Над Парижем разразился всепоглощающий гвалт.
Ветер квёло обдувал прорву маленьких французских флажков, прикреплённых к высоким балкам и обрамлённых тонкими цветастыми лентами.
Где-то в этой ватаге людей, словно приветствуя ехавший к ним лимузин, — которого, к слову, видно ещё не было — щёлкнул белой вспышкой фотоаппарат.
Габриэль Агрест бросил уничижительное созерцание на расстеленную перед ожидаемой гостьей красную дорожку. Истерики о том, что дорожка эта была сделана не из того материала (
«какой кошмар, флис, нелепо, просто нелепо!»), ему скорее всего не миновать.
В идеале, он бы отменил этот праздник прямо сейчас, но попасть в газету с подписью о разразившемся скандале с известным модельным критиком — не лучшее, что могло бы с ним случиться.
Тем не менее, воплей недовольства Габриэль тоже не сможет остерегаться до конца этой встречи. Их гостья со всей своей бестактностью польёт всеми отходами всю коллекцию его опытных конкурсантов и смешает их былую уверенность вместе с грязью.
Это заставило посмотреть его назад, на людей, которых он когда-то одобрил на своих конкурсах и которым предстояло пройти через последний круг ада.
На минуту, что было для него чем-то реликтовым, в нём промелькнуло что-то схожее на сочувствие.
— Коллекции расставить, начиная от самых старых и заканчивая самыми новыми. Не спорить со мной, месье Дюбуа! Не Вам это всё выслушивать!
Габриэль периферией зрения взглянул на мужчину, поравнявшегося рядом с ним.
В уме он хмыкнул: неужто-таки существовал в этом мире человек точностью его роста, которому не приходилось каждый раз ломать шею при попытке посмотреть ему в глаза?
— Грегуар Дезире, личный агент Одри Буржуа во Франции.
Молодой человек протянул ему руку, и Габриэль, повернувшись к нему, наконец-то мог рассмотреть незнакомца поближе и изучить в нём каждую деталь.
Модельер даже хмыкнул про себя.
Если не смотреть на рост, то в остальном тот был его полной противоположностью.
Даже цвет волос, казалось бы, специально так разительно отличался, ибо в то время, как Габриэль был абсолютно белобрысым, ворсинки Грегуара казались чернее любой поздней ночи.
Вопреки должному ему строгому деловому костюму, сам же Дезире выглядел куда более приветливо, чем его скупой на слово собеседник, и тому казалось, что во всём виноваты чересчур отзывчивые карие глаза, неспособные ни соврать, ни посмотреть на человека с гневом.
Наконец-то модельер заговорил:
— Габриэль Агрест, — таки удосужившись пожать протянутую ему руку, апатично представился он, — давний знакомый Одри Буржуа и известный французский модельер. По совместительству, один из организаторов этой встречи.
Бурые очи Грегуара заблестели.
Словно он счёл за честь знакомство с ним.
— Ах, я про Вас, конечно же, слышал, — триумфально воскликнул Дезире. — Это ведь Вас сама мадам Буржуа возвела до такого карьерного роста, верно?
Габриэль сжал зубы от столь фамильярного заявления.
Он уже представил себе, как Одри хвалила себя родную этому Дезире, рассказывая, что именно с её и ничьей более помощью он стал таким известным.
Воистину, этой женщине не хватало некоторой смиренности!
— Возможно, на мой немалый успех некоторое влияние Одри здесь и было, — негодующе процедил Агрест, ничуть не скрывая пренебрежения в словах, чем ввёл в неловкость Грегуара, — но во всём остальном моя известность — моя же заслуга и ничья больше.
Его собеседник вдруг замолчал, ощутив дискомфорт от этого диалога.
— Можете в этом быть уверены, месье Дезире.
Грегуар отошел от него на шаг.
Сжав в руке самую современную модель рации, он поджал губы, поспешив отвернуться от собеседника и фыркнуть от столь небрежного отношения к себе.
— Что ж, тогда удачи Вам и дальше, — бесстрастно выпалил Грегуар Дезире, без всяких прощаний прошедший в другую сторону.
«Oh mon Dieu! Одна глаголит о себе постоянно и хвалит так, будто она какой-то пуп земли, а вовсе не обычный человек, другой ведёт себя с тобой так, будто ты дерьмо какое-то, не имеющее никакого права ни стоять рядом с ним, ни взирать на него. Да что вообще не так с этими чёртовыми модельерами?»
Грегуар Дезире, что-то проворчав себе под нос, просеменил мимо деревянного шатра, в котором один из приглашённых — вернее, вынужденный прийти на этот «торжественный» день — в тысячный раз менял чёрную рубашку.
И в тысячный раз отбрасывал её в сторону.
Адриан удручённо посмотрел на своё отражение в зеркале.
Это была уже чёртова тринадцатая рубашка из всей той сотни, которые его отец так и не соизволил одобрить!
И, надо же!
После того, как они грандиозно поругались, как пытались выяснить отношения и он великодушно отправил его на долгие десять часов фотосессий, всё, что они могли обсудить, так это в каком костюме ему встречать модельного критика, которого сам Габриэль Агрест переносил с трудом.
Адриан мог сказать с уверенностью, что в первое время безостановочно пытался войти в эмпатию по отношению к отцу, потерявшему жену.
Теперь же ему надоело постоянно делать шаг к примирению самому.
Плагг, катавшийся на клубке бордовых ниток, устало посмотрел на подопечного, пытаясь понять, чем вообще эта рубашка отличалась от предыдущих двенадцати.
