холоднее обычного. И на этот раз виноват был вовсе не ледяной кафель, на котором она чересчур долго стояла босыми пятками. Шаги стихали, а Маринетт представила себе, что сделала бы Тикки, будь она сейчас рядом с ней и застань весь этот смехотворный спектакль. Наверняка смерила бы свою подопечную строгим и разочарованным взглядом, после чего осуждающе покачала головой в неверии, что она могла так поступить с человеком. И была бы права. Стиснув нижнюю губу и сжавшись, будто от холода или боли, Маринетт намертво схватилась за ручку двери, всё ещё борясь с самой собой. Ведь открыть дверь и побежать за Котом было легче лёгкого. Ведь забыть о страхах и признаться во всём не каждый день выпадал шанс. Ведь она, что самое главное, ждала этого годами. Маринетт не могла больше заставлять себя просиживать в ванной. Дверь резко раскрылась и она, не думая о былой тревоге, понеслась на поиски напарника. — Кот, стой! С ним ей довелось столкнуться на кухне. Нуар, с чем Маринетт несказанно повезло, брёл по дому медленно, будто в нём всё ещё теплилась мизерная надежда, что она бросится за ним. Повернувшись к ней, Кот растерянно посмотрел на неё, а она сама то ли забыла абсолютно всё, что хотела ему сказать, то ли и вовсе побежала к нему без всякой подготовки. Что ж. Придётся действовать на ходу. — Не уходи, — не найдя больше никаких слов, тихомолком попросила она. — Я… я… — заметив, что Нуар дрогнул и посмотрел на неё заблестевшими от оторопи глазами, Маринетт ощутила напряжение. Вдох-выдох. Постаравшись взять ситуацию под свой контроль, она несмело взяла Кота за руку и потянула за собой. — Пойдём лучше в комнату, — нерешительно произнесла ступавшая к лестнице Маринетт. Кот Нуар, кивнув, последовал за ней. Маринетт вдруг заметила, что он всегда, куда бы то ни было и какая её ипостась не была бы перед ним, следовал за ней. И ей хотелось однажды последовать и за ним тоже. Нуар ведь, как и Адриан, заслуживал именно такого: чтобы поблизости была девушка, которая будет рядом, которая поддержит и станет душой, в коей он так нуждался. И которая не стала бы запираться от него в ванной. — Итак. Уже в комнате Маринетт, всё ещё стоя к нему спиной, всё думала над тем, как безмерно выглядел случай, в эпицентр которого ей довелось попасть. Она думала, что лучше бы ей оказаться перед доской у миз Менделеевой, что лучше бы ей в одиночку сразиться с двумя акумами сразу, чем предстать с признанием перед парнем. — Кот, послушай меня… — обернувшись, начала Маринетт, но, взглянув на него, моментально запнулась. — Нет, не так. Для начала, пожалуйста, отмени трансформацию. Я хочу поговорить с Адрианом. Она могла сказать всё Коту, конечно. С ним было намного легче, стоя с ним можно было наивно вообразить себе, что за маской скрывался совершенно другой парень, что такой обворожительной улыбкой сиял ей другой человек. Но это был Адриан. Такая улыбка могла быть только у него. И ей стоило бы научиться противостоять своей препятствующей скованности. Кот Нуар, чему Маринетт была безмерно рада, не стал задавать лишних вопросов, и потому уже через долю секунды перед ней стоял Адриан, смотревший на неё ставшими привычными ей человеческими жасминовыми глазами. Тогда же Плагг, перед этим отвесив им обоим издевательски-галантный поклон в нуаровском стиле, в полном молчании удалился из комнаты. — Хорошо, — вновь выдохнула она, мысленно повторяя безудержное «всё не так уж и плохо, он всё ещё твой глупый Котик». — Послушай, Адриан, ты не должен был извиняться. — Должен, — непреклонно-серьёзно вставил он, — я слишком давил на… — Нет, не должен! — непоколебимым тембром перебила его собеседница. — Не должен и всё. Это я должна сейчас извиниться за то, что повела себя… так. Адриан, как ей показалось, всё равно не мог с ней согласиться. — Мне стоило поговорить с тобой, — виновато призналась Маринетт. — Не прятаться от тебя. Поговорить. С самого начала. — Сейчас мы ведь можем это сделать? — не без отразившегося в голосе упования протянул Адриан. — Можем, — не раздумывая ни над чем и игнорируя скулящее «я не готова» в голове, твёрдо ответила она. — Да, мы можем поговорить. Я понимаю: это, с чего и надо было начать. Облегчённо выдохнув, парень прикрыл глаза. — Так то, что вчера сказала мне Алья, — сглотнув неприятный ком в горле, как можно безмятежнее начал Адриан, — это всё правда? — Да, — вполголоса призналась Маринетт, понимая, что любое отрицание с её стороны показалось бы истинной глупостью. И что оттягивать больше нельзя было. — Да, Адриан, это всё правда, — громче произнесла она. — Я давно влюблена в тебя. — Как давно? — вопрошал он, всеми силами пытаясь не спугнуть её сильнее. — С первого дня нашего знакомства. Кажется, тогда, когда ты мне отдал свой зонт, — она мягко улыбнулась уголком рта; с губ слетел короткий смешок. — Тогда я поняла, что безоговорочно влюбилась. — И… когда ты собиралась мне об этом рассказать. — Никогда, — отрешенно ответила Маринетт. — Я собиралась сохранить это в тайне. Представляла себе, что однажды наберусь смелости признаться, даже совершала кучу попыток, но всё равно возвращалась в самое начало. — А вчера? — почти возмущённо воскликнул Адриан. — Вчера