— Эмм… там пуговицы сшиты против часовой стрелки? — прищурившись и приглянувшись к чёрным пуговкам, сливающимися с самим костюмом, недоверчиво предположил котёнок.
Парень фыркнул.
Это было последним, что его вообще интересовало.
— Да кто его знает, — с нарочитым недовольством буркнул Адриан, опираясь о стол и пытаясь придать себе другое настроение.
Всё-таки, съёмки на сегодня были отменены, вставать в невиданную рань ему не требовалось, всего-то как можно меньше попадаться отцу на глаза.
Адриан потратил ещё несколько секунд на то, чтобы поправить смолянисто-чёрную бабочку на шее, но, поняв, что она ей была совсем не по душе, всё же отбросил её в сторону.
Выглядел он и без всякой бабочки неплохо, хотя Адриан и прекрасно знал, что это самое пресловутое «неплохо» для Габриэля будет недостаточным.
— Уфф, — выдохнул Плагг, устало повиснув на краю стола. — Второй год одно и то же: столько суматохи ради того, чтобы встретить одну единственную тётку с манией психовать без повода.
— Мама Хлои приезжает каждый раз в середину октября в Париж, чтобы узнать, как продвигаются дела у победителей папиных конкурсов, — Адриан снова посмотрел на себя в зеркале, отметив, что стоило бы пригладить волосы, местами выдававшие в нём растрёпанную причёску Кота Нуара. — Ну, ни одному из конкурсантов не везло, мадам Буржуа критиковала их всех до единого.
— Кроме Маринетт, — довольно напомнил квами, чёрной молнией взметнувшись к подопечному.
— Да, — смешок. — Кроме Маринетт, — Агрест обернулся к чернышу и протянул ладонь, дабы тот уселся на неё: старая привычка Плагга садиться людям на руки. — Я ведь говорил, что она особенная, потому здесь она исключение.
Котёнок закатил глаза.
Выглядело так, будто он чувствовал отвращение.
— Тьху, влюблённые, вы как…
Но Плагг так и не договорил.
Когда за шатром послышались шаги, чёрный квами дёрнулся и поспешил скрыться от посторонних глаз за наибольшей катушкой ниток.
Адриан, пытаясь поспешить, в последний раз взглянул на себя в отражении стекла и тут же поправил так неаккуратно съехавшийся воротник.
Юноша был практически уверен в том, что в шатёр его шла именно Маринетт и прятаться котёнку не было никакой нужды.
Однако, к его удивлению, гостьей его оказалась вовсе не та, о ком он мог подумать.
— Лила? — изумлённо произнёс он имя девушки, явившейся к нему. Адриан, по правде, меньше всего на свете ожидал увидеть её в этот день.
Конечно, чёрт возьми, она бы появилась! — завопил вдруг внутренний возглас, отчего-то так напоминавший писклявый фальцет Плагга.
Ведь ни одна девушка вроде Лилы не решится похерить возможность встретиться с известной европейской моделью, особенно когда выпадал такой примечательный шанс в день приезда американского модельного критика!
— И тебе привет, Адриан, — но Лила, как и обычно, звучала чересчур и по-лисьи слащаво, отчего поперёк горла невольно застревал немалых размеров тошнотворный ком.
Адриан всегда думал, что каждому человеку можно было найти оправдание в их злодеяниях, какими бы они ни были.
Он ведь находил способы понять и простить отца за холодность. Думал ведь иногда, что Бражник не просто так портил всем жизнь, а Хлоя стала такой стервой не по собственной воле.
Но Лила — случай особый и исключительный, потому её оправдать никак не получалось.
Ни разу.
Даже ему.
— Что ты здесь делаешь? — вовремя осведомился Адриан, когда молчание внезапно сильно затянулось, а собеседница, по всей видимости, и не думала уходить.
Уголок рта Лилы растянулся, обнажая пред ним явственно-змеиный облик.
Адриан отчего-то вспомнил, как Плагг предположил, что будь Лила куском камамбера, который можно было выжать, то Париж стремглав захлебнулся бы в море лицемерной лжи и отвратительно-болезненной уверенности в себе.
Сравнение, конечно же, было весьма и весьма специфическим, но не согласиться с ним младшему Агресту так и не удалось.
— Твой отец предложил мне помочь тебе.
Ложь!
Это могло бы быть чем-то вроде попытки отца отвадить его от Маринетт, однако тут же парень отметил, что если оно и так, то эта самая попытка была весьма глупой и неудачной.
Лила, как никак, не была из того самого «высокого общества», о котором ему до этого прожужжал все уши Габриэль.
— И я подумала, — ярко-зелёные зенки Росси заблестели, точно та была очарована, — что мы могли бы провести время наедине после показа. Как ты смотришь на то, чтобы посидеть у берега Сены и обговорить некоторые важные детали?
Какая, однако, самоуверенность.
И мастерская игра истинной актрисы, умереть не встать!
Только вот он к ней уже подавно привык, приличное время будучи Котом Нуаром и познакомившись с особой ближе.
— Ну, во-первых, мы бы могли и здесь обсудить эти «важные детали», — нарочито акцентируя внимание на пересказанных словах, Адриан, пытаясь скрыть ощущение триумфа, усмехнулся, — и, во вторых, а как же твой парень-сценарист из Мадейры, с которым ты собиралась прожить там всю оставшуюся жизнь?
— Ох, ну… — Лила так некстати для себя закашлялась, точно от холода, хоть на улице и стояла не хилая жара, — увы, Адриан, мы с ним расстались. Совсем не мой типаж, а мне теперь так одиноко. Даже пообщаться не с кем.
Росси от такого с театральной печалью закатила глаза, отчего могло появиться впечатление, что ещё немного, и из глаз её брызнут слёзы.
«Печально» — уныло ответил бы ей Адриан.
«Ни стыда, ни совести!» — рявкнул бы Плагг.
— Так что я так надеюсь на то, что хотя бы ты уделишь мне немного своего времени.
Адриан бы, возможно, и не пожалел бы для неё и нескольких часов, не то, что минут… не знай он её незамысловатых намерений и хронической любви к вранью.
А ещё ко всему, что вроде не золото, но блестело так, что хоть глаз выколи, а зрение резало (
«Совсем уже нос задрал со своей известностью» — сказал бы Плагг, услышь он его мысли).
— Возможно, и мог бы, — неожиданно-добродушно откликнулся Адриан, заметив, как тут же загорелись нефритовые радужки Лилы.
Агрест заставил себя не ухмыльнуться раньше времени.
— Ох, правда? Адриан, это так…
— Мы с Маринетт как раз собираемся погулять, — беззаботно продолжил говорить парень, словно и вовсе не понимал, к чему та вообще клонила с самого начала её прихода к нему.
И чуть было не прыснул со смеху, увидев, как ликование в ней резко переменилось чем-то вроде позорного проигрыша.
Лила выглядела теперь совсем не так уверенно, как тогда, когда она только зашла в шатер.
— Ну, знаешь, как пары обычно делают, — как ни в чём не бывало договаривал Адриан, пытаясь при этом сохранять дружелюбный вид и не выдать, что на самом деле его слова были чем-то с роду напоминающими жестокую издёвку. — Можешь подойти к нам во время прогулки, я отвечу на все твои вопросы.
Он развернулся так, чтобы Плагг сумел выскочить из укрытия и скрыться в его кармане, а затем несколькими мягкими шагами отошёл от собеседницы направляясь к выходу.
Уголки рта Лилы на сей раз были искажены кривой линией, глаза сужены до еле заметных морщин, собравшихся в уголках, а радужки тут же окрасились в холодный зелёный.
Адриану этот вид приносил… нет, не удовольствие.
Слишком уж сильным было бы это слово.
Скорее удовлетворение, что выбивающееся из него поведение кошачьего амплуа своевольно шло наперекор пресно надиктованной стезе отца.
Услышать, о чём позади него сетовала Лила, ему так и не удалось… к счастью.
В толпе, на свету, — да и в темноте тоже, так уж и быть — Адриану было куда комфортнее, особенно если он знал, что в ней можно было затеряться от отца на добрые пару часов.
К слову, уже подавно не одному, а на пару с Маринетт.
Найти бы её ещё.
Адриан хорошо знал её любовь к опаздыванию и мог только догадываться тому, что стало причиной на этот раз: либо счастливые колготы порвались, либо по дороге мимо неё прошла чёрная кошка, — извольте на секунду, её парень — чёрный кот, вообще-то! — либо же и вовсе банально проспала.
Он, кажется, припоминал, как Аликс шутила, что Маринетт проспит хоть Третью мировую войну, хоть страшнейший апокалипсис, хоть свою смерть.
Удивительно, но в этот раз Маринетт опоздала всего на пару минут, а не на несколько часов, однако откуда же Адриан мог знать, что находилась его девушка в другом конце толпы?
А вот она сама всё оглядывалась по сторонам, думая, что сейчас было бы кстати, окажись людей здесь поменьше: и Адриана легче найти, и с Тикки можно перекинуться несколькими словечками.
В её же случае люди вряд ли поняли бы, почему какая-то незнакомая девушка говорила с сумкой или что за говорящее существо та носила с собой.
Маринетт, конечно, могла бы придумать какую-нибудь оправдывающую её ересь во втором случае (
«Новая японская игрушка, подарок от старшей сестрёнки из Токио!»), но идти на такой риск ей хотелось бы меньше всего на свете.
— Попалась! — нараспев произнёс чей-то победоносный возглас.
— Ик!
Маринетт чуть было не пошатнулась назад, когда внезапно кто-то обхватил её сзади и обнял так крепко, что у неё почти перехватило дыхание от неожиданности.
Или от силы, с которой её держали.
— Нашлась, — прозвучал у самого уха шепотливый голос, и Маринетт тут же почувствовала, как парень уткнулся лицом ей в шею. — Далеко от меня уйти пыталась?
— Найти, а не уйти, Адриан, — беззлобно усмехнулась она, ловко развернувшись к нему так, что они почти что соприкасались друг с другом носами, а руки Адриана покоились уже не на её талии, а на пояснице.
Маринетт честно хотелось прижаться к нему и простоять так хотя бы минуту, не обращая никакого внимания, что они, вообще-то, были далеко не одни.
Ей хотелось поцеловать его, — хотя целовались они, наверное, каждый раз, как только попадалась возможность — зарыться в его волосы пальцами и с напускным замешательством буркнуть что-нибудь колкое на его каламбур.
Но вместо этого Маринетт пристальнее взглянула на него, будто видела в нём чуждые ей очертания. Будто перед ней мог быть и не Адриан вовсе, а акума.
— Что-то не так? — ленно спросил он, коротко поцеловав её в лоб.