Алья всё выдала, я знал, что нравился тебе. Почему ты этого не хотела признавать? Его высказывания заставили Маринетт слабо вспыхнуть. — У меня был ступор, — но звучало это скорее как неудачная попытка оправдаться. — Что ты мне ещё предлагаешь делать, когда сначала влюбляешься в одного парня, потом понимаешь, что то же самое чувствуешь к другому, а потом, вот сюрприз, а они — один человек? Адриан хотел ответить ей, возразить, что ей стоило быть смелее, когда речь шла о чувствах и признаниях, но внезапно замер на полуслове, когда понял, что она только что сказала. — Ты… — осипшим голосом протянул он, будто не до конца верил в услышанное. — Ты слышал, — Маринетт незаметно зарделась при мысли, что признавалась она не только парню, к которому была неравнодушна со своих безумных четырнадцати лет, а ещё и напарнику, признания которого из раза в раз отвергала опостылевшим «мне нравится другой». — Но… Что… — когда произнести что-нибудь суразное так и не удалось, Адриан прикрыл половину лица ладонью и простонал что-то сквозь сжатые зубы. — Когда? — Тоже после случая с Игнис, — неожиданно она усмехнулась. — Не удивлюсь, если окажется, что мы дошли до этого в один и тот же день день. Адриан, преданно заглянувший ей в глаза, вдруг тепло улыбнулся, и у неё на душе отныне было точно так же: тепло и спокойно, будто в погожий летний день. — Или в одно и то же время, — бесхитростно предположил он, участливо блеснув зеленью глаз. — Надо же, — в голосе Адриана промелькнуло беззлобное неверие, — всё было так просто, мне надо было только признаться тебе… Или прислушаться к вашим с Альей разговорам. — Мне не надо было вчера выгонять тебя, — искренне подтвердила Маринетт, вспоминая кинутый в него вчера тапок. — Я могу звать тебя своей девушкой? Этот вопрос был как никогда неожиданным, — хотя то глупо, ибо она должна была его ожидать — да ещё и сказанным такой невинной интонацией, что Маринетт хотелось снова залиться смущённой краской. Но напомнив себе, что они только что официально признались друг другу во всём и сняли с плеч бремя незнания, девушка глухо выдохнула и улыбнулась. — Судя по тому, что рассказывала Алья уже мне, ты это уже сделал, — с шутливым осуждением приосадила она его. — Хорошо, — хихикнув, согласно кивнул Адриан. — Тогда другой вопрос, — по его лицу вдруг расползлась ухмылка, лишь отчасти напоминавшая ухмылку Кота Нуара: — я могу тебя поцеловать? Не возьмись она за себя вовремя, то беспощадный мямлезавр внутри неё снова вырвался бы наружу с дичайшим рёвом и заставил завопить истошное «нет!». Но Маринетт пришлось напомнить себе, что целовалась с ним она довольно-таки часто, но большая этих случаев была тогда, когда он для неё был Котом, и только один раз это произошло с самим Адрианом. И сейчас впадать в состояние лужицы или молчать было далеко не лучшим решением. — Да, конечно, — как в бреду ответила она, думая, что, может, ей всё казалось, что никакой Адриан перед ней не стоял и не признавался во взаимности. Они потянулись друг к другу в одночасье… и замерли, будто не решаясь на большее, — Маринетт даже удивилась, поняв, что он нервничал почти так же, как и она — до этого на миг невесомо коснувшись один другого губами. Но Адриан тут же властвующим внутренним голосом напомнил себе, что он, всё-таки, не просто мальчик-модель из дорогих обложек, а ещё и бравый и любимый всеми парижанами Кот Нуар — только одна эта мысль уже заставляла его потянуться вперёд, на сей раз смелее, отчего их губы всё же соприкоснулись. Именно тогда Маринетт пришлось уверить себя, что то не являлось ни сном, ни галлюцинациями, что это — самая истинная реальность, потому что не могли подобные ощущение быть ненастоящими. Это было совсем другое. Это был не тот мимолётный поцелуй, когда он был под чарами Разлучника. Не тот, который они разделили по вине невразумительной игры, и не тот, который сохранился в их истории по чистейшей случайности. Этот был совсем другим: долгим, чувственным, трепетным, и Маринетт стоило немалых усилий, чтобы устоять на ногах, — и вовсе не из-за того, что Адриан был выше неё на целую голову — потому что всё ещё неокрепший девичий разум с трудом принимал происходящее за правду. Старая она, которая и подойти к Адриану боялась до потери сознания, пыталась убедить её отстраниться и снова убежать в ванную, и Маринетт могла собой гордиться: она не убежала. Запустив пальцы в его волосы, она потянулась к нему глубже. Однако за всем этим спектром эмоций Маринетт не заметила, как уголки рта Адриана исказились в ухмылке, принадлежавшей в точности Коту Нуару. — Хмпф! — фыркнула она, когда её новоиспеченный кавалер, нисколько не пожалев такого редкостного момента, внезапно высунул язык и лизнул ей губы. — Это тебе за то, что заикалась передо мной два года, — с беззлобной хитринкой усмехнулся Адриан, улыбчиво обняв её, пока Маринетт, хмурясь, думала, что её Кот — человек неисправимый. Тихо выдохнув и возведя угольные зрачки на него, она с лёгкостью расслабилась в его руках и прижалась к нему ближе: всё-таки, каким бы взрослым Адриан не казался, но в душе он всё равно оставался глупым Котёнком. Её глупым Котёнком, если говорить точнее.