Маринетт могла сказать с уверенностью: он всё ещё красив.
Любая девушка, наверное, мечтала сейчас вернуть время, чтобы оказаться на её месте.
Болезненная красота, которой одарила его природа, — и мастера своего дела, ладно — и ей думалось, что всё в нём было красиво, словно у аристократа.
Кроме взгляда.
И сама эта мысль, то, что Маринетт вообще так считала, было уже странным: для неё этот взгляд должен был быть самым прекрасным во всём мире, а не оттесняться и ставиться под сомнительную тамгу.
Его взгляд пуст, и на секунду ей померещилось, что в нём без труда угадывалась ледяная да безжизненная голубизна глаз Габриэля.
И это
страшно.
Худшее — он ни о чём не говорил ей, и Маринетт хотелось надеяться, что виной тут в самом деле только фотосессии.
— Эй-эй, я в полном порядке, если ты снова об этом, — всё ещё не отпуская её, выпалил Адриан, догадавшись, к какой теме они снова шли.
Маринетт смогла утешить себя тем, что в его глазах промелькнула задорная искра, лишний раз напоминавшая, что он настоящий,
живой.
Что он — не уменьшенная копия отца.
Так или иначе, а Кот Нуар ни разу не показывал в себе отросток выцветающей дрянной лубянистости, скрывающейся где-то под очами.
— Хорошо, — но вот отголосок в ней всё равно вопил, что нет, не хорошо. — Я хочу надеяться, что виной всему правда только фотосессии, но так как сегодня их у тебя нет…
— …то я весь твой на целый день, — заговорщически заключил Адриан. — Ну, если убрать тот нюанс, что в любой момент может появиться акума.
— Ребят, я всё понимаю, но вы тут не одни, — прокашлялся один из конкурсантов, смотревший на них, что раздражало, чересчур долго, да ещё и смевший при этом что-то недовольно восклицать.
Адриан закатил глаза. Не стоило и сомневаться, что победители на отцовских конкурсах зачастую любезностью похвастаться не могли.
— Пошли отсюда.
Адриан бы с радостью заткнул наглеца, если бы не факт того, что этот не особо умный молодой человек вполне мог после этого пожаловаться Габриэлю Агресту на нахальность его сына.
К тому же, были вещи, которые им с Маринетт было лучше обсудить без посторонних ушей.
— Лила приходила, — безразлично произнёс он.
И думал, что, правда, новость эта не имела столь великого значения ни для него, ни для неё, потому поначалу спросил себя, зачем вообще рассказал об этом.
Но вот Маринетт, напротив, приняла эту весть с возмущением.
— Что ей нужно было на
этот раз? — с особым акцентом на «этот» раздражённо полюбопытствовала она.
— Сначала она пожаловалась мне, что многострадально порвала со своим парнем-актёром из Монтенегро.
— Разве она не с каскадёром из Будапешта встречалась?
— Да вроде с успешным фотографом из Эмиратов… кажется. А может и со знаменитым художником, которого она встретила в Хайнане, — задумчиво продолжал Адриан.
— Неважно, — нервно хмыкнула Маринетт, доселе понимая, что никакого арабского фотографа, венгерского каскадёра и прочее чудо света Лила видеть не видела, а уж тем более в отношениях с ними не была ни разу. — Что она хотела после этого?
— Предложила прогуляться рядом с Сеной и обсудить какие-то важные дела, — всё тем же апатичным тоном заключил Адриан.
Маринетт была раздражена в большей степени.
Адриан прекрасно мог понять, из-за чего: ей ведь не впервой было раздражаться из-за того, как вела себя Лила, а уж тем более когда последствия поведения наглой итальянки могли окончиться плохо для других.
Он знал, что это вовсе не ревность играла с ней.
Вернее, знал об этом только Адриан Агрест, а вот Кот Нуар не мог упустить такую невероятную возможность подшутить.
— Я ей сказал, что мы с тобой, по чудесному стечению обстоятельств, собираемся идти мимо Сены, потому она может подойти и быстро обсудить со мной всё, что ей нужно, — юноша вкрадчиво подмигнул ей. — Так что не ревнуй.
Маринетт возмутилась его репликой прежде, чем поняла, что таким образом он беззлобно глумился над ней.
— А так хотелось, — девушка саркастично подняла брови, прежде чем отвести взгляд.
— Поверь, я тебе повода для ревности не дам, — почти что клятвенно заверил её Адриан, по всей видимости гордившийся тем, что он сказал.
— Вот и хорошо, — Маринетт попыталась улыбнуться, но неожиданно оглянулась на толпу, пристально глядя на собирающихся людей. — А до скольки будет проводиться показ?
— Пока мадам Буржуа не придёт и не польёт всех грязью. А что? — со скрытым интересом спросил юноша, громогласно зевнув, как только старая усталость вновь нахлынула на него.
— Да так, — она равнодушно пожала плечами. — Мы с Натаниэлем договорились к семи встретиться, чтобы он подал мне идеи для новых работ. Как думаешь, где лучше встретиться: в кафе или у меня дома?
Адриан поперхнулся и прокашлялся в процессе зевка.
— Чего? — он поднял непонимающий взгляд на девушку.
— Шутка, — добродушно отозвалась Маринетт, тут же повторив такую знакомую фразу такой знакомой манерой речи: — Так что не ревнуй.
— Я очень на это надеюсь, — проведя ладонью по лбу, измученно выдавил Адриан на первую реплику. — Погоди, а почему именно Натаниэль? Почему не я?
— Адриан, он же художник.
— То есть ты думаешь, я бы не справился с этой задачей?
— Адриан! — с поддельным укором воскликнула Маринетт, но полуулыбки скрыть всё равно не смогла.
***
Дверь чёрного лимузина, прибывшего на полчаса позже ожидаемого, звонко захлопнулась.
Щёлкнул фотоаппарат, отразившись белой вспышкой и запечатлев тонкую фигуру шедшей по красной дорожке Одри Буржуа.
— Флис? — визгливо протянула она, глядя сквозь тёмные солнечные очки на материал, из которой изготовлена дорожка. — Нелепо! Просто нелепо! Кто создатель этого позора?! Как он смеет подстроить всё так, чтобы мои ноги шли по этому…
Какое слово великодушная Одри пропищала дальше, Габриэль слушать не стал, потому лишь терпеливо смотрел на неё и сжал губы.
Стоявший напротив него Грегуар Дезире, только завидев её, тут же поспешил натянуть на лицо фирменную улыбку, на что Агрест подумал, что ему наверняка платили немалые деньги, чтобы тот прикидывался, будто рад встречи с ней.
На деле он и сам прекрасно всё видел: Грегуар еле сдерживался от желания закатать эту женщину в красную дорожку, чтобы после этого на всеобщее обозрение кинуть её в ближайший мусорный бак.
Габриэль присмотрелся к сутулой фигуре за спиной Одри.
Щуплый парень, долговязый и явно чувствующий себя неуверенно в таком окружении.
Лишь из-за его безобразно-растрёпанных волос на манер Кота Нуара Габриэль мог бы поклясться, что перед ним стоял его ненавистный враг в своей гражданской ипостаси… если бы этот юноша не был брюнетом.
А Кот Нуар не был бы натуральным блондином.
— О, мама, здравствуй.
Не успела ни Одри произнести что-то, ни Габриэль с Грегуаром поприветствовать гостью, как между ними оказалась Хлоя, вновь попытавшаяся обратить внимание на себя.
Одри, сощурив глаза, оглянула её.
— Э-э-э… Марта, ты что, набрала лишние пару килограмм? — укоризненно протянула мадам Буржуа, умело не замечая то, в каком досадливом негодовании расплылось лицо дочки.
— Меня зовут Хлоя, — угрюмо возразила она.
— Гораций, будь добр, уведи Джанин отсюда, чтобы она не мешала моим делам, — не слыша упрекающих возгласов снизу, изнурённо взмолилась Одри.
— Да, мадам, как скажете, — устало выдохнул Грегуар, положив ладонь на плечо Хлои. — Юная леди, пойдёмте отсюда, не мешайте матери.
— Я не пойду отсюда! Я…
Но что вопила она дальше не услышали ни Одри, ни Габриэль, потому как на тот момент Грегуар увёл взвинченную младшую Буржуа как можно дальше.
Гостья хмыкнула.
— Итак, Габриэль, — птичья осанка вновь выпрямилась, а аристократично-тонкая рука легла на бедро, — я надеюсь, что неудачники прошлых лет с конкурсов выписаны. На моё скромное мнение, твоим бывшим конкурсантам стоило бы отрезать руки за такую бездарность, которую они ещё и имеют наглость выдвигать на твой конкурс.
— Можешь не сомневаться в этом, Одри, — скептично бросил ей в ответ Агрест. Его взгляд вдруг опустился к молодому человеку, стоявшему за спиной его собеседницы. — А кто этот юноша?
— О, — протянула Буржуа, словно речь шла о какой-то мелочи, хотя если учитывать её отношение ко всем, кроме её отражения, то для неё этот человек мог бы величайшей мелочью во всём мире. — Это Джаспер, мой бездарный протеже, которого я выгуливаю по Парижу.
Дрожащая ладонь парня приподнялась, и он выпятил медленно-боязливо указательный палец, будто прося передать ему слово.
— П-простит-те, с-сэ… м-месье, — заикающимся баритоном откликнулся он, и Габриэль изогнул бровь дугой: уж не его коллега ли виновата в его речевой проблеме? — Н-на самом дел-ле меня зов-вут К-карлайл Варнер. М-можете для уд-добства звать м-меня пр-росто Карл.
На его лепет раздалось брезгливое «фи».
— Ты абсолютно нелепый, Морти, — фыркнула Одри, отмахнувшись от юного протеже. — Скажи ему, Жанна.
— Нелепый, абсолютно нелепый, — с некой неохотой, точно для галочки, поддакнула матери откуда-то появившаяся Хлоя.
Маринетт, следившая за всей этой репризой, сжала зубы и послала уничижительный взгляд Хлое, однако её поведению нисколько не изумилась.
Последняя, чему она не удивилась, того не заметила.
Да и узнай Хлоя, что какая-то девушка из низшего общества посмела взглянуть на неё косо, ощутила бы хоть каплю вины за то, что на пару с мамой так унизила бедного парня?
Нисколько.
— Пора перестать давать ей возможность быть Квин Би, — шепнула Маринетт самой себе, остервенело глядя в спину куда-то уходящей с матерью Хлое.
— Ты что-то сказала? — раздался позади удивлённый голос, и девушка готова была хоть тысячу раз ругать себя за такую оплошность, что она забыла об Адриане, стоявшем рядом с ней.
И чудом не услышавшим её слова из-за шума.
— Говорю, как ужасно они поступили с мистером… — Маринетт прищурилась, пытаясь вспомнить фамилию юноши. — Кем бы он ни был, — под конец она нахмурилась. В этой шумихе тяжело было услышать голос только одного человека.
Ещё и на таком расстоянии.
Ещё и писклявого.
Ещё и заикающегося.
Ну, она тоже когда-то заикалась, потому было бы нечестно винить Карлайла.
Впрочем, Маринетт не совсем соврала Адриану. Она хотела сказать, как ей жаль было бедолагу за подобное унижение, но по чистейшей случайности сказала совсем другое.
Обычное дело!
— Конкурсантов прошу встать на свои места, — бесстрастно произнёс Габриэль Агрест.
Победители его нынешних конкурсов, до этого нахохленные и важно выпрямившиеся, тут же потеряли контроль над собой, когда к первой работе начала подходить отнюдь не малоизвестная Одри Буржуа.
Возможно, из рассказов Габриэля они знали о ней достаточно.
Можно было подумать, что это проходило долгими часами, хоть конкурсантов и было всего девять.
Маринетт горько выдохнула.
У Одри на всё было одно и то же.
«Нелепо».
«Абсолютно нелепо».
«Нелепее нелепого!».
Она подумала, что услышь хоть ещё одно «нелепо» из уст Одри Буржуа, — а этого ей, как и всем остальным, уж точно не миновать — то это слово начнёт сниться ей в кошмарных снах.
— Ты просто нелепый!
По крайней мере, теперь Маринетт точно знала, что ей приснится сегодняшней ночью.
В последующие ночи, возможно, тоже.
— У меня до последнего была какая-то надежда, что мадам Буржуа на этот раз хоть кого-то одобрит, а не только польёт грязью, — не выдержав нескончаемых оскорбительных упрёков в адрес конкурсантов, — которых ей вдруг стало жаль — беспросветно прошептала Маринетт.
— Я думал, ты знаешь: мадам Буржуа никогда и никого не одобряет на своих показах.
Никогда, — сокрушённо выдохнул Адриан, не сводя созерцания с происходящего.
— Разве? А как же моя шляпа-дерби?
— Просто ты особенная, поэтому я не удивился, когда она похвалила твою работу, — наконец-то опустив на неё глаза, улыбчиво признался он.
И Маринетт могла сказать, что слова, которые она только что услышала от Адриана — куда лучше любой реликтовой похвалы какой-то там Одри Буржуа, которую она видела от силы в третий раз за всю свою жизнь.
Однако задумывалась она об этом не так долго, как хотелось бы.
Совсем скоро людской гул прервал крик критика:
— Картер, ты просто идиот!
Маринетт с Адрианом синхронно обернулись на её вопль, тут же побелев от увиденного и не представляя себе, сколько раз уже посочувствовали бедолаге Карлайлу.
В руке Одри держала до этого протянутую протеже ручку.
Вернее, от ручки осталось лишь счастливое воспоминание, потому как теперь Буржуа держала в руке только его корпус, в то время как пальцы вместе с некоторой частью одежды были вдосталь перепачканы тёмными чернилами.
Карлайл же, смотря на это, неистово дрожал.
Он ведь проверял по тысячу раз, чтобы все ручки были годными для использования!
— Я… я… п-прошу прощен-ния, м-мадам…
— Ты чистейшей воды идиот.
— Но в-ведь*…
— И кому я вообще доверила столь важное задание?!
Маринетт жалостливо смотрела на сжавшегося Карлайла, но ощутив, как у неё самой сжалось сердце от увиденного, опустила взор на стоявшую между ним и матерью Хлою.
Та выглядела вовсе не так, будто встанет на место Одри и в очередной раз поддакнет ей на манер собачонки, везде следовавшей за своим хозяином.
Она выглядела так, будто… будто…
— Но он ведь и правда не виноват, мама, — внезапно уверенно встряла в этот разговор Хлоя, и Маринетт подумала, не снилось ли ей это и не попала ли она под влияние акумы.
Вот только Одри этому явно не была довольна.
— Джули, дорогая…
— Меня зовут Хлоя, мам!
— Неважно, — сквозь зубы процедила Одри, чем немало ущемила свою собеседницу. — Этот не очень умный человек только что опозорил меня перед конкурсантами и должен быть наказан.
— Откуда ему было знать, что ручка протечёт? — хмуро парировала та.
Но та, кажется, её и не слушала.
— Вы ведь снимаете это, да? Снимаете? — не обращая никакого внимания на аргументы дочери, продолжала Одри. — Ну тогда снимите и это: ты просто чёртов недоумок, Кристиан! Ты и кончика моих туфлей не стоишь! Хейзел, не расстраивай мамочку. Скажи этому глупому мальчику, какой он нелепый.
— Но он же…
— Или ты хочешь разочаровать меня? — ядовито процедила та.
И это, думалось, подействует безотказно, но Маринетт всё равно пыталась до последнего верить, что хоть сейчас в Хлое проснётся не истеричная дочь мэра, а Квин Би.
Сердце отбило ещё один гул.
Наконец-то, посмотрев поочередно то на мать, то на несчастного протеже, Хлоя Буржуа тягостно вздохнула.
— Он просто нелепейший позор, мама. Из какой свалки ты его вообще вытянула? — вполголоса, но достаточно слышно для нескольких людей промолвила та.
Карлайл оторопело сглотнул.
Одри же, напротив, победно усмехнулась.
— Вот, видите? Позор позором. Лучше сгинь отсюда, Джонатан. Не позорь себя ещё сильнее. Репортёров прошу за мной для интервью. Победителя нет, все одинаково бездарные и нелепые.
Толпа демонстративно — лишь кидая полные необъятой жалости взгляды — прошла мимо отступившего назад Карлайла, пытавшегося скрыть своё позорное присутствие в неведении.
Маринетт, смотревшая на него, вдруг услышала недовольные восклицания за собой, и сразу же догадалась, что Адриан был вне себя от злости.
Видеть его, всегда такого доброго и простого,
таким, для неё выдалось неожиданностью. Кота Нуара она же, наоборот, таким представить могла запросто.
За всем происходящим они не заметили, как скрылся из виду Габриэль.
— Это разнесут по всему Парижу, — досадливо отозвался Адриан, только представив себе, каким же посмешищем выставила его на показ Одри.
Маринетт не смогла не проникнуться большей жалостью к Карлайлу.
Подняв созерцание на Адриана, она мотнула головой в сторону уходящего в сторону юношу.
— Пойдём, — шепнула та. — Меньшее, что мы можем сейчас для него сделать, это утешить его.
— Думаешь, это поможет ему после
такого? — не без сомнения предположил Адриан, посмотрев сначала на Маринетт, а потом снова на идущего в неизвестность Карлайла.
Раздался смешок, нерадостный такой, и девушка рядом с ним беспечно пожала плечами.
— Думаю, лучше это сделаем мы, чем… — но Маринетт тут же оцепенела, увидев пролетевшего мимо них пурпурно-чёрного мотылька, — …Бражник.
Это была, чёрт его дери, акума.
И направлялась она именно к протеже Одри.
Маринетт с Адрианом, проследив за бабочкой, метнулись в его сторону, надеясь, что успеют догнать его прежде, чем это сделает акума.
— КАРЛАЙЛ, БЕРЕГИСЬ!
Но когда бабочка исчезла из виду, скрывшись в браслете, те поняли, что было уже поздно что-то предпринимать.
— Здравствуй, Пигменто. Я — Бражник, и я прошу взамен на свою помощь Камни Чудес Ледибаг и Кота Нуара.
***
— Вот он! Вот!
Маринетт побежала по дороге, показывая метнувшуюся по высокому зданию мглисто-чёрную фигуру, которой некогда был Карлайл.
Тот, ловко перепрыгивая через дома и доводя жителей до истошного крика, спрыгнул на огромный баннер, рекламировавший новые духи и представлявшего в качестве первого клиента Адриана Агреста.
Визгливо хихикнув, Пигменто ловко пририсовал юноше на баннере усы.
От такой наглости Кот Нуар, возмущённый по самое не хочу, ахнул.
— Да как он смеет! — пригрозив злодею кулаком и взметнув на него ненавистный взор, выпалил хвостатый герой. — Да он… он… О, слушай, а мне идут усы.
— Адриан!
— Ой, ну ладно, ладно, — шутливо отмахнулся Нуар, приготовив для прыжка шест, — но к этой теме мы ещё вернёмся.
Шест, стоило ему с гулким стуком соприкоснуться с землёй, удлиннился, но перед тем, как отпрыгнуть в сторону, Кот обернулся к Маринетт, удивлённой тем, как он быстро менял эмоции.
Только секунду назад он походил на Арлекина, а теперь был серьёзнее некуда!
— Иди спрячься в как можно более безопасное место, — строго отчеканил Кот Нуар, и по голосу было ясно: никаких возражений он не потерпит.
Но возражения всё же были.
— Он не очень опасен, тебе не стоит беспокоиться.
— То, что он не опрокидывает здания и не устраивает потопы по всему Парижу, не означает, что он не может схватить тебя и шантажировать твоей жизнью взамен на наши с Ледибаг Камни Чудес, — жёстче, чем ожидалось, отрезал герой. — Просто будь осторожна. Не попадайся ему на глаза, ладно?
Маринетт честно хотелось возразить ему, но разум голосом Тикки то и дело напоминал ей, что она, всё-таки, Ледибаг, а не её подруга, как гласила выдумка, и что чем дольше она задерживала Кота, тем хуже было для города.
И для них.
— Ладно, — согласно кивнула Маринетт, сделав вид, что всяческие аргументы в угоду своей правоты у неё подошли к завершающему финалу.
— Ты не представляешь, как я тебе за это благодарен, — отвесив ей низкий поклон, Нуар устремился прочь, оставляя за собой только тёмную иссиня-чёрную точку, постепенно скрывавшуюся в голубизне дневных небес.
Она же проследила за тем, чтобы он исчез из виду, проследила так же и за тем, чтобы рядом не оказалось никого поблизости, и ринулась в сторону, где её вряд ли могли бы запечатлеть.
Если уж Маринетт не позволялось ничего сделать в такой ситуации, то вот Леди своего Котёнка уж точно не бросит.
***
Акума эта оказалась прыткой, но, к величайшему счастью для Парижа, — и для самих героев, конечно же — от старого Карлайла в нём что-то оставалось, потому сильно навредить как гражданам, так и героям, ему так и не удалось.
А вот устроить пожар на том месте, где ещё пару часов назад проводился показ, каким-то образом удалось, и судя по тому, что силы Ледибаг не смогли его устронить, то вины Пигменто здесь не было никакой.
Впрочем, приехавшие на вызов пожарные недовольными не были, хоть и масштаб этого пожара не обещал им желанную высокую зарплату.
Маринетт, сидя на небольшом бревне, — места там хватило бы и для двоих, уныло отметила она про себя — тоскливо взирала на то, как что-то без устали вопила Одри Буржуа своему протеже.
Ей хотелось поначалу пойти и заступиться за бедолагу, ибо было видно, что Карлайл вот-вот не сумеет выдержать такого давления, а Хлоя не могла позволить себе перечить матери, однако за юношу, ко всеобщей неожиданности, заступился Грегуар Дезире, смотревший на мадам Буржуа с небывалым презрением.
Маринетт пожалела даже, что находилась так далеко от того места: уж очень ей было интересно послушать, как истошно ругал Грегуар свою бывшую начальницу и своенравно затыкал её сварливые «ты просто нелепый!».
В ноздри ударил горелый смрад, становившийся всё более слабым с каждым мгновением, однако за проскочившее время он успел уже прокрасться в сознание и заполонить собой разум.
Маринетт зевнула.
Клонило в сон, но домой отчего-то совсем не хотелось.
Быть может, то передавшаяся от напарника тяга к приключениям на свою… своё прекрасное место ниже спины. Адреналин, бурливший в крови похлеще раскалённого химического раствора, бил по вискам, заставлял очертя голову бросаться в омут с головой, и посему Маринетт приходилось постепенно отвыкать от домашнего комфорта.
Подул ветер.
Фыркнув, она тут же обняла себя за плечи и мысленно забрала все свои слова обратно: никогда в жизни Маринетт не променяет тепло родной комнаты на вечернюю прохладу, какой бы свободной она себя не ощущала при этом.
Внезапно холод перестал ударять в спину, сменившись странным теплом, и она обнаружила закинутое ей на плечи плотное одеяло.
— Я тут припрятал его на случай, если из-за какой-то акумы возникнет пожар, а на улице будет холодно и… — но Адриан, стоявший за ней, тут же замолк, поняв, что сморозил глупость. — Агрх! — он прихлопнул себя по лбу, пока Маринетт пыталась сдержать смешок, потому что порой она видела в его неловкости саму себя, когда её чувства ещё не всплыли наружу. — Хорошо, выдумываю. Я случайно нашёл его, никто не стал возражать.
Он пару раз поиграл пальцами, и Маринетт думала, что да, сейчас Адриан безумно был похож на неё саму из прошлого, и эта параллель казалась ей теперь невероятно забавной.
— Но ведь всё нормально? Ты… ты в порядке? — дрогнувшим голосом спросил Агрест. Маринетт же отметила на сей раз, что волнующийся и мявшийся Адриан был до такой степени милым, что не описать этого простыми словами.
Вместо того, чтобы сказать ему что-нибудь, она лишь приподняла руку, спрятавшуюся за одеялом, без слов приглашая его уместиться рядом с ней, и для Адриана это было лучше любого ответа.
Дважды ему говорить так и не пришлось. Адриан в ту же секунду оказался рядом с ней на том же бревне и обхватил её руками, крепко прижимая девушку к себе.
Маринетт, ощутившая небывалый уют от их близости, прижалась к его груди и могла с уверенностью заявить, что в руках Адриана было куда теплее, чем под любым толстым одеялом.
Иногда ей хотелось поблагодарить Алью за то, что у неё порой был чересчур длинный язык и она умудрилась выдать герою Парижа её тайную и так трепетно оберегаемую от всех и вся влюблённость в Адриана.
Наверное, не случись этого, то Маринетт пришлось бы ещё долгими годами кусать локти от невзаимности да сверлить взглядом его затылок на уроках!
Последнее она, конечно, и сейчас всё ещё делала, правда теперь, пока учителя того не видели, Адриан ещё и поворачивался к ней, чтобы перекинуться парой словечек, в то время как глядевший на это Нино шутливо издавал звуки рвотных позывов.
Естественно, он получал лёгкий толчкой в плечо от Альи, но комичности эта ситуация всё равно не теряла.
Происходящее с Маринетт сейчас, именно в этот миг, было похоже на прекраснейший во всём мире сон, или же это происходило не с ней…
…но это была она, а находился с ней никто иной, как Адриан, и потому она снова и снова убеждала себя, что ничего из пережитого сном ни разу не было.
— И всё-таки, — всё ещё прижимая её к себе, вдруг прервал их тишину Агрест, мельком взглянув на постепенно синеющие небеса, искрившиеся еле видными огоньками белых звёзд, — об усах.
Маринетт, почти что заснувшая в его объятиях, резко раскрыла глаза.
Нет, ну этот Котяра в самом деле мог любой романтичный момент прервать совершенно не уместной репликой!
— Мне бы они подошли, ты так не считаешь? Ну, не чёрные, конечно. Это вообще с точки зрения биологии невозможно. Скажем так, пшеничные или…
— Адриан, если ты решишь отрастить усы, бороду или бакенбарды, хоть что-то из этого, то мне придётся лично выбрить тебе всю твою волосяную живность на лице.
Но Агрест на несерьёзную угрозу своей девушки только прыснул, и Маринетт почувствовала, как удерживавшие её руки сжали её сильнее.
— Да шучу я, шучу, — весело запротестовал Адриан, точно сдавшись в этом словесном поединке. — Твоя взяла, раз я тебе нравлюсь без усов и бороды.
— Ты мне нравишься любым, — уверенно заявила Маринетт, мягко поцеловав его, — но с усами, боюсь, ты будешь колючим ёжиком, и оттого целоваться для нас будет немного проблемным делом.
